Итоги июньской операции крейсеров и миноносцев

Итоги июньской операции крейсеров и миноносцев

Во Владивостоке возвращение крейсерского отряда и миноносцев было воспринято как большой успех. В течение четырех дней – с 18 по 21 июня – включительно последовали следующие события: 18-го пришел захваченный крейсерами «Аллантон», 20-го возвратился крейсерский отряд, а 21 -го-миноносцы со своим призом. Все это совпало с успешным завершением работ по снятию с камней крейсера «Богатырь». Возвратившиеся корабли застали «Богатырь» уже в Золотом Роге. Хотя ему и предстоял длительный ремонт, но корабль был спасен и введен в сухой док.

Фактическое влияние, оказанное операцией крейсеров на обстановку и действия как русских, так и японцев, по видимому было значительным.

Уже самый выход их из Владивостока был использован наместником Алексеевым для понуждения адмирала Витгефта ускорить выход в море Порт-Артурской эскадры. 15 июня, когда успешное нападение на транспорты в Корейском проливе не было еще, конечно, известно ни во Владивостоке, ни в Мукдене,[177] Алексеев в развитие своих прежних директив Витгефту телеграфировал: «…Крейсерский отряд действуету Цусимы, а корпус имел дело под Вафангоу».[178]

Хотя автор настоящего исследования не располагает исчерпывающим материалом для категорического утверждения, что июньское крейсерство в действительности подтолкнуло русскую эскадру выйти из Порт-Артура, но хронологическая последовательность событий говорит в пользу этой зависимости.

Действительно 20 июня крейсеры возвратились в Золотой Рог, а под утро 23-го начала выходить из Порт-Артурских бассейнов эскадра Витгефта.

Правда, предполагавшийся ее прорыв во Владивосток не состоялся и она, встретившись с японским флотом, на следующий день опять вошла на внутренние рейды Порт-Артура, но самого факта показа японцам в море русских броненосцев «Победа», «Ретвизан» и «Цесаревич», считавшихся ими безнадежно поврежденными, оказалось достаточным, чтобы беспокойство японской главной квартиры за морские пути между Японией и Манчжурией возросло до крайности.

О влиянии действий владивостокских крейсеров и выход Порт Артурской эскадры в море на операции японских армий в Манчжурии говорит и русский и английский официальные историки.

«Несомненно также, – что помимо неготовности интендантской части причины медлительного и осторожного образа действий противника в начале июня крылись и в опасениях за свои морские сообщения, ибо 2 июня нашей Владивостокской эскадре в Корейском проливе удалось напасть на шедшие без конвоя японские транспорты, перевозившие осадную артиллерию и части гвардейской резервной бригады».[179]

Английская же «Official History» развивает этот вопрос более подробно:

«В это время возможности сухопутного транспорта в Манчжурии были почти исчерпаны и мысли тех, на обязанности которых лежало снабжение японских армий, направились на море. Предложено было послать транспорты с необходимым снабжением через Печилийский пролив мимо Порт-Артура. Эти суда под конвоем части японского флота должны были произвести выгрузку этих запасов близ Hsiung Yao (в русских источниках Сюньечен.-В. Е.), откуда должна была вестись дальнейшая доставка их на колесах для 2-й армии. Этот проект, так облегчавший затруднения снабжающих органов, был отвергнут, так как появление русских броненосцев в море 23 июня делало уже невозможным выделение необходимого конвоя».[180]

И далее:

«24-го (июня.-В. Е.) в то время, когда японские войска были готовы, чтобы начать движение, из Токио был получен следующий приказ: «фактически доказано, что русский флот способен выходить из Порт-Артура. Морские перевозки снабжения, необходимого для соединенных Манчжурских армий после их продвижения к Ляояну, таким образом, делаются необеспеченными, и наступление 2-й армии дальше, чем до Кайпинга, в настоящее время неуместно. Сражение под Ляояном, которое предполагалось дать до начала дождливого сезона, откладывается до его окончания. Организуйте Ваши действия соответственно».[181]

Из изложенного можно прийти к выводу, что хотя действия Владивостокского отряда оказались не непосредственной и не единственной причиной задержки наступления японских армий на континенте, но замедлению этого наступления и изменению сроков планированного японским командованием Ляоянского сражения успехи русских крейсеров в Корейском проливе содействовали.

Выход владивостокских крейсеров на участок пути морских войсковых перевозок противника дал некоторые результаты в отношении получения, столь недостаточных на русской стороне, разведывательных данных. Здесь, однако, успех оказался значительно меньшим, чем он мог быть, если бы вопросу этому командующий русским отрядом уделил должное внимание. по видимому и высшие инстанции командования недоучитывали возможную роль крейсерских набегов в этом отношении.

А ведь на самом деле набег к Симоносеки представлял собой проникновение в глубокий тыл японских армий, тыл гораздо более глубокий, чем те, которые могли быть достигаемы набегами русской кавалерии на полях Манчжурии. Захват пленных и последующий опрос их могли дать материалы ценные не только для дальнейших крейсерских операций из Владивостока, но и для уяснения состояния перевозок японских войск на континент.

Кое-какие материалы в отношении морских перевозок были получены, но данные, необходимые для разведывательной службы русских армий в Манчжурии, оказались ничтожными.

Быстрая атака и потопление («Громобоем») транспортов «Хитаци» и «Идзумо» не благоприятствовали взятию с них пленных. Но, несмотря на медлительную возню с «Садо Мару» других двух крейсеров, и с него были сняты лишь очень немногие, так как соответствующая задача никем не была поставлена.

А вместе с тем с потоплением «Хитаци Мару» связан очень важный для оценки деятельности русских крейсеров вопрос о японских осадных орудиях.

Состоявший при 3-й японской армии Эллис Атттмед Бартлетт, книга которого была издана в русском переводе в 1907 г.,[182] пишет:

«Насколько достоверно я не знаю, но говорили, что тяжелые орудия, предназначенные для осады Порт-Артура, погибли на пароходе «Хитаци Мару», потопленном Владивостокской эскадрой в июне месяце. Это крупное несчастье задержало всю осаду и оттянуло до сентября прибытие 28-см гаубиц, посланных на замену погибших».

Немецкие источники свидетельствуют о гибели осадных гаубиц на «Хитаци Мару» гораздо более уверенно. Так, у Мальтцана[183] говорится: «Потеря человеческих жизней в конце концов оказалась не столько велика, как это казалось сначала. Для хода войны было существенным, что на «Хитаци Мару» потонуло 18 осадных 280-мм гаубиц. О гибели этих орудий умалчивает работа японского морского генерального штаба, однако, это настолько достоверно, что не вызывает сомнений. Станки для этих орудий были погружены на «Садо Мару» и вместе с этим судном спасены.[184]

Также утвердительно о потоплении осадного парка тяжелых орудий, предназначавшегося японской армии под Порт-Артуром, писал в 1905 г. Н. Кладо, отмечая в своем труде «После ухода второй эскадры Тихого океана» (СПБ, 1905, стр. 19), что «гибель этого парка значительно задержала ход осады».

Эта важнейшая для японцев потеря, причиненная действиями владивостокских крейсеров, сейчас, таким образом, может считаться установленной, но насколько важно было бы это знать русскому командованию в июне-июле 1904 года!

Если бы с транспортов было взято должное количество пленных, этот важный факт был бы установлен своевременно.

Тенденция не создавать взятием пленных у себя на борту помехи, с расчетом, что близость берегов даст возможность людям с транспортов спастись на шлюпках, лишила русских достоверных сведений о составе грузов и перевозимых частей на японских судах.

Со слов англичан с «Садо Мару» стало известно, что на «Хитаци» было более тысячи солдат.[185]

От пленных с этого же транспорта были получены сведения, пролившие некоторый свет на организацию японских войсковых перевозок:

а) подтвердилось, что главным организационным и фактическим центром перевозок является г. Хиросима и его порт Удзина (во Внутреннем море), что транспорты оттуда направляются через Симоносекский пролив и далее следуют без конвоя, что порт назначения и выгрузки сохраняется в тайне, и, только подойдя к группе островов Джемс Холл в Желтом море, транспорты получают с наблюдательного поста на о-ве Хакорито (Пенг-Ионг-до) окончательное указание пункта высадки.

Англичане с «Садо Мару» сообщили, что японские военные корабли на пути транспортов встречались редко. Только у Модзи и берегов Японии встречались миноносцы и одиночные старые суда, да однажды видели крейсер «Кассуга», ремонтирующийся в Куре.

б) С конца апреля (когда «Садо Мару» прибыл из Европы) этот пароход делает третий рейс между портами Внутреннего моря и материковым побережьем Желтого – с войсками и воинскими грузами.

В первый рейс, получив в Удзина распоряжение, транспорт принял в г. Кобе одну артиллерийскую батарею и около тысячи человек 10-й дивизии (квартировавшей в г. Химедзи).

Во второй рейс перевез из Удзина около 700 человек с некоторым количеством лошадей.

В третий (и последний) рейс, начатый в Удзине и закончившийся встречей с русскими крейсерами, имел на борту 1350 человек (в том числе 150 человек судовой команды), около 1200 тонн японского угля, около 1000 тонн риса, казначейство (золото и серебро в ящиках, цифра неизвестна), телеграфный материал (телеграфный парк), 2 паровых катера и два десятка деревянных барж (большие фунэ).

в) Из приведенных данных сделалось возможным исчислить скорости оборота транспортов между портами посадки и высадки, а также японские нормы потребного тоннажа для перевозок. Исходя из регистрового тоннажа («Садо Мару» 6222 тонн брутто и 3847 тонн нетто, а «Хитаци Мару» – 6172 тонн брутто), выходило, что на перевозку одного человека требовалось 6222 : 1200 = 5,2 тонны брутто и 3847 : 1200 – 3,2 тонны нетто для «Садо Мару» и 6172:1095 = 5,6 тонны брутто и около 3,5 тонны нетто – для «Хитаци».

Нормы тоннажа более близких к современности японских перевозок приведены в книге И. С. Исакова «Операция японцев против Циндао в 1914 году» на страницах 97-99. Там число тонн нетто на одного перевозимого человека определялась цифрами 4-4,1.

Рост с 3-3,5 тонн до 4-4,1 тонны может быть объяснен, во-первых, выросшим со времени русско-японской войны и до 1914 г. техническим оснащением армии, а это требует большего места и веса на транспорте, а, во-вторых, тем, что в условиях Циндаоской операции 1914 г., когда она являлась единственной боевой операцией японцев во время первой мировой империалистической войны, морские перевозки Японии вообще были менее интенсивными, а тоннаж японского торгового флота значительно (с 1904 по 1914 гг.) выросшим.

Оценка крейсерства штабом командующего флотом. По возвращении крейсеров во Владивосток штаб командующего произвел разбор произведенной набеговой операции.[186]

Критика действий крейсеров коснулась следующих вопросов:

а) Правилен ли был отказ Безобразова от продолжения операции после того, как первый налет на Корейский пролив оказался столь плодотворным? Не следовало ли продолжать плавание на юг, за пределы Корейского пролива в Желтое море, где крейсеры неизбежно встретили бы еще более богатую добычу?

б) Правильны ли были тактические действия крейсеров, в итоге которых некоторые из обнаруженных транспортов были упущены, а «Садо Мару» на глазах крейсеров не утонул?

в) Правильно ли действовал отряд крейсеров в последующие дни после дела у о-ва Окино сима, не останавливаясь ночью для осмотра обнаруживаемых судовых огней, не уничтожая, а отпуская встреченные японские каботажные пароходы и парусные шхуны?

Автор разбора – начальник «военно-морского» отряда штаба – резко критиковал оперативную сторону действий крейсеров (вопрос «а» разбора).

Появление русских в Корейском проливе он оценивал для японцев как «совершенно неожиданное», а потому для русских «чрезвычайно удачное».

В проливе оказалось не менее 5 транспортов (а если верить телеграмме агентства Рейтер, то до 13-ти).

При этом (тут начинается ряд опасных заблуждений автора разбора) в проливе:

«из военных судов оказался только крейсер «Ниитака». В проливе не оказалось миноносцев, и если они не решились днем выйти из Такесики (а там они, конечно, были), то это служит признаком, что они в ограниченном количестве и миноносцами рисковать не решаются».

«Эффект внезапности оказался таковым, – пишет автор, – как и следует его ожидать: японцев охватила паника. Крейсер не решился приблизиться и только посылал отчаянные сигналы по радио: бегите, спасайтесь скорее, помогите скорей» и т. п.

Автор разбора объясняет далее, что сигналы эти разбирались на «Рюрике» одним из пленных. Этот же пленный показал, что «Камимура в Гензане имеет два боевых судна и несколько старых»… «Впрочем и без показаний этого пленного можно почти с полной уверенностью сказать, – говорится далее в разборе, – что у Камимуры нет таких сил, с которыми он мог бы догнать и одолеть нашу эскадру – это было бы безумием со стороны японцев отделить в настоящее время какие-либо серьезные силы от Порт-Артура».

Исходя из этих явно ошибочных предпосылок (а ошибочность их явствует из изложенного выше в настоящей статье), автор разбора делает соответственно неправильный вывод:

тылу такие силы, которые совершенно не могли ему преградить путь при возвращении и, в особенности, днем, прорыв через пролив являлся обеспеченным.»

И далее:

«Даже принимая во внимание самые благоприятные обстоятельства для противника, все- таки наши крейсеры могли смело совершить крейсерство в Желтое море на 1/3 или 2/5 расстояния от Корейского пролива до Порт-Артура, т. е. дойти, по крайней мере, до параллели о-вов Баррен».

И наконец:

«Вследствие того, что отряд не вошел в Желтое море, удачное начало крейсерства не было надлежащим образом использовано и потерян, быть может навсегда, прекрасный случай нанести японцам тяжелый удар на их сообщения и оказать значительное влияние на успех их действий на Ляодунском полуострове. Случай выказать обоснованную и разумную решительность надо считать упущенным».

Нет никакого сомнения в том, что русские крейсеры в Желтом море могли найти крайне обильную жатву, так как именно по Желтому морю проходили главнейшие пути войсковых морских перевозок Японии.

Но не может быть также почти никакого сомнения в том, что проход трех больших русских крейсеров в южном направлении, а тем более возвращение их через любой из японских проливов назад в Японское море, не мог пройти незамеченным отрядом Камимуры или другими японскими судами и в первую очередь следившим за действиями русских крейсером «Цусима».

Автор разбора, как теперь известно, совершенно неправильно расценивал состав и местонахождение японских кораблей.

Легковерно полагаясь на единичные показания одного пленного, оказавшегося на «Рюрике», и исходя из предвзятой предпосылки, что в Корейском проливе не может быть значительных сил, а что Камимура с явно недостаточными силами находится в Гензане, автор критики строит все свои дальнейшие рассуждения.

Как мы знаем, уход владивостокских крейсеров на север имел место фактически из-под носа Камимуры и это удалось из-за туманной погоды, дождя и вообще плохой видимости.

Ясно, что плохая видимость могла оказаться покровом для успешного прорыва крейсеров на юг в Желтое море в день 15 июня, но строить расчет на обязательное наличие тумана при возвращении их на север через 2-3 дня в южных частях Японского моря и у японских островов, где туманы далеко не так часты, как на севере у берегов Приморья,[187] было далеко не верным делом. А в ясную погоду бой в Корейском проливе или вблизи его, с явно превосходящими силами отрядов Камимуры и Уриу (4 броненосных и 5 легких крейсеров, не говоря о возможном участии сверх того восьми миноносцев 11-го и 15-го отрядов), был бы почти неизбежным.

Критику тактических действий русских крейсеров во время встречи с японскими транспортами надо признать справедливой.

Прав автор критического разбора, говоря, что «первый замеченный транспорт надо считать не ушедшим, а упущенным».. .

Разбирая записи в вахтенном журнале «России» о произведенных выстрелах по первому транспорту и о нерешительном увеличении скорости крейсера при погоне, произведя соответствующие арифметические расчеты, он доказывает, что ко времени последних семи выстрелов крейсер «Россия» мог сойтись с пароходом на расстояние в 25 каб., т. е. на дистанцию вполне верного для 152-мм орудия Канэ действия.

Так же справедливы нарекания военно-морского отдела Штаба на ничем неоправдываемую медлительность русских в деле потопления «Садо Мару».

«Садо Мару» несомненно мог быть надежно потоплен, а затем это могло быть сделано гораздо скорее… «промедление поблизости двух неприятельских портов и в присутствии неприятельских разведчиков не может оправдываться какими-либо соображениями гуманности и, если оно в данном случае прошло даром, то только вследствие очень удачного стечения обстоятельств… Теперь, если сведения о спасении «Садо Мару» окажутся справедливыми, все, что японцы снимут с него и все спасшиеся воинские чины, кули и лошади – все это будет употреблено против нас». . .

И опять-таки вряд ли можно согласиться со справедливостью нападок на то, что на пути от Корейского пролива к Сангарскому крейсеры ночью не освещали прожекторами встречавшиеся судовые огни.

С точки зрения автора разбора неосновательно убежденного, что отряду не угрожали превосходящие силы японцев, такие нападки могли казаться обоснованными, но в свете наших знаний нынешнего дня ночные остановки с освещением прожекторами, немедленно вслед за тем как отряду удалось, благодаря мглистой погоде, оторваться от сил Камимуры, нужно признать неуместными.

Дальнейшие действия Безобразова, подвергшиеся критике штаба командующего флотом – отказ от потопления шхун и каботажных пароходов, – шли в разрез с теми инструкциями, которые с самого начала войны были положены в основу деятельности русских крейсеров.

Но, говоря объективно, как это уже отмечалось в прошлых наших статьях, погоня трех броненосных крейсеров за единичными парусными шхунами представлялась несоразмерной и приводила к мысли о русской поговорке: «из пушки – по воробьям».

С точки зрения оперативной целесообразности борьба с каботажным движением вдоль японских о-вов могла быть оправдана только в случае внесения в эту борьбу элемента длительности и непрерывности. А это могло быть достигнуто лишь при наличии большего числа нападающих единиц. При той же системе борьбы которая сложилась в обстановке 1904 г. путем кратковременных единичных набегов к японским берегам, остановка и уничтожение 10-15 японских каботажных судов, имевших место за время активной деятельности русских владивостокских кораблей, никак не могли быть названы непрерывным и эффективным воздействием на японский каботаж.

Что могли значить для хозяйства Японии конфискация и уничтожение такого числа судов из громадной суммы в несколько тысяч малых парусных (и паровых) судов?

Освобожденные после осмотра суда, конечно, могли по приходе в свои порты сообщить о появлении русских крейсеров у берегов Японии. Но ведь появление их у о-ва Окино сима и уничтожение военных транспортов наделало уже столько шума, что очевидно все дальнейшие выходы войсковых транспортов и больших пароходов, могущих явиться ценными призами, были задержаны.

Факт пребывания русских у западных берегов о-ва Хонсю в условиях техники связи того времени вряд ли мог быть своевременно сообщен адмиралу Камимура так быстро, чтобы он успел перехватить владивостокские крейсеры в северных участках их пути от Корейского до Цугарского пролива. Поэтому отпущенные шхуны едва ли могли сильно повредить благополучному возвращению крейсерского отряда во Владивосток.

Автор английского исторического труда приводит следующий вывод об описанном выше набеге русских крейсеров:

«Совершенное в середине июня крейсерство Владивостокского отряда, наиболее дерзкое предприятие из всех проделанных русскими, может быть с их точки зрения оценено, как вполне удовлетворительное. Хотя оно и не имело значительного влияния на ход войны в целом, оно оказалось, как все подобного рода набеги, раздражающим гордость тех, кто атакован. Потеря человеческих жизней и материальные жертвы, без соответствующего им успеха и то, что русским удалось скрыться от эскадры адмирала Камимура, настолько возбудило общественное мнение в Японии, что к морскому министру адмиралу барону Ямамото были направлены специальные депутации.

Ему, однако, удалось оценить трудности, стоявшие перед Камимурой, и объяснить, что при отправке больших масс войск организовывались специальные конвои, но каждый единичный транспорт эскортировать невозможно и некоторый риск является при этом неизбежным. Тем не менее, он уверил своих собеседников (депутатов), что будут приняты специальные меры, чтобы избежать повторения подобных катастроф».[188]