Беседа с сыном Юрия Буданова

Беседа с сыном Юрия Буданова

Минувшим летом в Москве был убит бывший командир танкового полка Юрий Буданов. До этого его осудили на десять лет за убийство чеченки Эльзы Кунгаевой. Через восемь с половиной лет пребывания в колонии он получил условно-досрочное освобождение. А на свободе его поджидала смерть. Кровавая расправа с Будановым вызвала еще более бурные споры об этом человеке. Одни называют его «настоящим русским офицером», другие «преступником». О его службе в армии и жизни после колонии ходят разные слухи. Правду зачастую невозможно отличить от лжи. Вот почему мы пригласили в редакцию человека, который почти все знает о Буданове, – его сына Валерия. С ним побеседовал военный обозреватель «КП» Виктор БАРАНЕЦ.

«Дважды присягу не дают»

– Валерий, вы сын офицера, вместе с отцом помотались гарнизонам. Что больше всего запомнилось из той, военной жизни?

– Помню свое детство в военном городке в Беларуси. Солдаты, офицеры, танки, тревоги, стрельбы. В то время распадался Союз. И отцу предложили принять присягу Республике Беларусь. Он ответил, что присягу дают единственный раз в жизни, и он больше никому присягать на верность не будет. И мы уехали в Забайкалье. Там прожили 7 лет. Это Гусиноозерск, в 100 километрах от Улан-Удэ. Там стояла дивизия. Отец за эти 7 лет прошел путь от зам-комбата до комполка. Полковника он досрочно получил на войне в 1999 году, когда уже полк находился в Чечне.

– Отец в каком году на войну уехал?

– По-моему, это был 95-й год. А вот его «вторую чеченскую» я уже хорошо помню. В сентябре 99-го года отцовский полк погрузился в эшелон и уехал. Кстати, ни я, ни мать не знали о том, что отец был на «первой чеченской» войне. До момента, пока он не вернулся. Он нам ничего не говорил, чтобы поберечь маму. Он ничего не говорил ей о том, что едет в зону боевых действий. Он просто сказал, что уезжает в командировку.

– Как вам жилось в Гусиноозерске?

– Что такое военный городок, что такое Забайкалье? Это зимой минус 40, могут выключить свет. А поскольку готовили все на электрических плитах, то без электричества не было возможности приготовить даже какой-то ужин.

Что делали? Выходили на улицу, разжигали костры и готовили еду. Никто не жаловался, никто не скулил, все друг другу помогали по мере возможности. Отец, когда вернулся из тюрьмы, вспоминал именно этот период в Забайкалье, как самый счастливый в своей жизни.

Черная весть из Чечни

– Когда вы узнали, что с отцом случилось в Чечне? Я имею в виду убийство Кунгаевой?

– Произошло это в ночь с 26-го на 27 марта 2000 года. Узнали мы все из газет. А дня через три отец позвонил матери, сказал: «Не верь слухам. Что на самом деле было, я потом объясню». Ни я, ни мать не верили? ни в изнасилование, ни в то, что Эльза Кунгаева была мирным жителем.

– Как вы чувствовали себя тогда? Все-таки – сын командира полка… И такое ЧП…

– Я был уверен, что отец не виноват, что мой отец оставался таким, каким я его знал.

– А как реагировали на ЧП с отцом сослуживцы, знакомые, друзья?

– У людей было непонимание случившегося. Даже шок.

– А что было после ареста отца?

– Папа находился в СИЗО в Ростове-на-Дону. Мы с мамой ездили к нему два раза в месяц. А проживали мы на тот момент на Украине, поскольку своего жилья у нас не было, мы жили у родственников.

– Вы уехали из Забайкалья с мамой на Украину. А где же была квартира?

– В Забайкалье у папы было служебное жилье. Мы его сдали при отъезде из военного городка. И все.

Разговоры сквозь стекло

– Где вы встречались с отцом в Ростове?

– В СИЗО. Обычная свиданка, общались через стекло, по телефону. Ни обнять, ни поцеловать. Просто видишь, что через три метра от тебя сидит родной отец. Разговариваешь с ним по телефону. Ему тоже было тяжело. Он понимал прекрасно, что его дочь и я растут без отца. Что матери очень тяжело. Но мы вместе прошли эти трудности.

– А что запомнилось из этих разговоров через стекло?

– Запомнилось, что всегда отец говорил: оставайся мужчиной, никогда не предавай близких, родных. И помогай всем, кому можешь помочь по жизни. Нужно быть в первую очередь бескорыстным человеком. Это мне запомнилось очень глубоко.

– Во время этих разговоров через стекло ты понимал, что отец чувствует себя виноватым?

– Он чувствовал себя более чем виноватым. Он прекрасно понимал, что семья осталась без средств к существованию, без кормильца, без хозяина в доме, без жилплощади. Квартиры своей не было…

На протяжении всего времени, пока отец находился в местах лишения свободы, когда мама не работала, нам помогали обычные русские люди. Помогали, чем могли. Кто-то помог матери на работу устроиться, когда она уже здесь, в Москве жила. Кто-то просто помогал материально. Бескорыстно. Обычные русские люди приходили и говорили: «Чем мы можем вам помочь?». Можно сказать, что с Божьей помощью все это время мы и жили.

Ордена

– Ваш отец в одном из интервью «КП» сказал, что в 46 томах его уголовного дела только 10 % правды. И особенно лютовал, что ему приписали изнасилование…

– Никакого изнасилования не было. Это изложено в приговоре 2003 года. Если кто-то в этом сомневается, я могу лично предоставить копию приговора.

Изнасилование – это 131-я статья УК. По этой статье отец привлечен не был. И осужден по ней не был. Если кто-то утверждает, что отец изнасиловал девушку, эти лица будут привлечены к судебной ответственности. В частности, будут поданы иски о защите чести и достоинства моего отца. Я никому не позволю говорить, что мой отец кого-то изнасиловал…

– Кроме этого отец ваш сильно возмущался из-за того, что у него отобрали ордена…

– Что касается орденов. По приговору, действительно, он был лишен наград, в том числе и Ордена Мужества. Лишен воинского звания. Лишен пенсии. Что касается пенсии, отец по этому поводу особо не переживал. Переживал он именно по поводу того, что его лишили наград. И он очень часто говорил: «Почему они забрали у меня награды, которые не мои, это награды моих пацанов, тех ребят, которые воевали вместе со мной?». На каком основании суд принял решение забрать те награды, которые были добыты потом и кровью? Да, он совершил преступление. Да, он был за него осужден. Но те заслуги, которые были в ходе боевых действий в Чечне, они же никуда не делись!

А была ли «японка»?

– О жизни и службе вашего отца много рассказано журналистами. Было такое, что сильнее всего возмущало?

– Меня и маму сильнее всего возмущает ложь. Вот, полковник Буданов ездил чуть ли не на самой последней марке «Лексуса», жил в центре Москвы в «халявной» квартире, работал в банке… Многое абсолютно не соответствуют действительности!

– А конкретно?

– Начнем с того, что у отца вообще не было машины.

– Но откуда тогда в прессе всплыл какой-то загадочный будановский «Лексус», который стоит бешеные деньги?

– Не было у него никакого «Лексуса»! У него была служебная машина, которая давалась ему на работе. Он постоянно говорил: «Я не могу ездить по Москве, здесь очень много пробок». С его нервами езда по Москве раздражала. Поэтому он чаще ездил на метро, на общественном транспорте. Служебной машиной он пользовался, только когда находился на работе.

То есть он в течение дня по рабочим вопросам мог на ней ездить. На работу, с работы, на учебу, по личным делам он ездил исключительно на метро либо просил меня, и я его отвозил на машине.

– Вы сказали: на учебу. Он что, учился где-то?

– Да, он учился.

– Где?

– Заочно в строительном университете. Он получал третье высшее образование, поскольку понимал, что тех двух образований, которые у него есть, недостаточно для работы в сегодняшних условиях.

– А какую профессию он пытался освоить?

– По строительной части.

Полгода без работы

– А где он работал после выхода на свободу?

– Кто-то писал, что отец работал в банке, начальником службы безопасности. Не работал он в банке. С момента освобождения в 2009 году, в течение полугода он вообще не мог устроиться на работу. Потом он работал в Государственном унитарном предприятии по эксплуатации высотных и административно-жилых домов. Начинал он там с обычного инженера. И дошел до должности замдиректора филиала…

– На эту фирму отца устроили бывшие сослуживцы? Как он на эту работу попал?

– Помогли друзья, близкие знакомые.

– А пытался он сам на работу устроиться?

– Пытался на протяжении 6–8 месяцев, ничего не получалось.

– В чем проблемы были?

– Наверное, все-таки узнаваемость была – это один вопрос. Иные работодатели боялись столь одиозную личность брать к себе на работу. Отец тоже на эту тему не много говорил, но я видел, что он нервничал по этому поводу. Говорили: «Да, Юрий Дмитриевич, мы вас уважаем, но»… Только в сентябре 2009-го он смог устроиться.

Созидатель в неволе

– Ваш отец отбывал срок в колонии, которая в Ульяновской области. Вы с мамой получали от него письма? Он звонил, вы ездили к нему?

– Да, конечно. Я учился недалеко – в Ульяновске. В суворовском военном училище.

– Вы учились в суворовском училище, а наверняка была же молва, что ты сын Буданова, что Буданов в тюрьме… Как-то сказывалось это на вашем существовании в суворовском?

– Абсолютно никак не сказывалось. Наверное, потому, что все относились с уважением к отцу. И мне нужно было соответствующе себя вести, дабы не опозорить фамилию. С меня был двойной спрос. Учителя иногда говорили: «Валерий, ну как же так ты урок не выучил? Ты же сын полковника Буданова!». И мне было стыдно…

Когда я приезжал, все работники исправительного учреждения старались помочь. Потому что с уважением относились к отцу. При прохождении на территорию каждое лицо досматривается, будь то работники или не работники. Меня не шмонали, не досматривали.

– И еще ваш отец говорил, ему в знак уважения и должность в заключении досталась «блатная» – он был кем-то вроде начальника спорткомплекса.

– Он спортзал поднял с нуля и до уровня спорткомплекса, который не во всех городах есть. Он полностью его отремонтировал. За счет администрации, за счет друзей, которых он просто просил: «Привезите стройматериалы, краску, спортинвентарь». Мне звонил: «Нужна сетка для теннисного стола, привези». Я покупал сетку в магазине за свой счет и вез ему. Потому что у него была душа расположена, чтобы навести порядок, где бы он ни был.

– Давайте вспомним эпизод, когда несколько раз вставал вопрос об условно-досрочном освобождении отца. В Чечне тогда такая буча поднялась против этого!

– Там, помимо УДО, было два ходатайства о помиловании на имя президента России. Осужденный имеет право подавать ходатайство о помиловании.

– Какой был ответ?

– Со стороны властей никакой реакции не было. А со стороны жителей Чеченской Республики, вы сами прекрасно все знаете… И отец, дабы не провоцировать какие-то действия со стороны властей, решил не ставить в неудобное положение администрацию колонии, где отбывал наказание. Он оба раза отзывал ходатайства. Это что касается ходатайства о помиловании. Что касается УДО. Все четыре раза ему отказывали в условно-досрочном освобождении, ссылаясь на недостаточность исправления осужденного гражданина Буданова. Когда он уже в пятый раз подал, Димитровградский городской суд удовлетворил ходатайство. И в январе 2009 года отец был освобожден. Условно-досрочно.

– А как у вашего отца складывались отношения с Шамановым? И когда они вместе воевали в Чечне, и когда Шаманов стал губернатором Ульяновской области, и когда стал командующим ВДВ?

– Владимир Анатольевич поддерживал нашу семью – как морально, так и материально. Он никогда не бросал отца. Если вы помните, на первое судебное заседание он приехал в Ростов-на-Дону, ничего не побоявшись.

Из зоны – в златоглавую

– Куда Буданов после освобождения из колонии поехал?

– Он приехал к нам домой. В Москву.

– Каким образом ваша семья оказалась в Москве?

– Квартира была получена в общем порядке, по договору соцнайма, для граждан, нуждающихся в улучшении жилищных условий. Поскольку у нас вообще не было квартиры. И сегодня квартира также предоставлена нам по договору социального найма.

– А отец куда-то обращался за квартирой?

– Он не обращался. Обращалась мать.

– То есть это квартира жены Буданова?

– Наниматель по договору она. Соответственно, отец после выхода на свободу был там также зарегистрирован…

– Были разговоры, что Шаманов подмогнул…

– А что здесь плохого, если он позаботился о бездомном своем командире полка? Да, Владимир Анатольевич всячески способствовал этому. Дай Бог здоровья ему и его семье.

Новая жизнь

– Когда отец вернулся из колонии, каким ты его встретил? Это был человек подавленный или нацеленный в будущее, верящий в свою правоту? Отец изменился после тюрьмы?

– Изменился в том плане, что он мало кому стал доверять в жизни, он всё ставил под сомнение, все слова, все действия. Но, как правило, незнакомых людей. Он устраивался на работу, ему говорят: «Юрий Дмитриевич, мы вас берем, чуть ли не завтра выходите». Но в конечном итоге результата это никакого не приносило.

– Много раз такое было?

– На моей памяти раза два или три.

– Отца это раздражало?

– Отец не понимал, почему это происходит. Ему было обидно, что он защищал свое государство, русский народ, а к нему такое отношение. Он этого не показывал, но я видел по нему…

– Кстати, о бдительности. В семье существовало такое понятие, как осторожность? Отец ходил, оглядываясь? Может быть, были какие-то признаки наблюдения, прослушки?

– Да, в нашей семье соблюдались меры предосторожности. Не потому, что мы чего-то боялись. Это просто те правила, которые диктовала нам жизнь. Что касается того, замечал ли отец слежку, прослушку… Мне он ничего не говорил. Но по нему я видел, что он всегда проверял, есть ли за ним слежка. Он прекрасно понимал, что за ним будут наблюдать. Ну и, поскольку он был условно-досрочно освобожден, он каждый месяц два раза ходил отмечаться.

– В милицию?

– Да, в милицию.

– Это угнетало его?

– Нет. Он понимал прекрасно, что это порядок, предусмотренный законом. И он его соблюдал.

Последняя сигарета

– Все знают, что в день смерти полковник Буданов пошел в нотариальную контору. Что он там делал?

– Он пошел туда, чтобы дать разрешение на выезд за пределы России своей несовершеннолетней дочери, моей сестры. Находился он там вместе с моей мамой. Они сдали документы на оформление, и отец вышел покурить на улицу. И произошло то, что произошло.

– Никаких предчувствий не было в этот день?

– Я помню, что в ту ночь спал плохо, но каких-то конкретных предчувствий не было.

– У вас есть личные версии, предположения, кто совершил убийство, кто стоит за ним?

– Наверное, будет неправильно озвучивать свою версию. Это работа следствия. Уже известно, что задержан подозреваемый в убийстве моего отца. И ни для кого не секрет, что это житель Чечни, по национальности – чеченец. Поэтому комментировать что-то еще, я считаю, не имеет смысла. Посмотрим, какая работа будет выполнена следствием, к чему мы придем.

– Ты беседовал со следователем?

– Да, конечно.

– По характеру вопросов следователя можно было понять, в какую сторону он роет?

– Сразу после убийства там было очень много версий. Но сказать определенно «в какую сторону они роют», пока не могу. А версии были – от бытовой до кровной мести.

– Не было признаков прослушки телефона, слежки?

– Прослушка, наверное, все-таки была. Хотя я могу только предполагать, но не утверждать. Да, телефон трещал периодически, эхо добавлялось, еще что-то. Ну, была и была. Ничего противозаконного ни мой покойный отец, ни моя семья не совершали, поэтому бояться было нечего. Ну, слушают – и ради Бога.

Как он стал либералом

– Были ли попытки каких-то политических сил втянуть полковника Буданова в свои игрища, позвать его в какую-то партию?

– Я знаю, что с 2010 года он состоял в ЛДПР. Что касается вопросов, были ли предложения участвовать в политической деятельности, этого я сказать не могу, поскольку просто не знаю.

– А кто привел его в ЛДПР?

– Он сам пришел. У него было много знакомых там. Это кадровые офицеры запаса.

– Юрий Дмитриевич с Жириновским лично был знаком?

– Насколько я знаю – да.

– Валерий, кем, на взгляд сына полковника Буданова, был Буданов-старший: допустившим трагическую оплошность офицером, жертвой войны, преступником, козлом отпущения, которого бросили на такую образцово-показательную порку?

– Наверное, правильнее было бы сказать, что в первую очередь он был боевым офицером, настоящим русским воином, который до последнего защищал свое Отечество и русских людей. И то, что произошла, как вы сказали, публичная порка, – да, это, наверное, в той или иной степени соответствует действительности. Но его вины в этом абсолютно никакой нет. Просто из обычного уголовного дела все это перевели на политические рельсы. Да, безусловно, он виноват был в убийстве. Но он отбыл за это наказание. Да, в какой-то мере, может быть, он допустил ошибку. Трагическую ошибку.

– Когда отец возвратился из тюрьмы, не почувствовал ли он, что некоторые офицеры, которые раньше руку жали, говорили: «Буданов, ты великий», – уже отвернулись, может, на звонки не отвечали?

– Когда отец воевал, понятно, что все жали ему руку. И очень многие сослуживцы остались рядом с ним и не боялись этого показывать, когда отец уже был взят под стражу. Единицы, можно сказать, отвернулись. Но ни один не позвонил или при личной встрече не сказал, что отец поступил неправильно, что он преступник.

«Неправильные» почести

– Похороны полковника Буданова получились какими-то «детективными». То место отпевания долго держали в секрете, то кладбище…

– Не очень хочется говорить на эту тему. Но раз уж вы задали этот вопрос, я все-таки отвечу. Сказать, что были похороны какие-то из ряда вон выходящие, нельзя. Отец что, похоронен на Новодевичьем кладбище? Он что, не заслуживал как участник боевых действий, как офицер, у которого более 20 лет выслуги, почетный караул и военный оркестр?

Военнослужащему, у которого выслуги более 20 лет, а также лицам, которые являлись участниками боевых действий, полагается почетный караул и военный оркестр. И у меня чисто человеческий вопрос к людям, которые эту тему позволяют себе муссировать. Как вы можете обсуждать, полагается ли почетный караул, где похоронен, где отпевали, когда у людей горе? Это говорит о цинизме человеческом, когда у людей нет ничего святого. Я вам больше скажу. Было даже подано заявление в военно-следственное управление, чтобы провести проверку на предмет того, насколько законно были проведены похороны.

– Кто подавал заявление?

– Понятия не имею. Но тем людям, которые это сделали, я считаю, рано или поздно воздастся по заслугам. Я не желаю им ничего плохого, но в моем понимании это, мягко говоря, не по-христиански.

– То есть они хотели проверить юридическую чистоту похорон?

– Именно выделение эскорта и оркестра. Что касается похорон, то похоронами занимался я. Конечно, помогала мать, очень много друзей отца, моих друзей, сослуживцев помогали организовывать. Огромное спасибо хочу сказать всем, кто принимал в этом участие. А также представителям правоохранительных органов – они сделали все возможное, чтобы организовать безопасность похорон. Каждый из них отдавал воинское приветствие, когда проезжала похоронная процессия. Огромное спасибо. Видно, что люди сделали это от души. Все, начиная от обычного сержанта полиции. Приезжали на похороны бабушки-пенсионерки из Тверской области, из деревни, подходили к матери, давали 500 рублей, говорили: «Возьмите, пожалуйста, мы помогаем, чем можем». Это говорит о том, насколько люди хорошо относятся к отцу, насколько они не согласны с тем, что произошло. Много незнакомых людей откликнулось, помогли материально. Похороны, скажу вам, не самое дешевое мероприятие. И не дай Бог с этим кому-то столкнуться.

– Валерий, вы уверены, что убийцу найдут?

– Уверен.

– Позвольте коснуться вашей персоны. Вы теперь кандидат в депутаты от ЛДПР?

– В самой партии я состою с начала этого года. Когда с отцом это случилось, Жириновский тоже приехал на кладбище, не побоялся ничего. Что касается моей кандидатуры в качестве кандидата в депутаты Госдумы, то данное предложение поступило от Владимира Вольфовича, я его принял.

– Я так понимаю, что вы пытаетесь заменить отца в партии?

– Нет, не согласен. Заменить отца я не смогу, по той простой причине, что мой покойный отец – это был отец, а я – это я.

18.10.2011

http://www.ofizer.ru

Данный текст является ознакомительным фрагментом.