Завершение строительства циклотрона
Завершение строительства циклотрона
11 июля 1944 года в Лабораторию № 2 поступило письмо из ГРУ Генштаба Красной армии. В нём были добытые армейской разведкой в Германии и США новые материалы по урановой проблеме. Ознакомившись с ними, Курчатов тотчас написал разведчикам отзыв о прочитанном:
«Сообщаемые в письме сведения о ходе работ по проблеме урана представляют для нас громадный интерес…
Было бы крайне важно получить более подробную информацию о…
Было бы очень существенно узнать…
Важно было бы также узнать…
Было бы важно выяснить.
Было бы интересно узнать…
Было бы крайне важно получить более подробные сведения об этой установке…
Было бы важно знать единицы измерений чисел, приведённых в таблице приложения…
… Данными письма подтверждается, что в лаборатории Лауренса в Калифорнии ведутся работы по магнитному способу получения урана-235. Исключительно важно получить сведения о содержании этих работ, чертежи и фотографии установок или технические отчёты лабораторий».
Фразу о важности получения сведений Курчатов подчеркнул дважды. Кстати, он, как и наши разведчики, продолжал считать, что лаборатория Эрнеста Лоуренса расположена не в Калифорнийском университете города Нью-Йорка, а в штате Калифорния.
В тот же день своими впечатлениями о новой партии разведданных Курчатов поделился и с Первухиным:
«Материал для нас исключительно ценен потому, что, наряду с
результатами теоретических расчётов, он содержит:
1) схемы и описания опытов,
2) протоколы наблюдений и испытаний,
3) точные чертежи разного рода устройств,
4) конкретные данные по аппаратуре с указанием производящих её фирм.
Материал принесёт громадную полезу работаем наших научно-исследовательских институтов, занимающихся аналогичной проблемой…
Значительная часть материалов является секретным справочником по уран-графитовым котлам. Этот справочник для нас очень ценен, так как в нём суммирована грандиозная по объёму работа по определению важнейших физических констант для уран-графитового котла».
И как всегда свои впечатления Курчатов завершил просьбой, которую Первухин должен был переадресовать разведорганам: «Представляется весьма важным:
1) Узнать, как обстоит в настоящее время дело со строительством
и пуском в ход этого котла.
2) Получить недостающую фотографию строительства первого котла, о котором упоминается в работе проф. Ферми.
3) Получить материал по котлу «уран-тяжёлая вода» и магнитному способу получения урана-235».
Просьбы Курчатова Первухин тотчас передал в ГРУ. И разведчикам за рубеж полетели зашифрованные приказы как можно скорее выполнить всё, о чём просил главный советский атомщик.
В это время в Лаборатории № 2 (это произошло в конце лета 1944 года) состоялся пробный пуск циклотрона. Вот как это событие описал Леонид Неменов:
«В этот день Игорь Васильевич к восьми часам вечера уезжал на совещание к Б.Л. Ванникову. Но, зная, что готовится пробный пуск, попросил, если «будут достижения», позвонить ему по телефону…
Наступает решающий момент. Все замерли в ожидании. Установленный в нескольких метрах от циклотрона счётчик Гейгера заработал. Нейтроны есть!..
Все затаили дыхание. Пучок дейтронов выпущен в атмосферу. Он виден довольно хорошо. Гасим свет, и в темноте ещё ярче маячит голубовато-фиолетовый язычок у окошка ускорительной камеры. Останавливаем циклотрон.
Звоню по телефону Ванникову. Он сам берёт трубку. Здороваюсь и прошу позвать Игоря Васильевича.
— Что, пустили циклотрон? — спрашивает Ванников.
— Нет, просто Игорь Васильевич просил позвонить.
К телефону подходит Курчатов и сразу:
— Пустили? Какой ток?
— Внутри больше 50 микроампер. Вывели пучок наружу, виден при свете, — отвечаю ему.
— Выключай, чтобы ничего не испортилось. Ждите меня, через час буду, поздравляю тебя, поздравь от меня ребят!
Через час, как обещал, приехал Курчатов, весёлый, смеющийся, возбуждённый.
— Ничего не случилось? — был его первый вопрос.
Пустили установку, снова появился долгожданный пучок…
Уже четыре часа утра. Курчатов ещё раз поздравляет и зовёт к себе домой. Он так доволен и счастлив, что противоречить ему невозможно. Идём, будим Марину Дмитриевну. Она испугана, но когда узнаёт, в чём дело, смеётся. Игорь Васильевич приносит бутылку шампанского, и мы распиваем её стоя. Прощаясь с нами, он говорит:
— Завтра дополнительные измерения с парафиновыми блоками, послезавтра начнём облучение уранил-нитрата».
8 сентября 1944 года Курчатов направил Молотову, всё ещё являвшемуся руководителем уранового проекта СССР, очередную докладную записку. Читая её, трудно поверить, что написана она человеком, который являлся одним из авторов «проекта» по устранению Молотова с поста атомного куратора:
«Глубокоуважаемый Вячеслав Михайлович!
Я рад сообщить Вам, что наша Лаборатория закончила строительство циклотрона и пустила его в ход в конце августа этого года… Создание этой установки является небольшим достижением в свете тех задач, которые Вы поручили, но коллектив Лаборатории воодушевлён первыми достигнутыми успехами на трудном пути.
В связи с пуском циклотрона я в этом письме хочу выразить Вам горячую благодарность за помощь, которую Вы оказали строительству установки.
Я был бы очень рад, если бы Вы смогли уделить хотя бы небольшое время и ознакомиться с этой установкой.
Академик И.Курчатов».
Тратить время на осмотр какого-то непонятного циклотрона Молотов, конечно же, не стал.
И Курчатов написал письмо Берии. Отправлено ли оно было адресату, неизвестно — данных об этом не обнаружено. Сохранился лишь рукописный черновик в курчатовском архиве, датированный 29 сентября. В письме — жалоба на неудовлетворительное состояние работ по урану:
«В течение последнего месяца я занимался предварительным изучением новых, весьма обширных (300 стр. текста) материалов, касающихся проблемы урана.
Это изучение ещё раз показало, что вокруг этой проблемы за границей создана невиданная по масштабу в истории мировой науки концентрация научных и инженерно-технических сил, уже добившихся ценнейших результатов.
У нас же, несмотря на большой сдвиг в развитии работ по урану в 1943–1944 году, положение дел остаётся совершенно неудовлетворительным…
Зная Вашу исключительно большую занятость, я всё же, ввиду исторического значения проблемы урана, решился побеспокоить Вас и просить Вас дать указания о такой организации работ, которая бы соответствовала возможностям и значению нашего Великого Государства в мировой культуре».
Как отреагировал на это послание Лаврентий Павлович, неизвестно. Но, судя по всему, достаточно благосклонно, потому что с этого момента деловые бумаги по атомной тематике стали всё чаще поступать именно в его адрес.
Исправно работал и ускоритель Лаборатории № 2, облучая урановые соединения. В результате возникал плутоний. В октябре были получены первые крохи этого «неземного» элемента (около 0,3 нанограмма).
А в НКВД спешно собирали материалы о положении дел с добычей урана в нашей стране. В начале ноября 1944 года заместитель наркома боеприпасов генерал Василий Алексеевич Махнёв составил справку для Берии. В ней, в частности, говорилось:
«За 2 истекших года…. разведка урановых месторождений почти не сдвинулась с места….
На добыче руды на всех предприятиях НКЦМ [наркомат цветной металлургии — Э.Ф.] работает не более 100–150 рабочих, 10–15 автомашин и до 20 лошадей и ишаков.
На всех разработках не хватает тачек, горнопроходческого оборудования, лопат, фонарей.
Месторождения разрабатываются хищнически, значительная часть богатой руды выбрасывается в отвалы».
О положении дел в Лаборатории № 2 сообщалось:
«Лаборатория… не имеет жилья, оборудования, материалов, и в связи с этим план работ Лаборатории срывается.
Ценнейший запас радия (4 грамма) Лаборатория из-за отсутствия специального хранилища держит в картофельной яме».
Уже этих фраз вполне достаточно для того, чтобы понять, что в 1944 году в Советском Союзе к урановой проблеме относились с беспечным равнодушием.
А в Германии в это время уже вовсю заработала урановая машина (реактор). Немцам, правда, по-прежнему не хватало высокообогащённого урана, поэтому было решено попробовать изготовить бомбу малой мощности. Глава ГРУ Генштаба Красной армии Иван Ильичёв с тревогой докладывал советскому руководству:
«Эти бомбы могут замедлить темпы нашего наступления».
Немецкие урановые бомбы темпы наступления Красной армии не замедлили. Главным образом потому, что в Третьем Рейхе к вопросам создания атомного оружия тоже относились с большой прохладцей. Физикам-ядерщикам Германии были известны слова Гитлера, сказанные им на одном из совещаний:
«В этой войне победит тот, кто будет иметь больше самолётов и танков. Это азбука военной доктрины. Не урановые утопии, не болтовня по поводу новых видов оружия, а наращивание темпов выпуска того, что мы имеем. А мы имеем прекрасные «мессершмиты» и могучие «тигры»».
Чтобы узнать, кто же окажется прав в этой войне мнений, ждать оставалось совсем недолго.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.