§1. К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ: ИСТОРИОГРАФИЯ ОБОРОНЫ ПОРТ-АРТУРА

§1.

К ПОСТАНОВКЕ ПРОБЛЕМЫ: ИСТОРИОГРАФИЯ ОБОРОНЫ ПОРТ-АРТУРА

Дореволюционные историки были ограничены жесткими рамками судебных решений дела о сдаче крепости Порт-Артур. Поэтому обвинительный акт громкого процесса о сдаче Порт-Артура не позволил им непредвзято относиться к оценке вклада в оборону крепости A.M. Стесселя, А.В. Фока, К.Н. Смирнова и др. Уже тогда была выработана определенная схема описания событий обороны крепости. Основу этой схемы составляет концепция преждевременной сдачи крепости Порт-Артур японским войскам. Виновными в этой преждевременной сдаче были определены генерал A.M. Стессель и генерал А.В. Фок. Причем цепь логических выводов и рассуждений о стратегической значимости Порт-Артура и его преждевременной сдачи врагу заканчивалась поражением русских войск в ходе Мукденской битвы^{226}. Гипертрофированное представление о значении крепости Порт-Артур объяснялось во многом желанием сравнить оборону Севастополя в Крымскую войну с обороной крепости Порт-Артур в Русско-японскую^{227}. Описание обороны Порт-Артура в представлениях дореволюционных историков предлагало два основных способа подачи и изложения материала.

1) Вследствие гибели талантливого начальника сухопутной обороны крепости Р.И. Кондратенко^{228} оборону Порт-Артура возглавили не очень талантливые генералы (А.В. Фок и A.M. Стессель), чьи профессиональные навыки, продемонстрированные в ходе оборонительных операций, позволяли исследователям заявить об их якобы полной некомпетентности в вопросах обороны крепостей. Собственно, это и послужило основной причиной преждевременной сдачи крепости Порт-Артур^{229}. В этом варианте описания обороны Порт-Артура генералу К.Н. Смирнову отводится роль одаренного, но нерешительного генерала, после гибели Р.И. Кондратенко потерявшего возможность влиять на принятие решений^{230}. Конфликт среди порт-артурских военачальников реконструируется как конфликт способного и неспособных генералов^{231}.

2) Отправной точкой второго варианта, так же как и первого, являлась внезапная гибель генерала-патриота Р.И. Кондратенко, развязавшая руки предателям в лице генералов А.В. Фока и А.М. Стесселя^{232}. Конфликтные взаимоотношения в рамках данной вариации не что иное, как борьба верного чувству долга генерала ( К.Н. Смирнов) и генералов-предателей (А.В. Фок, А.М. Стессель). Мотив предательства сторонники данной интерпретации взаимоотношений высших офицеров крепости не приводят, ссылки на источники, подтверждающие факт измены со стороны А.В. Фока и A.M. Стесселя, отсутствуют. Но описание измены руководства крепости в лице генералов A.M. Стесселя и А.В. Фока закрепилось в работах в качестве универсальной аксиомы. Такой подход также характеризовало полное пренебрежение контекстом изучаемого события. В.А. Апушкин считал, что «решение Стесселя сдаться явилось полною неожиданностью» для защищавшихся и для атакующих^{233}. Приведем еще одну очень характерную цитату из работы преподавателя военной истории и тактики Киевского военного училища В.А. Черемисова: «Вопрос о том, могла или не могла крепость держаться долее с этими средствами, бесполезен: для всякого военного, считающего себя достойным носить мундир своей армии, решение могло быть только одно — обороняться до последнего сухаря и до последней капли крови»^{234}. Систематическим анализом воспоминаний самих участников обороны исследователи не занимались, но при этом позволяли себе высказывания от их лица.

В советский период обе интерпретации были объединены. Историки в контексте изучения «поражения царизма» предлагали читателю, подготовленному официальной пропагандой, образ бездарных военачальников либо поднимали на щит лозунг измены Родине со стороны сухопутных начальников (кроме генерала Р.И. Кондратенко). Причем мотив измены со стороны «царских сатрапов», как, впрочем, и источник, послуживший основой для подобной оценки, нельзя найти ни в одной научной работе по Русско-японской войне 1904-1905 гг., вышедшей в СССР^{235}.[12] Зато в литературном произведении А.Н. Степанова указывается на прямой подкуп как на причину сдачи крепости Порт-Артур: «Господин Шубин, ставший майором Тодзима, вел деловой разговор с Фоком, который, как всегда, ничего не пил, кроме воды. Попросив разрешения встать, они отправились в кабинет. “Имею честь передать вашему превосходительству чек на обусловленную сумму на японский банк. На нем вы увидите подпись самого принца Коноэ, члена нашей божественной императорской фамилии”, — протянул он листок, исписанный иероглифами. “Хотя бы небольшой аванс наличными”, — попросил генерал (генерал-лейтенант Фок. — А.Г.). “В счет аванса мы засчитали те золотые вещи, которые хранились в Артуре после китайского похода и которые сейчас упакованы вместе с вещами генерала Стесселя”, — бесстрастно ответил японец»^{236}. Для формирования «коллективного» представления о событиях и персонажах литературное произведение, визуальные образы, созданные художниками и пр., имеют гораздо большее значение, чем научные труды. И более того, влияют и на сами научные труды в той или иной степени. Под влиянием скульптурной композиции в память о подвиге миноносца «Стерегущий» во время Русско-японской войны, изображающей открытие клапанов затопления уцелевшими матросами, в серьезные труды по военно-морской истории попадет соответствующее описание изобретенного подвига. И только потом историки флота осознают, что на миноносце той модели клапаны затопления не были предусмотрены конструкцией.

Отметим, что тема предателей и шпионов была очень острой в 1930-е гг. в СССР. Впервые в работе А. Вотинова появился целый раздел, посвященный проблеме предательства в Русско-японскую войну^{237}. Автор не приводил аргументов или источников, подтверждавших измену со стороны генералов, участников войны. Но тем не менее маркер «царский генерал — обязательно предатель» прочно вошел в построения большинства советских военных историков, писавших об этой войне. Постепенно генералы А.В. Фок и А.М. Стессель на страницах работ советских историков оказались не просто предателями^{238}, они был еще и плохо образованы, обучены, трусливы^{239}. Единственное исключение в осажденном Порт-Артуре, по мнению советских исследователей, составляли генерал Р.И. Кондратенко и его верные помощники: генералы В.Ф. Белый и В.Н. Гор-батовский^{240}. Основным источником для таких выводов у советских историков служили воспоминания английского корреспондента «Daily Mail» Б.В. Норригарда, находившегося при 3-й японской армии генерала Ноги^{241}. На наш взгляд, мнение журналиста, который находился вне русского гарнизона, не могло отражать объективно боевых заслуг того или иного русского генерала. Итак, продолжительность обороны крепости связывалась с продолжительностью жизни одного лица — генерала Р.И. Кондратенко^{242}. Генерал Кондратенко был вписан в народную память советскими историками и публицистами как герой по целому ряду причин. С одной стороны, Кондратенко объективно был одним из немногих способных генералов, внесших заметный вклад в оборону крепости (но далеко не самым выдающимся). С другой стороны, в советское время саперы и военные инженеры — а генерал Кондратенко закончил в свое время Николаевскую инженерную академию — воспринимались как наиболее передовые проводники большевистских идей в вооруженных силах после «гордости и красы революции» — военных моряков. Якобы именно поэтому, по мнению советских военных историков, «инженерные войска, укомплектованные главным образом из слоев промышленного пролетариата, шли в авангарде революционного движения в армии…»^{243}. Объективно немалое число военных инженеров из бывших царских офицеров приняло сторону большевиков, например, известный в связи с событиями Великой Отечественной войны генерал-лейтенант Советской армии Д.М. Карбышев, он же военный инженер, подполковник старой русской армии. Для «великого» казачьего генерала П.И. Мищенко в советском пантеоне памяти места уже не нашлось, ибо в отличие от военных инженеров казачьи войска традиционно использовались в дореволюционной России для усмирения внутренних беспорядков. Но мифу о «Варяге» повезло больше, чем мифу о взятии П.И. Мищенко станции Инкоу. Часть матросов с «Варяга» участвовала в беспорядках на броненосце «Потемкин», а офицеры приняли советскую власть и занимали важные посты. Так, Е.А. Беренс, бывший штурманский офицер крейсера «Варяг», получил первоначально должность морского атташе Рабоче-Крестьянского Красного Флота в Англии, а потом стал первым советским начальником Морского генерального штаба^{244}. Старший артиллерист крейсера «Варяг» С.В. Зарубаев с 1919 г. служил инспектором в Высшей военно-морской инспекции^{245} и т. д. Поэтому подвиг экипажа крейсера «Варяг» в советское время получил, образно выражаясь, «второе дыхание», обрел новую жизнь на страницах исследований по истории Русско-японской войны.

Источниками, подтверждающими преждевременность сдачи крепости, дореволюционная схема изучения обороны Порт-Артура в советский период обогащена не была. Все это оказалось возможным благодаря ленинским оценкам падения Порт-Артура и Русско-японской войны как таковой.

Современные работы не смогли избежать схематизации в описании событий обороны крепости Порт-Артур и выйти за рамки модели, сформированной предшественниками. Современной историографии Русско-японской войны по большому счету не существует, но имеются работы, претендующие в некоторой степени на научность. В них уже далеко не каждый исследователь позволяет себе говорить об измене в среде высших офицеров крепости[13], но необходимо признать, что фактор бесталанности высших сухопутных начальников гарнизона Порт-Артура доминирует в качестве основной причины падения крепости в работах современных исследователей^{246}.

Итак, концепция преждевременной сдачи крепости является доминирующей на всех этапах развития изучения Русско-японской войны 1904-1905 гг. С помощью освободившихся после падения Артура 100 тысячах солдат генерал Ноги в описании всех вышеперечисленных историков играет решающую роль в победе японцев в Мукденском сражении^{247}. Кроме того, авторы единодушно указывают на якобы огромное моральное значение обороны крепости: «ибо она давала глубокое удовлетворение стране (России. — А.Г.), оскорбленной в своей национальной гордости неудачами войны»^{248}. Объективно Мукденская операция[14] планировалась японским командованием без расчета на силы порт-артурской осадной армии, а сразу японскому командованию удалось перебросить в Маньчжурию только гвардейскую резервную бригаду (20 тысяч человек), оставшиеся части конвоировали пленных и укрепляли разрушенный Порт-Артур^{249}. Единственная работа, которая выделяется на фоне стандартного объяснения причин капитуляции Порт-Артура, была подготовлена во Франции в 30-е гг. XX в. русским эмигрантом А.А. Керсновским. Пресс официального судебного решения по делу о сдаче крепости Порт-Артур к тому моменту потерял свою силу, а работы лидеров партии большевиков также не могли повлиять на автора. А.А. Керсновский считал, что общественное мнение и соратники «сурово отнеслись к генералу Стесселю»^{250} и неадекватно оценили вклад порт-артурцев в борьбу с Японией. А.А. Керсновский подчеркивал, что дальнейшее сопротивление крепости не могло серьезно повлиять на основной ход боевых действий в Маньчжурии^{251}. Кроме того, он единственный исследователь обороны Порт-Артура, обративший внимание на такую важную вещь, как контекст боевых действий: «Прежде всего, генерал Стессель командовал не автоматами, а живыми людьми. Физические и моральные силы этих живых людей достигли в декабре предела, поставленного им природой»^{252}. В качестве главного аргумента в пользу невозможности успешной обороны крепости Порт-Артур А.А. Керсновский называл серьезные разрушения оборонительных укреплений, оставшихся в руках защитников, и занятие японскими войсками ключевых высот (г. Высокая) и оборонительных линий (так называемые первая и вторая)^{253}. Основная вина генерала Стесселя, согласно реконструкции событий обороны крепости А.А. Керсновским, заключалась в преждевременном отступлении войск в крепостной район[15].

Западные историки не были подвержены прессингу ни со стороны общественного мнения, ни со стороны судебного процесса о сдаче крепости Порт-Артур. Полковник французской армии Клеман-де-Грандпре очень тонко подметил: «Немного нужно было, чтобы обратить Стесселя в козла отпущения за все сделанные ошибки. Забывают, что ответственность Стесселя, как полновластного начальника, по справедливости, требует уделить ему и главную часть славы, заслуженной гарнизоном в течение долгих месяцев осады»^{254}. В целом европейские историки считали, что Порт-Артур как приморская крепость свою функцию в Русско-японскую войну выполнила, а ее падение связывали с объективными причинами, то есть с численным превосходством японцев, наличием у противника осадных орудий крупного калибра и пр.^{255} Работы иностранцев по Русско-японской войне, выходившие в советское время^{256}, а также написанные современными авторами^{257}, к сожалению, полностью повторяют концепцию преждевременной сдачи крепости Порт-Артур в рамках схемы, предложенной отечественной историографией без ссылок на соответствующие источники. Генералы А.М. Стессель и А.В. Фок представляются как необразованные и бесталанные офицеры, генералы Р.И. Кондратенко и К.Н. Смирнов — как главные защитники крепости.

На наш взгляд, основная проблема заключается в том, что осада Порт-Артура рассматривается под давлением стереотипов, сформированных в разное время. Ни один из 120 допрошенных в ходе процесса о сдаче крепости Порт-Артур свидетелей не говорил о предательстве или измене Родине со стороны подсудимых генералов А.М. Стесселя, А.В. Фока, В.А. Рейса и др. В свою очередь, мемуарно-публицистическая дуэль бывших сослуживцев проходила в поле оценок профессиональных качеств, умений и навыков, но не в поиске предателей^{258}. А поведение трех главных фигурантов процесса вообще не укладывается в образы, созданные историографией. Главный «трус» генерал А.В. Фок отправился добровольцем воевать на Балканы. Самый нерешительный из трех обвиняемых, генерал К.Н. Смирнов, дерется на дуэли, получает ранение в живот[16].

Карьера всех трех главных «виновников» якобы провальной обороны крепости также не соответствует ни логике обвинительного акта и процесса по делу о сдаче крепости Порт-Артур, ни огромному массиву литературы, посвященной обороне крепости. В Русско-турецкую войну А.М. Стессель и А.В. Фок, исполняя должности младших офицеров, удивляли своей храбростью сослуживцев. Фок, по словам А.Н. Куропаткина, был известен всему Дунайскому отряду русской армии^{259}. Генералы А.В. Фок и A.M. Стессель, оба из семей офицеров, после Русско-турецкой войны подавляли боксерское восстание, Стессель участвовал в операции по деблокированию европейских посольств в Пекине. И вдруг осада Порт-Артура превратила одного боевого офицера в предателя, другого — в труса. Генерал К.Н. Смирнов, главной положительной чертой которого до войны, по мнению начальства, была твердость характера, не смог вступить в должность в соответствии с законом и положениями о крепостях, в связи с чем возникает закономерный вопрос: как разобраться в сложившейся ситуации? Подход, демонстрируемый нашими предшественниками, игнорирует контекст событий, на оборону крепости Порт-Артур смотрят через систему формального старшинства чинов, уставы, положения о крепостях и пр. При этом имевший место конфликт генералов К.Н. Смирнова и А.М. Стесселя оценивается либо как личный, хотя до Русско-японской войны оба генерала не были знакомы, либо как конфликт генерала-предателя ( А.М. Стессель) и честного, но не очень решительного офицера (К.Н. Смирнов).