Глава вторая. Последствия польского грабежа
Глава вторая. Последствия польского грабежа
Кроме Прибалтики, важнейшей частью театра боевых действий в 1941 году была восточная часть бывшей Польши, известная в Польше как Кресы Всходни: Западная Белоруссия, Западная Украина и часть Литвы – Виленский край. Все эти территории были оккупированы польской армией в конце 1920 года и оказались в Польше по итогам советско-польской войны. Через 20 лет после этой войны этим же районам предстояло стать ареной еще одной большой войны, только теперь между СССР и Германией. Все главные приграничные сражения 1941 года развернулись именно на этой территории бывшей Польши, вошедшей в состав СССР с конца 1939 года.
В подавляющем большинстве работ по истории Великой Отечественной войны, в том числе в работах, посвященных специально событиям 1941 года, характеристике этой территории не уделяется практически никакого внимания, и часто даже не вспоминается, что всего лишь за два года до начала войны с Германией этот обширный регион был частью другого государства, которое вело весьма своеобразную политику развития этого обширного региона. Конечно, Виктор Суворов и иногда Марк Солонин вспоминают об этом, в основном в ключе «агрессии Советского Союза против свободной и независимой Польши», но ничего больше об этой территории не рассказывают. Бесконечный и бесплодный спор идет об моточасах танковых двигателей, о недостроенной линии укреплений, о невзорванных мостах, но вот ни разу не было так, чтобы вопрос о том, с чем имели дело в Западной Белоруссии и Западной Украине командиры Красной Армии, какие объекты были в их распоряжении, получил какое-то освещение. Об этом не говорится и полслова.
Про СССР говорится еще, что хозяйственное строительство до войны, в особенности в течение первой и второй пятилеток, заложивших основы оборонной промышленности, в том числе в восточных районах страны, положительно сказалось на ведении войны и оснащении армии. В отношении Польши оценка ее довоенного развития никем из исследователей не делается. Из этого складывается больше подразумеваемое, чем прямо утверждаемое представление о том, что Западная Белоруссия и Западная Украина якобы были столь же хорошо развитыми территориями, как и все остальные районы СССР. И такое представление резко искажает всю картину начала Великой Отечественной войны.
Мы не только поставим этот вопрос, но и сделаем несколько шагов в рассмотрении этой важной темы. Во-первых, состояние инфраструктуры Западной Белоруссии и Западной Украины перед войной сложилось не сразу и не вдруг, главным образом усилиями политики довоенной Польши. Польская политика в отношении восточных воеводств самым прямым образом повлияла на начало войны и даже на ход приграничных сражений. Что досталось от поляков, то, в общем, и имели в распоряжении командиры Красной Армии для ведения войны. Присоединенные в 1939 году к СССР части бывшей Польши ни с какой стороны нельзя признать экономически развитыми территориями.
Промышленность была развита слабо, под польской властью даже деградировала, транспортная инфраструктура осталась в основной такой же, какой она сложилась к моменту польской оккупации в 1919–1920 годах, а в последующем эти «восточные кресы» были в Польше, по существу, в положении аграрной колонии. За два года советской власти мало что удалось сделать.
Во-вторых, в 1939 году Польша оказалась поделенной между Германией и СССР почти пополам, совершенно без учета экономического развития территорий, транспортной, промышленной, энергетической инфраструктуры. Немцы самым активным образом использовали доставшуюся им польскую промышленность и инфраструктуру для подготовки к войне и еще немало чего к ней добавили к 22 июня 1941 года. Так что речь должна идти не только о начертании границы на начало войны, но и том, что могло быть и что было использовано для войны в германской и в советской частях бывшей Польши. Такой взгляд самым кардинальным образом меняет всю картину начала войны, и мы к этому еще не раз вернемся по самым разным поводам.
В-третьих, нужно также принять во внимание внешние связи Польши с соседними государствами, с Германией, с одной стороны, и с СССР и Литвой – с другой стороны. Польская пограничная политика и состояние приграничной инфраструктуры на старой границе бывшей Польши также сильно повлияли на ход сражений летом 1941 года. От этих транспортных связей, которые не успели сильно измениться за два года после ликвидации польского государства в 1939 году, зависело то, какие силы могли быть переброшены в этот обширный регион, ставший театром военных действий приграничных сражений.
Так что нужно уделить определенное внимание тому, что делалось в Польше в плане хозяйственного и инфраструктурного развития в течение почти 20 лет, с 1920 по 1939 год.
Польский грабеж и его последствия
В отличие от Прибалтики довоенная Польша стремилась стать крупной европейской державой, развитой в индустриальном и военном отношениях и способной определять европейскую политику. Обеспечением этого власти Польши занялись сразу же, после того как Польское государство появилось в самом конце Первой мировой войны. Главным средством превращения в мощную державу поляки в то время выбрали не мирное строительство, а войну и территориальные захваты.
Эпоха польских территориальных захватов оказалась очень короткой по времени, но весьма насыщенной по событиям. С октября 1918 года по июль 1919 года поляки оккупировали всю Западную Украину. С августа по декабрь 1920 года – оккупация Западной Белоруссии и Виленского края, отторгнутого у Литвы. С 1919 по 1921 год поляки старались оторвать от Германии Верхнюю Силезию, сравнительно небольшую территорию, с очень развитой угольной промышленностью, к западу от Кракова, для чего организовали целых три вооруженных восстания. В июне 1922 года Верхняя Силезия была включена в состав Польши на правах автономного воеводства со своим парламентом и казначейством.
В те же годы была попытка оторвать у Чехословакии Тешинскую Силезию, но в то время это сделать не удалось. В вооруженном конфликте за эту небольшую, но очень важную территорию, на которой находились крупные угольные шахты и крупный металлургический комбинат, президент Чехословакии Томаш Масарик напугал поляков угрозой вступления в войну на стороне Советской России. Это было в конце июня 1920 года, во время наступления Красной Армии, и польское правительство согласилось с передачей большей части Тешинской Силезии Чехословакии. Польша захватила эту территорию только в октябре 1938 года, когда Чехословакия была разделена и не могла защищаться.
Таким образом, в самые первые годы независимости Польша за очень короткое время успела повоевать с доброй половиной своих соседей: Советской Россией, Украиной, Литвой, Чехословакией и отторгнуть значительные территории, населенные в основном непольским населением. Причем в эту войну было брошено все, что имело тогда совсем недавно возникшее государство, образованное на уже изрядно разоренной войной и немецкой оккупацией территории. Польское правительство вело захватническую войну в долг. К 1921 году финансы Польши пришли в совершенное расстройство, внутренний долг вырос до 251,2 млрд польских марок (при годовом доходе в 1921 году в 135,2 млрд марок), а внешний долг составил 283,3 млн долларов. «Главная причина расстройства государственного хозяйства Польши – непомерные расходы на содержание армии», – писал И.В. Егоров[26].
Обычно эта захватническая политика объясняется польскими политическими амбициями, попытками создать «Речь Посполитую» от Балтики до Черного моря. Но такое объяснение явно одностороннее и не объясняющее высокое напряжение Польши в этой войне. Речь явно шла о чем-то более существенном, чем об исторической справедливости в специфическом польском понимании. Если рассмотреть хозяйственные стороны польских территориальных захватов в 1919–1922 годах, то станет совершенно очевидно, что за ними стояли цели банального грабежа.
Польша без этих захваченных территорий не была сколько-нибудь значительной экономической величиной и без них не могла развиваться. Перенаселение, мало пахотной земли, мало леса, мало угля и железной руды – все это ставило Польшу в зависимость от импорта важнейших ресурсов. Вот эти ресурсы как раз Польша и стремилась захватить.
Первым и наиболее важным ресурсом для довоенной Польши была пахотная земля. Польша была аграрно-индустриальным государством, в котором основная часть национального дохода создавалась в сельском хозяйстве. В 1926 году продукция страны составляла 10,5 млрд злотых, из которых 6 млрд злотых приходилось на сельское и лесное хозяйство, рыболовство, то есть 57,1 %. Промышленность давала 2,8 млрд злотых – 26,6 % национального дохода[27]. Аналогичным образом распределялось и трудоспособное население: 65,6 % в сельском хозяйстве, 13,7 % – в промышленности[28]. В Польше еще до революции было аграрное перенаселение в сочетании с концентрацией основной части земли (свыше 60 %) в руках крупных землевладельцев[29]. Попытки решения земельного вопроса в довоенной Польше пошли путем территориальных захватов. Территория Западной Белоруссии, Западной Украины и частично Литвы предназначалась для полонизации и заселения польскими осадниками и кулаками. Одни только восточные воеводства имели 37,5 % всей обрабатываемой в Польше земли[30]. На эти земли хлынул просто поток «осадников» – польских военных колонистов. В Западной Белоруссии было поселено 300 тысяч осадников, в Западной Украине – около 200 тысяч[31]. Они сразу получали по 25 гектаров земли. В итоге 88 % земли в «восточных кресах» было сосредочено в руках крупных польских землевладельцев, а белорусы остались фактически без земли[32].
Но в захваченных районах были не только плодородные земли. Западная Украина была ценна еще и тем, что там находился крупный по тем временам источник нефти. В начале ХХ века Украина была весьма крупным районом нефтедобычи. В 1909 году в Дрогобычском округе было добыто более 2 млн тонн нефти. В 1927 году добыча составила 722 тысячи тонн, в 1928 году – 742,9 тысячи тонн[33]. Нефть и нефтепродукты, такие как бензин, керосин, газовое масло, смазочные масла, парафин, – стали важными экспортными продуктами. Из общей добычи в 1928 году 373,2 тысячи тонн нефти потреблялось внутри Польши, а 260,4 тысячи тонн – экспортировалось[34].
Захват Верхней Силезии дал крупные ресурсы прекрасного коксующегося угля, необходимого для металлургии, транспорта и годного на экспорт. Захваченного угля было столько, что он с лихвой покрывал внутреннее потребление, которое превышало 20 млн тонн[35]. В 1923 году в Верхней Силезии было добыто 26,3 млн тонн угля. С захватом этого важного угольного района, который ранее поставлял уголь на немецкий рынок, в Польше появился избыток угля, и его стали экспортировать, причем на экспорт пошел именно силезский уголь. В 1926 году вывоз составил 12,2 млн тонн. Тешинская Силезия, которую Польша оторвала себе в 1938 году, также обладала крупными запасами угля и большим металлургическим заводом. Таким образом, довоенная Польша своими захватами пыталась обеспечить свое безбедное существование, экспортные доходы, ну и, конечно, вооружение армии.
Казалось бы, после таких территориальных захватов польским капиталистам надо было бы радоваться и подсчитывать прибыли от эксплуатации захваченных ресурсов. Однако именно эти захваты стали для Польши одной из главных причин быстрого и глубокого экономического кризиса, охватившего страну после начала мировой Великой депрессии и сделавшего мечты о «Великой Польше» совершенно беспочвенными.
Так же как и страны Прибалтики, до революции Польша развивалась в составе Российской империи как часть огромного хозяйства и огромного рынка сбыта. Дореволюционная польская промышленность получала из других районов Российской империи сырье и сбывала товары на обширном рынке империи. Так, лодзинские и белостокские ткани продавались везде, вплоть до Владивостока. Другие части Польши, взятые штыком, были тесно связаны с Германией и Австро-Венгрией транспортными и экономическими связями. Однако возникшее во время Первой мировой войны польское государство повело свою политику так, что в ходе войн и захватов обрубило связи со своими основными экономическими контрагентами: Советской Россией, Германией, Чехословакией, Литвой. В итоге поляки загнали себя в положение, когда они просто не смогли полностью использовать свои экономические возможности.
Например, захватив с помощью Франции Верхнюю Силезию и угольные богатства этого небольшого района, поляки, с одной стороны, решили проблему недостатка угля в Польше, но с другой – крепко рассорились с Германией. Как раз в этот момент захвата Верхней Силезии Германия в 1923 году, в результате потери части Верхней Силезии на востоке и французской оккупации Рурского района на западе, лишилась главных источников угля, необходимого для промышленности и населения. Это стало сильнейшим хозяйственным поражением и ввергло Германию в экономический кризис небывалой силы со знаменитой немецкой гиперинфляцией. У немецких потребителей не было средств для закупок угля за границей, и потому в Германии, в особенности в восточной ее части, ранее снабжавшейся силезским углем, произошел переход на более дешевый бурый уголь и буроугольные брикеты, добывавшиеся в Саксонии и Тюрингии[36]. Вынужденный переход на топливо из этих бассейнов, а также таможенная война закрыли полякам доступ на немецкий рынок для экспорта силезского угля с 1925 года.
Польша могла вывозить уголь через порт вольного города Данциг и через свой порт Гдыню, но на Балтике полностью господствовал дешевый и высококачественный английский каменный уголь, с которым польский уголь конкурировать не мог. Британские фирмы неизменно выигрывали торги на поставку угля в скандинавские и прибалтийские страны. Кроме того, мировой торговый флот в 1920-х годах начал переход с угля на нефть, что повело к сокращению добычи и торговли углем в мировых масштабах. В конце 1920-х годов положение в угольной промышленности в мире было таково, что многие эксперты говорили об упадке угледобычи. Итак, экспорт в Германию и в скандинавские страны был отрезан. В СССР снабжение велось собственным углем Донецкого бассейна. В Румынии и Чехословакии была собственная добыча угля, в том числе высококачественного коксующегося угля. Таким образом, Польша, захватив Верхнюю Силезию, одновременно фактически лишилась сколько-нибудь устойчивого рынка сбыта топлива и его экспорт стал делом случайных контрактов.
Далее, металлургическая промышленность Польши зависела от внешних поставок железной руды и металлолома. До революции польские металлургические заводы снабжались криворожской рудой и даже чугуном, выплавляемым на заводах юга России. В 1920-х годах Польша была вынуждена закупать руду в СССР, в Швеции, а в Германии руду и металлолом, для того чтобы производить сталь и металлоизделия. В 1926 году в Польше в месяц добывалось внутри страны 26,2 тысячи тонн железной руды, ввозилось 22,7 тысячи тонн железной руды и 13,5 тысячи тонн металлолома, а производилось 25,7 тысячи тонн чугуна и 65,7 тысячи тонн стали[37].
В металлообрабатывающей промышленности главными продуктами были: проволока (мощности около 90 тысяч тонн в год), гвозди (около 22,5 тысяч тонн в год), эмалированная посуда (около 2,4 тысячи тонн в год), то есть рядовые потребительские товары[38]. И тут Польша снова оказывалась зажатой между крупными производителями металлоизделий: Германией, СССР, Великобританией, Чехословакией. Добавим к этому, что деиндустриализированные Латвия и Эстония также перешли от машин к производству таких же потребительских металлоизделий. Польша не только сталкивалась с огромными трудностями в экспорте своих металлоизделий, но и не могла конкурировать на внешних рынках в силу того, что сырье для выплавки чугуна и стали более чем наполовину импортировалось.
Внутренний рынок, представленный более чем на 60 % крестьянами, в основном крайне бедными, задавленными нищетой и налогами, не поглощал всю продукцию металлообрабатывающей промышленности и в лучшие годы. Уже в середине 1920-х годов, задолго до Великой депрессии, в этой отрасли была задействована едва половина мощностей. И это в то время, когда душевое потребление металла в Польше составляло 25 кг в год (для сравнения: США – 468 кг, Франция – 203 кг, Германия – 197 кг).
По лесной промышленности – то же самое. Захватив обширные лесные массивы в Западной Белоруссии и отказавшись от развития в этом районе деревообрабатывающей промышленности, даже закрыв большую часть тех фабрик, которые были, Польша вырубала и вывозила необработанный лес или полуфабрикаты. В 1926 году вывоз необработанного леса составил 2,9 млн тонн, пиленого леса – 1,9 млн тонн, изделий из дерева – 67,8 тысячи тонн[39]. При этом польский лесной экспорт конкурировал с советским, финским, прибалтийским.
Довоенная Польша попала в тиски между крайне ограниченными и затрудненными возможностями экспорта и узким внутренним рынком. Экономическое положение страны на мировом рынке было и без того не слишком выгодным, но польское правительство своей политикой, рассорившись с СССР, Германией, Чехословакией, Литвой, а также начав колониальную политику на территории восточных воеводств, сумело резко ухудшить эти условия для своего экономического развития. Доступ на традиционные для Польши рынки оказался затруднен или даже закрыт, а внутренний рынок не развивался. В силу этого даже в наиболее благоприятные годы уровень промышленного производства в Польше в 1929 году достиг только 86,5 % от уровня 1913 года. Более того, по мере усиления угнетения белорусов и украинцев внутренний рынок в Польше стал сжиматься, поскольку уже в начале 1930-х годов население восточных воеводств было настолько нищим, что почти прекратился сбыт даже самых элементарных потребительских товаров, вроде спичек, соли, керосина, бумаги, тканей. И все это во время Великой депрессии с ее обвалом мирового аграрного и сырьевого рынка.
Именно поэтому экономический кризис в Польше, вызванный Великой депрессией, стал настолько резким, глубоким и продолжительным. Сочетание территориальных захватов с потерей традиционных рынков сбыта, аграрного характера всего хозяйства, колониальной политики в восточных воеводствах, сжимания внутреннего рынка и мирового кризиса ввергло Польшу в хозяйственную катастрофу.
В 1930-х годах кризис в промышленности был настолько велик, что совершенно вычеркнул десять лет из экономического развития Польши. Даже в 1938 году добыча угля не достигла уровня 1928 года (38,1 млн тонн в 1938 году против 40,6 млн тонн в 1928 году), добыча нефти также упала и все 1930-е годы колебалась около уровня 510 тысяч тонн в год (в 1928 году добыча составила 742,9 тысячи тонн, в 1938 году – 507,2 тысячи тонн)[40]. Выплавка чугуна превысила уровень 1928 года в 1937 году, выплавка стали и производство превысила докризисный уровень в 1938 году. Новые проекты по строительству промышленных предприятий и развития инфраструктуры стали составляться только в конце 1930-х годов.
Впрочем, польское правительство вовсе не осознавало этих последствий своей же захватнической политики и в конце 1930-х годов пыталось захватить еще. В 1938 году, после Мюнхенского соглашения, поляки захватили Тешинскую Силезию, небольшую, но экономически важную территорию. В марте 1938 года Польша потребовала от Литвы, треть территории которой была оккупирована польскими войсками в 1920 году, установить дипломатические отношения под угрозой полной оккупации[41]. У Польши были большие планы по строительству морского флота и большие надежды на захват колоний. Таким образом, межвоенная Польша, или Вторая Речь Посполитая, как ее называют в самой Польше, всеми силами и средствами старалась отхватить хоть небольшой кусочек земли у соседей в целях дальнейшего грабежа. Ставились даже задачи строительства крупного флота, чтобы пограбить и колонизировать заморские страны, только этим планам не суждено было сбыться.
Оборонная индустриализация в Польше
В довоенной Польше основное экономическое и индустриальное развитие получили приморские районы вокруг вольного города Данцига, где был построен морской порт Гдыня, западные, центральные и частично южные воеводства. Единственный район, где создавалась новая промышленность, был район, охватывающий Келецкое воеводство, восточную часть Краковского воеводства и западную часть Львовского воеводства, где в конце 1920-х годов стала развиваться оборонная промышленность. Эта часть Польши находилась достаточно далеко от всех границ и потому была выбрана для размещения военных производств. Идеи сосредоточения в этом южном «треугольнике безопасности» военной промышленности возникли еще в 1921–1922 годах в среде польского военного командования[42].
В этом районе уже была некоторая военная промышленность. Еще в 1917 году в Тарнуве, к востоку от Кракова, был машиностроительный завод, который занимался ремонтом вагонов, а потом стал производить оружие и боеприпасы. В 1927 году в Мошицах – промышленном районе Тарнува – был заложен крупный государственный азотный завод, который мог производить взрывчатые вещества. В 1928–1929 годах проведена электрификация Радомско-Келецкого района, что к северо-востоку от Кракова[43].
В конце 1936 года появился более масштабный план – создание Центрального промышленного округа (Centralnego Okr?gu Przemys?owego – COP), с развитой оборонной промышленностью, который мог бы выступить тыловым индустриальным районом, как для войны с Германией, так и для войны с СССР, или для обеспечения войн с соседями ради территориальных захватов. До строительства этого промышленного района 73,7 % всей польской промышленности и ремесленных предприятий располагалось вдоль границы с Германией, не далее 100 км от нее[44]. При подобном положении Германия довольно легко могла захватить большую часть польской промышленности, что, впрочем, нисколько не удерживало поляков от шапкозакидательских устремлений в отношении Германии. После разгрома Польши, в октябре 1939 года, наиболее промышленно развитые районы бывшей Польши, с населением 9,6 млн человек, были включены в состав Рейха[45]. Другой причиной начала оборонной индустриализации в Польше была слабость существовавшей к 1937 году военной промышленности. Польские заводы в месяц могли производить лишь небольшую часть от месячного расхода армии в случае войны: по винтпатронам – 17 %, по пушечным снарядам – 24 %, по гаубичным снарядам – 19 %. За шесть месяцев заводы могли произвести от 3 до 17 % мобилизационной потребности армии по разным видам боеприпасов[46]. Однако до начала войны эти задачи разрешены не были.
В отношении же восточных воеводств уже с 1923 года в Польше стала проводиться по-настоящему колониальная политика, предусматривающая, во-первых, ликвидацию какого-либо местного самоуправления. Во-вторых, режим предусматривал ликвидацию прав национальных меньшинств: украинцев, белорусов, литовцев. Закрывались учительские семинарии, в которых готовились учителя для национальных школ, сами национальные гимназии и школы. Из 3514 белорусских школ, работавших в 1919/20 году, уже в 1922/23 году осталось лишь 32. Среди и без того малограмотного народа к началу войны выросло поколение, получившее в лучшем случае только начальное образование. По польским данным, только 0,27 % населения Западной Белоруссии имело среднее образование и 0,17 % – высшее образование. Это также имело большое значение в событиях лета 1941 года, поскольку малограмотные призывники из новых западных областей СССР определенно не имели достаточных боевых качеств и не воспринимали политинформацию о том, кто за что воюет и на чью сторону надо встать. В-третьих, колониальная политика предусматривала удушение промышленности захваченных территорий. В Западной Белоруссии до революции была неплохо развитая промышленность: текстильная, кожевенная, деревообрабатывающая, спичечная, ориентированная главным образом на переработку местного сырья. В довоенной Польше большая часть этих предприятий не работала. Уже в 1921 году численность сельскохозяйственных рабочих превысила количество рабочих других отраслей. Сельскохозяйственных рабочих было до 100 тысяч человек, промышленных рабочих – 15 тысяч, ремесленников – 15 тысяч, работников транспорта – 20 тысяч и неквалифицированных рабочих – около 30–40 тысяч человек[47].
В Народном собрании Западной Белорусии, на заседании 29 октября 1939 года, Ф.Д. Манцевич говорил: «Товарищи, наше Народное собрание созвано в городе Белостоке. Этот город считался центром текстильной промышленности. Однако текстильная промышленность Белостока по сравнению с довоенным временем равняется только 1/3 части. Польское правительство строило и поддерживало фабрики только в центральной Польше. В Западной Белорусии за все время оккупации Польшей этих территорий не было построено почти ни одной фабрики»[48]. Действительно, уже в 1925 году из 1738 предприятий Западной Белоруссии, в число которых входили мастерские с числом рабочих от 4 человек, то есть самые мельчайшие мастерские, 299 фактически не работали, и это в самые, пожалуй, лучшие времена межвоенной Польши. В годы кризиса 17 % предприятий прекратили работу и закрылись, обратив их работников в безработных. По сравнению с Западной Белоруссией даже деиндустриализированные прибалтийские страны, не говоря уже о Восточной Пруссии, выглядели просто образчиками процветания и экономического развития. Это привело к тому, что ЗапОВО перед войной также не имел надежной индустриальной базы, остро необходимой для подготовки к войне.
Польские Кресы Всходни, будущий театр военных действий в 1941 году, были вполне сознательно обращены польским правительством в аграрно-сырьевой придаток, поставлявший лес, зерно, сельскохозяйственное сырье на внутренний польский рынок и на экспорт, и в рынок сбыта для продукции польских предприятий. Не строились и не развивались предприятия, не строилось новых железных дорог, не улучшалось сельское хозяйство. На крестьянство были возложены более высокие налоги и повинности, а заработная плата рабочих составляла 30–40 % от заработной платы в центральных воеводствах Польши.
Вообще, тема эксплуатации Кресув Всходних даже в польской литературе является, по сути дела, необсуждаемой темой, и очень трудно собрать сколько-нибудь точные сведения о положении в Западной Белоруссии и Западной Украине. Даже в польских работах, выпущенных в Польской Народной Республике, тема положения в восточных воеводствах тщательно обходится стороной, за исключением только некоторых кратких упоминаний.
Когда речь зашла о строительстве нового промышленного района, польское правительство отказалось что-либо строить на территории восточных воеводств. Вице-премьер Польши, министр финансов, промышленности и торговли Е. Квятковский отклонил требования группы депутатов Сейма о вложении 500 млн злотых в развитие восточных воеводств в 1937–1940 годах ради своего военно-индустриального проекта COP[49].
В начале 1937 года программа строительства оборонной промышленности берет свой старт. Всего до крушения довоенной Польши на COP было выделено около 1 млрд злотых из предполагаемой суммы в 2,4 млрд злотых. В 1937–1938 годах на него пошло 25 % всех капитальных вложений в Польше, а в 1939 году – 50 %. Около половины всех расходов направлялось непосредственно на оборонную промышленность. В 1939 году из всего этого военно-промышленного комплекса, который должен был вступить в строй в 1940–1941 годах, успели достроить машиностроительный комбинат Stalowa Wola недалеко от города Ниста, к югу от Люблина. Этот завод предназначался для выпуска промышленного и энергетического оборудования, сельскохозяйственных машин, а также крупнокалиберной артиллерии.
Были также начаты и к началу войны с Германией находились в разной степени готовности и другие заводы. В Дебице – завод синтетического каучука и автомобильных шин, в Жешуве – машиностроительный завод, производящий артсистемы, а также завод авиадвигателей, в Мельце – авиационный завод, в Новы Сач – химический завод по производству взрывчатки, в Люблине – модернизация авиазавода и строительство автомобильного завода, в Стараховицах и Радоме – реконструкция оружейных заводов и другие объекты. Предполагалось, что в оборонной промышленности будет занято около 100 тысяч рабочих.
Однако большая часть этого комплекса оказалась неготовой к началу войны с Германией, и фактически эти затраты по одному из самых амбициозных промышленных планов в довоенной Польше ничего для польской армии не дали. Зато немцы смогли использовать недостроенный поляками оборонно-промышленный комплекс, его оборудование и энергетическую инфраструктуру (газопровод и несколько гидроэлектростанций) для усиления своего военно-промышленного потенциала и подготовки нападения на СССР. Этому немало способствовал тот факт, что немецкий капитал был в крупнейших польских предприятиях, имевших оборонное значение. Например, немецкий капитал присутствовал в Стараховицких заводах, производивших стрелковое оружие, в заводах в Сталове Воли, которые производили артсистемы. В металлургическом заводе «Покуй», который был главным производителем чугуна и стали, немцы владели 48 % акционерного капитала[50]. Таким образом, немцы задолго до войны имели ясное представление о возможностях польской военной промышленности, потому что были совладельцами многих заводов. Тем более что в 1939 году бывший польский Centralny Okr?g Przemys?owy сделался приграничным районом, от комбината Stalowa Wola до советско-германской границы было чуть более 60 км.
Таким образом, становится совершенно очевидно, что в течение всех 20 лет межвоенного периода в Польше велось развитие практически исключительно западных районов страны, и без того неплохо развитых и имевших сильную промышленность и транспортную систему. Только в самом конце 1930-х годов, буквально за пару лет до крушения Польши, стартовала программа создания крупного военно-индустриального района в центральной части Польши, удаленной от границ, который до начала войны завершен не был. Об индустриализации и хозяйственном развитии восточных воеводств речи вообще не шло, там даже подавлялась имевшаяся промышленность, доставшаяся от Российской империи.
Наличие промышленности было важным фактором в начале Великой Отечественной войны. В самые трудные годы войны, в 1941–1942 годах, крупные промышленные центры, попавшие в прифронтовую зону, оказали огромную помощь Красной Армии. Промышленные предприятия выпускали оружие и боеприпасы, ремонтировали поврежденную технику. Например, подбитые в сражениях на подступах к Ленинграду танки отбуксировались прямо на заводы, где проходили ремонт, заводы помогали запчастями, оборудованием, материалами ремонтным подразделениям на фронте[51]. В Сталинграде ремонт танков шел в заводских цехах СТЗ под огнем и бомбардировками противника. В Западной Белоруссии и Западной Украине ничего этого не было, поскольку там просто не было заводов, способных выполнять такие задачи. Все, что поляки сумели построить до войны, досталось немцам.
Отсутствие промышленности, слаборазвитая транспортная система, в частности железные дороги, слабое сельское хозяйство, которое само нуждалось в помощи после двух десятков лет польской власти, все это существенно ограничивало возможности Красной Армии на этом театре военных действий. В целом ряде случаев слабое хозяйственное развитие было исходной точкой цепи событий и обстоятельств, которые привели к поражению 1941 года. Правительство довоенной Польши сделало все, чтобы превратить восточные воеводства в аграрную колонию, чем и внесло очень существенный вклад как в свое поражение в войне с Германией, так и в поражение Красной Армии в 1941 году. При ретроспективном анализе складывается полное впечатление, будто бы поляки специально строили свою военную промышленность для немцев: все новые фабрики и заводы, угольные шахты и новые железные дороги строились в западной части Польши. Все это потом было захвачено немцами и использовано для подготовки нападения на СССР. Поляки вплоть до 1939 года считали Германию слабой страной, которую они смогут разгромить при необходимости, и готовились к войне с СССР, при этом восточные воеводства рассматривались как территория возможных боевых действий. Последующие события показали, насколько крупно поляки ошиблись в своих расчетах.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.