ГЛАВА 4. МЕЛАНИТ[244] В КОРОНЕ РОССИЙСКОГО СЫСКА И ЕГО ОГРАНЩИКИ
ГЛАВА 4. МЕЛАНИТ[244] В КОРОНЕ РОССИЙСКОГО СЫСКА И ЕГО ОГРАНЩИКИ
Их главное оружие ложь, Они способны на всё. Эти люди изменяли ход истории и не останавливались не перед чем, чтобы достичь своей цели.
Александр Рязалин в фильме «Первый оборотень в погонах. Евно Азеф»
Личность Евно Мейера Фишелевича Азефа достойна самого пристального внимания в наших изысканиях. Жизнь этого персонажа российского революционного террора и политического сыска изобилует противоречивыми фактами и небылицами. Он организовал более 30 террористических актов против высших государственных чиновников Империи и отправил на плаху сотни террористов…
Начнём с того, что точная дата его рождения не установлена, как нет сведений и о его двух братьях и четырёх сестрах.
Известно, что родился Евно в 1869 году в местечке Лысково Гродненской губернии. Его папа Фишель Азеф, как утверждают все источники, был бедным еврейским портняжкой, мама Сара, вероятно, была домохозяйкою.
Евно — второй ребёнок в семье.
Когда нашему герою исполнилось пять лет, его семья выехала из черты оседлости в Ростов-на-Дону, где Азеф-папа «завёл лавку и, выбиваясь из последних сил, давал своим детям возможность учиться: сыновей отдал в гимназию.». Где учились дочери — история умалчивает.
Уже в этом абзаце жизнеописания нашего героя достаточно противоречивых сведений.
Во-первых: по закону Российской Империи 21 ДК 1804 года «О евреях» вне черты оседлости могли проживать только иудеи, являющиеся купцами первой гильдии, т. е. самые богатые; получившие высшее образование; средний медицинский персонал; ремесленники особой квалификации; отслужившие 25 лет отставные нижние чины, рекрутированные на военную службу по назначению сословных общин. Законом 10 ИН 1887 года была введена процентная норма проживания вне черты оседлости для учащихся евреев.
Как видим, ни одному из названных признаков Фишель Азеф не соответствует.
Во-вторых: учитывая, что Евно поступил в ту гимназию, где учились дети самых состоятельных и уважаемых евреев города,[245] есть основания усомниться, что Азефы обучались задаром. К слову сказать, много лет спустя сам Евно писал: «.О, я и сейчас испытываю чувство унижения, когда вспоминаю, как ребенком вбегал в убогую отцовскую лавку с красным товаром, в которой еще не старый Фишель Азеф проводил целые дни, чтобы семья не перебивалась с хлеба на воду.».[246] Если взглянуть на эти строки сквозь призму еврейской повадки прибедняться, то можно сделать вывод: семья нашего героя не бедствовала.
Практически все источники указывают, что в гимназии Евно обучался до 1890 года, а еврейская электронная энциклопедия, вероятно, для придания значимости личности выдающемуся сыну иудейского происхождения утверждает, что Азеф в 1890 году окончил Петровское реальное училище.[247] Лонге Ж. и 3ильбер Г. ещё в 1924 году писали, что «Азеф насилу дотянул до шестого класса и был за какую-то историю исключен из училища»,[248] а Евгений Эрман поведал, что «Евно из-за отсутствия средств, просидел в реальном училище лишних четыре года.»[249] Этим Эрман, вероятно, хотел сказать, что у Фишеля не хватало денег на взятки учителям, вследствие чего Евно не переводили в очередной класс?!
В начале главы я предупреждал о противоречивости сведений об Евно Фишелевиче. В этой связи читатель вправе выбрать любой из указанных вариантов получения Азефом образования, однако судя по жандармской переписке Евно учился в ростовской гимназии.
Как бы там ни было, но простое арифметическое действие приводит нас к выводу, что к 21 году от роду Евно закончил обучение, не получив аттестата зрелости… И ещё: наш персонаж — выходец из достаточно обеспеченной купеческой семьи, и все оправдания дальнейшей судьбины Евно «отчаянной нищетой» будем рассматривать сквозь призму еврейского юмора.
Ну да ладно, в социальное происхождением Евно Фишелевича вроде какая-то ясность внесена.
А как формировалась личность нашего героя?
Источники утверждают, что Евно был излишне упитанным мальчиком с рыхлым телом на тонких коротеньких ножках и с пухленькими коротенькими ручонками, одутловатым круглым личиком, толстыми губами, мясистым расплющенным носом, оттопыренными ушами и писклявым голоском. С детских лет за ним закрепилось нелестное прозвище «толстая свинья», а однокашники считали его «фискалом». Такая личина, помноженная на этническую составляющую Азефа, сделали подростка предметом постоянных насмешек и издевательств в любой компании. Предвзятость, враждебность и презрение сверстников воспитало в Евно чувство собственной неполноценности и одиночества, страха быть незаслуженно и безнаказанно униженным или обиженным, а также скрытность и притворное безразличие, грубость и черствость, эгоизм и злобу к окружающим.
Вероятно, всё это и сформировало радикальные взгляды Евно Фишелевича на жизнь и стремление к деньгам, дающим личную власть и свободу, а также убеждённость, что только посредством тайного доноса он может добиться своих целей.
И, наверное, небеспричинно однокашники обзывали Евно «фискалом».
***
Вот такая великовозрастная, недоучившаяся и озлобленная на весь мир персоналия вошла во взрослую жизнь.
Вероятно, отчисление Евно из гимназии привело к домашнему скандалу, и как следствие — Азеф перебивался случайными заработками: репетиторствовал, репортёрствовал в газете «Донская пчела», был писарем у какого-то фабричного инспектора, затем стал коммивояжером одного из мариупольских купцов.
Эта социальная невостребованность и безденежье только усиливали озлобленность молодого человека и привели его в еврейский революционный кружок.
Ряд источников утверждают, что в начале 1892 года Донское губернское жандармское управление получило сведения, что Азеф занимается антиправительственной пропагандой и, разъезжая в качестве комиссионера, осуществляет связь с «иногородними соумышленниками». Почувствовав жандармский интерес к своей персоне, Евно Фишелевич в мае месяце выправил себе загранпаспорт и покинул Российскую Империю.
При этом источники не указывают, от кого и в связи с чем Евно узнал, что попал в поле зрения жандармов. Ему об этом сообщил жандармский агент, настрочивший донос, или околоточный вручил повестку с требованием явиться в У правление для дачи объяснений?
Я склонен верить источникам, утверждающим, что всё было гораздо прозаичнее: продав масло полученное от купца на реализацию, Азеф выручил 800 рубликов. Этими крупными по тем временам деньгами Дьявол ввёл нашего героя в искушение и подвиг Евно на первое (первое ли?) преступление. Он украл деньги и уехал в германский городок Карлсруэ,[250] где стал студентом политехникума. Как ему это удалось без аттестата зрелости — история умалчивает.
***
В студенчестве Евно из внешне непривлекательного юноши превращался в мужчину, мягко говоря, отвратной наружности. Толстый высокий рыхлый человек с коротенькими конечностями. На короткой шее с двойным подбородком громоздилась большая голова с низким лбом и суженным кверху черепом, оттопыренным левым ухом, с жесткими коротко стриженными волосами; круглое, гладко выбритое одутловатое желто-смуглое лицо с широкими скулами, густыми вздёрнутыми бровями; большим приплюснутым сом, усами и очень толстыми чувственными губами, нижняя из которых несколько свисала над выдвинутым вперёд подбородком. Всё это великолепие венчали глаза — зеркало души!
У Евно Фишелевича глаза были большими карими, слегка навыкате. Одни утверждали, что это были постоянно бегающие, никогда не смотрящие в лицо собеседника, глаза. Другие говорили о его «змеином взгляде», третьи — о хорошем, приятном взгляде и прелестной улыбке. В.М. Чернов,[251] например, утверждал: «Надо только хорошо всмотреться в его (Азефа) лицо и в его чистых, чисто детских глазах нельзя не увидеть бесконечную доброту» [252] А по мнению С. Басова-Верхоянцева, у Азефа было «двойное лицо»: накладное, каменное и скрытое, с печальными глазами. Своё высказывание о внешности Евно Фишелевича он закончил фразою: «не дай Бог встретиться в лесу ночью».
Внешний облик нашего героя будет не полным, если мы не отметим его маниакальное стремление произвести впечатление на окружающих и порождённую этим патологическую страсть, с которой он следил за своим внешним видом, подбирал дорогую модную одежду и стремился к комфорту. Быть может, благодаря внешнему лоску Евно пользовался вниманием женщин и на протяжении всей жизни окружал себя любовницами.
***
В 1892 году в Карлсруэ было не более 30–35 российских студентов, и появление Азефа не осталось ими незамеченным. Евно поселился в одной комнате с ростовчанином Козиным, который и ввёл его группу студентов социал-демократической ориентации. Никакой активности в обсуждении политических вопросов Евно Фишелевич не проявлял, на собраниях всё больше молчал и слушал. И как ни странно, такое поведение позволило этому внешне несимпатичному еврею среди единомышленников (были ли они у него?) приобрести репутацию человека большого ума, человека, обладающего серьезными знаниями и недюжинным талантом. Это обстоятельство доказывает харизматичность нашего героя.
Воспринимая революционные речи соотечественников сквозь призму дум о хлебе насущном, Евно сообразил, что на всём этом можно сделать неплохую карьеру!
В марте 1893 года Азеф предложил Департаменту полиции и Донскому губернскому жандармскому управлению свои услуги по «освещению» колонии российских студентов в Карлсруэ, попросив за это ежемесячный окладец в 50 целковых. Разумеется, всё это Евно Фишелевич высказал в анонимных письмах, предложив жандармам дать ответ на вымышленное им имя, указав адрес с пометкой «до востребования».
Вспоминая об этом, Азеф писал: «Ха-ха, много лет спустя мне рассказали, что когда в Департаменте полиции завели на меня особую папку, какой-то не шибко грамотный писаришка ошибся и написал: «Дело сотрудника из кастрюли»[253] (т. е. из Карлсруэ).
Спустя пять недель Департамент на предложенный Азефом адрес послал письмо, которым запрашивал имя доброхота и интересовался: сможет ли последний представлять сведения о направляемых в Россию транспортах подрывной литературы, с указанием, когда, куда, каким путем, по какому адресу и через кого именно они пересылаются. При этом Департамент обещал «солидное вознаграждение» и гарантировал полную тайну источника.
Выдержав для приличия паузу, Евно Фишелевич опять-таки анонимным письмом заверил Департамент, что способен оказывать такие услуги.
Тем временем начальник Донского губернского жандармского управления полковник Страхов донёс в Департамент: судя по почерку, вышеуказанные письма написаны ростовским мещанином Евно Азефом, бывшим гимназистом и участником еврейского революционного кружка, разыскиваемым полицией за кражу денег.
С учетом этого сообщения заведовавший политическим розыском Департамента полиции Семякин Георгий Константинович написал Евно о согласии Департамента ежемесячно платить ему по 50 рубликов, поставил перед агентом задачи, рекомендовал линию поведения при выполнении заданий, порядок изготовления сообщений и способы их доставки в Центр. В конце письма Семякин, хочется верить, не из тщеславия написал: «Я думаю, что не ошибусь, называя Вас, г. Азеф, Вашим именем, и прошу Вас уведомить, следует ли Вам писать по Вашему адресу: Шютценштрассе 22.11, или иначе».[254]
Наверное, эта приписка возымела должное воздействие, и Евно Фишелевич по достоинству оценил профессиональный уровень организации, которой он предложил свои услуги. Следующее письмо он подписал своим именем и в дальнейшем в точности выполнял взятые на себя обязательства, а направляемые в Центр сообщения подписывал псевдонимом «Раскин», за что и получал обещанное ему жалованье.
В фильме «Первый оборотень в погонах. Евно Азеф»[255] утверждается, что глава боевой организации эсеров Григорий Андреевич Гершуни[256] считавший Азефа своим лучшим другом, помогал ему материально и привлёк к террористической деятельности. В боевой организации Евно Фишелевич познакомился с весьма обеспеченной и революционно настроенной Любовью Григорьевной Менкиной. Стал за ней ухаживать, рассчитывая посредством женитьбы подняться по социальной лестнице. Вскоре Евно обнаружил взаимную влюбленность Менкиной и Гершуни. Недолго думая Азеф настрочил донос на друга Гришу. Гершуни 19 июня 1900 года был арестован и осуждён к смертной казни, которую он чудом избежал благодаря побегу, а Евно Фишелевич возглавил боевую организацию, и после удачного покушения на министра внутренних дел Империи Вячеслава Константиновича Плеве Менкина вышла замуж за Азефа.
На первый взгляд всё гладко. Однако авторы фильма отчего-то не упомянули, что партия социалистов-революционеров и её Боевая организация[257] (далее по тексту ПСР и БО) были созданы только в 1902 году, а В.К. Плеве был убит 28 июля 1904 года. Что Азеф, ещё будучи студентом, женился на Менкиной, которая в 1895 и 1902 годах родила ему сыновей. По окончании двух курсов Карлсруэской Политехнической школы Евно Фишелевич перевёлся в одну из лучших в Германии — Дармштадскую
Высшую электромеханическую школу, которую успешно закончил в 1897 году, получив диплом инженера. Поработав по специальности в Берлинской центральной электрической компании, Азеф в 1899 году вернулся в Россию и поступил во Всеобщую электрическую компанию в Москве, совмещая эту работу с тайной службой в Департаменте. Однако карьера инженера Азефа не прельщала, и он полностью отдался сыску.
К чему я это? А вот к чему: о Евно Фишелевиче Азефе написано много книг, основывающихся на воспоминаниях революционеров и жандармов. Стала достоянием гласности переписка революционеров с революционерами, жандармов с жандармами, а также революционеров с жандармами. Значительная часть этой переписки есть не что иное, как обмен мнениями о революционерах и их преступной деятельности, то есть доносы. Пересказывать их содержание не цель нашего исследования. Однако даже если бы нам представилась возможность изучить протоколы всех собраний эсеров, касающихся деятельности Азефа, а также все написанные последним агентурные сообщения и дела оперативного учёта, в коих использовался этот агент — всё равно полного представления о его персоне мы не получили бы. Ибо многие вопросы решались без протоколов, не все сообщения и задания оформлялись письменно и так далее. Полагаю, что не существует ни одного исследования, в котором были бы объективно подсчитаны предотвращённые и совершённые преступления в результате двурушничества Азефа.
Борис Савинков, защищая Азефа от обвинений в сношениях с охранкой, отмечал, что Евно принимал участие в обсуждении всех без исключения планов партии, в том числе московского, свеаборгского и кронштадтского восстаний, при этом зачитал список террористических актов, организованных Азефом. Список тот насчитывал двадцать пять убийств и покушений и заканчивался он буквами «и т. д.». В заслугу Евно Фишелевичу были поставлены убийства Плеве, великого князя Сергея Александровича, генерала Богдановича, агентов охранки Гапона и Татарова; три покушения на царя, покушения на великих князей Владимира Александровича и Николая Николаевича, на Столыпина, Дурново, Трепова, на адмиралов Дубасова и Чухнина.
Нам остаётся только сожалеть, что, защищая Азефа в Думе, премьер Столыпин не зачитал списка революционеров, которые с подачи Евно Фишелевича отправились на эшафот и каторгу.
***
Здесь уместно отметить, что начиная с 1893 года Азеф весьма усердно и успешно сотрудничал с МВД России по пресечению преступной деятельности социалистов-революционеров.
Изучая становление агента политического сыска «Раскина», необходимо учесть следующие обстоятельства:
Во-первых, все эсеры буквально бредили террором, то есть были нехристями, готовыми УБИВАТЬ, пусть и царских чиновников, но людей, наших с вами, дорогой читатель, соотечественников!
Во-вторых, личностные качества вождей социалистов-революционеров, с которыми Азеф тесно сотрудничал. Эти персоналии, безусловно, внесли свою лепту в коррекцию и без того далеко неправедной личности Евно. На этих вождей терроризма в интересах полицейской службы и своему партийному положению Азеф ОБЯЗАН был походить. А эти персоналии, как, впрочем, и вожди других революционных партий и современных организованных преступных сообществ (далее по тексту ОПС), обладали дьявольскими свойствами вовлекать людей в совершение организуемых ими преступлений и, оставаясь в стороне, чужими руками таскать каштаны из огня, при этом плести себе терновые лавры борцов-великомучеников. В окружении Евно Фишелевича особенно в этом преуспевал Гершуни.
Возможно, предлагая свои услуги Департаменту полиции, Азеф понимал общественную опасность революционного движения и был искренен в своём желании быть полезным Российской Империи. Учитывая, что это была нелёгкая и даже опасная работа, желание Евно Фишелевича получать за неё зарплату вполне объяснимо и законно. Однако, избрав судьбину секретного сотрудника, Азеф оказался между молотом и наковальней. Для того, чтобы в интересах Департамента выполнять свою работу и получать за неё деньги на жизнь, ту комфортную жизнь, к которой он так привык, Евно Фишелевич был вынужден профессионально (то есть тоже за деньги) участвовать в революционно-террористической деятельности и совершать преступления, чтобы соучастники доверяли ему и он мог добывать новые сведения, чтобы в интересах полиции выполнять свою работу и получать деньги.
В грехопадении Азефа, на мой взгляд, повинны не столь террористы (с преступника какой моральный спрос), сколь оперативные сотрудники, которые руководили агентом.
А состоял агент «Раскин» на связи не у урядников.
***
Как отмечалось выше, зачислил в штат секретных сотрудников Азефа в 1893 году вице-директор Департамента полиции Семякин Георгий Константинович. Однако всю секретную переписку с «Раскиным», а затем и личное руководство агентом осуществлял Леонид Александрович Ратаев. Лишь 21 августа 1905 года в связи с отставкой Ратаев передал «Раскина» на связь П.И. Рачковскому.
Именно Ратаев предложил возвратившемуся из-за границы в 1899 году Азефу поселиться в Москве и поступить в целях прикрытия на службу во Всеобщую компанию электрического освещения. Непосредственным руководителем Азефа был в тот период начальник Московского охранного отделения С.В. Зубатов, однако верховное руководство его провокаторской деятельностью осуществлял именно Л.А. Ратаев.[258]
В 1909 году при рассмотрении в Особом присутствии Правительствующего Сената дела экс-директора Департамента полиции А.А. Лопухина, речь о котором пойдёт далее, Ратаев показал, что за период его службы, т. е. по август 1905 года «Евно Азеф к Боевой организации не принадлежал и террористическими актами руководить не мог… был в высшей степени ценным и полезным для правительства агентом и что делаемые им разоблачения о замыслах членов партии социалистов-революционеров представляли подчас непреодолимые препятствия для осуществления преступных предприятий этого сообщества».[259]
Позже Леонид Александрович всё же пришёл к выводу о двурушничестве Азефа и условно разделил его службу в Департаменте полиции на три периода: «1) безусловно, верный — с 1892 по лето 1902 гг.; 2) сомнительный — с 1902 по осень 1903 гг. и 3) преступный — с этого времени и до конца службы».[260]
Делает честь Ратаеву и тот факт, что он не снимал с себя личной ответственности за двурушничество Азефа, ибо «в то время, — писал он, — я ближе других стоял к Азефу. Единственным смягчающим обстоятельством служит то, что я находился за границей; преступная же деятельность его развертывалась в России, вне моего поля зрения. С момента моего вступления в должность и по день убийства Плеве Азеф пробыл при мне за границей всего шесть месяцев».[261]
Тот факт, что в сентябре 1909 года Азеф, будучи разоблачённым в двурушничестве, пытался найти пристанище в Париже у Ратаева,[262] говорит об особо доверительных отношениях между этими людьми.
Эти обстоятельства просто обязывают нас пристально вглядеться в личность самого Ратаева.
Леонид Александрович (1860-после 1910), потомственный дворянин. Его отец Александр Николаевич был управляющим императорской охотой надворный советник (именно в таком чине он и вышел в августе 1869 года в отставку).
После успешного окончания Николаевского кавалерийского училища Леонид Александрович в апреле 1878 года был произведен в корнеты и выпущен в лейб-гвардии Уланский полк (Петергоф). С ноября 1880 по июль 1881 года Ратаев был прикомандирован к штабу дивизии «для письменных занятий».
21 февраля 1882 года стараниями самого директора Департамента государственной полиции МВД В.К. Плеве,[263] Леонид Александрович был уволен с военной службы и произведен в чин коллежского секретаря, а 21 июня определён на службу в Министерство внутренних дел «с откомандированием для занятий в Департамент государственной полиции».
Уже 1 января 1887 года за «отлично-усердную службу» Леонид Александрович был «высочайше пожалован» орденом Св. Станислава 3-й степени, а 23 сентября назначен младшим помощником делопроизводителя Департамента полиции и таким образом оказался в самом горниле политического сыска Империи! К 1898 году Ратаев зарекомендовал себя авторитетнейшим специалистом Департамента по агентурной деятельности и был назначен начальником вновь созданного Особого отдела.
Все важнейшие дела 3-го делопроизводства были переданы в Особый отдел, который к 1917 году состоял из 7 отделений: 1 — е — общего характера и переписки, 2-е — по делам партии эсеров, 3-е — по делам РСДРП, 4-е — по организациям национальных окраин России, 5-е — по разбору шифров, 6-е — следственное, 7-е — по справкам о политической благонадежности. В Особом отделе существовала специальная картотека революционных и общественных деятелей России, коллекция фотографий и нелегальных изданий всех политических партий России. 4-е делопроизводство (18 февр. 1883–1902, 1907-17) наблюдало за ходом политических дознаний в губернских жандармских управлениях, а после восстановления в 1907 осуществляло надзор за деятельностью подрывных организаций, а также легальных общественных организаций, земств и городских органов самоуправления; 5-е делопроизводство (18 февр. 1883–1917) ведало гласным и негласным надзором; 6-е (1894–1917) — следило за изготовлением, хранением и перевозкой взрывчатых веществ, фабрично-заводским законодательством и его осуществлением, выдачей справок о политической благонадежности лицам, поступающим на государственную или земскую службу; 7-е (1902-17) — наследовало функции 4-го делопроизводства по наблюдению за дознаниями по политическим делам; 8-е (1908-17) — заведовало сыскными отделениями (органами уголовного розыска); 9-е (1914-17) — делами, связанными с войной (контрразведка, надзор за военнопленными и т. п.). В ведении Департамента полиции находилась особая агентура — гласная и негласная.
Объём, значимость решаемых задач и динамика развития Особого отдела Департамента полиции свидетельствуют об обоснованности утверждения историка Н.Н. Яковлева: «Ратаев не был мелкой сошкой в лабиринте охранки».
Леонид Александрович в течение многих лет держал в своих руках всю секретную агентуру Департамента полиции. Предотвращение целого ряда крупномасштабных террористических актов, которые готовили эсеры, — его несомненная заслуга. Отлично Леонид Александрович показал себя и в должности заведующего Заграничной агентурой Департамента (1902–1905 годы), поставив и подчинив своему непосредственному влиянию практически все самостоятельные ранее центры русской политической полиции в Берлине, Силезии, Галиции и на Балканах.
Выйдя в отставку, Ратаев проживал во Франции, где по заданию МВД занялся исследованием деятельности масонов и их роли в российском революционном движении. Добытый Леонидом Александровичем материал весьма интересен, но это уже совсем другая история.
***
К слову сказать, в книге «Охотники на шпионов. Контрразведка Российской Империи 1903–1914» Борис Старков утверждал: Азеф в августе 1904 года сообщил директору Департамента полиции А.А. Лопухину и министру внутренних дел В.К.Плеве, что военный атташе Японии — резидент разведки Акаси Мотодзиро осуществляет практические меры по вовлечению всех российских и инородческих революционных и оппозиционных движений в подрывную деятельность против России.
Акаси Мотодзиро 1864–1919 гг.
Брачев В.С. же в книге «Богатыри русского политического сыска» писал, что эти сведения Азеф в ноябре 1904 года сообщил Ратаеву Л.А., который в тот период заведовал заграничной агентурой и использовал «Раскина» в разработке лидера финской партии активного сопротивления, финского гражданина, но не финна, а еврея Конни Циллиакуса.[264]
Непосредственно в разработке Акаси Мотодзиро Азеф не участвовал. Однако представленная им информация об этом шпионе позволила Департаменту полиции в лице Ратаева и откомандированного в его подчинение руководителя Отделения по розыску о международном шпионстве в составе Департамента полиции Манасевича-Мануйлова Ивана Федоровича организовать разработку японской агентуры на фантастически высоком профессиональном уровне.
Было установлено, что через Акаси финансировались российские революционеры, финские, польские и кавказские сепаратисты. Деньги от японской разведки получали Конни Циллиакус и видный деятель партии грузинских социалистов-федералистов Георгий Деканозишвили. В июле 1904 года Акаси встречался с Плехановым и Лениным в Женеве. Через Циллиакуса он финансировал проведение Парижской конференции российских оппозиционных партий в 1904 году и Женевской конференции — в 1905. Всего через Акаси на подрывную деятельность в России было израсходовано около миллиона иен (около 35 миллионов долларов в ценах 1990 года), выделенных японским генеральным штабом.
В 1906 году Манасевич-Мануйлов И.Ф. в книге «Изнанка революции. Вооруженное восстание в России на японские средства» опубликовал подборку секретных документов, в том числе и часть материалов Акаси Мотодзиро, которые были перехвачены заграничной агентурой Департамента полиции. Это были фотокопии, сделанные агентами Мануйлова с оригиналов, а отчасти их подлинники. Эти документы свидетельствовали, что российские революционеры шли на сотрудничество с явными антироссийскими силами, пользовались их материальной и моральной поддержкой для достижения своих эфемерных целей.
***
Оценивая успехи Азефа в начальный период его агентурной работы, а также принимая во внимание приведенные выше умозаключения Ратаева Л.А., необходимо иметь в виду, что, пребывая за границей, Евно активного участия в антигосударственной деятельности не принимал. Общаясь с революционно настроенными соотечественниками, он добывал интересующие Департамент полиции сведения путём выведывания или наблюдения. И это архиважно для понимания личной роли Азефа в становлении террористической деятельности Боевой организации партии социалистов-революционеров и политическом сыске МВД.
Вернувшегося в 1899 году в Россию агента «Раскина» принял на личную связь Зубатов С.В. — начальник Московского охранного отделения.
В этой связи давайте заглянем в биографию Сергея Васильевича.
Родился он в семье обер-офицера. В революцию окунулся, что называется, с малых лет: будучи начитанным, умным, с несомненными аналитическими и организаторскими способностями 16-летний Серёжа в 5-й Московской гимназии организовал кружок с библиотекой, целью которого было изучение развития экономики и политики. Одновременно юноша стал членом московского народовольческого кружка, а его квартира использовалась революционерами в качестве явочной. Серёжа даже был лично знаком с Михаилом Гоцем — одним из основателей партии социалистов-революционеров.
Во избежание скатывания сына на путь государственной измены папа в 1882 году настоял на отчислении 18летнего Серёжи с 6-го класса гимназии! (В университет Серёжа так и не поступит по причине политической неблагонадёжности.)
После отчисления из гимназии Серёжа работал в библиотеке и на Московском телеграфе (Вам это никого не напоминает?), при этом не прекращал своей революционно-просветительской деятельности. В 1984 году он был арестован ротмистром Бердяевым Николаем Сергеевичем, начальником Московского охранного отделения. Посредством задушевных бесед Николай Сергеевич завербовал Зубатова, присвоив ему агентурный псевдоним «Сергеев».
После освобождения Серёжа вновь вернулся в ряды революционеров, о которых доносил Бердяеву. По его информации о преступной деятельности членов кружков было изолировано от общества более чем 200 человек, так или иначе участвовавших в революционном движении становившихся социально опасными.[265]
Однако в 1887 году агент «Сергеев» был раскрыт революционерами, и с этого времени Сергей Васильевич уже гласно служил в охранке. Агентурно-оперативную работу Московского охранного отделения Зубатов поднял на новый качественно высокий уровень. Он уделял особое внимание вербовке секретных сотрудников из числа революционеров, тщательному планированию оперативных комбинаций по вводу агентуры в разработку лиц, подозреваемых в совершении особо опасных государственных преступлений, придавая архиважное значение обеспечению личной безопасности источников и недопущению их расшифровки.
Непосредственный подчинённый Сергея Васильевича Спиридович А.И.[266] так говорил об отношении к агентуре своего наставника: «Зубатов не смотрел на сотрудничество, как на простую куплю и продажу, а видел в нём дело идейное, что старался внушить и офицерам. Учил он также относиться к сотрудникам бережно.
Вы, господа, — говорил Зубатов, — должны смотреть на сотрудника как на любимую женщину, с которой находитесь в нелегальной связи. Берегите её, как зеницу ока. Один неосторожный шаг, и вы её опозорите. Помните это, относитесь к этим людям так, как я вам советую, и они поймут вас, доверятся вам и будут работать с вами честно и самоотверженно. Штучников гоните прочь, это не работники, это продажные шкуры. С ними нельзя работать. Никогда и никому не называйте имени вашего сотрудника, даже вашему начальству. Сами забудьте его настоящую фамилию и помните только по псевдониму.
Помните, что в работе сотрудника, как бы он ни был вам предан и как бы честно ни работал, всегда рано или поздно, наступит момент психологического перелома. Не прозевайте этого момента. Это момент, когда вы должны расстаться с вашим сотрудником. Он больше не может работать. Ему тяжело. Отпускайте его. Расставайтесь с ним. Выведите его осторожно из революционного круга, устройте на легальное место, исхлопочите ему пенсию, сделайте все, что в силах человеческих, чтобы отблагодарить его и распрощаться с ним по-хорошему. Помните, что, перестав работать в революционной среде, сделавшись мирным членом общества, он будет полезен и дальше для государства, хотя и не сотрудником; будет полезен уже в новом положении. Вы лишаетесь сотрудника, но вы приобретаете в обществе друга для правительства, полезного человека для государства».[267] (Только за сказанное Сергей Васильевич достоин звания «Почётного чекиста».)
И усилия Зубатова на этом поприще не заставили себя долго ждать. Осведомленность охранного отделения была на таком уровне, что вести в Москве революционную деятельность считалось делом безнадёжным.
В 1894 году за предотвращение покушения на Николая II Сергей Васильевич был награждён орденом Св. Владимира, а в 1896 году как признанный мастер политического сыска вне правил, так как не был жандармским офицером, был назначен начальником Московского охранного отделения, сменив на этом посту своего «крестного» Бердяева.
Возглавив охранку, Зубатов принципиально изменил подходы к политическому сыску. Он планировал и осуществлял розыскные мероприятия, основываясь на анализе имеющихся сведений, стремясь своевременно выявить и устранить угрозы безопасности самодержавию.
Понимая, что легче контролировать уже известных революционеров, нежели выявлять их «с нуля», Сергей Васильевич арестовывал только руководителей и активистов ликвидируемых революционных организаций, а рядовых участников оставляли «на разводку». Из числа последних вербовал агентуру в целях осуществления контроля за возрождением организаций, арестовывал руководителей и активистов, ну и так далее.
***
Здесь уместен краткий экскурс в историю.
К концу XIX века в России был резкий рост численности рабочих, количество которых приближалось к 3 млн чел. Нещадная эксплуатация[268] приводила к забастовкам, на которых рабочие выдвигали требования экономического характера. Рабочие волнения 1895–1896 годах показали необходимость реформ. В 1897 году организовался «Всеобщий еврейский рабочий союз в Литве, Польше и России» — «Бунд», на базе которого в 1898 году была образована «Российская Социал-демократическая Рабочая Партия». Проповедуя марксизм, эти партии делали всё для политизации пролетариата и установления его диктатуры. Многие современники, в том числе и видные государственные деятели, видевшие в народовольческом терроризме угрозу общественной и своей личной безопасности, симпатизировали этим партиям. Не понимая, что диктатура пролетариата немыслима без террора, и не предполагая, что на фоне пролетарского (красного) террора, как, впрочем, и буржуйского (белого) тоже, народовольческие бомбисты — просто мелкие хулиганы.
Основная тяжесть локализация этой новой угрозы безопасности Империи легла на плечи Московского охранного отделения, то есть Зубатова С.В.
Спиридович А.И. свидетельствует: «Основная идея Зубатова была та, что при русском самодержавии, когда царь надпартиен и не заинтересован по преимуществу ни в одном сословии, рабочие могут получить все, что им нужно, через царя и его правительство. Освобождение крестьян — лучшее тому доказательство. Рабочее движение должно быть профессиональным, а не революционно-социал-демократическим, и его надо направить на этот первый путь».[269]
Для недопущения политизации пролетариата Сергей Васильевич при молчаливом одобрении «сверху» стал проводить «политику полицейского социализма». Усилиями Московского охранного отделения по всей Российской Империи была создана сеть враждебных марксизму легальных рабочих, по сути профсоюзных организаций, руководимых агентурой охранки. Основная цель этих «зубатовских профсоюзов» — разрешение трудовых споров между наёмными рабочими и собственниками цивилизованным путём без экстремизма. При этом охранка, как правило, становилась на сторону рабочих.
В результате этих оперативно-профилактических мероприятий пролетариат в значительной мере отшатнулся от Бунда, РСДРП и ПСР. Как ни странно, но всё это вызвало неудовольствие как революционеров, так и промышленников, и дворянства, и императорского двора.
По инициативе вновь назначенного директора Департамента полиции Алексея Александровича Лопухина, который был знаком с Зубатовым и разделял его взгляды, в октябре 1902 года Сергей Васильевич был переведён в Петербург и назначен заведующим Особого отдела Департамента полиции, стал внедрять свой опыт в масштабах Империи и осуществлять реформу политического сыска. Во всех крупных городах Империи он создал охранные отделения, передав им функции политического розыска, которые ранее были у губернских жандармских управлений. Возглавили эти охранные отделения воспитанники Зубатова (начальником Петербургского охранного отделения стал Я.Г. Сазонов, Московского — В. В. Ратко, Киевского — А.И. Спиридович, Варшавского — А.Г. Петерсен и т. д.), которые были подчинены непосредственно Особому отделу Департамента, то есть Сергею Васильевичу.
Таким образом, в результате этой реформы все нити политического сыска Империи Зубатов сосредоточил в своих руках.
Точку же в карьере Сергея Васильевича поставил чиновник Департамента Гурович М.И.,[270] донесший министру внутренних дел В.К. Плеве о том, что Зубатов, князь В.П. Мещерский и министр финансов С.Ю. Витте[271] составили заговор с целью назначения последнего главой МВД! В этой связи 19 августа 1903 года Виктор Константинович приказал Сергею Васильевичу немедленно сдать свои дела и в 24 часа покинуть Петербург.
В последующем понятие «зубатовщина» приобрело нарицательный смысл.
***
Однако вернёмся в 1899 год.
Зубатову С.В., безусловно, было известно, что террористы Гершуни, Житловский[272], Аргунов[273] и Ко ведут активную деятельность, в том числе и в Москве(!!!), по объединению народовольческих кружков и групп для организации ещё одной партии в целях ликвидации самодержавия. И тут как манну небесную ему на личную агентурную связь передают опытного секретного сотрудника «Раскина», который с указанными лицами знаком по революционной деятельности за границей!
Не мудрствуя лукаво Сергей Васильевич внедрил «Раскина» в аргуновский «Северный союз социалистов-революционеров» и способствовал агенту в постановке типографии в Томске. Этим ходом Зубатов достигал две цели: укреплял авторитет полицейского сексота среди руководителей «Союза» и установил местонахождение нелегальной типографии.
В результате проведенных ОРМ уже в сентябре 1901 года в Москве, Петрограде, Ярославле, Нижнем Новгороде, Чернигове и Томске двадцать два участника этого ОПС были арестованы, двенадцать из них осуждены и сосланы в Сибирь на сроки от трех до восьми лет. (Забегая вперёд отметим, что после досрочного освобождения многие из них вновь вернулись к терроризму: Севастьянова бросила бомбу в московского генерал-губернатора Гершельмана, Н.Куликовский убил графа Шувалова, С.Барыков и Н.Чернова участвовали в подготовке убийства генерала Трепова, а Аргунов играл большую роль в ЦК ПСР и т. д…)[274]
В процессе разработки «Союза» «Раскин», под руководством своих жандармских начальников добыл списки всех его участников с адресами и паролями для связи («Азефу мы вручили всё, как умирающий на смертном одре», — говорил позже Аргунов).[275] А самое главное — оставшись на свободе, он получил моральное право продолжить дело «Северного союза социалистов-революционеров», как бы стал полномочным представителем этой организации.
От того же «Раскина» Зубатов знал, что в октябре 1901 года один из руководителей «Союза» Селюк Мария Федоровна эмигрировала. (Не исключаю, что Сергей Васильевич преднамеренно оставил Марию Александровну «на разводку».) Естественно, Зубатов в декабре 1901 года маршрутировал «Раскина» вслед за Селюк.
Интрига в том, какое задание и, соответственно, полномочия, Сергей Васильевич дал агенту?
Немудрено, что вышеуказанные успехи вскружили Зубатову голову далеко идущими перспективами. Сергей Васильевич, вероятно, планировал из оставленных «на разводку» участников «Северного союза» воссоздать новую антимонархическую террористическую организацию, а затем разгромить её. Эти меры в сочетании с проводимым им полицейским социализмом, по замыслу Зубатова, должны были способствовать незыблемости самодержавия и, само собою разумеется, его, Сергея Васильевича, положения в обществе.
Для реализации этих целей Азеф подходил как никто иной.
Однако затевать провокацию такого масштаба без санкции руководства ни Зубатов, ни тем более ещё как следует неоперившийся сексот Азеф, никогда бы не решились.
Сергей Васильевич не простак идти к руководству с планом, реальность которого вилами на воде писана. И он, вероятно, напутствовал «Раскина» столь витиевато, что предусмотрительный еврей Азеф в общем-то безбоязненно уже в декабре 1901 года подвиг коварного еврея Гершуни создать народническую русскую партию социалистов-революционеров и её Боевую организацию.
Делали они всё это «шиворот навыворот»: в январе 1902 года газета «Революционная Россия» объявила о создании партии, в мае 1904 года там же опубликовали её программу, а в январе 1906 года провели первый съезд. (Как отметил Владимир Брюханов в книге «Заговор против мира» «Именно Азеф и Гершуни сорганизовали ЦК, привлекли в него известнейших авторитетов — М.Р. Гоца и В.М. Чернова (живших в то время, соответственно, в Париже и Берне, а затем переехавших в Женеву). И партия заработала — безо всякого учредительного съезда, выборов ЦК и принятия официальной программы. Последнее произошло много позже, на рубеже 1905–1906 годов, когда ПСР была уже организацией-ветераном, имевшей грандиозные заслуги в борьбе с царизмом»)
И в этой связи, следуя отработанной Зубатовым линии поведения, а не из ложной скромности, Азеф с изуверской вежливостью официальное руководство в создаваемых организациях уступил Гершуни, Гоцу, Чернову, Брешко-Брешковской, Минору, Рубановичу, Натансону, которые и по сей день считаются организаторами ПСР и БО. Таким образом, Азеф снимал с себя ответственность перед Департаментом полиции за преступления этого ОПС, что позволяло ему в своих интересах балансировать между революционерами и охранкой — по своему усмотрению выдавать последней сведения, полученные якобы от эпизодического общения с первыми…
Однако такое положение не позволяло Департаменту в лице Зубатова гарантированно пресекать террористическую деятельность БО, которая уже 15 апреля 1902 года дерзко заявила о себе убийством министра внутренних дел Империи Дмитрия Сергеевича Сипягина! 22 июля 1902 года БО покусилась на губернатора Харьковской губернии Ивана Оболенского. Охранка, конечно же, вышла на след террористов и арестовала Мельникова и Григорьева, непосредственно связанных с Гершуни. За поимку последнего Департамент назначил вознаграждение в 10 тысяч рублей.
Зная о дружбе Азефа с Гершуни, в марте 1903 года Зубатов и Лопухин весьма круто наехали на «Раскина», требуя, чтобы он сдал друга Гришу. Естественно, протокола этого толковища никто не вёл, а посему остаётся только догадываться об аргументации сторонами своих точек зрения.
В соответствии с теорией вероятности в данной ситуации были возможны лишь два варианта — жандармы знали либо не знали об истинной роли Азефа в ПСР и БО.
В первом случае высокие договаривающиеся стороны осознавали, что если после ареста Гершуни «Раскин» займёт его место, то не только дивиденды от контроля за подрывной деятельностью ПСР и БО, но и вся ответственность за непредотвращённые преступления, совершённые этим ОПС, ляжет на их плечи.
Во втором — Азеф понимал, что если арестованный с его подачи друг Гриша разоткровенничается (что, вероятно, и случилось в последующем), то у следствия появятся доказательства его, Азефа, причастности к террористическим актам против Сипягина и Оболенского со всеми вытекающими последствиями. Вместе с тем изворотливый иудей прикидывал: расколется Гершуни — и что? Если вскроется, что созданием и преступной деятельностью ПСР и БО руководил высокооплачиваемый секретный сотрудник охранки, то Зубанову, Лопухину, да, пожалуй, и самому министру внутренних дел не поздоровится.
Как проходили эти переговоры, мы не знаем. Однако известен их результат: Азеф донёс собеседникам, что Гриша поехал в Уфу. Откомандированный туда Медников с бригадой филёров Гершуни не обнаружил. Тогда Азеф был вынужден в ущерб личной безопасности указать местонахождение Гриши в Киеве, где последний 13 мая 1903 года и был арестован. Евно же стал членом ЦК ПСР и возглавил её БО.
Ратаев вспоминал, что апатия не покидала Азефа с момента появления его в Париже в июне 1903 года.[276]
Эти обстоятельства дали право отдельным авторам утверждать: «Санкции на вхождение Азефа в ЦК партии эсеров и в ее БО были даны с ведома директора департамента полиции А.А. Лопухина и начальника Особого отдела С.В. Зубатова и осуществлена министром внутренних дел В.К. Плеве «в нарушение всех правил для секретных агентов»» [277]
На мой взгляд, именно эти события являются ключевыми в судьбине как Азефа, так и всех руководителей политического сыска Империи, ответственных за разработку ПСР и БО. Ибо Азеф осознал, что он попал в такой блудняк, где кругом только враги.
Очевидно, что всё это и имел в виду мудрый сыскной лис Ротаев, утверждая, что с осени 1903 года Азеф был вынужден действовать не в интересах революционеров или охранки, а из собственной выгоды, предавая и тех и других.
***
После отставки Зубатова «Раскин» непродолжительное время был на личной связи у директора Департамента полиции Лопухина. Следует отметить, что никто из директоров Департамента не утруждал себя непосредственным руководством агентурой.
Однако Алексей Александрович был оригинален не только этим.
Лопухин родился в 1864 году в Орле и принадлежал к старинному дворянскому роду. Учился в одном классе Орловской мужской гимназии с Петром Аркадьевичем Столыпиным. После окончания юридического факультета Московского университета со степенью кандидата прав служил на прокурорских должностях.
В 1902 году решением министра внутренних дел В.К. Плеве с должности прокурора Харьковской судебной палаты Алексей Александрович был назначен директором Департамента полиции.
Окунувшись в горнило сыска, Лопухин сделался решительным противником системы полицейской провокации. В 1904 году он инициировал составление «Временного положения об охранных отделениях», запрещавшего начальникам охранных отделений использовать секретных агентов для организации государственных преступлений и даже подал на имя императора соответствующую аналитическую записку.
Однако существенных перемен в сыске Алексей Александрович не добился, а в связи с убийством 4 февраля 1905 года великого князя Сергея Александровича 4 марта 1905 года был уволен из МВД.