32. Кто стоял за покушением на Ленина?

32. Кто стоял за покушением на Ленина?

Если интервенты, развернув было удары с Севера и Востока, быстро утратили наступательный порыв, то и Троцкий, «отразив противника» под Свияжском, развивать успех не стал. Несмотря на то, что у него была мощная группировка, преобладающее превосходство в живой силе и технике, он вместо быстрого и решительного контрудара застрял под Казанью на целый месяц. Впрочем, на фронте он попал в новые для себя условия. Получил новые, доселе неведомые ощущения, которые захлестнули его, кружили голову. Только здесь, а не в Москве, он познал настоящий размах, настоящую, безграничную власть над окружающими. А над ним самим тут не стоял никто. В ходе революции он еще не смог стать «первым в Риме», но, подобно Гаю Юлию Цезарю, мог считать себя «первым в деревне», расположив штаб на станции Тюрлем. Хотя, конечно, не только «в деревне». Ему принадлежал весь фронт, мановением руки, одним словом, да что там словом — взглядом, он мог передвигать полки и дивизии. Здесь он впервые в полной мере смог ощущать себя «бонапартом революции». И это не шло в сравнение ни с чем, испытанным ранее, — ролями журналиста, «пламенного трибуна», партийного лидера, дипломата.

Именно на фронте (конечно, когда не грозила личная опасность) он, как говорится, «нашел себя». Тут он был величественным, недосягаемым, непререкаемым. Мог единолично казнить и миловать. И любил делать то и другое. Награждал отличившихся трофейным барахлом, награбленными часами, сапогами, деньгами. Похоже, искренне считая, что бойцы, которых он облагодетельствовал, будут боготворить его. Даже не за часы или сапоги, а за то, что сам Троцкий снизошел до них, отличил. Любил и казнить. Но не наслаждаясь видом убийства и крови. Нет, его наслаждение было «выше». Каждым смертным приговором он утверждал самого себя в сознании сверхчеловека, которому доступно абсолютно все, в том числе право перечеркнуть любое количество жизней.

Лев Давидович и раньше-то питал слабость к помпезности, рекламе, шумной славе. А уж на фронте дал полную волю этой страсти. Телеграфировал в Москву, что хочет «сделать гражданскую войну популярной». Требовал прислать к нему придворного поэта Демьяна Бедного, корреспондентов, киносъемочные группы. Хотя популярность предназначалась не столько для гражданской войны и Красной армии, сколько лично для Льва Давидовича. И Демьян Бедный, журналисты, фотографы, киношники, едущие в Свияжск, должны были в первую очередь обслуживать самого Троцкого. Позировать он очень любил. Как раз поэтому в кинохронике гражданской войны он мелькает гораздо чаще других исторических персонажей.

С фронта, где было так хорошо и привольно, он уезжать не спешил. Но и атаковать не спешил. Постепенно обкладывал Казань. Имея и без того внушительные силы, стягивал все новые соединения. Запрашивал дополнительно аэропланы, орудия. Фактически «ограбил» все остальные фронты в свою пользу. Чтобы уж наверняка, гарантированно увенчать себя лаврами победителя. Кстати, вот еще небезынтересный момент. Чехи в Казани получали приказы от оккупационного командования Антанты. Но и Лев Давидович не прерывал своих связей с миссиями Антанты. Даже на фронте при нем находился британский капитан-разведчик Джордж Хилл, был главным советником Троцкого по авиации.

Ну а пока Лев Давидович «воевал» против чехов и каппелевцев, Ленин пытался решить проблему гражданской войны другим путем. Через дальнейшее сближение с Германией. Хотел добиться непосредственной военной помощи немцев против интервентов Антанты и белогвардейцев. Таким образом возник бы союз. А если со временем получится инициировать в Германии революцию, этот союз упрочится, перейдет на качественно новый уровень… 5 августа, после высадки англичан и американцев в Архангельске, Чичерин по приказу Ленина обратился к новому германскому послу Гельфериху, предлагая «хотя бы» занять немецкими частями Петроград, чтобы красные войска оттуда можно было перебросить для защиты Вологды [88]. Германия к такой постановке вопроса оказалась не готова. И выделять войска для оккупации Петрограда ей в данный момент было совершенно ни к чему.

Но в Берлине начались секретные переговоры. С германской стороны их вел Штреземан, с советской — полпред в Германии Иоффе, Красин, подключился и Литвинов. Шли они не без проблем. Из-за ухудшившегося положения большевиков, их игр с Антантой, немцы относились к ним куда более скептически, чем раньше. Да ведь и вопрос с убийством Мирбаха требовалось урегулировать. Советская делегация делала упор на необходимости совместных военных операций — на Севере против англичан и на Юге против Добровольческой армии Деникина-Алексеева. Но Ленин при этом всячески стремился избежать заключения формального союза. Он писал Воровскому: «Помощи» никто не просил у немцев, а договаривались о том, когда и как они, немцы, осуществят их план похода на Мурманск и на Алексеева. Это совпадение интересов. Не используя этого, мы были бы идиотами» [88].

Германию соблазняли различными выгодами. Обещали ей открыть беспрепятственное сообщение с Закавказьем — если получится разгромить Краснова и Деникина. Но немцам теперь было этого мало. Они подняли вопрос о «долгах». Указывали, что убытки понесли германские фирмы и подданные, имевшие собственность в царской России. Что Германия истратила большие средства на содержание русских пленных. Негласно под «долгами» подразумевались, конечно, и те суммы, которые в свое время перечислялись большевикам. Что ж, Иоффе российских денег не жалел. Писал в Москву, что о сумме долгов он не имеет ни малейшего представления, но хочет «оглушить немцев потолочной цифрой в 6–7 млрд. руб». Штреземан и его коллеги, когда услышали подобное предложение, и впрямь слегка ошалели. Потому что рассчитывали содрать в несколько раз меньше. Но за прозвучавшую цифру сразу ухватились. Ну не отказываться же, если дают!

Относительно совместных военных действий Германия поставила вопрос жестко — никаких виляний, только союз. Планы Гинденбург и Людендорф несколько скорректировали. Идею совместной советско-германской экспедиции на Север отвергли, соглашаясь лишь на оккупацию Восточной Карелии. Пусть на англичан наступают большевики, а немцы прикроют их фланг, подсобят снабжением. На Юге взаимодействовать согласились, Людендорф приказал командованию Восточного фронта сосредоточивать силы против Деникина [168].

27 августа был подписан договор, получивший в последующей литературе название «Брест-2». Советская республика превращалась уже и по существу в союзницу Германии, должна была при поддержке немцев воевать против Антанты и ее сторонников. Германия обязалась вернуть большевикам Белоруссию и еще ряд оккупированных областей. Экономические статьи утверждали полное преобладание немцев в России. Кроме того, большевики выплачивали 6 млрд. рублей золотом, уступали треть добываемой в стране нефти, обязались поставить 60 млн. пудов зерна и другое продовольствие. В общем, продотряды выколачивали из крестьян хлеб, но значительная его часть предназначалась вовсе не для пропитания российских городов и Красной армии, а за границу… Для немцев договор был настолько выгодным, что его ратифицировали мгновенно, с ходу [168].

Зато в лагере Антанты он понравиться никак не мог. А договор и ход переговоров вокруг него, несмотря на сверхсекретный характер, не были тайной для западных спецслужб. У них имелись информаторы и в высших кругах Германии, и в России. Тот же Иоффе был одним из ближайших людей Троцкого. И во время переговоров согласовывал каждый свой шаг не только с прямым начальством, Лениным и Чичериным, но и со Львом Давидовичем. Какие же тут могли быть секреты от англичан и американцев?

И Запад тоже вел в стане большевиков свои закулисные игры. А возможности он имел немалые. К лету 1918 г. в Советской России были созданы несколько разветвленных разведывательных структур. Возглавляли их Джордж Хилл, Рейли, Бойс, Кроми, Ферран Лич, Вертимон и другие. Эти сети действовали независимо друг от друга, хотя и соприкасались. Например, каналы связи с Англией у Хилла, Бойса и Рейли были общими, через лейтенанта Урмстона. И обращает на себя внимание тот факт, что Рейли, будучи британским офицером, через того же Урмстона пересылался шифровками не только с Лондоном, но и с Нью-Йорком [150]. Даже не с Вашингтоном, где находился американский резидент МИ-6 Вайсман, а с Нью-Йорком. С кем, любопытно?

Но к этому времени успели встать на ноги и начали работать достаточно квалифицированно другие спецслужбы. Советские. И Дзержинскому столь активная возня иностранных разведок совершенно не нравилась. В июне чекисты вышли на след шпионской сети в Петрограде. Феликс Эдмундович направил туда своих агентов, латышей Буйкиса и Спрогиса. Они сумели внедриться в организацию, и их свели с Рейли. Впоследствии Рейли любил изображать из себя «аса шпионажа», и действительно, установленные связи позволяли ему добывать информацию из самых «верхов» советского руководства. Но вот «асом» он явно не был. И на подставных чекистов клюнул. Высоко их оценил, счел очень перспективными кадрами — по легенде, они имели многочисленных друзей среди латышских стрелков. После нескольких проверок Рейли представил Буйкиса и Спрогиса «самому шефу» — британскому морскому атташе командору Кроми [141]. Тому самому, который пытался через Троцкого уничтожить Балтфлот. После переезда союзных миссий в Москву Кроми выполнял функции резидента в Петрограде. Латыши ему тоже понравились, и он направил их в столицу, к Локкарту.

Сам Локкарт в мемуарах вспоминал: «Я сидел за обедом, когда раздался звонок и слуга доложил мне о приходе двух человек. Один из них… принес мне письмо от Кроми, которое я тщательно проверил, но убедился в том, что письмо это, несомненно, написано рукой Кроми. В тексте письма имелась ссылка на сообщения, переданные мной Кроми через посредство шведского генерального консула. Типичной для такого бравого офицера, как Кроми, была фраза о том, что он готовится покинуть Россию и собирается при этом сильно хлопнуть за собой дверью…» [97] Буйкису и Спрогису было поручено завербовать кого-нибудь из командиров, состоящих в охране Кремля. Эту роль, по поручению Дзержинского, стал играть командир латышского артдивизиона Э. П. Берзин.

Сперва подставным агентам давались задания разведывательного характера. Англичане проявляли повышенное внимание к Русскому Северу, собирали подробную информацию по этому региону. Очень интересовало их и русское золото. Рейли поручал Берзину выяснить, «правда ли, что 700 латышей на станции Митино охраняют 5 вагонов с золотом, и если это так, войти к ним в доверие и подчинить их себе». Но затем на первый план стала выходить подготовка переворота. Рейли указывал Берзину: «Надо будет сделать так, чтобы два полка латышей смогли по первому приказу уйти в Вологду и помочь английским частям быстрым броском из Архангельска отрезать Петроград. Сразу после этого латышские стрелки, оставшиеся в Москве, арестуют членов Совнаркома во главе с Лениным…» Локкарт тоже подчеркивал, что «необходимо добиться содействия латышских стрелков, действовавших на Архангельском фронте». И разъяснял планы: «Сейчас наступило самое подходящее время для замены советского правительства… В организации переворота вы можете оказать большую помощь… Надо в самом начале убрать Ленина. При живом Ленине наше дело будет провалено». Обещал: «Денег на это будет сколько угодно». Всего в несколько приемов он выплатил Берзину 1,2 млн. руб. [141, 169].

Успешно действовали не только чекисты, но и другие советские спецслужбы. Нет, не военная разведка и контрразведка. Ее же организовывал Джордж Хилл, а курировал М. Д. Бонч-Бруевич. Поэтому она-то в данном деле никак не могла быть помощницей. Но контрразведка Красного флота во главе с лейтенантом Абрамовичем сработала великолепно. Вполне возможно, что толчком стал суд над Щастным, где выявилась причастность англичан к попытке погубить корабли. Во всяком случае у моряков теперь были с британцами свои счеты, и как раз с июня 1918 г., когда был расстрелян Щастный, Абрамович и его сотрудники сели англичанам «на хвост». Держали в поле зрения Кроми, а Рейли сумели взять под наблюдение, и «ас шпионажа» даже не догадывался, что три месяца за ним следят, отмечают каждое его перемещение [150]. Были зафиксированы многочисленные контакты, связи. Между тем заговорщики готовились к реализации своих планов, уточняли и согласовывали их.

Впоследствии при обыске чекистами был изъят документ, написанный Андрэ Маршаном, личным представителем президента Пуанкаре в России. Он докладывал французскому правительству, что 24 августа в американском генконсульстве состоялось секретное совещание с участием генконсулов США и Франции — Пуля и Гренара. При этом Маршану случайно довелось стать свидетелем разговора между британскими и французскими разведчиками. Маршан возмущенно описывал, как Рейли хвастал, что «готовит взрыв моста через Волхов неподалеку от Званки. Достаточно бросить взор на карту, чтобы убедиться, что разрушение этого моста равносильно обречению на голод, на полный голод Петрограда, так как город оказался бы отрезанным от Востока, откуда поступает весь хлеб… Французский агент добавил, что он работает над взрывом Череповецкого моста, что приведет к аналогичным последствиям… Я глубоко убежден, что речь идет не об изолированном намерении отдельных агентов. И все это может иметь один гибельный результат: бросить Россию во все более кровавую борьбу, обрекая ее на нечеловеческие страдания. Надо добавить, что эти страшные лишения будут направлены против бедных и средних слоев населения, ибо богатая буржуазия может уехать на Украину к немцам, что, кстати говоря, практикуется сплошь и рядом. А элементы, служащие советскому правительству, избавлены им от чрезмерных лишений, так как получают хоть и скудный, но все же паек…» [141].

По версии советской историографии, все получалось логично и закономерно, правда? Агенты иностранного империализма готовились вместе с белогвардейцами сокрушить и сбросить большевиков… Но имеет смысл повнимательнее взглянуть на формулировки! В высказываниях Рейли и Локкарта фигурируют «замена правительства», «переворот», устранение Ленина. Однако о свержении советской власти речи не шло! Да и вообще державы Антанты могли бы свергнуть ее давным-давно. Если бы захотели. Поддержать десантом восстание Савинкова, нацелить чехословаков не на частные задачи, а на Москву — и все. Выходит, речь шла только о верхушечном перевороте, который должен был сопровождаться диверсиями, чтобы сорвать обсуждавшееся в Берлине наступление немцев и большевиков на Север, внести дополнительный хаос и обрушить на Россию новые бедствия.

Кто же должен был возглавить правительство после ликвидации Ленина? Очевидно, человек, наиболее лояльный к Антанте. Троцкий. Раздувавший в это же время свою «военную» популярность. Он откроет фронт перед союзниками, раздаст им и распродаст то, что еще осталось от страны. Кстати, нельзя исключать, что подобная смена лидеров изначально входила в план ступенчатого сноса России. Сперва государство ломает Львов, потом развал углубляет Керенский, за ним — Ленин, а за ним выдвигается Троцкий.

30 августа, через 6 дней после описанного выше секретного совещания в генконсульстве США (и через 3 дня после подписания договора «Брест-2»), прозвучали выстрелы. Утром — в Питере. Юнкер Каннегиссер уложил председателя ЧК Урицкого. Туда для расследования срочно выехал Дзержинский. А вечером прогремели выстрелы на заводе Михельсона. В Ленина…

Этот теракт до конца не раскрыт до сих пор. Нет даже однозначных доказательств, что исполнительницей была Каплан. Она была задержана случайными людьми, не видевшими покушения, а очных ставок по ее опознанию не проводилось ни одной! Протоколы с ее признаниями частью не подписаны, относительно других неизвестно, подписала ли их именно Каплан [177, 181, 182]. И к партии правых эсеров Каплан никогда не принадлежала. Все «доказательства» ее вины и причастности к эсеровской террористической организации всплыли только в 1922 г. на процессе правых эсеров. Сам этот процесс был сфальсифицирован от начала до конца, «доказательства» прозвучали из уст провокаторов, причем люди, якобы входившие в одну террористическую группу с Каплан, даже не смогли описать ее внешность [148, 182].

Если задаться вопросом, «кому выгодно», приведу вывод известного историка А. И. Уткина, который, кстати, увязал воедино два покушения: на Мирбаха и на Владимира Ильича. «Убийство германского посла обязано было вызвать репрессии Берлина. Убийство Ленина означало бы уход с политической арены самого большого приверженца мира с Германией». А в других своих работах я уже приводил ряд косвенных данных, способных свидетельствовать о том, что за организацией покушения на вождя стоял не кто иной, как Свердлов [177, 182].

Он входил в весьма узкий круг лиц, ведавший распределением путевок на митинги и знавший, кто из руководителей и где будет выступать. Сохранилась записка Якова Михайловича к Ленину, переданная накануне покушения: «Предупредите всех совнаркомщиков, что в случае приглашения и назначения на митинги никто не имеет права отказываться» [93]. Никогда до того и после того Свердлов таких записок не писал. Когда Московский комитет партии в связи с убийством Урицкого принял решение отменить митинги и выступления, именно Свердлов настоял все же проводить их. И при этом, несмотря на гибель Урицкого, рядом с Владимиром Ильичем не оказалось охраны. Подчинялась она Свердлову. А сразу же после ранения Ленина Яков Михайлович первым оказывается в его кабинете и объявляет: «У нас с Ильичем все сговорено», перехватив руководство правительством и ЦК [37, 79, 173].

Пользуясь обретенной властью, Свердлов фактически отстраняет от следствия Дзержинского, распоряжается, чтобы тот пока оставался в Питере. Мол, в Москве и без него справятся. Расследование Яков Михайлович поручает своему ставленнику Петерсу, подключает к нему и других своих доверенных лиц: Курского, Петровского, Козловского, Аванесова, Скрыпника. А главными следователями по этому делу становятся верные подручные Свердлова, которых он обычно использовал в самых темных своих операциях, — Кингисепп и цареубийца Юровский. Уже одного назначения этой «парочки» было бы достаточно, чтобы заподозрить неладное. Каплан по непонятным причинам вообще забирают с Лубянки в Кремль. Здесь она вдруг дает все нужные «признания», после чего ее сразу же расстреливают, а труп сжигают. Так что никакое опознание становится уже невозможным…

Да только ведь и Дзержинский был далеко не дурак. И весьма характерно, что он-то предпринял действия совсем в ином направлении! Нанес удар по сетям иностранной разведки. ЧК и моряки уже успели вскрыть значительную часть этих организаций. Дзержинский намеревался еще некоторое время наблюдать на ними. Но именно в связи с покушением на Ленина отдал приказ — немедленно брать. В ночь на 1 сентября ЧК произвела массовые аресты по выявленным адресам. Были задержаны британский генконсул Локкарт, французский генконсул Гренар, связанные с ними лица. Одновременно была разгромлена и сеть в Петрограде. В руки ЧК попали десятки людей. Только в одном здании, принадлежавшем выехавшему британскому посольству, было захвачено около 40 заговорщиков, собравшихся там в это время [169]. Обычно в литературе покушение на Ленина и дело Локкарта рассматриваются отдельно, как не связанные между собой. Но… правомочно ли это?

Данный текст является ознакомительным фрагментом.