ТРЕТИЙ ЭТАП КРИЗИСА. «УОТЕРГЕЙТ»

ТРЕТИЙ ЭТАП КРИЗИСА. «УОТЕРГЕЙТ»

Кеннеди, Джонсон и Никсон, а также их соперники в борьбе за президентство, все без исключения давали директору ФБР Гуверу гарантии, что не отправят его в отставку. Откровенный его противник, Роберт Кеннеди, который наверняка уволил бы бессменного директора, был убит. Достаточно влиятельных политических противников, которые готовы были бы вступить с Гувером в открытую борьбу, вроде бы не оставалось — в известной мере из-за наличия и умелого использования директором тщательно собранного десятилетиями архива. Сведения, содержащиеся в досье, которые сохранял Гувер в отдельном хранилище (кстати, большинство досье верный друг Толсон уничтожил после смерти директора), почти всегда могли бы принести серьезные карьерные осложнения при обнародовании в соответствующих газетах. Конечно, не на всех был достаточный «компромат», и политические противники не молчали, — но в плюралистическом обществе такая борьба могла продолжаться десятилетиями. И все-таки происходили необратимые перемены. Гувер все больше дряхлел, и одновременно с признаками маразма усиливался маниакально-депрессивный психоз. И это отмечали компетентные люди, и требовали принятия мер. Дошло до того, что специальные агенты из полевых офисов направляли генеральному прокурору письма, где обращалось внимание на прогрессирующее дряхление директора и явные признаки психического расстройства. Начали появляться не только газетные публикации в прессе различного толка, но и книги, написанные отставными джи-менами, в которых содержалась отнюдь не апологетика и ведомства вообще, и уж Гувера — в особенности. Вслух было сказано и растиражировано на весь мир едва ли не все, что накопилось на Дж. Э. за десятилетия — от его мании величия и ксенофобии до сексуальных девиаций и связей с мафиози. И самое страшное, оказалось, что ни авторов, ни редакторов традиционными приемами не запугать и не заставить замолчать. И времена существенно изменились, и «смелых» стало слишком много. Прежние жупелы и страшилки, когда на каждого выдвигались то обвинения в связи с коммунистами, то сведения о сексуальных или подобных похождениях[93], уже не срабатывали. По моему мнению, сказалась деидеологизация общества, рост внутренней свободы и раскрепощенности — хорошо это или плохо. Происходил и важный перелом в ходе «холодной войны». Количество накопленного оружия массового уничтожения настолько превысило военные потребности, что это, наконец, стало осознаваться обществом. Два десятилетия страха перед противником стали исподволь сменяться гораздо более обоснованным страхом перед самим фактом существования оружия десятикратной или стократной ядерной смерти — и факта существования военно-политических систем, способных эту смерть спровоцировать. Страх перед случаем, возможно, более обоснован; но на Западе более характерен страх перед маньяком. За ФБР всегда — как за любой серьезной службой безопасности, — маячила тень тоталитаризма, а тоталитарная система, как совершенно ясно стало даже не слишком сведущими в истории, и сама по себе чрезвычайно опасна в руках маньяков, и одновременно провоцирует продвижение патологических личностей к самой верхушке. Маниакальное поведение Гувера удесятеряло все страхи и опасения: он как бы становился наглядным олицетворением худшего пути развития государственной институции.

Кроме того, во всем западном мире как раз в тот период наметился пик общественной активности, речь шла уже о «студенческих революциях», о настоящих боях. В США тоже проливалась кровь: в частности, не раз солдаты национальной гвардии открывали огонь по студентам-демонстрантам. Предельно обострилось и антивоенное движение. Старые штампы отбрасывались повсеместно — и на этом фоне Гувер выглядел уже просто каким-то доисторическим чудовищем. Гувер лично отдавал приказы о компрометации, клевете, судебном и внесудебном (вплоть до расправ руками мафиози) преследовании отдельных граждан, в том числе прекрасной актрисы Джоан Си-борг, актера Дика Грегори, многих лидеров «Черных Пантер». В то же время на переломе семидесятых произошел настоящий всплеск терроризма[94]. Чуть ли не ежемесячно в США гремели взрывы. Бомбы разворотили административные здания «IBM», «GT», «Mobil oil соmр». Почти пятьдесят человек погибли. Но из сорока тысяч терактов того периода намного больше половины прошли для организаторов не только безнаказанно, но ни полиции, ни ФБР даже не удалось установить ни мотивы, ни каким-то образом причастный круг людей и организаций.

По сути, это был настоящий провал работы по обеспечению внутренней безопасности. И можно не сомневаться, что среди миллионов американцев, которые считали, что Гувер должен немедленно уйти, было и какое-то количество людей, которые думали о конкретных способах.

В 1970 году был создан, под руководством помощника президента Т. Хастона, Комитет начальников спецслужб, который был призван выяснить причины недостаточной информации о радикальных группировках и элементах, и наметить меры по улучшению внутренней безопасности. По ряду причин Гувер высказывался едва ли не против всего, что рекомендовалось Комитетом — но отнюдь не от чрезмерного уважения к демократическим институциям[95]. О причинах этого хорошо сказал один из самых осведомленных людей того времени — президент Ричард М. Никсон: «Гувер полностью поддержал бы план Хастона, если бы реализация этого плана была доверена ему. Он не доверял ЦРУ, он не доверял никому. Он параноидально боялся всего, что могло бы спровоцировать кампанию против него в прессе…»

Гувер не просто не доверял ЦРУ и другим агентствам. Он приказал полностью и жестко прекратить все контакты ФБР и с Центральным Разведывательным Управлением, и с АНБ, и даже с военной контрразведкой. Такая самоизоляция Бюро являлась прямой и реальной угрозой национальной безопасности. Это понимали и во всех спецслужбах, и в самом ФБР, и в Белом доме. Но, как известно, «…Никсон был совсем не тем человеком, который мог бы пойти на риск ради идеи». Тем не менее то, на что прямо не пошел находящийся «на крючке» гуверовского компромата осторожный Никсон, стали без особого шума реализовывать его помощники: тот же Хастон, а затем сменивший его, столь же молодой и энергичный Джон Дин.

Изменялся и расклад сил в самом ФБР. Клайд Толсон перенес несколько инсультов, почти ослеп и уже никак не мог быть надежной опорой. Карта Делоуч, многолетний помощник директора в самых щекотливых ситуациях, принял предложение стать вице-президентом «Пепсико» и ушел из ФБР. На его место был назначен Уильям Салливан, в верности которого Гувер не сомневался. Но Дж. Э., пожалуй, не учел, что очень близкая и реальная перспектива стать директором, вкупе с доверительными отношениями, которые сложились у него с ведущими членами команды Никсона, серьезно изменят позицию Салливана.

Решительным испытанием для Салливана стало изъятие материалов, полученных в результате незаконного прослушивания шести чиновников Госдепа, нескольких госслужащих и четырех ведущих обозревателей, на которое в свое время неосмотрительно дали согласие президент (устно) и министр юстиции Митчелл (письменно). Прослушивание не дало ровно ничего с точки зрения внутренней безопасности, но зато сам факт его проведения стал потенциальной опасностью для Никсона и Митчелла. Через А. Хейга и помощника министра юстиции Мардиана, Салливану было дано поручение изъять документы. Тот вынес из штаб-квартиры ФБР оригиналы пленок и распечаток в двух саквояжах, и передал их Мардиану. А затем предпринял несомненно инспирированную Белым домом попытку решительного объяснения с Гувером. Сначала, по итогам совещания с двумя десятками ведущих сотрудников ФБР, он написал Гуверу пространное письмо, в котором изложил насущную необходимость реорганизации, а затем в личной беседе предложил директору уйти в отставку. Реакция последовала незамедлительно — в отставку (хотя достаточно «гуманно»: сначала оплачиваемый отпуск, а потом увольнение по собственному желанию) отправился Салливан. Кабинет его в штаб-квартире был опечатан и обыскан. Компромата там не оказалось[96]. У. Салливан отказался дать объяснения, сказав только, что с расспросами господину директору следует обращаться к министру юстиции. Как сказал несколько позже Эрлихман в застенографированной беседе с Никсоном, «…Гувер без этих бумаг чувствует себя очень неуверенно. Ведь только с ними он может разговаривать на равных с Митчеллом и с вами».

В конце октября 1971 года, когда ситуация с Гувером все ухудшалась, Дж. Эрлихман подал Никсону специальный доклад, в котором, в частности, говорилось: «Забота о собственном имидже, культ личности в конце концов дали свои плоды. В корне душатся всякий творческий подход, инициатива и нововведения… Моральный облик оперативников ФБР оставляет желать лучшего. Прекращены все негласные разработки. Отсутствует какое-либо взаимодействие с другими спецслужбами. Из Бюро выдавливаются лучшие кадры…»

Близкое окружение президента Никсона, особенно Эрлих-ман, Дин, Толсон, а также «помощники» рангом пониже, Г. Хант, Гордон Лидди, Д. Маккорд, Ф. Стрейджес, и низовые подручные, в том числе кубинские эмигранты, конечно же, переступили (и не раз) грань законности. Помимо собственно «Уотергейта», о котором речь пойдет ниже, произошло около сотни вторжений в дома и офисы журналистов, политиков, бизнесменов и врачей, которых признавали «врагами» республиканцев и Никсона. Совершенно серьезно планировались даже убийства — в частности, весьма насоливших верхушке республиканцев экс-цээрушника Эллсберга[97] и журналиста Джека Андерсена. Надо сказать, что и Гувер своими параноидальными поисками компромата — в том числе и на самого Никсона, — со страхом отставки и старческим самодурством вел дело к своему неизбежному концу. Он дезорганизовал работу ФБР так, что у очень многих руководителей и полевых сотрудников совершенно стерлись грани между допустимым и незаконным. Он сковывал работу президентской команды и президента — а они ведь занимались не только предвыборной грязной политической борьбой. Сам же Гувер дряхлел и впадал в ипохондрию. Его поведение зимой 1971 года, когда пришлось удалять небольшую меланому, невозможно воспринимать без отвращения. Несколько раз он падал, были случаи, когда он разбивал лицо в кровь в собственном кабинете. Те, с кем он общался в зиму 1971/72 года, говорят о перепадах его настроения и о мыслях о неизбежности смерти, — но все оборачивалось намерениями «служить, пока я нужен нации». Не следует удивляться, что в этой ситуации команда Никсона, в чьем распоряжении были действующие и отставные джи-мены и цээрушники, умеющие многое и способные на все, предприняли действия и против самого Гувера. Как сказал позже Генри Киссинджер, один из немногих, кто оказался не испачканным делами никсоновской команды, «Никсон твердо решил избавиться от Гувера при первой же возможности…».

Журналист Марк Фрезер годом спустя получил сведения о том, что три человека дали сенатскому комитету письменные показания о двух случаях проникновения в дом Гувера. Налетчиками якобы руководил Г. Лидди, в числе участников называли кубинца Ф. де Диего. Во время первого искали и не нашли «самый-самый» компромат на верхушку республиканцев, а во время второго… По расхожей версии, личные туалетные принадлежности Дж.Э. были обработаны ядом из группы тиофосфатов. Следы этого яда быстро исчезают, и через несколько часов после смерти их можно обнаружить с помощью только очень сложной и не абсолютно надежной биохимической экспертизы.

Наступило 1 мая 1972 года. В тот день Гуверу выпало множество неприятностей — столько, что даже существует версия о его самоубийстве. Ему на стол легли две книги, «Гражданин Гувер» Роберта Нэша и «Дж. Э. Гувер» Хенка Мессика, в которых рассказывалось об очень многом, в том числе и о связях директора с главарями мафии, в частности с Л. Розенталем. В тот же день утренний выпуск «Вашингтон Пост» поместил резкую статью Д. Андерсона. А вечером, как утверждала личный секретарь Хелен Ганди, позвонил президент Никсон и приказал Гуверу подать в отставку. Ночью, часов около трех, Дж. Э. Гувер умер. Вскрытие не производилось. Ричард Уэлтон, судебно-медицинский эксперт, не заподозрил ничего необычного. В таком возрасте умирают без особых видимых причин. Правда, когда все формальности закончились, вдруг сказал нечто по поводу того, что может возникнуть версия об отравлении Гувера — и тогда, мол, придется пожалеть, что вскрытие не производилось. Никто его не поддержал.

А затем все покатилось по сценарию: часть «компромата» сжегТолсон, часть изъяли и, видимо, уничтожили «сантехники» (табличку «М-р Янг, сантехник» не лишенный чувства юмора оперативник из никсоновской команды повесил на двери секретной комнаты в цокольном этаже административного здания рядом с Белым домом). Позже, в ходе второй волны скандала, «сантехники» Янг и Крог были преданы суду и получили немалые сроки. Дело катилось к «Уотергейту», который — имеется в виду комплекс незаконных действий, — реализовался не столько силами ФБР, хотя в нем участвовали несколько бывших и действующих джи-менов, сколько при прямом попустительстве президента. Кризис продолжался[98].

«Уотергейт» — один из самых фешенебельных отелей Вашингтона. Он находится на Вирджиния-авеню (в непосредственной близости от отдела идентификации ФБР) и располагает, помимо апартаментов, великолепно обставленными и оборудованными деловыми помещениями и кабинетами. В 1972 году, когда предстояли президентские выборы, представители обеих крупных партий — республиканской и демократической, — избрали «Уотергейт» своей резиденцией. Целый этаж с 26 помещениями занял под избирательный центр национальный комитет демократической партии; отсюда позднее повел борьбу за Белый дом Джордж Макговерн. Двумя этажами выше располагались республиканцы, там, в частности, разместился Джон Н. Митчелл со своей супругой Мартой. Митчелл уже удачно руководил избирательной кампанией республиканцев в 1968 году, и стал министром юстиции в правительстве Ричарда Никсона. Но весной 1972 года Митчелл вышел из состава правительства, чтобы возглавить «Комитет по переизбранию президента Никсона».

17 июня 1972 года, около 2 часов 30 минут ночи, вахтер — негр Фрэнк Уиллс обходил коридоры «Уотергейта». На шестом этаже его внимание привлекли какие-то странные звуки. Он прислушался и бросился к телефону.

«Здесь, в «Уотергейте», гангстеры! — в большом возбуждении сообщил он, как только ответила полиция. — Сколько? Не знаю. Но прямо в помещении партии. Приезжайте быстрее!»

Оперативные машины к «Уотергейту» подъехали с величайшей осторожностью, поэтому взломщики заметили прибытие полицейской команды слишком поздно. После короткой рукопашной схватки пятеро злоумышленников были арестованы. Но дальше начались сюрпризы. Когда в полицейском участке установили личности арестованных, выяснилось, что в сеть попались довольно известные люди. Главарем взломщиков оказался подполковник Джеймс У. Маккорд, давний агент ФБР и ЦРУ, а теперь ответственный за безопасность «Комитета по переизбранию президента Никсона». Это именно он сравнительно недавно взломал квартиру Анджелы Дэвис. Рядом с Маккордом на скамье в полицейском участке сидели Б. Баркер и Фрэнк Стэрджис, оба — участники нападения на Кубу в заливе Кочинос в 1961 году, и, наконец, Эуджинио Р. Мартинес и Вирджилио Р. Гонсалес — два кубинских эмигранта. Расследование на месте преступления показало, что арестованные хотели кое-что «внести». Были обнаружены электронные приборы, специальные кинокамеры и прочее оборудование, предназначенное для того, чтобы, — как выяснилось в дальнейшем, — полностью укомплектовать встроенную еще в мае 1972 года в апартаменты, занятые демократами, установку для подслушивания. В ту же ночь, спустя всего несколько часов после телефонного звонка вахтера Уиллса, в расследование включилось ФБР. Сам взлом и последующие действия полиции сразу же вызвали в «Уотергейте» такое возбуждение, что утаить что-либо стало невозможно. Утренние газеты, симпатизировавшие демократической партии, уже сообщили о происшедших событиях, назвав и имена пяти арестованных. Вскоре во взаимосвязи с вторжением в «Уотергейт» заговорили и еще о ряде видных лиц. Так, свидетели показали, что видели в ту ночь поблизости от «Уотергейта» Э. Говарда Ханта, сотрудника ЦРУ, занимавшего должность консультанта президента (в частности, по проблемам борьбы с наркотиками) и даже имевшего в Белом доме собственный кабинет. Как выяснилось позже, он отвечал за надежную доставку дорогостоящей высокочувствительной электронной аппаратуры. После ареста своих сообщников он бесследно исчез. Финансовое обеспечение операции «Уотергейт» было поручено, как выяснилось, ФБРовцу Гордону Лидди, во время предвыборной кампании входившему в «Комитет по переизбранию президента Никсона». Проект установки устройства для подслушивания финансировался из специального избирательного фонда, созданного Митчеллом и еще одним эксминистром — Морисом Стэнсом. Были израсходованы большие суммы, размер которых удалось выяснить лишь значительно позднее. Лидди же должен был позаботиться, чтобы деньги поступали по назначению.

Джон Н. Митчелл, экс-министр, срочно вылетел самолетом в направлении Ньюпорт-Бич, морского курорта южнее Лос-Анджелеса в Калифорнии. Л. Патрик Грей, с недавнего времени исполнявший обязанности директора ФБР, принял руководство этим щекотливым делом в собственные руки, и в сопровождении одного из сотрудников Бюро лично отправился вслед за своим товарищем по партии в курортный городок. 19 июня Джон Н. Митчелл в заявлении для прессы заверил, что республиканская партия не имеет ничего общего со взломом в «Уотер-гейте». «Участники — сказал он, — действовали не по нашему заданию и без нашего ведома». Аналогичным образом высказался и президент Никсон: «Белый дом не имеет к инциденту ни малейшего отношения». В середине сентября суд возбудил дело против пяти взломщиков, а также против Ханта и Лидци, но отложил слушание до января 1973 года. Официально было заявлено, что речь идет о мелких взломщиках, а поскольку президентские выборы уже на носу, не стоит омрачать это событие уголовным делом. В то время никто из участников взлома больше не проронил об «Уотергейте» ни слова, да и демократическая партия еще не сумела извлечь для себя из этой аферы никакой непосредственной пользы.

Надо отметить, что весь ход предвыборной борьбы в 1972 году был беспрецедентен по уровню интриг. Наиболее перспективным кандидатом от демократов долгое время считался сенатор Маски. Но вскоре его спонсоры вдруг стали получать письма или телефонограммы, в которых сенатор извещал, что больше ни в каких денежных пожертвованиях не нуждается, поскольку уже располагает достаточными средствами. Как выяснилось позже, все эти послания были фальшивками. Многие предвыборные встречи Маски с избирателями срывались, так как по радио и телевидению распространялись слухи, будто сенатор не сможет прибыть. Подготовленные речи вдруг исчезали из его портфеля; в другой раз ему подсовывали фальшивый план поездки, так что где-то люди напрасно ожидали Маски, а он в это самое время с удивлением стоял перед пустым залом в другом месте. В прессе появлялись факсимиле писем, в которых Маски изобличал своего соперника по партии Хьюберта Хемфри как участника сексуальных оргий, — и это тоже было делом рук фальсификаторов. Маски не выдержал и отступился.

Съезд демократической партии выдвинул Дж. Макговерна. Теперь штаб избирательной кампании республиканцев нанял группу молодых парней, которые повсюду следовали за Макговерном. На предвыборных собраниях они во все горло орали, что являются представителями «освободительного фронта гомосексуалистов», размахивали транспарантами с портретом кандидата в президенты — и выкрикивали: «Вот наш человек! Гомосексуалисты, выбирайте Макговерна!» Затем устроили аферу вокруг кандидата демократов на пост вице-президента — сенатора Томаса Иглтона, который много лет назад однажды лечился в клинике от нервного истощения. Его история болезни исчезла из архива больницы, и вскоре записи ее стали появляться на страницах газет. «Если Макговерн будет избран, а потом с ним что-нибудь случится, — писали эти газеты, — то мы будем иметь президентом Иглтона — потенциального душевнобольного. Болезнь может в любое время вспыхнуть снова». Макговерн выбрал нового «вице-президента», Сарджента Шрайвера, родственника убитых братьев Кеннеди. Для «Комитета в поддержку переизбрания Никсона» появился новый объект очернения. Не забыли, конечно, и об Эдварде Муре Кеннеди, третьем брате из этой семьи[99], в сравнении с которым другой кандидат едва ли имел бы шанс. Сразу же на свет были вытащены события, произошедшие в ночь с 18 на 19 июня 1969 года. О них сообщалось следующее: в деревенском доме на Чаппаквидик-Айленд, небольшом острове, рядом с большим островом Марты Винайер, принадлежавшим штату Массачусетс, происходила вечеринка. После 23 часов Эд Кеннеди покинул веселую компанию вместе с двадцатисемилетней Мэри Копечни, чтобы отвезти свою спутницу в отель на остров Марты Винайер. Острова соединял деревянный мост, с которого автомобиль Теда упал в море. Тед смог выбраться, Мэри нашла свою смерть в воде. После несчастного случая Эдвард Кеннеди возвратился в деревенский дом, поехал со своими друзьями еще раз на мост, но в судьбе Мэри Копечни ничего нельзя было уже изменить. Через десять часов после несчастного случая Кеннеди сдался полиции и объяснил промедление тем, что пережитый им шок не позволил ему разумно действовать. Во время состоявшегося в апреле 1970 года судебного разбирательства Эдвард Кеннеди придерживался этой версии. Приговор, за уклонение от ответственности и попытку скрыться, сводился к двухмесячному тюремному заключению и лишением прав водителя на год. В прессе Кеннеди изображали убийцей, который утонченным образом устранил свою любовницу, которая будто бы была беременной. Однако несколько месяцев спустя стали известны некоторые факты, свидетельствующие, что на мосту между островами Чаппаквидик и Марты Винайер происходило нечто совсем другое. У Теда после той ночи были раны на голове и затылке, которые, согласно бюллетеню, подписанному двумя врачами под присягой, могли произойти только от нескольких сильных ударов, но не от падения автомобиля в воду. На блузе Мэри Копечни сохранились пятна крови, которые оказались там до падения в море. Эксперты повторно подтвердили, что в положении автомобиля в воде под мостом невозможно было выбраться из него. Наконец, имелось еще свидетельство шерифа, который после полуночи — час спустя после официального времени случившегося несчастья, — проезжал по мосту на своем автомобиле в противоположном направлении. Сразу за деревянным переходом, уже на острове Чаппаквидик, он увидел автомобиль, который был в точности похож на тот, с которым произошла авария, — шериф смог вспомнить более чем половину зарегистрированных примет, относящихся к автомобилю Кеннеди. Эта машина припарковалась на окраине улицы, шериф остановил ее, чтобы поближе рассмотреть. Он заметил двух человек на переднем сидении и на заднем большой пакет,· прежде чем автомобиль удалился. Из всего этого был реконструирован такой сценарий: двое неизвестных подстерегали вблизи дома Теда и Мэри, и ударили обоих так, что они потеряли сознание. Молодую женщину посадили на заднее сиденье в автомобиль Кеннеди[100], который повез ее к мосту, где ее еще видел шериф, до того, как автомобиль был сброшен в воду. После этого неизвестные каким-то образом вынудили Кеннеди признать ту версию, которая затем вошла в обращение. Сенатор предпочел остаться под подозрением в преступлении — возможно, таким образом он избежал нового и, может быть, последнего покушения. Журналисты разъяснили читателям о несогласованности версий, и уже в 1972 году Эдвард Кеннеди был причислен к тем, кого Никсон рассматривал как серьезных соперников в борьбе за президентство. Штаб избирательной кампании от республиканской партии предпринял новые меры. Говард Хант получил из ФБР и из архива Министерства иностранных дел около двухсот сорока тайных документов, которые он фальсифицировал (изменив имена), а затем скопировал для публикации в газетах. Акция имела цель оклеветать бывшего президента Кеннеди и, косвенно, весь клан. Теперь, например, уже не ЦРУ, а Джон Ф. Кеннеди лично оказался ответственным за убийство южновьетнамского диктатора Нго Динь Дьема. Фальшивая «документация» о смерти Мэри Копечни оказалась еще более халтурной, чем официальная версия. Во всем этом разобрались, но позже, а Никсон, «tricky Dick» — Дик-трюкач, — обеспечил себе победу на втором туре выборов.

27 апреля Никсон сместил с поста исполнявшего обязанности шефа ФБР Л. Патрика Грея за то, что тот слишком много выболтал специальной комиссии сената насчет тесного сотрудничества между ФБР и Белым домом в предвыборной борьбе, и уничтожил документы следствия по «уотергейтскому делу». Вскоре, в апреле 1973 года, Уильям Д. Раклшейз был президентом Никсоном назначен Исполняющим обязанности директора ФБР после отставки Л. Патрик Грея III. 2 мая 1973 года джи-мены совершили налет на Белый дом. Команда во главе с новым шефом ФБР Уильямом Д. Раклшейзом ворвалась в официальную резиденцию Никсона, где дело дошло до рукопашной с сотрудниками «Сикрит сервис» — службы, ответственной в частности за охрану президента. Люди ФБР одержали верх. Они заняли служебные помещения трех уволенных советников президента — Дина, Холдемана и Эрлихмана. Джи-мены вскрыли находившиеся там стальные несгораемые шкафы и стенные сейфы. Особенно тщательно произвели они обыск в кабинете Джона Эрлихмана, откуда в их черные кожаные сумки перекочевали толстые пачки документов. Это были те самые протоколы прослушки, которые весной 1971 года после взлома в штаб-квартире ФБР и «помощи» Салливана, были перевезены в Белый дом, какое-то время находились у Мардиана, а затем были спрятаны в сейфах кабинета Джона Эрлихмана.

Если новое руководство ФБР надеялось, что, очистив 2 мая 1973 года сейфы Белого дома, сумеет восстановить полноту своей власти и закрыть шлюзы «уотергейта» перед новыми волнами обвинений, то оно обманулось. Последовали новые отставки и увольнения сотрудников правительства: до середины мая 1973 года их стало двенадцать. Сравнительно скоро к суду попытались привлечь и действующего президента: от него требовали представить пленки записей разговоров в его кабинете и резиденции. Никсон потребовал от специального прокурора Кокса прекратить рассмотрение дела, но получил отказ. Президент, недолго думая, сместил Кокса с должности. В тот же день потерял свой пост и Уильям Раклшейз, являвшийся с конца апреля до начала июня 1973 года шефом ФБР и одновременно заместителем министра юстиции. 9 июля 1973 года Кларенс М. Келли был приведен к присяге как Директор ФБР. Бывший агент ФБР, Келли много лет перед этим назначением служил начальником полиции Канзас-Сити, штат, Миссури. А в конгрессе стали раздаваться требования «импичмента» — отстранении президента от должности.

8 января 1973 года в Вашингтоне начался перенесенный с сентября 1972 года предварительный процесс по делу о «семерых из «Уотергейта». Он закончился 23 марта вынесением приговора: от шести до 40 лет тюремного заключения, а также по 40 000 долларов денежного штрафа. Семеро обвиняемых были разделены на две группы. Пятерых, сразу же признавших себя виновными, по действующему процессуальному кодексу уже не должны были допрашивать по делу и сообщать что-либо о лицах, давших им поручение. Один из этой пятерки, Э. Говард Хант, выболтал репортерам журнала «Time» сведения о дальнейшей судьбе приговоренных: за каждый месяц отсидки каждый из них получит не меньше 1000 долларов компенсации, а потом, когда интерес к скандалу со стороны общественности будет утрачен, президент Никсон объявит помилование. Оба сотрудника ФБР — Джеймс У. Маккорд и Дж. Гордон Лидди утверждали о своей невиновности. 7 февраля 1973 года Сенат образовал специальную комиссию под председательством се-натора-демократа Сэма Эрвина для расследования обстоятельств «уотергейтского дела». Большинство голосов в комиссии имели демократы (четверо против трех). Джи-мен Маккорд, до тех пор находившийся на свободе, был по приказу судьи взят под стражу. «Арест без права освобождения под залог» — указывалось в дополнительном распоряжении. Арестом Маккорда в последние дни марта 1973 года была приведена в движение мощная лавина, и для США начался тяжелейший со времени образования страны внутриполитический кризис. Маккорд письменно сообщил суду, что готов вновь дать показания. В трех дальнейших заявлениях Маккорд сообщил, что взлом в «Уотергейте» готовили видные сотрудники администрации Никсона или же они, по меньшей мере, были информированы о нем. Началось то, что Генри Киссинджер назвал «оргией взаимных обличений». Разоблачения и обвинения, опровержения и признания, увольнения и отставки сменяли друг друга. Начиная с 26 апреля, одна акция стремительно следовала за другой. Вслед за Греем был принесен в жертву новый министр юстиции Ричард Клайндинст. 30 апреля он подал в отставку, официально обосновав ее тем, что при расследовании «уотергейтского дела» натолкнулся «на имена друзей и знакомых». В тот же день пришлось распрощаться со своими постами Джону Дину, Роберту Холдеману и Джону Эрлихману. Вечером 30 апреля президент Никсон перед телевизионными камерами охарактеризовал эти увольнения как «одно из самых тяжелых решений», которые ему когда-либо пришлось принимать в жизни. Он похвалил бывших сотрудников и заверил, что сам он об «уотергейтской акции» заранее ничего не знал. 40 процентов граждан США, как установил институт Гэллапа, сочли эти заявления Никсона не заслуживающими доверия.

Усиливались новые подозрения насчет его личной причастности к криминальным действиям. Но он по-прежнему утверждал, что о взломе в Лос-Анджелесе ничего не знал. По распоряжению Президента от 5 мая всем бывшим и настоящим его сотрудникам впредь запрещалось высказываться по поводу «дел, касающихся национальной безопасности». Это значило: ни слова об «уотергейте», ни слова об Эллсберге, а тем более о личных беседах и разговорах с Никсоном в Белом доме.

Тем не менее, разоблачения в «уотергейтском деле» пошли дальше. Джон Дин, вызванный в специальную сенатскую комиссию Эрвина, не стал держать язык за зубами: протокол его показаний насчитывает 245 страниц. «Если Дин лгал, — комментировал журнал «Newsweek», — то ложь его была самой всеобъемлющей, самой детализированной, самой тщательно подготовленной во всей долгой истории лжи».

3 мая 1973 года газеты сообщили, что депутат от республиканцев Уильямс Майлс получил в 1971 году 25 тысяч долларов для своей предвыборной кампании из того же тайного фонда, из которого финансировались участники Уотергейтского скандала. А на следующий день Майлс был уже мертв — фермер из Истона (штат Мериленд) нашел его в своем сарае. Официальное извещение называло как причину смерти огнестрельную рану в грудной клетке. Было ли это убийство или самоубийство, осталось невыясненным.

…Тревога и приведение войск в повышенную боевую готовность в связи с октябрьскими событиями 1973 года на Ближнем Востоке были поняты политическими и журналистскими кругами США как маневр, призванный отвлечь внимание от острой внутриполитической обстановки в стране. Никсону, писал известный публицист Джеймс Рестон, «каждый день нужен кризис, чтобы оградить себя от кризиса внутри страны». Государственный секретарь Киссинджер косвенно подтвердил это на одной пресс-конференции: «Когда высказывается мнение, что Соединенные Штаты объявили боевую готовность своих вооруженных сил, исходя из внутриполитических соображений, это уже симптом того, что именно происходит в нашей стране».

23 октября Никсон заявил, что готов передать магнитофонные записи суду. Однако эксперты сената смогли доказать, что стерты записи продолжительностью звучания 18 минут. В конце концов, импичмент состоялся. ФБР принимало в «уотергейте» доказанное участие: оно поставляло тех, кто осуществлял взлом, а затем помогало скрыть и замять это скандальное дело.