ГЛАВА СЕДЬМАЯ. От одной распри к другой
ГЛАВА СЕДЬМАЯ.
От одной распри к другой
Глупая гордость титулом герцога, князя, званием маршала Империи делала их настолько тщеславными и ревнивыми по отношению друг к другу, что они приносили интересы армии и страны в жертву своему мелочному соперничеству.
Виго-Руссильон
Миранда 13 сентября 1808 года. Ещё вчера всем довольный монарх в Неаполе, сегодня Жозеф — несчастный испанский король, вспоминающий о прошлой счастливой жизни под романтичным небом Италии, которая подходила его чувственной натуре гораздо больше, чем мрачная родина инквизиции. Сейчас старший из братьев Бонапарт должен вернуться в свой кабинет, чтобы встретиться с Неем и Журданом, которые прибыли, чтобы ознакомиться с последними распоряжениями. Он резко распахивает дверь, приветствует маршалов и, не медля ни секунды, чтобы не растерять свою решимость, приказывает всеми имеющимися силами наступать на Мадрид. Если он и приводит аргументы или задаёт своим собеседникам вопросы, то лишь с единственной целью — во что бы то ни стало реабилитировать себя в глазах Наполеона и его генералов, чтобы они больше к этому не возвращались. Ни Журдан, ни Ней не обладают достаточной властью, чтобы указывать ему. Набравшись Уверенности, так как оба военачальника с их богатым багажом победоносных кампаний не возражают против его дерзкого решения идти на Мадрид, он срочно отправляет свой план в Париж. Грубые стратегические просчёты плана укрепят Наполеона в мысли, что Испанской армией руководят «не генералы, а почтовые инспекторы».{200}
Хорошо зная храбрость и дурной характер маршала Нея, который никогда не был так сговорчив, как в начальный период войны в Испании, Жозеф выражает удовлетворение его покладистостью: «Он ни к чему не придирается, он готов на всё».{201} Несмотря на происходящие события, герцог Эльхингенский не считает испанское восстание чем-то серьёзным. Именно поэтому он не возражает королю, оказывая ему медвежью услугу. Как и тот, кто отдаёт распоряжения, маршал Ней никогда не поймёт — ведь столько стран подчинилось имперскому оружию! — истинный размах народного сопротивления отчаявшихся испанцев. Восставшие противопоставляют захватнической войне дух и методы национально-освободительной борьбы. Впервые Император и его маршалы имеют дело с народом, а не с армией.
Глядя на нищую и неорганизованную испанскую армию. Ней, которому 3 августа 1808 года Наполеон приказал отправиться в мятежную Испанию, считал, что победа ему обеспечена. Сколько бы ему ни говорили о возможном вмешательстве англичан, он и слушать не хотел. Они слишком хорошо знают возможности французов и слишком дорого ценят жизни своих солдат: на вес фунтов стерлингов. Только одно не устраивает маршала: в этой экспедиции нет возможности добыть новые лавры.{202} Но начало этой войны сложится драматически. Ней скоро увидит войну жестокую и бессмысленную, какой её запечатлеет кисть Гойи.
Поймав в свои сети Карла IV и его сына Фердинанда, Император сам попадёт в ловушку. Испанское духовенство подняло народ, по всей стране образуются повстанческие хунты. Дюпон капитулировал в Байлене, Жозеф, король-самозванец, покинул Мадрид, в то время как сэр Артур Уэлсли, будущий герцог Веллингтон, высадился в Португалии.
Укрывшись в сорока лье от французской границы и ожидая прибытия Наполеона с огромными силами, Жозеф пока мог рассчитывать только на 65 000 солдат. Он делит свою армию на три корпуса. Бессьер справа, Ней в центре, Монсей слева. У Нея под командой только 8000 штыков, но он, в отличие от двух других маршалов, неудовлетворённых численностью своих войск, не ропщет. Каждый следующий приказ отменяет предыдущий, армия начинает двигаться, но затем идёт в обратном направлении. Следует ли оставить Бильбао? Можно ли атаковать Логроньо? Увиливание Жозефа от решений с одной стороны и упорство испанского сопротивления — с другой. «Обстоятельства вынуждают меня признать, — пишет Жозеф Императору 22 сентября, — что командование правым крылом следовало поручить маршалу Нею. <…> Его отвага и активность теряются в центре. <…> Если бы я единолично распоряжался передвижением частей, имея в подчинении таких исполнительных и решительных командиров, как Ней, Лефевр или Мерлен,[64] враг бы отступал повсюду».{203}
Понимая, что брат не может справиться с ситуацией, 5 ноября Наполеон прибывает в Виторию с твёрдым намерением смыть оскорбление, нанесённое его орлам в Байлене, и вновь покорить всю Испанию. Его войска насчитывают 160 000 человек, сведённых в семь армейских корпусов, под командованием Ланна, Сульта, Нея, Лефевра, Мортье и Гувион Сен-Сира. Семеро прославивших Империю против одного испанского борца, который поклялся на Еван-гелии уничтожить французских захватчиков. Император хочет разрезать протяжённый фронт испанских армий на две части. Эти армии насчитывали от 105 000 до 110 000 человек, фронт тянулся от Бискайского побережья до Сарагосы. К тому же в Португалии, около Альмейды, уже были англичане.
Маршал Ней принимает милый его сердцу 6-й корпус, насчитывающий 32 000 солдат, с Жомини в качестве начальника штаба. Последний был принят совсем не так, как ожидал. Ней холоден и сдержан, так как Эгле написала ему, что в Тюильри швейцарца воспринимают как его, Нея, советника и подсказчика. Какое оскорбление для Храбрейшего из храбрых! Своей славой он обязан только себе! Жомини крайне неудачно выбирает момент, чтобы обратиться к маршалу за разрешением жениться на мадемуазель Доротее фон Цастров. «Я ненавижу пруссаков. Если Вы хотите на ней жениться, откажитесь от поста в моем корпусе». Нужно потерпеть, пока пройдёт гроза, тем более что маршал уже поставил Жомини на место, объяснив тому, что состав штаба определяет он, маршал Ней.{204}
Дурное настроение не проходит. Имея в составе корпуса замечательные дивизии Маршана, Матье, Дессоля и бесстрашную бригаду Кольбера, Ней, как ему кажется несправедливо, обречён на осаду Сарагосы. В то время как Сульт берет Бургос, Виктор разбивает Блейка при Эспиносе, аЛанн добивается эффектной личной победы при Туделе, действия Нея ограничиваются диверсиями. Неутолённый боевой задор Нея, его стремление к независимости и навязчивая идея идти на Калаорру через Бургос заставляют Нея пренебречь приказами Наполеона, которые предусматривали совместные действия с Данном для окружения армии Кастаньоса. Как и было предписано, 22 ноября Ней входит в город Сория и остаётся там до 25-го, хотя ожидалось, что он пойдёт на Агреду, чтобы покончить с противником. Ней не смог или, возможно, не захотел поддержать Ланна и закрепить успех, который главным образом обеспечили действия его коллеги. В оправдание Нея надо признать, что связь была затруднительной, что не хватало разведывательных данных и что колонны Кастаньоса оставались вне зоны досягаемости, даже если бы 6-й корпус двинулся на Агреду 23 ноября.{205}
Несмотря на победу французов при Туделе, Кастаньос ускользнул, Наполеон недоволен. Он приказывает Нею быстро начать преследование противника, но маршал снова действует по-своему, на этот раз в ущерб Монсею. Вместе с герцогом Конельяно Ней собирается начать осаду Сарагосы, когда приходит приказ Бертье отогнать Кастаньоса и подойти к Мадриду. Маршалы уже приобрели дурную привычку «не делать друг Другу подарков». У Сарагосы Ней бросает Монсея, лишает его войск, необходимых для занятия города. Удрученный Монсей пишет Нею: «Когда Его Величество не может руководить лично, он должен полагаться на своих маршалов в том, что они сумеют принять меры, соответствующие обстоятельствам. Сегодняшние операции были определены ими для защиты чести и интересов оружия Его Величества, они же должны во что бы то ни стало их завершить. <…> Предупреждаю, что продолжу движение и, если случится беда, ответственность полностью ляжет на Вас».{206} Ней не обращает внимания на упрёки, он думает только о том, как быстрее начать боевые действия против англичан. «Вы будете вести разведку перед нашими войсками на пути в Мадрид, куда мы двинемся большими дневными переходами, — объявляет он полковнику Жирару. — Вам выступать через два часа, и помните, в Испании все, кто не французы, — враги».{207} Все должны соблюдать осторожность. Эскадронный командир Марбо, перевозивший почту для маршала Ланна, обнаруживает в горах трупы двух французских пехотинцев. Он приближается и по знакам на головных уборах устанавливает, что они из корпуса Нея. Далее — просто кошмарное зрелище: в нескольких метрах от них — верх ногами тело молодого офицера из 10-го полка конных егерей. Руки и ноги несчастного прибиты к дверям амбара, под ним был разведён костёр.{208} В частях Нея при перекличке обнаружится немалое количество отсутствующих солдат. Вдоль главной дороги на Сарагосу крестьяне без колебаний расправляются со всеми отставшими.{209}
19 декабря, в 11 часов утра, на широкой равнине между Чамартином и Мадридом Наполеон организует смотр 6-му корпусу. Присутствующие отмечают, что он проводит инспекцию быстрее, чем обычно.
Курьер приносит ему пакет от Сульта. Что происходит? От Нея не ускользает ни один жест Императора, ни одно его слово не проходит мимо. К удивлению маршала, раздосадованный Наполеон удаляется к себе в штаб-квартиру, так и не дав ему новых инструкций. Император больше доволен капитуляцией Мадрида 4 декабря, чем последними действиями герцога Эльхингенского. Жозеф возвращает себе испанскую корону, на этот раз силой. Болезненно воспринимавший обвинения в том, что именно он руководил плохо подготовленными операциями, маршал Ней стремится сыграть решающую роль в борьбе с англичанами.
В своём кабинете прямо на полу Наполеон расстилает карты Испании, выверяет направление по компасу и перечитывает только что полученную депешу. Наконец становится понятным план генерала Мура: со своей двадцатитысячной армией он идёт на Бургос, чтобы разорвать коммуникации французов. Тем же вечером Нея приглашают к Императору. «Мы перейдём горную цепь Гвадаррамы и атакуем англичан с тыла. Им конец!» Возбуждение Нея сравнимо лишь с уверенностью Наполеона. «Решение английских стратегов высадиться на континенте — это подарок Провидения». Тем не менее впереди маршала ждут многочисленные осложнения.
На заснеженных перевалах Гвадаррамы он со своими войсками мужественно борется с белой вьюгой, которая заставит ностальгически вспоминать глубокую грязь Пултуска или лёд Эйлау и которая будет предвестником холодов Русской кампании. Ветер с невообразимой силой взметает снежные вихри, вырывает с корнем деревья и уносит людей в пропасть. Наполеон, не отставая, следует за колоннами Нея. Ему навстречу попадается полк конных гренадер, двигающийся в обратном направлении.
— Что, неужели никто не смог перейти горы?
— Извините, сир, авангард корпуса маршала Нея, должно быть, уже на той стороне.
— Значит, авангард перешёл, а моя гвардия отступила! Кругом! И вперёд! — в гневе приказывает Наполеон.{210}
После изнурительного преследования невидимого врага маршал Ней констатирует, что англичане от него ускользнули и полным ходом отступают по дороге наЛа-Корунью. Но теперь честь их преследовать Император предоставляет маршалу Сульту. Жан де Дьё Сульт родился в 1769 году в Тарне, бригадный генерал в двадцать пять лет, получил титул герцога Далматского за заслуги в главных сражениях Империи — от Аустерлица до Эйлау. Мармон сказал о Сульте: «Что его отличает, так это безмерные амбиции. Действуя инстинктивно, он может справиться с любой ролью». Суровая мужественная внешность придаёт ему внушительности; если Ней — река, то Сульт — горная вершина. Герцог Далматский для герцога Эльхингенского как красная тряпка для быка: интеллект против силы, стратег против вождя. Они настолько же похожи и внешне, и амбициями, насколько различны по характеру. Их соперничество, часто вредное для общего дела, отмечается во всех мемуарах современников, приписывающих правоту то одному, то другому. Однако было бы опрометчиво делать окончательные выводы как на основании этих свидетельств, часто пристрастных, так и на основании официальных военных донесений, слишком сухих и казённых. Историки тоже не беспристрастны: биографы Нея облагораживают своего героя, в то время как авторы, пишущие о Сульте, выгораживают своего.
Сен-Шаман, адъютант маршала Сульта, представляет нам своего патрона, стараясь не запятнать его портрет и не упоминать о его отрицательных чертах. Притом он не скрывает своего восхищения: «[Маршал Сульт] обладал безошибочным тактом, демонстрировал, когда это было нужно, свободный и гибкий ум, а когда нужно — неколебимо твёрдый характер. На войне он предпочитал решительные операции, но при условии, что сам он не подвергнется большому риску, так как не был так безрассудно храбр, как Ней и Ланн. Пожалуй, его можно упрекнуть в избытке осторожности, в чрезмерном стремлении защитить себя от опасности. Эта осторожность оставляла его на поле боя, когда он в палатке разрабатывал свои действия и прямо перед врагом давал смелые приказы своим частям».{211}
Остаётся признать, что вклад Сульта в героическую наполеоновскую эпопею не так уж велик. Следствием противоположных темпераментов Нея и Сульта являются их разногласия и взаимная враждебность, которую злопамятный герцог Эльхингенский полагал неутолимой. Эта враждебность передаётся и солдатам. 31-й вольтижёрский полк,[65] обычно певший на марше, замолчал, когда было объявлено о переводе полка из 6-го корпуса во 2-й, которым командовал маршал Сульт. «Уже двадцать месяцев мы входим в 6-й корпус маршала Нея. С ним мы голодали в Гуттштадте, побеждали при Фридланде, провели весёлые дни в Силезии. Теперь мы расстаёмся с боевыми товарищами, чтобы дальше сражаться в рядах незнакомых нам воинов, для которых мы надолго останемся чужаками».{212} 2-й и 6-й корпусы представляют собой два различных братства, порой могло даже показаться, что они воюют за разные интересы.
1809 год, чёрный год для маршала Нея, начался с мрачных предзнаменований. 3 января он оплакивает генерала Кольбера де Шабане, к которому всегда испытывал искреннюю симпатию. У деревни Приерос[66] генерал был убит пулей меткого английского стрелка. «Смерть сына не потрясла бы меня сильнее. Сколько надежд угасло! Сколько замечательных качеств, служивших стране, утрачено! Те, кто знал и ценил его, как я, не забудут утрату».{213} В составе корпуса Сульта Кольбер лишь один раз повёл свой полк в атаку. В корпусе Нея говорили: «Если бы пехотинцы действовали более смело, генералу Кольберу, который пришёл в ярость, видя их нерешительность, не пришлось бы быть там, где его настигла вражеская пуля. Он не привык видеть свою пехоту столь робкой».{214}
Испытывая ревность к успехам Сульта, Ней надеется укрепить своими силами его колонны на дороге в Ла-Корунью, как это и было ему предписано Бертье. 7 января Ней отправляет своему коллеге не очень складное письмо: «Я сделаю всё возможное, чтобы догнать Вас, мне ясно, что наши объединённые силы не будут избыточными для занятия и удержания большой территории, по которой ещё предстоит пройти». Ней намерен помочь 2-му корпусу там, где Сульт в крайнем случае согласен получить поддержку. Герцог Далматский, обычно грамотный стратег, не проявляет разумной доброй воли и готовности к примирению. Сначала он отказывается от помощи маршала Нея, затем путает его планы, посылая его на дорогу, ведущую к Виго, в то время как было бы гораздо полезнее дать возможность одной из дивизий Нея закрепиться в Луго. Нею ясно, что Сульт желает лично занять Галисию, а 6-й корпус направить в каком-нибудь второстепенном направлении.{215}
Допустим, что маршал Ней неправильно понял ответ Сульта на его предложение помочь, но мы не можем не заподозрить герцога Далматского в сознательном стремлении отдалить Храбрейшего их храбрых от главного театра военных действий, опасаясь, что тот совершит очередной подвиг в своём стиле. Бертье подчёркивает, что, если бы 16 января в сражении около деревни Элвинья с английским корпусом, насчитывавшим 18 000 человек, «мы бы атаковали всеми имеющимися силами, нет сомнения, что три четверти английской армии попали бы в плен». Несомненно, маршал Сульт слишком поздно обратился к 6-му корпусу, но также очевидно, что преследование Мура было слишком вялым, что и дало возможность англичанам погрузиться на суда, ожидавшие в Ла-Корунье. Маршал Ней отмечает, что английская армия была отброшена в океан, но не уничтожена полностью; вскоре она вновь появится в Португалии. Его неприязнь к Сульту усиливалась ещё и потому, что он пытался склонить его к немедленной атаке кораблей адмирала Хоупа,[67] но герцог Далматский отложил штурм. И на другой день Ней с болью смотрел на развевающиеся на ветру и быстро удаляющиеся от берега английские флаги.{216}
Привыкший держаться с посетителями сдержанно и холодно,{217} Ней молча, никак не проявляя своих чувств, воспринимает известие о том, что вторжение в Португалию поручено Сульту, которого Наполеон ценил за уравновешенность и ум.
Распри маршалов выходят из-под контроля Императора, который неожиданно возвращается во Францию, узнав об интриге Фуше и Талейрана и подготовке войны с Австрией. В окружении короля Жозефа ходят слухи, что Ней умышленно затягивает вхождение войск Сульта в Португалию, отказывая ему в предоставлении боеприпасов и провианта.{218} Генерал Тьебо обвинит герцога Эльхингенского в том, что тот, имея достаточно артиллерии, не отправил коллеге, потерявшему все свои пушки при Опорто, несколько батарей.{219} С этого момента Нею поручаются второстепенные по значимости операции, которые следует предпринимать, следуя за действиями Сульта. Он должен закончить покорение провинции, завоёванной ненавистным ему маршалом. Миссия замирения Галисии, порученная нашему герою, была явным афронтом.
Февраль 1809 года. Обосновавшись в великолепном губернаторском дворце Ла-Коруньи, расположенном на океанском берегу, маршал Ней погружается в светскую жизнь. Каждый вечер он принимает в дворцовых салонах местных аристократов, надеясь привлечь их на свою сторону. У Нея репутация сильного шахматиста, он играл с чемпионом Дешапелем, специально приезжавшим из Франции, чтобы сразиться с ним. Ней организует концерты церковной музыки, приглашая кастратов и талантливых музыкантов из Сантьяго-де-Компостела.{220}
Несмотря на эти отвлекающие занятия. Ней негодует. 6-й корпус насчитывает всего лишь 16 000 человек, и этими силами он должен охранять Ферроль и Ла-Корунью, сдерживать население Галисии и Астурии, контролировать более чем сто лье побережья, то есть семь провинций полуострова, которые нельзя отнести к самым спокойным в номинальном королевстве Жозефа. Бертье предупреждает маршала, что ему не следует рассчитывать на подмогу даже наоборот: одна из его дивизий может быть передислоцирована. При этом ему рекомендуют держать на месте поменьше войск, а основные силы перемещать по вверенной ему территории в виде мобильных колонн. Ней раздражается ещё сильнее и, вопреки инструкциям, оставляет сильные гарнизоны в укреплённых пунктах. Может быть, тем, кто приказывает, неизвестно, что страна охвачена повстанческим движением, что хунта Севильи организует сопротивление во главе с неуловимым маркизом Ла Романа и что отдельные солдаты подвергаются смертельной опасности? В тёмном переулке Ла-Коруньи за один пиастр испанский моряк, не колеблясь, пырнёт ножом французского офицера, на которого ему укажут. «Против нас ведётся беспощадная война», — сокрушается маршал. Если бы он слышал упрёки Журдана из Мадрида в том, что он, Ней, изолирует свой армейский корпус, что он не наладил регулярную связь со столицей!{221} Какую ярость вызвали бы у Нея утверждения Гаспара де Клермон-Тоннера (адъютанта короля Жозефа), если бы ему стало известно, что он ставит под сомнение справедливость и порядочность маршала!{222} Сколько горьких минут это доставило бы ему!
Полицейский чиновник Лагард, направленный Наполеоном в Испанию, старается беспристрастно следить за теми и за другими: «Король, опасаясь, что французские генералы не станут выполнять его распоряжения, не осмеливается слишком часто ими командовать, отсюда — отсутствие единства в военных операциях, каждый действует на свой страх и риск там, где находится. Двор предпочитает снисходительное отношение, что придаёт смелости восставшим, а военные выступают за строгость, в чём чересчур усердствуют, потому что вместо руководства, которое удержало бы их в нужных рамках, они получают лишь окрики».{223} Хотя для обеспечения нормального управления провинциями им предоставляется особое содержание,{224} между Жозефом, сторонником политики задабривания населения, и маршалами, которые, подчиняясь Наполеону, стремятся очистить страну от повстанцев, постоянно растёт пропасть. А Ней? Его в Мадриде называют хищником, ураганом, который, разорив Галисию, теперь гуляет по Астурии. Из своих окон Жозеф видит лишь «несчастную разграбленную провинцию», а не беспощадную решимость крестьянских орд, доведённых до фанатизма священниками, которые прячут ружья в исповедальнях своих церквей.
За каждого своего убитого солдата Ней отвечает испанцам кровавыми карательными операциями. Согласно донесениям Лагарда в Мондонедо, где были растерзаны парламентёры, предано смерти три тысячи жителей.{225},[68] Страстному испанскому характеру он противопоставляет неслыханную беспощадность. Когда его войска должны покинуть какой-то город, Ней уходит последним. Через четверть часа после ухода войск он, внимательно вглядываясь в лица жителей, пешком проходит по улицам. Взгляд Нея настолько свиреп, что никто не смеет поднять на него руку.{226}
Высокая островерхая фетровая шляпа, украшенная петушиными перьями, грубая шерстяная рубаха, пояс с патронами, чёрные, вытертые на коленях бархатные штаны, холщовые туфли на верёвочной подошве при этом, несмотря на бедную крестьянскую одежду, гордый вид, — так представил нам Гойя испанских повстанцев. Ней рассеивает их отряды, но они раз за разом собираются вновь. Испанские партизаны, безусловно, солдаты лишь по необходимости, но при этом быстрые и проворные, действующие на своей земле и поэтому малозаметные и неуловимые. При появлении опасности испанский крестьянин прячет оружие и берётся за лопату или серп. «Они успокаиваются только когда мертвы»,{227} — повторяют в 6-м корпусе.
Генерал Морис Матье пишет Нею: «С тех пор как я уехал из Мондонедо, я не нашёл в сёлах ни одного крестьянина, ни одной повозки, и мы находимся в смятении. Обычай оставлять города и сёла ужасен, он побуждает войска устраивать беспорядки и даже проявлять жестокость».{228}
Просматривая многочисленные донесения офицеров Нею, нам приходится констатировать отчаяние французов и их решимость жестоко мстить за засады. Безжалостность мести превосходит жестокость испанцев по отношению к захватчикам, которая, возможно, преувеличена в воспоминаниях солдат Империи. «Генерал Мокюн убил много повстанцев, которых обнаружили в зарослях вереска и дрока. Наказание было страшным»,{229} — с удовлетворением докладывают маршалу Нею. Последний, в свою очередь, назначает смертную казнь для монахов, этого «проклятого и ненавистного отродья», и разорение их монастырей. Небо призвано на помощь повстанцам, люди в сутанах взывают к сверхъестественным силам, утверждая, что из глаз святых на иконах льются слезы.
13 мая 1809 года во главе двенадцати батальонов с восемью горными орудиями, двумястами запасными артиллерийскими зарядами, навьюченными на мулов и семидневным запасом сухарей, Ней начинает экспедицию по зачистке Астурии, население которой было вооружено англичанами. Маршал отказывается идти до Овьедо по побережью. Храбрейший из храбрых не любит продвигаться по рассчитанному шаг за шагом маршруту, он сторонник «быстрых и неожиданных прыжков». Не окажутся ли во время этого похода под угрозой такие города, как Бетансос или Луго? По мнению маршала — и, надо признать, он заблуждался, — нет, им ничего не угрожает, так как его быстрота парализует противника. Он полагал что «эта экспедиция окажет большое влияние на судьбу Испании».{230}
18 мая. Ней гордится «сверхъестественной храбростью», с которой его люди заставляют отступить войска Ла Романа под стены Овьедо. Солдаты настолько ожесточены, что некоторые из них прикладами убивают пленных испанцев.{231} Ла Романа покидает город, предварительно разграбив склады оружия, амуниции и обмундирования.
Несмотря на эту победу, 16 000 повстанцев обрушиваются на Бетансос и Луго. Как раз возможность подобной атаки маршал исключал. В Бетансосе испанцы отбиты полковником Жираром, а в Луго генерал Фурнье обязан своим спасением неожиданному появлению корпуса маршала Сульта, возвратившегося из своей неудачной экспедиции в Португалию. Ней постарается уменьшить вклад Сульта в снятие блокады Луго и приукрасить действия Фурнье, однако все другие свидетельства подчёркивают роль герцога Далматского в освобождении города.{232}
Луго, 29 мая 1809 года. Возвратившись из Астурии, Ней ещё раз убеждает себя, что на месте Сульта он добился бы успешного выполнения миссии. Исполненный презрения, он с видимым удовольствием смакует рассказы об отступлении Сульта из Португалии. Он улыбается, слушая доклад о жалком состоянии 2-го корпуса, и загорается, внимая откровениям нескольких генералов Сульта, повествующих о попытках их начальника занять трон Северной Лузитании. Тон становился всё выше, а обвинения всё тяжелее. Сульт и командование британскими войсками обменялись несколькими посланиями. Герцог Далматский принял имя Николая I, публичные обращения с такой подписью были расклеены на стенах Опорто. Предательство! Нужно арестовать Сульта! Кассэнь, секретарь Нея, вмешивается, как всегда, когда маршал в гневном порыве готов совершить непоправимое. Герцог Эльхингенский берет себя в руки, но обещает доложить Наполеону об этом тёмном деле.{233}
Ней и Сульт встречаются, маршалы Империи обрушивают друг на друга всяческие оскорбления. Закрывшись в кабинете Нея, они кричат так, что офицер, находившийся в смежной приёмной, слышит все подробности.
— Откуда Вы прибыли? Как трус, Вы бежите от врагов Императора, — бросает маршал Ней Сульту.
— Прекратите, — возражает Сульт, — я только что спас Луго, который Вы едва не потеряли.
— Мне не нужна Ваша помощь, да Вы и не могли бы мне помочь. Мне встречались сотни Ваших бегущих солдат. Все они побросали оружие, чтобы легче было бежать, но при этом свято хранили свои ранцы, набитые награбленным.
Ней в бешенстве, оскорбления сыплются с обеих сторон, Сульт выхватывает шпагу. В последний момент генерал Матье успевает их разнять.{234}
Те, кто ставит под сомнение правдивость описанной сцены, указывают на общий план действий, принятый в Галисии. Нам это обстоятельство кажется малоубедительным. Действительно, они пункт за пунктом разрабатывают и подписывают соглашение, но это выглядит скорее как документ, составленный двумя враждующими странами, как свидетельство взаимного недоверия. Сульт и Ней нуждаются друг в друге, они обязаны прийти к согласию. Первый, лишенный запасов провианта и боеприпасов, зависит от помощи 6-го корпуса. Второй не может удержать Галисию без поддержки частей Сульта. И действовать следовало быстро. Луго оказался слишком тесным для двух соперничающих корпусов. Солдаты задирали друг друга, дрались, и, если бы 2-й корпус спешно не покинул город, вражда могла охватить все войска.{235} Нахмурившись, Ней смотрит вслед удаляющемуся Сульту, думая, что это один из тех людей, которым нельзя верить на слово. Что же касается Сульта, гораздо более расчётливого, чем его коллега, то он смотрит гораздо дальше подписанного в Луго соглашения. Соглашение обязывает его идти на Монфорти и долину Орреса, действуя против Ла Романа, в то время как 6-й корпус направится к Виго. Это обречено на провал, так как и Ней, и Сульт, оставаясь индивидуалистами, понимают и исполняют общий план каждый по-своему.
Кажется, герцог Далматский интересуется только артиллерией, снаряжением и провиантом — всем тем, что Ней должен был ему предоставить в обмен на сотрудничество. «Мне не поручали защищать Галисию», — подчёркивает Сульт в своих «Мемуарах», не оставляя сомнений, что он стремился как можно быстрее покинуть эту испанскую окраину и оказаться поближе к Мадриду, где должны разыграться важные события.{236},[69]
Ней, имея противником маркиза Ла Романа, нервничает. Маркиз уже показал себя в Оренсе, в Луго, в Монфорти. Будучи выброшенным из Галисии в Астурию, он, не переходя астурийские горы, морем возвратился в Галисию. Этот испанский дьявол не имел себе равных в способности уклоняться от безнадёжного сражения, прибегая к ловким маневрам в горах. Ней сообщает Сульту, что враг покинул Сантьяго-де-Компостела, и просит его занять Луго. Тот отказывается, предпочитая буквально соблюдать предварительный план действий. В то время как 2-й корпус входит в Монфорти, Ней направляет разведку к Понтеведра. Разведчики, рассеяв в горах четыреста повстанцев, выходят на берег океана, где подвергаются обстрелу с трёх баркасов, вооружённых орудиями.{237} Если верить Сульту, путь свободен: английские войска, замеченные в Виго, выгрузили ружья и ушли, испанцам остаётся рассчитывать только на англичан, прибывших из Португалии. «По моему мнению, все испанские войска, находящиеся в Галисии, будут уничтожены, если Вы ускорите проведение операций»,{238} — безапелляционно заявляет Нею Сульт. При этом он забывает, что в Испании можно верить лишь тому, что видел собственными глазами. С этого момента всё запутывается, и нам трудно понять, который из двух маршалов предал другого. Многие историки обвиняют Сульта, что совпадает и с версией Тьера, который, к сожалению, не располагал «Мемуарами» герцога Далматского, опубликованными лишь в 1955 году. Николь Готтери, недавно опубликовавший биографию Сульта,{239} оправдывает каждое действие своего героя и во всем обвиняет Нея. Мы же постараемся разобраться в нюансах. Дело в том, что соглашение, подписанное в Луго, с самого начала было обречено на провал из-за противоположных мотиваций маршалов.
В то время как Ней вынашивает планы борьбы с генералами Ла Романа и Ла Каррера, Сульт занят подготовкой вывода войск из Галисии, что ведёт к обострению противоречий, так как Нею этого достаточно, чтобы заподозрить коллегу в обмане. Генерал Фурнье утверждает, что обнаружил секретные приказы маршала Сульта, в соответствии с которыми 2-й корпус вскоре должен был направиться к Саморе, иными словами, покинуть 6-й корпус, остававшийся в Галисии.{240} В своих «Мемуарах» Сульт попытается оправдаться: «Я должен был оставаться в Галисии только на время экспедиции против Ла Романа. Именно поэтому я приказал генералу Руйе, командовавшему моим депо в Луго, собрать в маршевые батальоны всех солдат, выписываемых из городского госпиталя. Им сразу же выдавали оружие и направляли в соответствующие полки».{241}
Справедливости ради следует признать, что маршал Ней не добился всех целей, намеченных в Луго. Слишком часто историки описывают нам его, напрасно ожидающего под стенами Вито вестей от маршала Сульта, который трусливо бросил его. Такое представление не соответствует действительности. Узнав, что англичане укрепили Ранде и Вито, что больше шести десятков орудий установлены в этих городах и что войска с английской эскадры совместно с испанцами заняли Вито, 10 июля Ней отошёл к Сантьяго-де-Компостела. Со своей стороны Сульт должен был выполнить лишь часть совместного маневра, и к тому времени он ещё не окончательно отказался от обязательств, предусмотренных соглашением, подписанным в Луго. Из важного закрытого доклада, который нам удалось обнаружить в архивах короля Жозефа, следует, что предосудительное молчание Сульта во время этих операций и его уход из Монфорти, о котором он не предупредил Нея, могли «вселить в Нея тревогу» и заставить его покинуть Галисию.{242} В представлении герцога Эльхингенского ситуация ещё более драматична. Ему докладывают, что весь корпус Сульта вошёл в Кастилию. Ней взбешён, по его мнению, герцог Далматский откровенно пренебрёг своими обещаниями. Ней обращается к своему штабу. Что следует предпринять? Жомини советует ему одной дивизией удерживать Ла-Корунью, а другой — открыть проход на Асторгу.
— Нет, — в гневе перебивает его Ней, — или все остаёмся, или все уходим.
— Тогда уходим. Здесь мы рискуем застрять, в то время как можем понадобиться в другом месте. Кто знает, не пойдёт ли Уэлсли вверх по долине реки Тахо, чтобы соединиться с испанской армией и изгнать короля из Мадрида?{243}
16 июня офицеры Нея получают план выхода из Галисии, маршал пришпоривает коня, чтобы ускорить движение в направлении Кастилии.
По дороге Ней постоянно перебирает в уме свои претензии к Сульту, вновь и вновь возвращается к его непростительному манёвру, в результате которого вероломный маршал оставил ему всех своих больных и раненых, опустошив его запасы. С возмущением Ней вспоминает, что Сульт исчез именно в тот момент, когда 6-й корпус надеялся на его помощь. С трудом удерживая в себе самые страшные ругательства, Ней даже допускал, что Сульт специально подготовил ему ловушку. В окружении Нея все — за исключением его мудрого секретаря Кассэня, который полагал, что речь скорее идёт об ошибке, чем о предательстве{244} — винили и осуждали герцога Далматского. По мнению генерала Маршана, для Сульта самым срочным делом был вывод своих войск из Галисии — без объяснений и комментариев: «Именно поэтому мы тоже были вынуждены отступить. Наш отход прошел очень удачно, ведь мы транспортировали две тысячи больных и раненых, половина которых была из 2-го корпуса».{245} Сульт пытается урезонить Нея, уточняя: «22 июня я лично находился в Ла-Гудинии и Оренсе, где велись действия против корпуса Ла Романа, который тогда же и был рассеян. По имеющимся у меня сведениям (Вам лучше знать, насколько это соответствует истине), к этому моменту Вы уже в течение нескольких дней выводили войска из Галисии».{246} После этих объяснений Сульт полагает проблему закрытой не только потому, что считает себя невиновным в том, в чём его обвиняет Ней, но и потому, что 2-й корпус должен был, по его мнению, покинуть Галисию вместе с 6-м, чтобы принять участие в решающей кампании, которая развернётся в долине Тахо.
«Испания осточертела маршалу Нею, — пишет Маршан, — нет ни одного француза, который бы искренне не проклинал эту страну. Что касается меня, то, если бы я мог поджечь фитиль, чтобы взорвать её, страна исчезла бы в туже минуту».{247}
30 июня 1809 года Ней собирает свой армейский корпус, насчитывающий 11000 человек, в Асторге. Но прежний пыл исчез. Партизанская война, в которой нет организованных сражений, раздражает его. Ней надеется оказаться в Австрии, где идёт классическая война и где Император увидит его в бою.
Он грустен и подавлен, а тут — событие, вызывающее новый приступ злости: Сульт назначен главнокомандующим войсками в Испании! Как выдержать такую глупость? Следует поток горьких жалоб: «Положение хуже моего трудно вообразить. От меня требуется невозможное: я должен служить рядом с человеком, который с редким коварством обманул меня».{248} Генерал Маршан не лишает себя удовольствия подлить масла в огонь: «К счастью, маршал Ней не захотел разбираться в планах маршала Сульта, иначе мы были бы сейчас на пути в Португалию. <…> Я немало сделал для того, чтобы маршал Ней отказался от столь гибельной операции. Подобные идеи могли прийти в голову только человеку, полностью утратившему чувство любви к своей стране. <…> До прибытия Императора здесь ничего хорошего не случится».{249} Последнюю фразу можно полностью отнести к странному сражению при Талавере, произошедшему 28 июля 1809 года. Англо-испанская армия под руководством Уэлсли, отбив атаки французов, отступает на левый берег Тахо. Вот что пишет об этихсобытияхЖурдан, несущий ответственность за проигранную битву вместе с королём Жозефом: «Несмотря на боевые действия, в которых он вынужден был принимать участие, за четыре дня Ней совершил переход от Пласенсии до Саламанки. Если бы Сульт двигался с такой же быстротой, английская армия была бы разбита».{250} Яркий пример вражды военачальников, это обвинение ни в коей мере не уменьшает откровенного нежелания Нея подчиняться распоряжениям Сульта. Страстно желая избавиться от конкурента, измученный постоянными упрёками, герцог Далматский решается, в свою очередь, нанести удар, причём не прямо, а посредством письма, направленного королю Жозефу. Витиеватое дипломатическое послание оказывается гораздо более эффективным, чем слишком жёсткая прямая филиппика: «Я вынужден ещё раз просить Ваше Величество соблаговолить решить, не будет ли лучше для дела, если господин маршал Ней получит другое назначение. <…> Ваше Величество придало бы большую гармонию военным действиям, что сделало бы меня сильнее. <…> Сир, возможно, я обращаюсь с неделикатной и обременительной просьбой, но повторю, что действую так, как мне диктует чувство долга, действую во имя блага нашего дела. Я ни в коей мере не руководствуюсь эмоциями или личным отношением, напротив, я готов быть ещё внимательнее и предупредительнее по отношению к господину маршалу герцогу Эльхингенскому. Скажу больше: я с удовольствием передал бы ему верховное командование, которое возложено на меня, если бы это послужило исполнению планов Императора».{251}
Ультиматум сформулирован чётко, нужно выбрать: Сульт или Ней! Жозеф предлагает командиру 6-го корпуса возглавить армию Виктора. Ней противится изо всех сил. Он не может оставить храбрых солдат, которыми командовал со времён славной кампании 1805 года. Тупик! 4 октября маршал отправлен во Францию, что вполне его устраивает, но радость длится не долго. В его отсутствие 6-й корпус, которым командует Маршан, потерпел поражение в Тамамесе. Возмущённый Наполеон приказывает Нею вернуться на свой прежний пост в Испании. Сможет ли он когда-нибудь покинуть эту проклятую страну? 16 декабря Ней снова вдыхает рыжеватую пыль, он опять в Саламанке. Со своей стороны Жомини узнает от кого-то, что его присутствие в Испании стало нежелательным. Привыкший к внезапным переменам настроения своего шефа, к приступам агрессивности, он всё же ошарашен, когда узнаёт причину столь грубого изгнания. «Тайный советник» победителя Эльхингена попал в немилость, так как его голос стал слишком громким.
Весна 1810 года. Гаспар де Клермон-Тоннер, доставивший маршалу Нею письмо Жозефа Бонапарта, сталкивается с ледяным взглядом человека, привыкшего командовать. Затем ему приходится выслушать от того же человека длинную жалобную речь. «Король плохо относится ко мне, — говорит ему Ней, — он выслал меня из Испании. Император не разрешает брату переводить маршалов из одного корпуса в другой, армией распоряжается только он. В Чамартине мне здорово от него досталось за единственный визит к королю в Прадо…» Выслушав маршала, посланник старается вежливо передать ему огорчение короля Испании, узнавшего о лихоимстве в провинции Авила, далее он объясняет необходимость осады крепости Сьюдад-Родриго, взятие которой обязательно в преддверии нового похода в Португалию. Ней упрямится. Авила? Суверен напрасно переживает: речь идёт не о поборах, а о законных контрибуциях, одобренных Императором. Сьюдад-Родриго? На самом деле не следует обращать внимания на эту крепость, нужно наступать на англичан, идти на Визеу. Ней уверен, что англичане уже не прочь вернуться домой. По его сведениям, их транспортные суда в Лиссабоне и Порту готовы принять войска.{252} Видя, что разговаривает со стеной, Клермон-Тоннер покидает маршала, о котором позже напишет: «В голове у него нет больших идей, самое заметное его качество — как в беседе с коллегой, так и перед лицом врага — непоколебимая стойкость»,{253} Они встретятся ещё раз в 1815 году. Увы, Клермон-Тоннер будет одним из пэров Франции, голосовавших за смертную казнь Нея.
Решив рассчитывать только на себя, маршал принимается тасовать карты, но, к его большому сожалению, сдаёт не он. В очередной раз он вытеснен другим маршалом Империи. Новый конкурент — тот, кого называют «Любимое дитя Победы», сложившийся военачальник, замеченный в Италии при Риволи, в походе на Леобен, отличившийся при обороне Генуи и Эсслинга — Массена. Наполеон назначает его командующим армией в Португалии. Армия состоит из трех корпусов: 2-го корпуса Ренье, 6-го — Нея, куда входят дивизии Маршана, Мерме, Луазона и Лорсе, а также 8-го корпуса Жюно. Всего 65 000 солдат. Им противостоит англо-португальская армия, насчитывающая 59 000 человек.
Английский генерал в треуголке без перьев, сплющенной, потерявшей форму под дождями, с подзорной трубой у левого глаза возникает на пути Массены и Нея. Это Уэлсли, ставший герцогом Веллингтоном, с ним Храбрейший из храбрых столкнётся при Ватерлоо, в конце своего пути.
Погружённый в себя, Ней оценивает риски похода в Португалию, который ему предстоит совершить вместе с Массеной — уже третьего после попыток, предпринятых Жюно и Сультом. Публично он говорит об удовольствиях предстоящего приключения, но внутренне Ней против. Он прекрасно знает о нехватке снаряжения для своих войск. 15 мая 1810 года в Саламанке Ней встречается с Массеной. Военачальники знакомы, они вместе сражались под Цюрихом. Первые основания для тревоги герцога Эльхинген-ского: Любимое дитя Победы сильно постарел, хотя былая красота его итальянского лица ещё не стёрта усталостью, накопившейся во время походов, и многочисленными любовными приключениями. В свои пятьдесят два года седеющий, сильно похудевший и ссутулившийся князь Эсслингский уже не прежний Массена. Ней не может скрыть досады, вызванной подчинённым положением, но что ещё хуже — он практически сразу начинает критиковать решения своего начальника, причём в неуважительной форме, о чем добрые души спешат сообщить объекту критики.{254}
Мрачный и нелюдимый Массена делает себе поблажку: в походе его сопровождает любовница, что служит поводом для многочисленных шуток. Однажды, когда Массена пригласил его на обед, Ней поворачивается к даме спиной и, откровенно игнорируя её, обращается только к своему соседу слева. С дамой случается нервный приступ, она падает в обморок. Ней выходит из-за стола, позволяя себе при этом довольно колкие шутки в адрес Массены.{255}
Узнав, что в Саламанке герцог Эльхингенский приготовил замок для приёма Наполеона, Массена, известный своей скупостью, пишет Нею: «Не мог бы я без шума разместиться там до его приезда (если таковой состоится)?» И подписывается: «Ваш друг».{256} Ней пожал плечами и вдоволь посмеялся над претензиями «Его Милости». Поверим ли мы герцогине Абрантес, которую позже прозвали «Абракадабрантес», когда она цитирует письмо Нея Массене, начинающееся следующими словами: «Как и Вы, я герцог и маршал Империи, что же касается Вашего титула князя Эсслингского, то он важен лишь в Тюильри. Вы напоминаете, что являетесь главнокомандующим, но я об этом прекрасно помню…» Не стоит игнорировать обмен ядовитыми обращениями, последствия которых будут осложнять третий португальский поход. Имеется достаточно свидетельств разногласий между маршалами.{257} У возвратившихся в Испанию французов местные жители издевательски спрашивали: «Вы за Нея или Массену?»{258}
С самого начала кампании Ней с трудом сдерживает себя, обстановка ему не нравится. Он убеждён, что следует немедленно войти в Португалию, чтобы заставить лорда Веллингтона вступить в битву. Он не повторяет действия начальника, он его подталкивает. Вот ответная реакция Массены: «Не буду скрывать от Вас, что я не привык к такому стилю».
После взятия крепости Сьюдад-Родриго Массена по-прежнему не желает начинать действия против армии Веллингтона. Он опасается, как бы Ней не начал их раньше времени. Пеле, первый адъютант князя Эсслингского, слишком поздно направленный в Сьюдад-Родриго, чтобы напомнить Нею о полученных им инструкциях, с ужасом узнаёт, что утром 25 июля[70] 1810 года у горной реки Коа, через которую можно было перебраться только по каменному мосту неподалёку от Алмейды, произошёл ожесточённый бой между 6-м корпусом и лёгкой дивизией английского генерала Крауфорда. Столкновение, которого ни Массена, ни Веллингтон не желали, стало неизбежным из-за высокомерной храбрости их подчинённых. Прибыв в Альдеадель-Обиспо, где стоял лагерь Нея, Пеле застаёт его в постели. Маршал молча смотрит на разбудившего его человека Массены. Не дожидаясь критики, Ней начинает говорить и не даёт гостю вставить даже слово.
— Я действовал в соответствии с приказом, никто никогда не ценит то, что я делаю для других. Враг сопротивлялся, но я дрался хорошо.
Спорить бесполезно, герцог Эльхингенский не изменит своей точки зрения.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.