В.К. Блюхер: «ДОБИТЬ ЯПОНЦЕВ У МЕНЯ ЖЕЛАНИЕ ЕСТЬ»
В.К. Блюхер:
«ДОБИТЬ ЯПОНЦЕВ У МЕНЯ ЖЕЛАНИЕ ЕСТЬ»
«Бесстрашный боец с врагами Советской республики, легендарный герой, В.К. Блюхер был идеалом для многих. Не скрою, я всегда мечтал быть похожим на этого… талантливого полководца»{60}. О многих ли людях говорил с таким искренним восторгом и уважением Маршал Советского Союза Г.К. Жуков!
Полководческая слава Василия Константиновича Блюхера в 1920—1930-е годы была громкой, не уступала известности и популярности Буденного, Тухачевского, Чапаева, других героев Гражданской войны. Как и многих будущих военачальников Красной Армии, выбрать воинскую стезю его, крестьянского сына, побудили войны — сначала Первая мировая, а затем Гражданская.
Первые уроки руководства массами вооруженных людей Блюхер получил на Южном Урале. В историю Гражданской войны вошел 40-дневный рейд, который совершила партизанская армия во главе с будущим маршалом, пройдя с боями по тылам белых более 1,5 тыс. км от Оренбурга до Кунгура. Реввоенсовет 3-й армии Восточного фронта, в полосе которой вышли партизаны, сравнивая этот рейд по героизму и самоотверженности с переходом Суворова через Альпы, ходатайствовал перед Всероссийским Центральным Исполнительным Комитетом о награждении молодого командира. 28 сентября 1918 г., удовлетворяя это ходатайство, Президиум ВЦИК удостоил Блюхера только что учрежденного ордена Красного Знамени под № 1.
В августе 1920 г. Блюхер во главе 51-й стрелковой дивизии прибыл на Юго-Западный фронт. Именно сюда переместился центр борьбы с контрреволюцией: армия барона П.Н. Врангеля захватила Северную Таврию и нацелилась на центральные районы Советской республики. Отойдя за Днепр, красные уже 7 августа форсировали его, вновь заняли Каховку и захватили плацдарм на левом берегу Днепра. Когда белые попытались ликвидировать его, на пути встала именно 51-я дивизия. Блюхер был назначен начальником каховского укрепленного района. Он энергично добивался создания прочной обороны плацдарма, и это ему удалось при поддержке выдающегося военного инженера Д.М. Карбышева.
Москва поставила задачу до зимы покончить с Врангелем. В сентябре крымский участок Юго-Западного фронта был выделен в самостоятельный Южный фронт во главе с М.В. Фрунзе. Врангель, со своей стороны, также чувствовал близящуюся развязку событий. 14 октября он предпринял ожесточенный штурм каховского плацдарма, который обороняли 51-я дивизия и одна бригада 15-й стрелковой дивизии. На узком участке фронта белогвардейцы сосредоточили 12 танков, 14 бронемашин, 90 орудий и более 200 пулеметов. Была предпринята самая мощная танковая атака за все время Гражданской войны. Но обороняющиеся выстояли. Уничтожив танки — здесь особенно отличились артиллеристы, которыми руководил будущий Маршал Советского Союза Л.А. Говоров — и большую часть живой силы противника, 51-я дивизия нанесла сильный контрудар. В трехдневных ожесточенных боях, как отмечал М.В. Фрунзе, «геройские войска под общей командой Блюхера не только отбили атаку врага, но, перейдя в дружную контратаку, окончательно разгромили его».
19 октября 1920 г. командующий фронтом поставил войскам задачу разбить армию Врангеля, не дав ей возможности отступить на Крымский полуостров, и захватить перешейки. События, однако, показали, что имеющимися в наличии силами и средствами эту задачу не решить. Хотя уже к вечеру 29 октября Перекопская ударная группа под командованием Блюхера достигла Перекопа, взять крепость не удалось. Врангель успел отойти на территорию Крымского полуострова. Подготовленная белыми оборона проходила по Турецкому валу — сооружению, воздвигнутому еще крымскими ханами, длиной в 11 км и высотой 8 м. Флангами вал упирался в Черное море и Сиваш и был усилен мощной и сложной системой долговременных сооружений. Перед валом был вырыт ров глубиной до 10 и шириной более 20 м, и построены две линии проволочных заграждений. Третья линия заграждений была скрыта во рву. С запада Перекоп прикрывался огнем корабельной артиллерии, а с востока — незамерзающим Сивашским заливом. В глубине Перекопского перешейка была сооружена вторая линия обороны, так называемый Юшуньский укрепленный узел. Шесть линий окопов с проволочными заграждениями преграждали вход в Крым между озерами Красное и Старое. «Противник имеет хотя и небольшой гарнизон, но обеспечил себя колоссальной материальной частью, которая, будучи приспособлена к местности, делает почти неприступным перешеек», — доносил Василий Константинович командующему 6-й армией А.И. Корку.
В течение недели на фронте царило затишье: стороны готовились к решающей схватке. Задача для 6-й армии была крайне сложная: впереди лежала хорошо простреливаемая противником открытая местность. Штурм позиций врангелевцев в лоб был чреват большими потерями и ставил выполнение боевой задачи под угрозу. Проведенная по приказу Фрунзе разведка бродов через Сиваш показала, что хотя залив считался непроходимым, его форсирование по дну возможно как для кавалерии, так и для пехоты. Появлялась, таким образом, возможность для удара во фланг и тыл врага.
Операция по взятию крымских перешейков началась в ночь с 7 на 8 ноября. Наиболее трудная задача в операции выпала Перекопской ударной группе Блюхера: 152-я и огневая бригады штурмовали Турецкий вал в лоб, остальные две бригады 51-й дивизии совместно с 15-й и 52-й дивизиями должны были форсировать Сивашский залив, занять Литовский полуостров и нанести удар в направлении Караджаная и далее на Армянск во фланг и тыл противнику, оборонявшему Турецкий вал.
Пользуясь тем, что из-за сильного ветра уровень воды в Сиваше упал, красные части приступили к пешему форсированию. За три часа они сумели преодолеть десятикилометровый залив и неожиданно для врага выйти к Литовскому полуострову. К утру 8 ноября 153-я бригада стала продвигаться к Караджанаю.
Намного тяжелее пришлось тем, кто штурмовал Турецкий вал в лоб. Шквальный артиллерийский и пулеметный огонь врангелевцев не позволял подойти к проволочным заграждениям вала. Командующий фронтом, прибывший в штаб 51-й дивизии, отдал категорический приказ начдиву повторить штурм, хотя понимал, что без значительной артиллерийской подготовки, на абсолютно ровной местности атаковать сильно укрепленную позицию противника неимоверно сложно. Но выхода не было. Вечером командно-политический состав поднял красноармейцев в отчаянную атаку. Отдельные части потеряли в ней более половины состава, но успеха не добились.
Положение сложилось критическое. «Ночью меня вызвал к аппарату М.В. Фрунзе, — вспоминал Блюхер, — и сказал: “Сиваш заливает водой. Наши части на Литовском полуострове могут быть отрезаны. Захватите вал во что бы то ни стало”». Потребовалось еще два отчаянных штурма, прежде чем блюхеровцам удалось на рассвете 10 ноября захватить укрепления Турецкого вала.
По признанию М.В. Фрунзе, по получению донесения об успехе у него словно гора с плеч свалилась. В тот же день части, наступавшие на белых с фронта от Перекопа и наносившие удар во фланг со стороны Караджаная, соединились в районе Армянска. Врангелевцы бежали под защиту юшуньских укреплений. Но теперь на их разгром не потребовалось много времени. Уже на следующий день Блюхер докладывал: «Задача, поставленная дивизии, — пробить дорогу в Крым — выполнена. 11 ноября в 12 часов занята ст. Юшунь, впереди Крым, укреплений больше нет, лучшие силы Врангеля разгромлены окончательно: корниловцы, дроздовцы, марковцы, гвардейцы, 2-й армейский корпус представляют из себя жалкие остатки и панически бегут в разных направлениях. Бывшая гордость Врангеля теперь не существует»{61}. 15 ноября части 51-й дивизии вступили в Севастополь и Ялту.
«За личную храбрость и особое искусство в руководстве боевыми действиями» по освобождению Крыма Блюхер был награжден двумя орденами Красного Знамени.
С изгнанием Врангеля участие Василия Константиновича в Гражданской войне не закончилось. В июне 1921 г. он стал военным министром и главнокомандующим Народно-революционной армией (НРА) Дальневосточной республики. Из разношерстных, наполовину партизанских, слабо дисциплинированных и плохо вооруженных формирований Василий Константинович создал полноценную регулярную армию, которая в течение года изгнала с территории Приморья белогвардейцев и заставила эвакуироваться японские войска.
Победе предшествовали длительные и ожесточенные бои, прежде всего за Волочаевку, которая для НРА была ключом к Приморью. Первая, поспешная, попытка наступления на Волочаевку, превращенную белыми в настоящий укрепленный район, закончилась неудачей. Блюхер лично разработал план новой операции, добился накопления необходимых сил и средств. Приказ на наступление он отдал 10 февраля 1922 г. Двое суток шел жестокий бой за Волочаевку. Сопротивление было таким, говорилось в сводке полевого штаба армии, что целые воинские части, расстрелянные в упор картечью, буквально повисали на проволоке вражеских укреплений.
Обращаясь к командирам и красноармейцам уже после того, как «дальневосточный Верден» был взят, главком не скрывал восхищения их стойкостью и мужеством: «На морозе, без горячей пищи, с куском замерзшего хлеба в кармане, под ураганным пулеметным и орудийным огнем вы грудью прорвали проволочные заграждения цитадели и наконец своими стремительными, всеразрушающими атаками выбили противника из его укрепленного гнезда… Я затрудняюсь выделить доблесть какой-нибудь отдельной части: геройски боролись и самоотверженно глядели в лицо смерти все». 14 февраля части НРА, преследуя противника, освободили Хабаровск. Остатки белогвардейских частей бежали в Приморье, а затем в Маньчжурию. Гражданская война затихала и здесь, на дальневосточных рубежах.
Так уж сложилась биография Блюхера, что практически вся его последующая служба прошла на востоке страны. В 1924—1927 гг. он находился в служебной командировке в Китае, где был главным военным советником Национально-революционного правительства Сунь Ятсена. Вернувшись на Родину, чуть больше года прослужил помощником командующего Украинским военным округом И.Э. Якира и уже летом 1929 г. вернулся на Дальний Восток, чтобы в качестве командующего Особой Дальневосточной армией (ОДВА) возглавить разрешение советско-китайского военного конфликта на Китайско-Восточной железной дороге (КВЖД).
Конфликт был прекращен успешными действиями частей ОДВА не в последнюю очередь благодаря знанию Василием Константиновичем специфики дальневосточного региона и особенностей китайской армии. При разгроме группировки агрессоров в Забайкалье, в районе городов Маньчжурия и Чжалайнор, особенно отличилась 5-я Кубанская кавалерийская бригада К.К. Рокоссовского. Победители были удостоены высоких наград: на знамени ОДВА появился орден Красного Знамени, а командарм стал первым кавалером вновь учрежденного ордена Красной Звезды.
30-е годы в жизни Василия Константиновича были отмечены большой работой по строительству и укреплению боевой мощи ОКДВА. 20 ноября 1935 г. В.К. Блюхеру в числе первых пяти военачальников РККА было присвоено высшее воинское звание Маршала Советского Союза.
Помимо дел боевых, он в силу своего положения все более втягивался в большую политику. В обстановке утвердившегося в стране единовластия Сталина это несло немалую опасность, ибо с высшими военными вождь строил отношения по принципу: кто не с нами, тот против нас. Когда 11 июня 1937 г. в Москве началось закрытое судебное заседание по делу группы участников «военно-фашистского заговора» в составе М.Н. Тухачевского, Н.Э. Якира, А.И. Корка, И.П. Уборевича, РП. Эйдемана, Б.М. Фельдмана, В.М. Примакова и В.К. Путны, места за столом Специального судебного присутствия Верховного суда СССР заняли не менее известные военачальники — заместитель наркома обороны Я.И. Алкснис, начальник Генерального штаба РККА Б.М. Шапошников, командующие Московским, Белорусским, Ленинградским и Северо-Кавказским военными округами С.М. Буденный, И.П. Белов, П.Е. Дыбенко, Н.Д. Каширин. Был среди них и командующий Особой Краснознаменной Дальневосточной армией Блюхер.
Маршал не верил, что военачальники, которых он знал со времен Гражданской войны, могли пойти на предательство. Что касается Тухачевского, он, по мнению Василия Константиновича, расплатился за то, что посмел в 20-е годы публично сказать правду, назвав в числе тех, кто ответственен за поражение Красной Армии под Варшавой в период советско-польской войны 1920 г., члена РВС Юго-Западного фронта И.В. Сталина.
Не верил он в заговорщицкую деятельность и других подсудимых. При вынесении приговора Блюхер, по некоторым сведениям, занял иную, нежели другие члены Специального судебного присутствия, позицию. Как показывал в 1957 г. бывший председатель суда В.В. Ульрих, Василий Константинович потребовал дорасследования дела и голосовать за приговор отказался. Судебный приговор он не подписывал, подписал только протокол заседания.
Горько сознавать, но всего через год с небольшим он сам стал жертвой репрессивной машины. Внешне события до мая — июня 1938 г. не должны были вселять в Василия Константиновича никакого беспокойства. В течение января — марта он был избран членом Президиума Верховного Совета СССР, получил второй орден Ленина, вошел в состав Главного военного совета РККА при Наркомате обороны, образованного по решению СНК СССР и ЦК ВКП(б). Но, с другой стороны, Василий Константинович не был простачком в политике и понимал, что означает лично для него арест командарма 1-го ранга Белова, командармов 2-го ранга Алксниса и Каширина, которые, подобно Блюхеру, входили в состав Специального судебного присутствия. Да и в ближайшем окружении командующего ОКДВА многие подверглись аресту: его заместитель комкор М.В. Сангурский, комкор Г.Д. Хаханьян — начальник политуправления, комкор М.В. Калмыков — командир 20-го стрелкового корпуса, комкор А.Я. Лапин — помощник командующего армией по ВВС. В массовом порядке изымался старший и средний комсостав.
От мрачных ожиданий отвлекали дела по руководству ОКДВА, предупреждению возможной японской агрессии. В Японии, захватившей Северо-Восточный Китай, был разработан план войны против Советского Союза. Конкретизированный в 1936 г., он предусматривал нанесение главного удара по войскам Красной Армии в Приморье. Именно здесь на границе, а также на Амуре, у Благовещенска и Хабаровска, японцы усилили своеобразную разведку боем.
В 1938 г. местом вооруженного конфликта стал район озера Хасан. Граница, проходившая южнее озера в 20— 25 км, была зафиксирована лишь на картах, на местности же стояли только номерные знаки. Ожесточенные бои развернулись западнее озера Хасан на сопках Заозерная и Безымянная. Советский Союз считал их своей собственностью, японцы же предъявляли свои права.
В июне 1938 г. Главный военный совет постановил развернуть ОКДВА в Краснознаменный Дальневосточный фронт (КДФ) с Блюхером во главе (с 23 июля 1938 г. фронт стал именоваться Дальневосточным Краснознаменным). Явно не доверяя командующему, Политбюро ЦК ВКП(б) направило сюда начальника Политуправления РККА армейского комиссара 1-го ранга Л.З. Мехлиса, человека, особо приближенного к Сталину{62}. В Хабаровске уже находился первый заместитель наркома внутренних дел командарм 1-го ранга М.П. Фриновский. Они получили задачу навести в войсках Дальневосточного фронта «революционный порядок, повысить их боевую готовность» и «провести массовые оперативные мероприятия по изъятию противников Советской власти». По поводу их приезда Блюхер, по воспоминаниям его вдовы Глафиры Лукиничны, сказал: «Ты знаешь… приехали акулы, которые хотят меня сожрать. Они меня сожрут или я их, не знаю — второе маловероятно»{63}.
Между тем неблагоприятные события в районе озера Хасан стали быстро нарастать. Японцам, как нельзя кстати, «помогли» советские пограничники. На сопке Заозерная под покровом ночи они оборудовали окоп с проволочными заграждениями, выдвинув его на сопредельную сторону за четырехметровую погранполосу. По дипломатической линии японцы заявили протест с требованием «покинуть захваченную маньчжурскую землю», но СССР категорически отказался признать этот факт. А через несколько дней здесь был убит японский жандарм, которого советские пограничники посчитали нарушителем.
В этой крайне нервозной обстановке Блюхер был озабочен одной задачей: избежать любого повода для провокаций со стороны Японии. По его указанию (в тайне от Мех-лиса и Фриновского) специальная комиссия обследовала восточные и северо-восточные склоны высоты Заозерная. Основываясь на результатах работы комиссии, Блюхер направил 26 июля донесение И.В. Сталину, К.Е. Ворошилову и Н.И. Ежову (тому, как наркому внутренних дел, подчинялись пограничники), в котором отмечал: «Факт нарушения нами корейской границы, судя по схеме, не подлежит сомнению». В телеграмме Ворошилову он потребовал «немедленного ареста начальника погранучастка и других виновников в провоцировании конфликта с японцами».
В ответ Василий Константинович получил категоричное указание наркома обороны «прекратить возню со всякими комиссиями и точно выполнять решения Советского правительства и приказы наркома». Блюхер явно не допускал, что Москва сознательно шла на эскалацию конфликта. Не поддержав Центр, он подписал себе приговор.
Ворошилов дал указание Мехлису «разобраться в этом деле». Замнаркома 29 июля направил Сталину и Ворошилову обстоятельную телеграмму, расценив линию поведения командующего фронтом как двурушничество: «1. Позиция Блюхера более чем странная, льющая воду на мельницу японцев. 2. Блюхер ведет себя двойственно. Такую же двойственную позицию он занимает и по ряду других важных вопросов. Порой трудно отличить, когда перед тобою выступает командующий или человек в маске…»
Вероятно, что после таких обвинений политического характера Василия Константиновича уже ничто не могло спасти. Небольшой шанс изменить ситуацию в свою пользу оставляли бы удачные действия Блюхера как военачальника. К сожалению, он оказался не на высоте.
Две недели, в течение которых длился конфликт на Хасане, стали для Василия Константиновича одними из самых тяжелых в биографии. К моменту нападения японцы сконцентрировали у границы группировку, насчитывавшую более 38 тыс. человек, ее поддерживали с воздуха 70 самолетов. С нашей же стороны к границе были переброшены всего две роты Посьетского погранотряда и 119-го стрелкового полка 40-й стрелковой дивизии. Разница, как видим, была значительная.
29 июля японцы атаковали высоту Безымянную. После трехдневных ожесточенных боев им удалось захватить и Безымянную, и Заозерную. Понесшие большие потери советские пехотинцы и пограничники отошли к озеру Хасан. Конфликт набирал обороты, становясь все более масштабным и ожесточенным.
1 августа в Хабаровск поступил приказ Ворошилова: «В пределах нашей границы смести и уничтожить интервентов, занявших высоты Заозерная и Безымянная, применив в дело боевую авиацию и артиллерию». Решение задачи нарком возложил на войска 39-го стрелкового корпуса в составе 40-й и 32-й стрелковых дивизий и 2-й механизированной бригады. Общее руководство операцией должен был осуществлять начальник штаба ДКФ Г.М. Штерн. Но и Блюхеру, естественно, не пристало стоять в стороне. Поскольку его поведение рассматривалось буквально под лупой, малейшее промедление маршала вызывало обостренную реакцию Кремля.
1 августа Сталин, Молотов и Ворошилов вызвали Блюхера к прямому проводу. «Скажите, т. Блюхер, честно, — спросил командующего Сталин, — есть ли у Вас желание по-настоящему воевать с японцами? Если нет у Вас такого желания, скажите прямо, как подобает коммунисту, а если есть желание, я бы считал, что Вам следовало бы выехать на место немедля».
Вождь приказал использовать всю силу авиации фронта, не останавливаясь перед опасением задеть бомбежкой мирное население: «Кто это Вам запретил в условиях военной стычки с японцами не задевать корейское население? Какое Вам дело до корейцев, если наших людей бьют пачками японцы?.. Никто Вас не обязывает переходить границу, мы только советуем Вам пустить в ход большие силы нашей бомбардировочной авиации и бомбить непрестанно японцев, чтобы они не могли обосноваться хотя бы на короткий срок на нашей территории, включая Заозерную. Мы считаем, что такая сосредоточенная бомбежка, кроме того, что она истребит японцев, будет вместе с тем прикрытием для подвода наших войск и, конечно, артиллерии к нашим границам»{64}.
Василий Константинович заверил, что «добить японцев у меня желание было, есть и будет», и срочно выехал к месту боев. Он хорошо представлял, что ждет его на Хасане. Здесь, словно в фокусе, сошлись слабая выучка личного состава частей фронта, недостаточная материально-техническая обеспеченность, просчеты в организации взаимодействия различных родов войск, в артиллерийской и авиационной поддержке действий пехоты.
Это в полной мере проявилось в действиях 40-й стрелковой дивизии, которая подошла к полю боя, совершив 200-километровый форсированный марш. Артиллерия и минометы задержались на марше и поддержать пехоту не могли. Командир дивизии, не проведя рекогносцировку местности, отдал приказ об атаке с утра 2 августа. Два полка наступали с севера, один — с юга.
Вот как описывал дальнейшие события маршал М.В. Захаров, трудившийся в это время в Генеральном штабе: «Не поддержанная огнем артиллерии и авиацией (последнюю нельзя было применить из-за тумана), северная группа сумела пробиться только к северо-восточным скатам высоты Безымянной. Танкисты, не зная местности, увязали в болотах и канавах. Южная группа имела еще меньший успех. Преодолевая плотный огонь японцев с высоты Пулеметной, она сумела к концу дня продвинуться до южных скатов высоты Заозерной.
Наступление северной и южной групп наших войск не было увязано по времени и развертывалось на узком пространстве, ограниченном с востока озером Хасан, а с запада — линией границы. Управление боем было плохо организовано; множество начальников вмешивалось в действия войск. Так, на вопрос начальника Генерального штаба при разговоре по прямому проводу, какова боевая задача 40-й дивизии, ее командир ответил, что получил три задачи — от фронта, армии и корпуса»{65}.
Роковую роль в судьбе Блюхера сыграли Л.З. Мехлис и М.П. Фриновский, донесения которых в Центр были предвзяты, тенденциозны. Но объективности ради надо сказать, что маршал давал своим гонителям немало поводов. Он и в самом деле отстал от требований военной науки и практики. Сошлемся на авторитет Маршала Советского Союза И.С. Конева, хорошо знавшего и Блюхера, и дальневосточный театр. На его взгляд, командующий фронтом «был к тридцать седьмому году человеком с прошлым, но без будущего, человеком, который по уровню своих знаний, представлений недалеко ушел от гражданской войны и принадлежал к той категории, которую представляли собой к началу войны (Великой Отечественной. — Ю.Р.) Ворошилов, Буденный и некоторые другие бывшие конармейцы, жившие не современными, прошлыми взглядами»{66}. Правда, писатель К.М. Симонов, который беседовал с Коневым, справедливо возразил, что человека с головой, положенной под топор, трудно судить за неудачное проведение операции[2].
Между тем в Москве пришли к выводу, что с локальным конфликтом надо кончать, пока он не перерос в полномасштабную войну с опытной и искушенной в боях японской армией. Наступление частей Красной Армии после перегруппировки началось во второй половине дня 6 августа. Бойцы 118-го и 119-го стрелковых полков, несмотря на большие потери, к вечеру пробились на восточные скаты высоты Заозерная. Гребень северной часта и северо-западные командные точки высоты оставались в руках противника до 13 августа — даты достижения перемирия. Против ожидания тех, кто еще в июле намеревался легко проучить «японскую военщину», цена одержанной победы оказалась велика. Официальная (хотя и она, естественно, не разглашалась) информация о потерях содержала сведения о 408 убитых и 2807 раненых. В действительности потери были вдвое большими — 960 человек убитыми и 3279 человек ранеными (для сравнения: потери японцев составили 650 человек убитыми и 2500 ранеными).{67}
Итоги конфликта на Хасане были рассмотрены Главным военным советом РККА 31 августа 1938 г. в присутствии Блюхера. Кроме упреков в «недопустимо низком уровне» боевой подготовки войск, на долю командующего ДКФ пришлись политические обвинения: «преступное невыполнение» директив ГВС и наркома обороны, покровительство многочисленным «врагам народа», сознательное пораженчество, двуличие, потворство японским агрессорам. Даже части таких обвинений было достаточно для ареста. Но пока ГВС ограничился отстранением Василия Константиновича от должности командующего.
Арестовали его 22 октября того же года в Сочи, где он по предложению Ворошилова отдыхал с семьей на наркомовской даче «Бочаров ручей». Правда, отдых был горьким и больше походил на домашний арест. В Москве маршалу было предъявлено обвинение в участии в военном заговоре, шпионаже и вредительстве. Разработкой, а затем и следствием по делу Блюхера руководил лично первый заместитель наркома внутренних дел Берия.
«Методика» обработки узников к тому времени была хорошо отработана. Заключенного попытались сразу же сломить показаниями на него тех, кто в разные годы сталкивался с Блюхером по службе: Маршала Советского Союза А.И. Егорова, командарма 1-го ранга И.Ф. Федько, комкора Г.Д. Хаханьяна и других. Не получилось, маршал все отрицал. Его перевели в Лефортовскую тюрьму, где он попал в настоящую мясорубку. О том, как жестоко истязали легендарного героя Перекопа и Волочаевки, показывала одна из заключенных, содержавшаяся в одной камере с бывшей женой маршала Г.А. Кольчугиной-Блюхер: «… Был до неузнаваемости избит и, находясь почти в невменяемом состоянии, в присутствии ее, а также двух других его бывших жен, наговаривал на себя чудовищные вещи и просил, чтобы Кольчугина-Блюхер и остальные бывшие его жены все это подтвердили. Я помню, что Кольчугина-Блюхер с ужасом говорила о жутком, растерзанном виде, который имел Блюхер на очной ставке, бросила фразу: “Вы понимаете, он выглядел так, как будто побывал под танком”».
В литературе приводятся сведения, что к 6 ноября 1938 г. изуверам удалось-таки физически и морально сломить Блюхера, и он в течение трех дней давал письменные показания, в которых признался в участии в «антисоветской организации правых» и военном заговоре. Но если это и так, пустить показания в ход Берия и его подручные не успели. 9 ноября Василий Константинович скончался. Акт, подписанный судебно-медицинским экспертом Сименовским, констатировал, что смерть наступила от закупорки легочной артерии тромбом, образовавшимся в венах таза. Тромб, если эксперт не покривил душой, стал непосредственной причиной, в могилу же Блюхера свели нечеловеческие побои. О его смерти было немедленно доложено Сталину, который приказал Берии тело маршала кремировать. Место захоронения праха осталось неизвестным.
В 1956 г. Блюхер и все его родственники (ни одного из них не миновали репрессии) были реабилитированы за отсутствием состава преступления. Глафира Лукинична Безверхова, с которой Блюхер состоял к моменту ареста в браке, пережила 8-летнее заключение в Карлаге, а затем находилась в административной ссылке. Ей так и не удалось найти сына Василина, которого в восьмимесячном возрасте разлучили с ней при аресте и поместили в детдом.
В 1996 г. вдова смогла издать, правда, не в столице, а в далекой Тюмени, «Воспоминания о муже-маршале В.К. Блюхере». Иногда думаешь: Бог дал Глафире Лукиничне долгую жизнь для того, чтобы она смогла, мужественно перенеся все выпавшие на ее долю испытания, донести до сегодняшнего поколения россиян рассказ о творившемся на нашей земле в 1930-е годы.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.