НИКОМУ НЕ РАВЕН

НИКОМУ НЕ РАВЕН

«Суворов… опроверг теорию нынешнего века, особенно в недавнее время победами в Польше и в Италии. Поэтому правила (военного) искусства принадлежат ему».

Конфликт Суворова с новым императором Павлом, отправившим полководца в ссылку, сделан в моей книге понятнее. Ведь именно Александр Васильевич был не обиженным противником, как считалось, а ближайшим соратником Потемкина в освобождении русской армии от париков, пудры, тесных лосин, узких сапог, строевых сложностей и всех западных заимствований, которые отягощали солдат, не помогая им побеждать. Особенно сильно Суворов пережил удар Павла по системе управления войсками. Тем не менее в 1799 г. двум идеалистам удалось найти компромисс. Суворов с русской армией отправился в Австрию, чтобы спасти союзников, уже разгромленных Бонапартом, от полного краха.

«Бог, в наказание за грехи мои, — сетовал Суворов, — послал Бонапарта в Египет, чтобы не дать мне славы победить его». Победа была предопределена. Еще в ссылке он составлял планы боевых действий, чтобы в одну кампанию разгромить войска революционной Франции, стонущей под игом гнилой Директории, восстановить в Париже монархию и установить в Европе прочный мир. Французские новшества в военном деле были тщательно изучены и учтены, маршруты составлены и просчитаны так основательно, словно Суворов сам жил в местах, где будут проходить его войска.

Даже с новыми союзниками Александр Васильевич был хорошо знаком, победив с ними при Фокшанах и Рымнике. Русские инструкторы, направленные им в австрийские войска, внушили союзникам всю «Науку побеждать», начиная от стратегии стремительного удара по главным силам, продолжая системой управления, основанной на доверии к младшим командирам и понимании каждым воином его маневра, кончая атакой под залпы, летящие выше голов, с завершающим ударом в штыки. Документы, разъясняющие тонкости победительного искусства Суворова австрийцам, раскрывают в нем детали, которые в русских текстах полководец пропускал, полагая их общеизвестными.

Вступая в Италию, Александр Васильевич не сомневался в полном превосходстве над сильным неприятелем. Каждый русский генерал, офицер и солдат действовал лучше французов, опережая их в военном искусстве. Сражение при реке Адде, против мудрого генерала Моро, было жарким. Но Суворов не отметил возможной задержки из-за нее в планах движения на Милан. Победа малыми силами была предусмотрена. Для большей части войск, не участвовавших в сражении, вечером были проведены маневры. На Тидоне и Треббии даже австрийцы, видя с ними Суворова, атаковали в штыки. Армия Макдональда в жесточайшем сражении была обращена в пыль.

При Нови 15 тысяч русских, используя преимущества своего линейного строя и плотного взаимодействия, при посильной поддержке австрийцев с одного фланга, взяли укрепленные в горах позиции 35–45 тысяч французов, истребив половину неприятельской армии и потеряв убитыми лишь 353 человека. Суворов был настолько уверен в своих солдатах и офицерах, что, заманивая французов, приказал освободить для них превосходную позицию. Он присутствовал в гуще сражения, но не счел нужным командовать, положившись на Багратиона, Милорадовича и Дерфельдена. Двое учеников и старый друг справились с задачей превосходно.

Несмотря на постоянные попытки Венского кабинета затормозить войска и раздергать их на взятие разных «пунктов», Суворов поддерживал график наступления, чтобы сразу после освобождения Северной Италии двинуться на Париж. «Народы италийские», которые он призвал к вооруженной борьбе за свободу, были на его стороне. С ними моряки Ушакова освободили Южную Италию и взяли Рим. До границы Франции оставался один шаг. В ее столице царила паника. Наполеон бросил армию в Египте и устремился в Париж, получив письмо Талейрана: «Суворов каждый день торжествует новую победу; покоритель Измаила и Варшавы, впереди которого идет фантастическая слава, ведет себя, как проказник, говорит, как мудрец, дерется, как лев, и поклялся положить оружие только в Париже… Франция гибнет, не теряйте времени».

Нет сомнений, что и Бонапарт, попытавшись остановить тщательно продуманный Суворовым марш из Северной Италии на Париж, был бы разгромлен, подобно Макдональду, Жуберу и Моро. Даже военный гений был не в силах изменить ситуацию, созданную бездарной политикой Директории и неодолимым натиском Суворова. К этому моменту в Лондоне, Вене и самом Париже прекрасно понимали, что у суворовских войск нет противника, способного не то что остановить, но даже задержать их наступление на столицу Франции. Понимал это и Наполеон, который, едва опасность для Парижа миновала, сверг Директорию и принялся создавать для Франции новую, Великую армию.

Спасение врага, агрессивной Франции, было заслугой неверных союзников России. Суворова остановило и отправило в Альпы прямое и неприкрытое предательство Англии и Австрийской империи. Они действовали сообща, но именно австрийцы нашли единственный способ, которым можно было заставить русских свернуть с пути на Париж. Они спешно вывели свои войска из Швейцарии, оставив там перед превосходящим неприятелем русский корпус Римского-Корсакова. Суворов, сам установивший правило, что русские своих не бросают, оставив артиллерию, обоз и госпиталя, с боем прошел через все укрепленные позиции французов в горах. И не успел. Римский-Корсаков был разбит, а Суворов сам пришел в окружение.

Созданная и одухотворенная Великой революцией армия стояла вокруг попавших в западню суворовских солдат. Никогда впоследствии французские войска, которые многократно умножит, прекрасно вооружит и обучит Первый консул, а затем император Наполеон, не будут пылать столь возвышенными чувствами и столь искренне верить в свою мировую миссию. При равенстве вооружений, тактики и стратегии, Наполеон, случись сразиться против Суворова, не мог победить. Он сам в этом косвенно сознавался, отзываясь о русском полководце злобно-завистливо. Признавая силу его воли и характера, Наполеон отказывал Суворову в военном таланте и причислению к великим полководцам. Гуманнейшего из современных ему военачальников он, не понимая причины «блестящих успехов» русских, именовал кровожадным «варваром». Это выдает замешательство Наполеона, его страх перед сравнением с Суворовым. Александр Васильевич, напротив, высказывался о Бонапарте в высшей мере уважительно, как того заслуживал молодой генерал, гениально применивший в военном деле достижения Французской революции.

В Альпах полководец был поставлен в самое невыгодное положение. Он был окружен трехкратно превосходящими силами неприятеля, линии его снабжения были перерезаны, войска не имели боеприпасов, продовольствия и даже сапог. Ему противостоял, во главе опытных и победоносных войск, едва ли не лучший революционный генерал Массена, под началом которого были прекрасные генералы Мортье, Сульт, Лекурб и Молитор (все — будущие маршалы и пэры Франции).

И превосходное по боевому духу 60-тысячное французское воинство, имевшее все стратегические и тактические преимущества, было разгромлено 20-тысячной оборванной и голодной армией Суворова. Победа была одержана суворовской школой, благодаря которой в двухдневном сражении в Муттенской долине 7 тысяч русских одним левым флангом (на который только и хватало патронов) опрокинули и разгромили 15 тысяч французов. Массена бежал, оставив в руках казаков свой эполет, храбрый генерал Ле Кур Гюйо попал в плен. Разбив все противостоящие войска, не проиграв ни одной схватки, Суворов победоносно вышел из Швейцарии. «Русский штык прорвался сквозь Альпы» — констатировал он.

Все участники и свидетели похода признавали, что лучшая армия Европы была побеждена Суворовым не благодаря обычной военной науке, в которой французы не уступали великому полководцу. А благодаря его непревзойденному искусству, опирающемуся на духовные качества, воспитанные в его офицерах и солдатах. Лучшую армию Западной Европы разгромили не отчаянно храбрые варвары, а европейские солдаты, превосходящие противника выучкой и боевым духом.

Значение победы Суворова над Европой поняли тогда все смыслящие в военном деле люди. Первый из плеяды лучших революционных полководцев, Моро, говорил: «Суворов есть один из величайших генералов. Никто лучше его не умел воодушевлять войска, никто не соединял в себе в высшей степени качеств военачальника». Такого же мнения о Суворове были талантливые французские генералы Массена и Макдональд. Массена признал, что с радостью отдал бы все свои виктории за один Швейцарский поход Суворова. На другой стороне Ла-Манша «великими и блистательными подвигами» Суворова и его духовными качествами восхищался адмирал Нельсон. Лично знавший полководца национальный герой США Джон Поль Джонс ставил «величайшего воина» Суворова в ряд с Александром Македонским, Ганнибалом, Цезарем, Густавом Адольфом и Фридрихом Великим.

Джонсу принадлежит едва ли не самая глубокая среди современников характеристика Александра Васильевича: «Это был один из немногих людей, встреченных мною, который всегда казался мне сегодня интереснее, чем вчера, и о котором завтра я рассчитывал — и не напрасно — открыть для себя новые, еще более восхитительные качества. Он неожиданно храбр, безгранично великодушен, обладает сверхчеловеческим умением проникать в суть вещей под маской напускной грубоватости и чудачеств… Он не только первый генерал в России, но, пожалуй, наделен всем необходимым, чтобы считаться первым в Европе».

Не страдая ложной скромностью, Суворов знал, что он — не «считается первым», а является единственным хозяином современной войны; он ниспроверг старые правила военной науки и диктует новые законы военного искусства. Именно это искусство — венец его философской мысли — побуждало его не удовлетворяться громкими победами, которые не рождают главный результат: прочный мир. «Наследственные владения должны быть защищаемы бескорыстными завоеваниями, приобретением любви народов, справедливостью», — твердил он. Это была сфера геополитики. Близорукое корыстолюбие политиков он победить не смог. Его усилия заставить Австрию спасти себя от неминуемого разгрома, начав общее наступление на Париж в следующем году, были напрасны. Англия, которую он почти подвиг к совместным действиям, не удержалась от разрыва с Россией.

Пророческий дар, ярко проявившийся у Суворова уже на подступах к Швейцарским горам, когда он заранее точно, в деталях знал, где и как встретит его враг и каким способом он врага победит, вспыхнул в последние месяцы 1799 г. с потрясающей силой. Не в воспоминаниях современников, обычно искаженных знанием последующих событий, а в автографах Суворова мы читаем точное, основанное на знаниях предвидение, что случится с Англией, как Австрия будет разгромлена через год, когда французские войска разбудят своими пушками Вену. Как затем французская империя распространится на всю Западную и Центральную Европу. Как войска объединенной Европы вторгнутся в Россию и дойдут до Москвы.

…Как нелепо выглядит титул князя Италийского и чин генералиссимуса перед лицом вечности, для которой не существует земных наград, а есть одно овеянное любовью и славой имя полководца-мыслителя. И три слова, определяющих судьбу России: «Здесь лежит Суворов».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.