Глава 9 Служба в Бирме
Глава 9
Служба в Бирме
«Жадность до денег, если она ненасытна, гораздо тягостней нужды, ибо чем больше растут желания, тем большие потребности они порождают».
Демокрит
Мечта попасть за границу ни на минуту не покидала Полякова, считавшего, что наиболее «плодотворные» и безопасные «торговые сделки с секретами»» могут осуществляться исключительно за пределами страны в условиях вполне объяснимых служебной логикой контактов с иностранцами и, в частности, с американскими дипломатами.
«Скорее бы уехать в длительную командировку. Там безопаснее я себя чувствую. В Союзе мрак, а не жизнь с мизерной зарплатой даже у старших офицеров Генштаба и страхом потерять голову из-за моих грехов перед страной. За рубежом можно получать зарплату в несколько раз больше, чем в Союзе: в рублях и сертификатах — от наших, а в долларах и презентах — от американцев».
Нередко подобным образом рассуждал агент «Бурбон», считая себя корифеем разведки, которому командование всецело доверяет и считается с ним как с профессионалом высокого класса. Но, как говорится, любят надуваться от собственной значимости лишь полные нули. Он им становился по мере того, как терялся нюх разведчика, своим горбом ищущего кандидатов на вербовку.
Кандидатов ему теперь будут подставлять американские хозяева, и таким образом он обречен расти и «надуваться от собственной значимости» не только в своих глазах, но и в оценках своего руководства. Ему не надо будет ломать голову, где найти кандидата на вербовку, не надо будет изучать его качества — кукла будет готова. А «шкурки» (сленг оперативников — информация от агента. — Авт.) будут слетать, как с ротапринта. Останется только их «причесать» и отправить в Центр для анализа.
Но откомандирование за границу затягивалось…
Он уже начал было волноваться. Переживал, что долго не направляют.
— Если хочешь рассмешить Бога, расскажи ему о своих планах, — отвечал он жене на ее приставание о возможности выезда за рубеж.
— Что они тебя мурыжат? Сколько это может продолжаться? Ты ведь не в пример сопливым выпускникам нашей академии — капитанам да майорам. И знаешь больше их, и поопытнее этих молокососов! — однажды от нетерпения взорвалась супруга, тоже загоревшаяся желанием отдохнуть от «совковой», как она выражалась, обстановки.
— Не береди хоть ты душу, и так тошно в режиме каждодневном ожидания. Придет время — скажут! — огрызнулся Дмитрий Федорович.
— Действительно, разве можно сравнивать тебя и их, — настойчиво продолжала жена наступать на больную мозоль.
— Да-а, чтобы сравнивать, нужно многое знать, а в нашей работе видеть, чувствовать и рисковать. Они — выпускники пока голые, в смысле опыта, — поддержал Поляков жену.
— Дождемся.
И все же он верил в свою звезду — как-никак, у него на счету была работа с нелегалами и проведено несколько вербовок иностранцев. Не каждый разведчик может похвастаться таким богатым профессиональным багажом.
Правда, он не видел время скорых перемен, но интуитивно чувствовал их принципиальное приближение.
* * *
Летом 1965 года с полковником Поляковым провел беседу старший офицер Управления кадров ГРУ. Он прощупал психологическое состояние офицера и для соблюдения проформы выяснил, не будет ли с его стороны каких-то доводов в отказе от поездки в загранкомандировку.
— Дмитрий Федорович, не засиделись ли вы в стенах «стекляшки»? (так в обиходе назвали здание центрального аппарата ГРУ. — Авт.), — спросил офицер кадрового аппарата.
Поставив положительную оценку состояния работы офицера, кадровик доложил непосредственному начальству свои выводы. Через неделю Полякова вызвал начальник Управления кадров и предложил должность военного атташе (ВАТ) в Бирме. Кандидат внешне спокойно согласился, хотя в душе играли фанфары — его планам суждено скоро сбыться!
Потом колесо «сватания» покатилось по известной дорожке. Выездная комиссия ГРУ и комиссия Инстанции в административном отделе ЦК КПСС дали добро на предлагаемую полковнику Полякову должность руководителя аппарата ВАТ в Бирме.
* * *
И вот она, «птица счастья радостного дня!»
3 ноября 1965 года он вылетает в Бирму в качестве военного атташе при посольстве СССР. Одновременно ему вменялась Москвой работа по руководству центром радиоперехвата в Рангуне. Сразу же по прилету новый руководитель быстро принял дела у своего предшественника и стал руководить аппаратом.
Офицеры резидентуры ГРУ уже через несколько дней почувствовали, что в советское представительство прибыл требовательный, даже с несколько жестким стилем руководитель. Говоря о характере Полякова, многие его сослуживцы отмечали в нем элементы грубости, а порой и хамства во взаимоотношениях с подчиненными, в то же время присутствовали вежливость и толерантность — с вышестоящим начальством, как с армейским, так и мидовским. Это добровольное перенесение страданий, когда приходилось заискивать перед начальством, сильно било по самолюбию нахрапистого офицера, но он вынужден был смирится во имя большой цели.
Как известно, двоедушные люди легко меняют свои правила поведения в коллективе. Так, бывший сослуживец Полякова по нью-йоркской резидентуре в шестидесятые годы генерал-лейтенант ГРУ в отставке Леонид Гульев рассказывал автору, что в отношениях с подчиненными офицерами Дмитрий Федорович не всегда был сдержан. Часто срывался на ругань и даже сквернословил в беседах и на совещаниях в заграничном аппарате ГРУ. Мог нагрубить, обругать офицера из-за сущего пустяка, что у многих порождало ненависть к нему. Даже за незначительную ошибку он буквально готов был затоптать в грязь любого офицера. Слова-паразиты: «коновал», «урод», «недоросль» часто слетали с его уст.
С другой стороны, автор книги «Сколько стоит продать Родину» Д.П. Прохоров, ссылаясь на интервью, данное автору близким генералу человеком на условиях анонимности, писал:
«…что в отличие от большинства других советских офицеров, завербованных ФБР и ЦРУ, Поляков не курил, почти не пил и не изменял жене».
Опять же, по словам близкого к семье Поляковых человека, ее глава, — «…был сдержанным, чутким и добрым семьянином, очень любил жену Нину и сыновей, совершенно не гонялся за деньгами, а в самой семье царил покой. Любил во всем порядок, а хаос называл тоже порядком, который людям непонятен».
Как говорится, сколько людей, столько и мнений.
В доме у Поляковых была большая фонотека, состоящая из пластинок, магнитофонных бабин и аудиокассет. Домашняя библиотека располагала множеством фотографий, книг разной тематики, а сам Поляков перед арестом начал писать что-то вроде мемуаров о своей многолетней службе. Наверняка он живописал только о своих «подвигах» на стезе военного разведчика, другую сторону жизни — предательство — можно было только вспоминать. Но ничто не меняется так часто, как прошлое, — его можно было истолковывать в разных ракурсах.
У каждого человека рано или поздно наступает время работы над ошибками, происходит переоценка ценностей. Однако свои «ошибки — преступления» он, естественно, не мог описать в воспоминаниях. Хотя к чужим откровениям, даже своих коллег, относился с критичной завистью, считая, что целью написания военных мемуаров, как правило, является не восстановление истины, а вторичное уничтожение противника и прославление себя. Именно в этом направлении и готовил он и свой «исторический опус».
Вот такие диаметрально противоположные оценки личности Полякова, написанные черной и белой красками, мы видим сегодня. Наверное, все же истина где-то посередине. Преображения людей на службе и дома бывают поистине фантастическими — неучтивость, холодность и хамство в одних условиях перемежаются с деликатностью, вежливостью и нежностью в других.
Мы любовь без боли не понимаем. И все же он был из той категории людей, которые, по меткому выражению Салтыкова-Щедрина, путали два понятия: «Отечество» и «Ваше превосходительство».
С мимикрией он был на «ты».
Но вернемся в Рангун.
* * *
Об обнаружении «Бурбона» американцами в Бирме существует две вполне правдоподобные версии: первая — советская и вторая — британская.
Версия первая.
Вскоре после прибытия советского офицера к новому месту службы от руководителя посольской резидентуры США в Рангуне в штаб-квартиру американской разведки в Лэнгли полетела шифрованная телеграмма. Адресована она была начальнику советского отдела ЦРУ Дэвиду Мерфи о том, что прибывший военный атташе СССР полковник Поляков проявляет необычно дружественное расположение к американским сотрудникам, особенно к тем, кто занимается разведывательной деятельностью. Пытается завязать с ними разговоры, что нетипично для советских офицеров такого ранга.
Взглянув на присланную фотографию советского военного атташе, Мерфи от неожиданности подпрыгнул и чуть было не воскликнул: «Эврика!» Он понял, что нашел наконец-то своего агента после почти годичного молчания. Это действительно дорогая находка для разведчика, потерявшего связь со своим агентом, тем более такой величины и стажа.
«Вот и считай — с судьбою вечного союза не бывает», — обрадовался он. Судьба послала ему того, кого он потерял.
Версия вторая.
В конце 1965 года начальник советского отдела ЦРУ Дэвид Мэрфи, совершавший рутинную поездку по странам Дальнего Востока, сделал короткую остановку в Бирме. От резидента ЦРУ в Рангуне он узнал, что недавно в советской колонии появился старший офицер, который делал какие-то явно «дружеские жесты» по отношению к сотрудникам его резидентуры. Такое дружелюбие всегда привлекает внимание любой разведки.
Американский резидент пока располагал лишь самыми минимальными анкетными данными этого советского офицера, но, когда сотрудники добыли его фотографию и показали Мэрфи, представитель центрального аппарата ЦРУ сразу же узнал агента ФБР «Топ-Хэта» и ЦРУ «Бурбона».
Мэрфи тут же отправил шифровку в Лэнгли о появлении в Бирме своего агента и спросил разрешения на продолжение оперативных контактов с ним. Следует заметить, что Мэрфи являлся одним из нескольких сотрудников советского отдела ЦРУ, кто знал не только установочные данные агента «Топ-Хэта», работавшего в то время на ФБР, но и лично его.
Как могло такое случиться — это тоже одна из до сих пор не разгаданных загадок, всплывшая уже после обезвреживания «крота».
* * *
Американцы быстро подсуетились с налаживанием плодотворной деятельности с потерянным агентом. Надо было наверстывать упущенное. Для восстановления связи и организации предметной работы с агентом в Рангун вылетели два опытных сотрудника ЦРУ — Джим Флинт и Пол Диллон.
Они потирали руки и готовы были продекламировать: «Хорошо, что в этом месте мы с тобою будем вместе!»
Но и в данной ситуации не обошлось без сопротивления «подозрительного» Энглтона. Против решения Дэвида Мэрфи о восстановлении связи с Поляковым выступил не только начальник внешней контрразведки ЦРУ, но и заместитель самого Мэрфи — Пит Бэгли, разделявший взгляды Энглтона на эту проблему, а потому и сомневавшийся в надежности агента, тем более советского офицера из разведывательной среды. К тому же прибывшего из Москвы — из самого центрального аппарата ГРУ Генштаба.
И все же Мэрфи настоял на своем решении, и в начале 1966 года «Бурбон» был включен в платежную ведомость финансовых расходов ЦРУ. Теперь доллары из оперативной кассы ЦРУ стал вновь отсасывать «Бурбон», что было приятно и для янки, — они знали на кого можно дополнительно списать «зеленые».
Цээрушники прекрасно понимали, что за товар такому высокопоставленному и капризному агенту, каким им представлялся старший советский офицер Поляков, придется платить немалые деньги. Возле бобла с расписками и без оных можно погреться и им самим…
* * *
По договоренности с американцами Поляков отправляет в ГРУ шифровку, в которой сообщает о появлении в поле зрения американца Флинта. Он представил руководству военной разведки вполне логическое обоснование о нем как о «вероятном кандидате на вербовку». Описывая его информационные рамки, оперативные возможности и черты характера, он вдруг стал спрашивать разрешение на его «изучение».
Таким образом, он открывал себе возможность почти легальных контактов со своим хозяином, что впоследствии активно использовал, не боясь быть заподозренным ни своими коллегами из ВАТ, ни офицером безопасности посольства, назначаемым, как правило, из числа сотрудников внешней контрразведки ПГУ КГБ. Это был его достойный конек, позволяющий логично прикрывать преступные контакты протокольными встречами, просмотрами кинофильмов, изучением обстановки среди иностранных дипломатов, в том числе и военных атташе.
Центр не замедлил с положительным ответом.
В шифровке Москва давала «зеленый свет» инициативам советского военного атташе. В документе указывалось, что для более глубокого оперативного изучения Флинта следует задействовать весь арсенал легальных поводов для общения с ним. Делались и небольшие оговорки, в частности, о соблюдении политической бдительности и оперативной конспирации. Остерегался Поляков также и возможности подставы со стороны американцев. Надо признать, что последними рекомендациями руководство Центра себя основательно обезопасило.
Но такие указания Центра «Бурбон» счел за чисто профилактически-предупредительные мероприятия, направленные на сохранение и закрепление нормального состояния не столько дела, сколько переписки.
Он понимал, что Москва, таким образом, подстраховывала и себя от возможных негативных неожиданностей с целью легкой расправы над «стрелочником».
* * *
Получив добро от руководителей ГРУ, советский военный атташе стал теперь частенько после работы заглядывать в американское посольство, навещая друга Джима. Приезжал Поляков обычно к половине девятого вечера, приурочивая время «деловых контактов» к началу просмотра вечерних киносеансов с «мыльными операми» в круто закрученные сериалы. Эти посиделки в кинозале в те времена практиковались американцами с вполне определенными целями — для завязывания контактов с интересными в плане изучения и вербовок иностранцами. Именно в таком режиме американский разведчик провел с «Бурбоном» тридцать встреч!!! Выходило по одной-две встречи в месяц.
Все шло как бы по накатанной колее: Поляков «сливал» американцу информацию, Флинт платил за нее россиянину. Платил, как это делалось и в Америке: деньгами и бартером: вещами, радиоаппаратурой, удочками, охотничьими принадлежностями, инструментом. Американцы помнили запросы своего клиента еще по службе в Нью-Йорке, его жадность к понравившимся вещам, на которые ему было жалко тратить свои деньги. Поляков понимал: все, что он пожелает, приобретут теперь для него янки.
Однажды «изучаемый» Поляковым Флинт принес патроны двенадцатого калибра в качестве подарка.
— Дмитрий Федорович, вот нашел в загашнике патроны. Не знаю, подойдут ли они вам? — спросил для проформы американец, знавший, что у Полякова «пушка» именно подобного калибра.
— С удовольствием возьму. С меня трофеи!
— Договоримся…
* * *
И вдруг в 1968 году Флинт был нежданно-негаданно отозван в США. Причем так быстро, что не успел даже попрощаться с советским офицером. Не рассеялось всеобщее недоверие! Центр посчитал, что советский руководитель военной разведки не только сможет его завербовать, но и готовит ему вербовочное предложение.
Потеря «кандидата» больно ударила по самолюбию полковника. Он даже несколько обиделся на заокеанских друзей. А потом, подумав, заметил про себя:
«Все настоящее — мгновение вечности. Завтра будет новый кандидат. Они меня без работы не оставят. Я же должен быть маяком в своей конторе».
И все равно Поляков, придя домой после работы, выглядел уставшим и был даже взвинченным. Предательская бледность лица выдавала пойманный стресс. Этого не могла не заметить и супруга.
— Что с тобой? Неприятности на службе, что ли? — поинтересовалась Нина, внимательно глядя ему в глаза.
— Да подчиненные подводят, — солгал Дмитрий Федорович.
Быстро перекусив, он покинул кухню и, плюхнувшись в
мягкое кресло, расслабился. Закрыл глаза и мысленно проутюжил все детали «кропотливой» работы с Флинтом.
«Что случилось? Неужели мне не доверяют? Работал же я явно под контролем и по рекомендациям ЦРУ, местный контроль осуществлялся через американского резидента. Неужели они испугались, что я его могу «завербовать»? Глупости. Теперь могут возникнуть подозрения и в нашем Центре. Подумают — прокололся, американцы стали что-то подозревать, а потому и отозвали. А потом придется искать новых кандидатов на вербовку. Их не так-то быстро вырастишь, хотя друзья помогут…..»
Раздумья советского атташе прервал телефонный звонок. Поляков подошел к телефону.
— Да. слушаю.
Звонил подчиненный, докладывавший об успешно проведенной операции в городе.
— Хорошо. хорошо. Завтра лично доложите все подробности. И положил трубку.
Ему не хотелось говорить ни с женой, ни с подчиненными. Он был весь в поисках причин срочного отъезда в США Флинта, дальнейшая работа с которым могла бы принести ему большие дивиденды.
Но случился облом.
* * *
Энглтон и тут «наследил».
Американцы, с одной стороны, боялись реальной перевербовки своего коллеги советским офицером, а с другой — все тяжелее стало готовить дезинформационную стряпню для «Бурбона», которой систематически «поил и кормил» руководство ГРУ Генерального штаба, Министерство обороны СССР и членов Политбюро ЦК КПСС.
Безвластие в Рангуне продолжалось недолго.
Вскоре предателя принял на связь прибывший из Штатов новый сотрудник ЦРУ Алвин Капуста, который был засвечен еще по фальсификации материалов (опять же по заданию Энглтона. — Авт.) на уже упоминаемого перебежчика из СССР майора КГБ Логинова.
Новый руководитель — разведчик из Лэнгли — провел с «Бурбоном» в бирманской столице всего шесть конспиративных встреч. Как правило, выезжая на машине, он подбирал своего агента в заранее обусловленном месте, почти что в центре Рангуна, и увозил «продавца драгоценного товара с глаз долой».
Припарковав автомашину в удобном с позиции конспирации месте, цээрушник проводил оперативную беседу, «ошкуривая» своего источника. Задавал уточняющие вопросы и давал дополнительные инструктажи. Иногда расплачивался за купленный товар или вручал подарки.
Таких личных контактов с американцами за границей Поляков не боялся — знал их почти абсолютную надежность. Свободное личное общение, конечно, гарантировало его безопасность, и все же он считал, что цена такой свободы должна проходить по кромке вечной бдительности.
Поляков был тонкий конспиратор. На последней встрече в автомашине Капуста поблагодарил своего агента «за огромный вклад в дело помощи Соединенным Штатам в ходе борьбы за мир, демократию и отстаивание национальных интересов».
— Америка никогда не забудет того, что вы сделали для ее народа, — с пафосом вещал янки. — Вы своим честным и добросовестным трудом обеспечили себе получение без проблем гражданства США и достойное материальное поощрение в случае желания остаться в нашей стране. На ваши любые вопросы мы готовы всегда благородно ответить. Об этом знает не только мое непосредственное руководство, но и президент США.
Последняя шпионская сводка с секретными материалами в конверте легла на бедро водителя, а пассажиру в ответ были вручены новые условия по поддержанию конспиративной связи в Москве: шифры, коды, дорогие подарки жене и начальству, безделушки детям, друзьям и знакомым.
В таком режиме предательства — этого морального злодеяния — Поляков проработал до того времени, когда в 1969 году приказом начальника ГРУ он был отозван в Москву.
После отъезда «Бурбона» в Советский Союз его негласный патрон Алвин Капуста вскоре тоже покинул страну пребывания.
Мавр сделал свое дело, но умирать не собирался.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.