Перемены во внутренней политике

Перемены во внутренней политике

Уже 24 августа (6 сентября) в Совете министров был поставлен вопрос о роспуске Думы, попытка диалога между ее лидерами и рядом либерально настроенных членов правительства, предпринятая 27 августа (9 сентября), не привела к успеху¹. Роспуск Думы становился неизбежным. Очевидность и неизбежность этой меры подтвердило образование в Государственной думе и Государственном совете «Прогрессивного блока»². Переговоры о его формировании шли долго и сложно, но в результате либералы все же объединились под внешне весьма логичными, но расплывчатыми лозунгами, реализацию которых каждый из участников блока понимал по-своему³.

Процесс, начатый совещаниями 9 (22) и 11 (24) августа, формально завершился принятием программы, которая 25 и 26 августа (7 и 8 сентября) была опубликована в газетах Москвы и Петрограда: «Нижеподписавшиеся представители фракций и групп Государственного совета и Думы, исходя из уверенности, что только сильная, твердая и деятельная власть может привести Отечество к победе и что такою может быть лишь власть, опирающаяся на народное доверие и способная организовать активное сотрудничество всех граждан, пришли к единогласному заключению, что важнейшая и насущнейшая задача создания такой власти не может быть осуществлена без выполнения следующих условий: 1) Создание объединенного правительства из лиц, пользующихся доверием страны и согласившихся с законодательными учреждениями относительно выполнения в ближайший срок определенной программы; 2) Решительное изменение применявшихся до сих пор приемов управления, основывавшихся на недоверии к общественной самодеятельности, в частности: а) строгое проведение начал законности в управлении; б) устранение двоевластия военной и гражданской власти в вопросах, не имеющих непосредственного отношения к ведению военных операций; в) обновление состава местной администрации; г) разумная и последовательная политика, направленная на сохранение внутреннего мира, и устранение розни между национальностями и классами»⁴.

Фактически призыв к созданию «министерства доверия» был несколько измененным лозунгом «ответственного министерства», то есть лозунгом ограничения власти, который становился все более опасным во время войны. Не менее опасным было и то, что единство оппозиции собственно этим лозунгом и ограничивалось. Единомыслия не было как в вопросе о возможных путях его реализации, так и в вопросе о составе этого правительства⁵. Нельзя не заметить, что программные положения блока: о всеобщей амнистии, введении волостного земства, «утверждении трезвости навсегда», распространении земств в Сибири, в Архангельской губернии, на Кавказе, в Области Войска Донского и т. п. – все они имели весьма слабое отношение к реальным потребностям воюющей страны⁶. Большинство в окружении императора сходилось во мнении, что Думу необходимо распустить, а во главе правительства поставить человека, приемлемого для общественности⁷. Со своей стороны, в блоке довольно быстро нашли лицо, которое могло (во всяком случае, в этот момент и на словах) стать таковым. Это был все тот же А. В. Кривошеин⁸.

Предлагаемый Николаю II план действий был логичен, но выполнен лишь наполовину – император ограничился временным роспуском Думы. Это решение было принято во время визита И. Л. Горемыкина в Могилев⁹, 30 августа (12 сентября) в Царской Ставке императором был подписан соответствующий указ: сессия Государственной думы прерывалась 3 (16) сентября, и продолжение ее работы было назначено на ноябрь того же года¹⁰. Одновременно в Могилеве было принято еще одно решение – собрать в ближайшем будущем заседание Совета министров в Ставке¹¹. Сразу же после возвращения премьера в Петроград новость о предстоящем роспуске Думы стала широко известной – секрета из нее никто не делал¹². Завершение внутриполитического кризиса совпало по времени с завершением Свенцянского прорыва германской армии. Попытка противника выйти в глубокий тыл русского фронта была сорвана. 16 сентября германской кавалерии, прорвавшейся в русский тыл, был нанесен серьезный удар под Ошмянками¹³.

Утром 3 (16) сентября в Думе кипели нешуточные страсти. Думцы были очень недовольны случившимся и не скрывали этого. Основным лозунгом вскоре стали слова: «Сохраняйте полное спокойствие!»¹⁴. Выполнялся этот лозунг весьма непоследовательно. Заседание совета старейшин в день роспуска прошло крайне эмоционально. А. Ф. Керенский настаивал на завершении повестки, в том числе и обсуждении вопроса о призыве чинов полиции в армию, представитель прогрессистов сетовал на то, что не завершено обсуждение вопроса помощи семьям призванных на службу и прочее. Но в конце концов, после успокоительной речи П. Н. Милюкова, было принято решение ограничиться выжиданием и сохранить сотрудничество с правительством через присутствие представителей Думы в Особых совещаниях. Сам роспуск прошел относительно спокойно – в ответ на указ депутаты трижды прокричали «ура!» в адрес Его Величества (за исключением позволившего себе фронду в адрес правительства А. Ф. Керенского) и разошлись. Правда, сразу же после этого ряд депутатов (центр и прогрессисты) по предложению М. В. Родзянко собрался на частное заседание на его квартире, в ходе которого было принято решение не разъезжаться из Петрограда и в любом случае сохранять в городе не менее половины депутатов каждой думской фракции¹⁵.

4 (17) сентября 1915 г. Андрей Владимирович сделал следующую запись в дневнике: «Итак, свершилось то, о чем так много все говорили, судили, волновались и беспокоились. Одна группа лиц осталась недовольна, именно, мне кажется, та группа, для которой всякое усиление власти нежелательно. Естественно, что государь, опираясь непосредственно на свою армию, представляет куда большую силу, нежели когда во главе армии был Николай Николаевич, а он сидел в Царском Селе. Большинство же приветствовало эту перемену и мало обращало внимания на смещение Николая Николаевича»¹⁶. Первая группа лиц не собиралась сидеть сложа руки. 7–9 (29–22) сентября 1915 г. в Москве прошли съезды Земского и Городского союзов. Их основные лозунги были сформулированы еще до начала работы.

6 (19) сентября «руководители русской жизни» (руководство Земского и Городского союзов, ЦВПК, «Прогрессивного блока»), как скромно назвал их князь Е. Н. Трубецкой, собрались в кабинете московского головы для обсуждения тактики их выдвижения. К вечеру программа действий на будущий день была выяснена: «Политический тон будет дан Общеземским союзом. Он первый заговорит на общие темы, оставив доклады частного характера до вечера. Городской съезд начнет с «текущих дел» и подхватит клич, который раздастся у земцев. Вероятно, клич этот будет подхвачен в том же тоне, и в решительный момент мы услышим страну, характер определившейся общественной России»¹⁷. «Клич», как вскоре выяснилось, сводился к требованию «скорейшего восстановления работы законодательных учреждений и создания правительства, пользующегося доверием страны»¹⁸. После окончания работы съездов М. В. Челноков с удовлетворением заметил: «Политическая часть съезда, я бы сказал, протекала в плоскости революции, принятой Московской думой 18 августа (явная опечатка, имелось в виду 19 августа. – А. О.)»¹⁹.

Это было довольно представительное собрание либеральной общественности. Обращаясь во вступительной речи к 150 депутатам-земцам Г Е. Львов отметил значительный вклад их организации в дело снабжения армии. По его мнению, земцы уже получили более того, о чем могли мечтать до войны. В завершение глава Земского союза заявил: «Ровно три месяца назад, когда перед Россией обнаружилось, что доблестная армия наша вынуждена отступать перед врагом из-за недостатка снарядов, мы, а с нами и вся страна, единодушно признали необходимым участие в деле обороны Родины законодательного народного представительства. Мы верим в возможность установления для общей святой цели – спасения Родины – единства исполненной взаимного доверия работы общественных и правительственных сил. Теперь, после двухмесячной работы Г Думы, мы еще более убеждены в ее необходимости. Как светильник в темном лабиринте событий, в загадочных изгибах исторических путей, Г. Дума все время освещает выход из него, и мы не можем не признать, что перерыв ее занятий возвращает нас в темноту. Мы не можем не признать, что этот перерыв ослабляет дело обороны, ослабляет нашу армию. Желание всей страны – мощное сочетание правительственной деятельности с общественной не состоялось. Но сознание необходимости взаимного доверия правительственных и общественных сил не ослабело; напротив, оно только усилилось. В эти моменты мы должны проявить высокое гражданское мужество, памятуя, что войну ведет не правительство, а народ. Пусть правительство отделяет себя от народа, мы же еще сильнее удерживаемся в убеждении, что организация победы возможна только при полном единении правительственной власти с народом в лице его законодательного представительства, и считаем необходимым как можно скорее восстановление работы Г Думы. Но перед лицом грозного врага мы не должны смущаться создавшимся положением. Пусть формальная ответственность за исход войны и участь Р одины останется на правительстве, на нас же всегда останется долг истинных сынов Отечества, который мы обязаны выполнить при всяких условиях, и мы неослабно будем продолжать работать и делать наше государственное дело»²⁰.

В последовавших за этим речах депутатов превалировала жесткая критика правительства. Более других отличился Вл. И. Гурко, который предложил следующий принцип формулы желательной для либералов власти: «Мы хотим сильной власти. Пусть с исключительным положением, пусть с хлыстом, но только чтобы не власть была под хлыстом»²¹. Намек на Г. Распутина был очевиден. На съезде Городского союза присутствовали представители Думы и общественных организаций. В первый день солировали М. В. Челноков, Н. И. Астров, А. И. Шингарев и А. И. Гучков. Их выступления в целом были не менее интересны. Н. И. Астров заявил об опасности сепаратного мира; А. И. Гучков обратил внимание на некомпетентность руководителей Военного министерства и шпионаж, в результате чего возникли проблемы со снабжением армии²².

Интересно, что при этом глава ЦВПК прекрасно понимал потенциальную опасность той борьбы, которую вели либералы. «Когда мы боремся с известными представителями правительства, – заявил он, – мы должны уберечься от другой опасности и возможности расшатать самый принцип власти и ее авторитет, уберечься от разнузданной внутренней смуты со всеми ее последствиями для страны, уберечься от стихийных инстинктов, которые недавно имели место в Москве. В борьбе с властью нельзя колебать устои, без которых не может жить государство»²³. Колебания преодолел и заявления суммировал А. И. Шингарев: «Все слова сказаны. Надо будет подвести итоги. Исстари велось в нашей истории, что войны давали встряску нашему государственному организму. Русь еще не знала врага, который бы ее сломил. Каждая война приводила к тому, что Россия шагала вперед. После севастопольского грома пало русское рабство и настала эпоха великих реформ. После японской кампании появились первые ростки русской конституции. Эта война приведет к тому, что в муках родится свобода страны, и она освободится от старых форм и органов власти, лишь бы пришлись по плечу нам придвигающиеся события»²⁴.

Первый день работы съездов прошел по намеченному плану. Организаторы были довольны, и это чувство разделяли участники этого события, которое, по их словам, сделало 7 (20) сентября «красным листком в историческом календаре России». «Весь смысл исторического дня, – утверждала передовица «Биржевых ведомостей», – в проявлении непреложной воли всей этой объединившейся буржуазно-общественной России»²⁵. При этом либеральная общественность не просто упражнялась в остроумии, оскорбляя императора, прозрачно намекая на его намерение заключить сепаратный мир, утверждая, что поражение на фронте способствует прогрессу (при этом формально придерживаясь лозунга войны до победного конца), она планировала отправить к Николаю II делегацию с целью продемонстрировать единство царя и народа. В первый же день работы съездов были сформулированы условия будущей победы России в войне: 1) возобновление деятельности законодательных учреждений; 2) обновление правительства; единение внутри государства; 3) равноправие национальностей²⁶. Это была программа, предложенная А. И. Гучковым. Так, во всяком случае, ее представил депутатам М. В. Челноков²⁷.

В ходе работы съездов сразу же наметилось расхождение между левым и правым крыльями, причем последнее было представлено руководством союзов и ЦВПК. Впрочем, общее начало у них все же было. «Положение Родины тяжелое, но не безнадежное, – отмечали «Биржевые ведомости». – И если одни полагают, что ближайший шаг – это посылка депутации, а другие говорили о резолюции в твердых выражениях, то в одном разногласия не было: не улица спасает Родину (формула А. И. Шингарева), не внутренняя смута (формула А. И. Гучкова), а самообладание выведет страну из запутанного узла»²⁸. В последний день работы съездов на их объединенном заседании на основе озвученных М. В. Челноковым принципов была принята резолюция, которая в виде адреса на имя монарха должна была быть подана Николаю II представителями съездов. С криками «ура!» в адрес императора депутаты разошлись²⁹.

Следует отметить, что именно здесь проявились наметившиеся противоречия среди депутатов. Не ясен был и состав делегации – первоначально в нее предполагали включить глав ЦВПК, Земского и Городского союзов³⁰. Однако выяснилось, что А. И. Гучков оказался недостаточно радикален: прежде всего против него выступили представители Москвы, на которую он по-прежнему смотрел как на свою вотчину. Его с большим удовольствием слушали, но с меньшим – поддерживали. Что касается текста резолюции, то ее немедленно после оглашения готовы были поддержать всего 30 депутатов, то есть руководство съездов и его окружение. И хотя в конечном итоге резолюция собрала 119 голосов против 33, принятие ее трудно было назвать безусловной победой Г Е. Львова, М. В. Челнокова и А. И. Гучкова³¹. Представители глубинной России, к воле которых они так любили взывать, контролировались ими явно не твердо. Выборы делегации продемонстрировали это.

В итоге в ее состав были избраны Г Е. Львов, П. В. Каменский, С. А. Маслов, от городов – А. И. Гучков (впоследствии заменен Н. И. Астровым), П. П. Рябушинский, М. В. Челноков. Резолюция включала в себя три основных положения: война до победного конца, безотлагательное возобновление деятельности законодательного собрания, обновление правительства путем включения в него лиц, облеченных доверием страны. 11 (24) сентября Г. Е. Львов и М. В. Челноков направили в Ставку всеподданнейший доклад о приеме делегации Союза земств и Союза городов. В аудиенции было отказано. Николай II категорически отказался принимать этих, как он их назвал, «самозванных представителей»³². Решительно ничего не говорило в пользу уступок либералам. Признаков широкой поддержки их заявлений внутри страны не было, а положение на фронте быстро менялось к лучшему. Германский прорыв подходил к концу³³.

Завершался и период, когда власть и оппозиция еще находили силы изображать готовность к сотрудничеству. Вспоминая о ситуации, сложившейся к осени 1915 г., А. Ф. Керенский отмечал: «Для всех стало ясно, что корень зла не в правительстве, не в министрах, не в случайных ошибках, а в нежелании самого царя отказаться от его idee fixe, будто только самодержавие способно обеспечить существование и могущество России. Осознание этого факта лежало в основе всех частных разговоров и планов, сформулированных «Прогрессивным блоком», оно достигло и армии, и слоев народа (выделено мной. – А. О.). Перед каждым патриотом встал неизбежный и провидческий вопрос: во имя кого живет он, во имя России или во имя царя? Первым ответил на этот вопрос монархист и умеренный либерал Н. Н. Львов. Его ответ был: «Во имя России». Такой ответ эхом прокатился по всей стране – и на фронте, и в тылу»³⁴. Распространяли «эхо» деятели и организации, ориентировавшиеся на эту схему.

14 (27) сентября 1915 г. во главе Петроградского военного округа был поставлен инженер-генерал князь Н. Е. Туманов, имевший репутацию твердого монархиста и человека, способного на жесткие действия³⁵. Вместе с тем подоспели успехи армии на фронте. Они помогли пресечь «стачку министров», которая закончилась 16 (29) сентября. В Могилеве было проведено экстренное заседание правительства, в ходе которого окончательно поставлены точки над «i»³⁶. Николай II не стал скрывать своего раздражения по поводу письма министров и даже спросил: «Что это, забастовка против меня?»³⁷. Затем последовал довольно резкий обмен мнениями между И. Л. Горемыкиным с одной стороны и С. Д. Сазоновым, А. Д. Самариным,

Н. Б. Щербатовым и А. В. Кривошеиным с другой³⁸. Совещание закончилось весьма сухо, было видно, что император едва сдерживается³⁹. В краткой речи Николай II дал приказание министрам следовать распоряжениям его и И. Л. Горемыкина⁴⁰.

Министры вернулись в столицу, где после их поездки в Ставку нарастало ожидание перемен. С точки зрения сторонников жесткого курса по отношению к либералам министрам-«протестантам» была продемонстрирована необходимая твердость⁴¹. За словами последовали действия, которые вновь совпали с победами армии. 19 сентября (2 октября) Ставка официально объявила об успешном завершении боев на Северном и Западном фронтах. 22 сентября (5 октября) Николай II отбыл из Могилева в Царское Село⁴². Очень скоро последовали отставки подписавших письмо в защиту великого князя⁴³. 26 сентября (9 октября) в отставку были отправлены Н. Б. Щербатов и А. Д. Самарин⁴⁴: первый попытался поддержать просьбу М. В. Челнокова и Г Е. Львова об аудиенции делегации Союзов земств и городов⁴⁵, а второй был креатурой великого князя. Общественность немедленно объяснила отставки влиянием «темных сил»⁴⁶.

Министерство внутренних дел возглавил А. Н. Хвостов⁴⁷, имевший и административный, и думский опыт (с 1912 г. – председатель фракции правых). Он пришел с программой усиления контроля над Думой и прессой⁴⁸. Будучи первым министром-думцем он представлял значительную опасность для думских либералов, так как был хорошо знаком с методами их борьбы. 27 сентября (10 октября) в беседе с представителями прессы своими первоочередными задачами А. Н. Хвостов назвал борьбу с синдикатами, немецким засильем и дороговизной. Идея «министерства общественного доверия» во время войны вызывала у него только иронию⁴⁹. С новым курсом бывшего главковерха было покончено.

Отставки и назначения вызвали значительное возмущение среди либеральной общественности. Полтавское земство единогласно избрало Н. Б. Щербатова членом Государственного совета, а харьковское дворянство – своим губернским предводителем. А. Д. Самарин, имевший репутацию твердого противника Г Распутина, получил активную поддержку со стороны дворянства Москвы⁵⁰. Дворянское депутатское собрание города на заседании 29 сентября (12 октября) выразило ему сочувствие и приняло решение поднести ему адрес⁵¹. Сторонники Николая Николаевича в Москве и Петрограде в ответ на отставки министров, назначенных в результате его влияния, усилили критику правительства⁵².

На фоне этих событий не удивительно, что Николай Николаевич после отъезда из Могилева остался под пристальным вниманием своих недоброжелателей. Первоначально он получил разрешение заехать в свое имение в Тульской губернии на 10 дней, после чего должен был выехать в Тифлис, но на самом деле великий князь задержался в Першино на три недели, чем вызвал недовольство императора⁵³. В столичном обществе вновь открыто начали говорить о необходимости государственного переворота и учреждении регентства во главе с Николаем Николаевичем. Стояли за этим серьезные планы или нет, но эти разговоры усилили и без того стойкую неприязнь императрицы Александры Федоровны к бывшему главковерху. Ему дали знать, что пора отправляться к новому месту службы⁵⁴. После странной остановки в имении, которая была завершена таким образом, Николай Николаевич уехал в Закавказье⁵⁵. 22 сентября (5 октября) он прибыл в Баку, откуда, не задерживаясь, отправился в Тифлис. По пути 23 сентября (6 октября) он издал приказ о своем вступлении в должность и только на следующий день прибыл в центр наместничества, где его ожидала торжественная встреча⁵⁶.

27 сентября (10 октября) в «Русских ведомостях» была опубликована статья В. А. Маклакова «Трагическое положение», в которой общество уподоблялось семье, оказавшейся в автомобиле, который по крутой и узкой дороге ведет неумелый шофер: «…потому ли, что он вообще не владеет машиной на спусках или он устал и уже не понимает, что делает, но ведет к гибели и вас, и себя, и если продолжать ехать, как он, перед вами неизбежная гибель»⁵⁷. В автомобиле между тем, по убеждениям В. А. Маклакова, было достаточно людей, умеющих водить машину в тяжелых обстоятельствах и готовых сесть у руля на ходу, но этого не хочет шофер. Автор предлагал выбор: бороться с шофером и вырвать у него руль или помогать ему «советом, указанием, содействием». На словах выбирая второе, автор явно подводил читателя к неизбежности первого. «Вы будете правы – так и нужно сделать, – заканчивал он свою статью. – Но что вы будете испытывать при мысли, что ваша сдержанность может все-таки не привести ни к чему, что даже и с вашей помощью шофер не управится, что будете вы переживать, если ваша мать при виде опасности будет просить вас о помощи и, не понимая вашего поведения, обвинит вас за бездействие и равнодушие?»⁵⁸

«Трагизм усиливался тем, – справедливо отмечает современный историк, – что «помогать советом, указанием, содействием» кадеты могли далеко не всегда – будучи осведомлены в общей теории вождения, они очень плохо были знакомы с ее практикой и самим механизмом автомобиля. И дело было не только в том, что нельзя было вырывать руль у шофера на полном ходу, но и в том, что затем пришлось бы на том же полном ходу впервые осваивать практику вождения»⁵⁹. Судя по всему, В. А. Маклакова это не останавливало. Это был явный вызов власти, после которого диалог уже невозможен. 1 (14) октября император вернулся в Могилев⁶⁰. Приехав в Ставку, он подписал 2 (15) октября указ об объявлении военного положения в Москве и Московском уезде⁶¹. Это не было сделано даже после антнемецких волнений, поэтому трудно не заметить в введении подобной меры предупреждение любителям опасных экспериментов при вождении на узких и крутых дорогах. На этом фоне проходили весьма интересные и важные события.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.