Роль партии в нацистской системе власти и ее влияние на общество
До 1933 г., в период борьбы за власть, униформированные подразделения партии выдвинулись в республике на первый план благодаря анархистским и террористическим методам борьбы, которые, в свою очередь, наложили на них глубокий отпечаток. После прихода Гитлера к власти эта тенденция пришла в противоречие с проповедуемыми партией и правым спектром принципами сильного государства и безусловного подчинения этому государству, которое якобы последовательно разрушала демократическая система. По всей видимости, именно апелляция к сильному государству и привело в 1929–1932 гг. к росту симпатий немцев к НСДАП. Их побуждала голосовать за Гитлера традиция авторитарного государства в Германии, а также тяжелейшая социально-экономическая ситуация после Великого кризиса 1929 г., выход из которой многие немцы видели в жесткой власти. Большинство выборщиков Гитлера более прельщала военная дисциплина и стройность рядов СА, нежели революционные идеи, владевшие умами некоторых руководителей СА.
Нужно помнить, что после 1933 г. НСДАП была не единственной силой, которая наслаждалась преимуществами политической унификации: большие преференции получила и государственная бюрократия, освободившаяся от парламентского контроля, а также военные. Вопрос о том, будет ли партия ведущей политической силой общества или государственной партией, как в иных европейских диктатурах, будет ли она играть роль вспомогательного средства в общественной мобилизации фюрере -кого государства или займет в государстве довлеющую позицию (как большевистская партия в Советской России), — был крайне важен с самого начала нацистской диктатуры. До конца Третьего Рейха этот вопрос так и не был разрешен. Также нельзя говорить о дуализме партии и государства, так как оба они были всего лишь производными от харизматической власти фюрера. Следует, скорее, вести речь о поликратии государственных и партийных инстанций, которую фюрер сам и регулировал или просто терпел, наблюдая за тем, кто окажется сильнее и проворнее в бесконечном противоборстве компетенций — иногда это давало положительный эффект в решении каких-либо конкретных задач, а иногда — нет. Представляется, что можно говорить даже о триализме властного базиса Третьего Рейха: партия — государство — фюрер. Решающим фактором в формировании этого триализма было то обстоятельство, что процесс захвата власти нацистами не имел линейного характера, а представлял собой чередование революционных и контрреволюционных фаз, а подчас и их бессистемное смешение{327}.
Вопрос о месте партии в нацистском государстве был в центре внимания партийцев после 1933 г. — на собрании гауляйтеров 28 сентября 1933 г. Гитлер заявил о необходимости создания министерства СА или сената национал-социалистического движения. Идея последнего, по всей видимости, была навеяна итальянским Большим фашистским советом (Gran Consiglio del Fascismo). Но эти идеи не были реализованы — наверное, по причине справедливых опасений Гитлера, что такое собрание нацистских «революционеров» из СА будет неуправляемым{328}.
Вместо этого 1 декабря 1933 г. был обнародован «Закон об обеспечении единства партии и государства», в котором партия была определена как субъект общественного права (Korperschaft des offentlichen Rechts), носительница государственной идеи, неразрывно связанная с государством. Для заинтересованных в усилении партии нацистов это был прогресс по сравнению с прежним официальным статусом НСДАП как «зарегистрированного общественного объединения» (eingetragener Verein). Для обеспечения более тесного контакта и сотрудничества партии и государства заместитель Гитлера по партии и начальник штаба СА включались этим законом в правительство. Упомянутый закон, однако, при ближайшем рассмотрении имел более декларативный характер — партия объявлялась не носителем государственной власти, а только «государственной идеи», то есть никаких властных и законодательных функций не имела; закон выражал лишь пожелание расширения влияния партии{329}. Даже формально финансирование партии как общественной организации осуществлялось министерством финансов, то есть существовала формальная зависимость от государственного учреждения; хотя министерские чиновники редко осмеливались возражать против претензий партийных инстанций в финансовые вопросах. Назначение Гесса и Рема министрами правительства ничего партии не дало — они не имели определенной сферы компетенций и никакой конкретной властью кроме той, которую смогли отвоевать сами, не располагали.
Если Гитлер получил власть 30 января 1933 г., то НСДАП начала пробираться к власти только после успеха на выборах в рейхстаг 5 марта 1933 г. Успех партии на выборах Гитлер активно использовал в процессе унификации земель. Это расширение власти партии вылилось в то, что СА и СС приобрели функции вспомогательной полиции, а также была создана система комиссаров партии. Назначение ведущих представителей партии рейхскомиссарами в отдельные земли дало толчок тому, чтобы эти функционеры стали требовать новых полномочий для проведения требуемой сверху унификации земель. После того, как власть перешла к нацистам, региональное и местное руководство НСДАП, СА, СС и НСБО не только узурпировало полномочия земельных и коммунальных властей, но и активно вмешивалось в предпринимательскую деятельность. «Вспомогательные» функции СА и СС использовались таким образом, что инициативу в реализации власти на местах имели не офицеры полиции, а руководство СА и СС. Смущенные и даже испуганные неожиданной мощной динамикой штурмовиков, их активизмом и самоорганизацией[27], полицейские руководители беспрекословно подчинялись новой власти.
В политической чистке особая роль принадлежала партийным старостам и доверенным людям партии на предприятиях и в органах местной власти. Эти активисты порой самостоятельно присваивали комиссарские полномочия или обращались «куда следует» для проведения политической чистки. Таким образом, уже в марте — апреле 1933 г. в почти всех без исключения имперских и земельных министерствах действовали особые партийные уполномоченные комиссары, которые занимались смещением неугодных чиновников или служащих (левых или евреев).
Наряду с назначенными рейхскомиссарами на предприятиях, в профсоюзах, в органах местной власти действовали неформальные, спонтанно назначенные местными партийными организациями уполномоченные с комиссарскими функциями. Именно на них и на их сомнительную легитимность и жаловалось руководство предприятиями и местные власти, адресуя свои обращения к консервативным коллегам Гитлера. В числе недовольных оказались и руководящие нацистские деятели, получившие государственную власть и рассматривавшие несанкционированные ими действия местных активистов партии как вредоносные и противоречащие принципу фюрерства, подрывающие авторитет новой власти, а также создающие ненужный ажиотаж вокруг вопросов, требующих внимательного рассмотрения и последовательных действий. Особенно явно претензии партии на власть выявились в Баварии, земле, которую нацисты считали родиной их движения. Там после столь очевидной победы на выборах 9 марта 1933 г. штурмовики рассчитывали на особенные полномочия и власть. Эрнст Рем, 14 марта назначенный баварским государственным комиссаром с особыми полномочиями, распорядился передать полицейскую власть в отдельных баварских округах назначенным им самим особым комиссарам СА{330}. Рейхсфюрер СС Гиммлер в то время еще подчинялся Рему как руководителю СА, поэтому он сосредоточился на получении СС узких, но конкретных полномочий политической полиции в Баварии. В СА Рем видел прежде всего средство давления на государственную власть, а также средство расширения нацистами государственной власти как таковой. Несмотря на то, что Рем формально и номинально имел комиссарские полномочия только в Баварии, он, будучи начальником штаба САРА:, стремился распространить свои действия на весь Рейх, повсюду назначая комиссаров СА (например, в Берлин группенфюрера Эрнста или в Брес-лау обергруппенфюрера Хайнеса; оба были отчаянными головорезами). Правда, полностью реализовать систему полномочных комиссаров СА ему удалось только в Баварии. Революционная энергия и активизм СА были дополнены властными претензиями отдельных наиболее энергичных гауляйтеров — Штрайхера в Нюрнберге, Бюркеля — на Рейне и многих других. Важнейшей особенностью нацистской системы являлась сильная власть на местах, часто выступавшая за свою максимальную автономию без всяких законных оснований. Гауляйтер Тюрингии Заукель довольно остроумно сравнил свое положение с положением английского короля, который при помощи симпатий к себе и интриг сможет добиться в политике чего угодно, но помимо закона{331}.
10 марта 1933 г. Гитлер призвал СА к дисциплине, к тому, чтобы они не препятствовали нормальному функционированию государственных учреждений, но, с другой стороны, в том же воззвании он требовал жестких и последовательных мер для преодоления сопротивления «расширяющейся национальной революции»{332}. Такой же двойственностью было отмечено обращение к гауляйтерам, которое по поручению Гитлера составил Лей. В марте 1933 г. существовала реальная опасность узурпации партией кадровой политики новой государственной власти, поэтому Геринг и Фрик выступили за скорейшее принятие закона о реставрации немецкого служилого сословия (7 апреля 1933 г.). Этот закон имел целью ввести хаотичную чистку государственного аппарата партийными активистами в формальное и определенное русло. В подготовке закона, надеясь легализовать чистки, принимали участие даже консервативные политики (как министр финансов Пруссии Попитц). Тенденции к упорядочиванию и успокоению партийного активизма противостояли настроения многочисленных партийных лидеров на местах — в землях, гау, провинциях, городах и коммунах. Даже Рем 30 мая 1933 г. призвал СА к успокоению, к тому, чтобы прекратить «празднование» прихода Гитлера к власти; сам начальник штаба СА был недоволен тем, что позиции рейхсвера, бюрократии, церкви и промышленности остались неизменными…
Гитлер не разделял этой точки зрения Рема и в течение нескольких месяцев до 30 июня 1934 г. систематически и последовательно осуждал поведение и образ жизни руководителей СА, благо последние поставляли для этого обильный материал. При этом главными союзниками Гитлера были, кроме Геринга и Геббельса в Берлине, — рейхсвер и СС. В начале 1934 г. Гиммлер и Гейдрих поначалу только в Баварии, а затем и во всем Рейхе взяли под свой контроль всю политическую полицию, что было важной предпосылкой успешной деятельности против С.А. Эта унификация коснулась даже Пруссии — гестапо перешло в юрисдикцию Гейдриха, который в качестве шефа въехал в известное всему Берлину здание на улице принца Альберта. Таким образом, было осуществлено слияние государственной (сначала только прусской) политической полиции и партийного органа (СД) во главе с методично и целеустремленно расширявшим свои компетенции Гейдрихом.
Пресечение нацистской революции снизу, предпринятое Гитлером, выразилось не только в известных действиях против СА и в некотором ограничении власти гауляйтеров, но и в общем снижении числа и интенсивности многочисленных партийных инициатив в программе и практической деятельности. Не случайно именно в 1934 г., после ослабления СА, начался спад надежд на «социализм» нового государства, на его активную среднесословную политику или серьезные шаги в направлении создания корпоративного государства. Прекращение революции многими старыми партийцами было воспринято как предательство Гитлером идеалов движения. Началась дедогматизация нацизма и решительное оттеснение идеологов, фанатиков и горячих голов НСДАП, не искушенных в технике борьбы за власть. Процесс «отсеивания» регулировал сам Гитлер, выбирая, что приемлемо и что пригодится в дальнейшем, а что — нет{333}.
Всего высших иерархов партии — рейхсляйтеров — насчитывалось 20. Центральный аппарат партии состоял из двух частей — одна занималась практическими вопросами партийной работы: организацией, финансами, пропагандой и пр.; другая была своего рода теневым кабинетом, который готовили для перенятая государственной власти. Отдельные ведомства теневого кабинета занимались вопросами внешней политики (Розенберг), военным, юридическим, аграрным и пр. вопросам. После прихода к власти они, собственно, стали лишними, но были сохранены с целью идеологического контроля за соответствующими государственными органами.
В 1935 г. Гитлер таким образом определял задачи партии: «Назначение государства состоит в том, чтобы продолжать историческое развитие национальной администрации в рамках и с помощью закона. Партия же решает следующие задачи: 1) осуществляет развитие и укрепление своих внутренних организаций таким образом, чтобы они всегда были устойчивыми и жизнеспособными центрами национал-социалистической доктрины; 2) прививает нации естественную привязанность к идеям национал-социализма; 3) поставляет государству идеологически воспитанных работников, как руководящих, так и рядовых. Обе эти силы должны взаимно уважать друг друга и признавать компетенции другой стороны»{334}. В партийном ежегоднике для функционеров НСДАП говорилось: «Государство родилось из необходимости организовать жизнь народа в соответствии с определенными законами, поэтому главным признаком государства является власть по отношению к отдельным людям, составляющим государство. Государство вправе потребовать от каждого члена народного сообщества, чтобы он действовал в соответствии с законами. В отличие от государства партия — это сообщество единомышленников, и легко можно себе представить, что они сольются воедино. Такое идеальное единение, однако, является большой редкостью в истории. Поэтому прямой обязанностью партии и ее долгом является вливание свежих сил и новых идей в государственный аппарат. Эту свою функцию партия должна осуществлять в полном сознании опасности слияния с государственным аппаратом и превращения в его придаток. В истории всегда бывало так, что после каждой политической революции полное преобладание получает государственная бюрократия, которая быстро сводит завоевания революции на нет. Единственное исключение составляет национал-социалистическая революция, в которой партия всегда была и остается на шаг впереди государственной бюрократии. Задача партии — добиться, чтобы народ не просто послушно следовал за государством, но активно и сознательно ему содействовал»{335}. Понятно, что на практике такие декларации означали не ограниченные никакими законами «свободные» действия тоталитарной партии, которая могла интерпретировать политическую практику в собственных идеологических и воспитательных целях.
В конце 1933 г. было осуществлено удачное решение о разделении НСДАП на собственно политическую организацию (ПО) и различные примыкающие организации; это позволило нацистской партии сохранить характер политического ордена, не отказываясь от услуг квалифицированных специалистов в примыкающих организациях, что обеспечило этим организациям высокую степень эффективности{336}. В отличие от СС, ПО была органом с сильными федералистскими началами; ее сила проявлялась не в центре, а именно на местах, в гау. Поэтому можно сказать, что в 1933 г. Гитлер оказался не во главе единой партии со штабом в лице ПО, а скорее 32 (в 1933 г.) или 43 (в 1941 г.) партийных организаций в гау. Поэтому следует помнить, что НСДАП — это прежде всего гауляйтеры, являвшиеся полновластными хозяевами в своих «доменах». Гитлер сознательно не допускал усиления центрального политического руководства, предпочитая свободных в инициативах гауляйтеров. Бесспорно, в НСДАП отсутствовала внутрипартийная демократия в том смысле, в котором она привычна для нас, но, с другой стороны, нельзя переоценивать монолитности партии и власти центра… После скандального устранения Грегора Штрассера во главе ПО оказался совершенно лояльный Гитлеру человек — Роберт Лей. Гитлер, однако не удовлетворился и этим и в противовес ПО создал «Политическую центральную комиссию» во главе с Гессом, который, сам того не желая, стал конкурентом Лея. В сферу компетенций Лея входило: НСБО, нацистские сословные организации торговцев и ремесленников, служащих, учителей, студентов, НСВ, партийное ведомство коммунальной политики, партийное бюро науки и техники, организация партийцев-ветеранов Первой мировой войны и нацистская организация памяти жертв войны{337}. Руководство партийными организациями в гау входило в сферу полномочий не слишком энергичного и честолюбивого Гесса, которого 21 апреля 1933 г. Гитлер назначил своим заместителем по партии, что сделало партийную иерархию еще более непроницаемой для понимания ее логики. С июня 1933 г. Гесс имел право принимать участие в заседаниях правительства вместе с главой СА Ремом. Со 2 мая 1933 г. Лей оказался во главе самой богатой в финансовом смысле организации Третьего Рейха — ДАФ, что еще более усилило его позиции, тем более что ДАФ была одной из самых эффективных организаций Третьего Рейха, заслуги которой в социальном сплочении нации Гитлер безоговорочно признавал.
В отличие от КПГ, НСДАП не имела собственной ясной руководящей бюрократической структуры, хотя схема организации партии была проста: фюрер — заместители — 18 рейхсляйтеров — 32 гауляйтера — 827 крейсляйтера — 28 376 ортсгруппенляйтеров — 89 378 целленляйтеров — 463 048 блокляйтеров{338}. В соответствии с принятым 1 мая 1936 г. порядком, блоки должны были насчитывать 40–60 домашних хозяйств (160–240 человек). Ячейка (Zelle) насчитывала 4–8 блоков. Центральной фигурой низовой партийной организации был блокляйтер, являвшийся настоящим доверенным лицом партии, над которым не было дисциплинарной власти со стороны целленляйтера. В народе блокляйтеров именовали «блокварт» (Blockwart) — этот термин можно перевести как «сторожевой блока»; в Третьем Рейхе он был «цепным псом» нацистского режима: доносчик, постоянно шпионящий за соседями, услужливый и вездесущий носитель тоталитарной системы, приводной механизм взаимодействия власти и людей. Занятые многообразными задачами организации жизни на местах, блокляйтеры были полностью информированы о жизни своих подопечных. Средние немцы имели дело с партийными функционерами низших инстанций, которых, как правило, рекрутировали из мелкой буржуазии. Их образовательный статус был невелик; в отличие от высших партийных бонз, имевших большие зарплаты и многочисленные льготы, они получали мало и были склонны к коррупции, что, конечно, не способствовало росту уважения к партии и ее представителям.
Обязанности партийных функционеров определялись в партийных инструкциях и наставлениях; там проводилась четкая линия разделения задач отдельных партийных руководителей, но целленляйтеры, блокляйтеры, блокхельферы, а также многочисленные функционеры примыкающих к партии организаций были для простых немцев на одно лицо — блокварты. Это было следствием многочисленных переименований должностей в местных организаций партии, но в строгом смысле слова блокварт — это функционер отдельного самостоятельного подразделения противовоздушной обороны{339}. Каждая местная организация НСДАП разветвлялась на несколько ячеек, каждая из которых, в свою очередь, подразделялась на 4–8 блоков. К примеру, в 1937 г. в Штуттгарте было 53 местных партийных организаций, в каждой — в среднем по 8 ячеек и 49 блоков. В каждый блок входило от 40 до 60 домов. То есть, под надзором у каждого блокляйтера находилось около 170 человек. В соответствии с принципом фюрерства каждый партийный функционер обязан был безоговорочно подчиняться вышестоящему начальнику; беспрекословное повиновение было обязанностью и рядовых членов партии. К партийным низовым функционерам примыкали и низовые функционеры ДАФ, НСФ, НСВ. Все они находились в двойном подчинении: с одной стороны, они были включены в собственные иерархии соответствующих примыкающих организаций партии, а с другой стороны — в соответствии с принципом фюрерства они должны были подчиняться политическому партийному функционеру. По крайней мере каждый пятый член партии был политическим руководителем какого-либо ранга, каждый третий — активистом какой-либо примыкающей к партии организации. После присоединения Судет и Австрии в Германии было около 2 млн. блоквартов разных рангов. Брахер справедливо указывал, что «немцы — это народ вождей. Все должны повиноваться, но многие также являются начальниками, участвуя в реализации принципа фюрерства»{340}. В 1935 г. в донесениях информантов правления СДПГ в эмиграции говорилось: «Большинство членов партии имеет какой-либо пост, при этом партийная общность распадается на части. Партия превратилась в огромную организацию, которая существует преимущественно только на бумаге. Не имея собственной духовной жизни, она не в состоянии развить собственную динамику, поскольку расколота на сотни тысяч партийных постов и синекур»{341}. Вместе с тем должность блокварта не имела особенного социального престижа, поэтому члены партии часто стремились избежать этой работы. Найти на должность блокварта по-настоящему подходящих по характеру людей было нелегко: постоянная обработка и моральное давление на «фольксгеноссен» требовала определенных человеческих качеств, которыми обладали немногие. Нехватка кадров уже до начала войны вынудила руководство использовать на должностях блоквартов бывших функционеров социал-демократии, а после 1939 г., в связи с призывом в армию, нехватка стала еще более острой{342}. В мае 1943 г. свыше 40% «политических руководителей» партии было призвано в армию, но в целом они гораздо реже призывались в армию и служили гораздо меньше, чем их сверстники.
В Третьем Рейхе существовало четыре составляющие части аппарата партийного слежения за широкими массами — первый важный элемент составляли собственно функционеры партии и ее подразделений; они доводили волю руководства до уровня жилых районов, по месту жительства. Второй элемент — параллельная деятельность различных партийных функционеров на предприятиях; с одной стороны, это были старосты предприятий от ДАФ, с другой — шпики от СД. На военных предприятиях к ним присоединялись и полномочные контролеры от вермахта, которые также осуществляли надзор за рабочими коллективами. На обеих уровнях — в жилых кварталах и на предприятиях — речь шла о превентивном характере осуществления власти над широкими слоями населения. Третий важный элемент составляла обработка и оценка полученной информации — этим обязаны были заниматься гестапо или РСХА. Четвертым составным элементом этой машинерии были суды, которые в процессе деятельности репрессивного аппарата создавали видимость законности и правопорядка. Юстиция использовалась нацистами как для преодоления политической оппозиции, так и для борьбы против спонтанных проявлений неудовольствия и «коварного тайного саботажа». Партийные организации на местах были очень важным элементом этой системы.
В этой связи встает вопрос: была ли НСДАП изощренным аппаратом слежения и контроля за народом, репрезентативной организацией или кадровой элитной партией? На этот вопрос легче ответить, проследив динамику членства в партии. С момента прихода нацистов к власти наблюдался сильный приток новых членов в партию — старые нацисты презрительно называли ринувшихся в партию прозелитов «падшие в марте» (Marzgefallenen). С тем, чтобы остановить этот неуправляемый процесс,
19 апреля 1933 г. казначей партии закрыл прием новых членов до 1 мая 1939 г.; правда некоторые исключения делали для ветеранов «Стального шлема» и активистов примыкающих к НСДАП организаций. Тем не менее, ветераны партии (вступившие до 30 января 1933 г.) — их было 850 тыс. — по сравнению с новичками (1,6 млн.) стали в партии меньшинством, составляя 1/3: принцип тщательно отобранной кадровой партии был нарушен. Приток желающих вступить в партию привел к тому, что номера партийных билетов уже в апреле 1933 г. были между 1,6 и 1,8 млн., а в мае 1933 г. — между 1,9 и 3,2 млн. Номера партийных билетов умерших или выбывших членов партии не восстанавливались, поэтому фактическая численность партии была ниже порядкового номера билетов. Так, в январе 1933 г. последние номера были около 1,5 млн., а на самом деле членов партии было 849 тыс. В очень редких случаях дату вступления в партию и номер партийного билета резервировали за какой-либо значительной персоной{343}. Между январем и маем 1933 г. число членов партии утроилось, поэтому прием новых членов запретили до 1939 г., хотя имелись многочисленные исключения: так, запрет не касался членов ГЮ, выбывавших из организации по возрасту (18 лет)[28], членов НСБО, САРА: и СС. Следует иметь в виду, что после 1933 г. повсеместно практиковался простой перенос членства в СА и СС в партию. Впрочем, еще в 1937 г. 11% эсэсовцев не были членами партии (?!){344}. В 1935 г. рабочие были представлены в НСДАП на 30% относительно своей доли в социальной структуре Рейха; крестьяне — на 100%, служащие — на 65%, самодеятельное население — 100%, чиновники — 160%{345}. 26 июня 1933 г. Гесс ввел правило, что испытательный срок для вновь поступивших в партию будет составлять 12 лет, в течение которых кандидаты в партию будут иметь не полноценный партбилет (Parteibuch), но лишь членскую карточку (Mitgliedskarte). В 1937 г. последовало некоторое смягчение ограничения приема в партию: вместо него ввели кандидатский стаж; статус назывался кандидат в члены партии» (Parteianweirter). Кандидаты получали не полноценный красный партбилет НСДАП, а кандидатский билет; его номер не имел никакого значения и никакого отношения к номеру партийного билета. 10 мая 1939 г. ограничения на прием в партию были отменены, а институт кандидатов ликвидирован. Во время войны (2 февраля 1942 г.) снова были введены частичные ограничения приема в партию, но при этом делали исключения для демобилизованных из армии и фольксдойч из Судет и Южного Тироля. Все члены партии, вступившие в организацию после 1933 г., обязаны были пройти испытательный двухгодичный срок (Bewahrungszeit), во время которого они не имели права носить партийную форму{346}. В партии была собственная высшая награда — «орден крови» (Blutorden der NSDAP), которым сначала удостаивали только тех, кто принимал участие в пивном путче 9 ноября 1923 г.; с 30 мая 1935 г. список возможных кавалеров ордена был расширен за счет членов партии, приговоренных прежними властями к смерти или не менее года отсидевших в тюрьме за действия, связанные с участием в нацистском движении{347}.
На первом по приходу к власти съезде НСДАП Гитлер подчеркнул элитный характер партии и особое политическое предназначение этой элиты: «Из 45 млн. взрослых немцев выделилось и самоорганизовалось 3 млн. борцов — это носители политической воли партии». Гитлер сказал, что нужно ориентироваться на элиту нации, но в будущем отбор в нее будет еще строже и требования еще взыскательнее{348}. Однако провести этот принцип в практику не удалось, или это сделать не захотели — почти все, кто имел отношение к власти, были членами партии; крупные функционеры — даже если они не стремились в партию — все равно становились ее почетными членами, или членами СА или СС. Несколько видоизменившиеся задачи партии Гитлер сформулировал на съезде 1935 г.; он заявил, что после унификации всех общественных групп к партии переходит задача контроля над обществом и воспитательные задачи. По его словам, функционеры партии должны переориентироваться с пропагандистских на попечительские функции. Гитлер указывал, что политические руководители на местах должны обо всем заботиться, во все вмешиваться, все знать. В этом процессе заглавная роль отводилась упоминавшемуся выше блокварту, роль которого Лей определял таким образом: «блокварт в своем районе обязан знать друзей и врагов нашей идеи и бдительно предупреждать все враждебные происки против нашего государства. Благодаря блокварту мы поддерживаем связь с народом, именно благодаря ему наши идеи проникают в широкие массы»{349}. В активности блокварта можно выделить следующие сферы: во-первых, блокварт был активным пропагандистом нацистской идеологии; во-вторых, блокварт был эффективным инструментом политического контроля партии над населением. Блокварты обязаны были вести картотеку на каждого своего подопечного; в картотеке должны быть отражены все жители без изъятия. Чтобы составить мнение о политических настроениях и пристрастиях подопечных, блокварт должен был регулярно посещать отдельные квартиры. Верным знаком политической неблагонадежности могло быть отсутствие энтузиазма при проведении партийных мероприятий и т. п. Фактически блокварт часто выступал помощником полиции и гестапо. Доносительство не обязательно имело политический характер: например, во время кампании против работы по совместительству (Doppelverdienen), огромную роль сыграли именно блокварты. В условиях мании доносительства нежелательный сосед, опасный конкурент в бизнесе, личный враг при помощи блокварта могли быть вообще «нейтрализованы» — отправлены в концлагерь на перевоспитание. Иными словами, нацистский режим благоприятствовал доносительству. В-третьих, блокварт был инструментом нацистской расовой политики. Доказано, что блокварты сыграли определенную роль в процессе преследования евреев. В обязанности блокварта входило наблюдение за проживавшими в их районе евреями, регистрация посещавших этих евреев людей, составление списков еврейского имущества. В одном из кварталов Франфурта-на-Майне блокварт следил даже за тем, чтобы члены партии не ходили в пивную, хозяин которой не разводился с женой — еврейкой{350}. В-четвертых, организацией противовоздушной обороны в жилых кварталах занимался именно блокварт, а не ДАФ или НСВ. Таким образом, с началом бомбежек авторитет блоквартов резко возрос.
Итак, НСДАП не была кадровой партией, а скорее средством организации, контроля, максимально широкого охвата и дисциплинирования нации. Эти новые акценты в партийном строительстве стали очевидны в 1939 г., когда запрет на прием новых членов в партию был отменен и Гитлер выдвинул задачу, чтобы десятая часть немцев была в НСДАП. К концу войны в НСДАП было 6 млн. членов. Примечательно, что особенно высока была доля новичков среди чиновников и учителей: до 1933 г. в партии было 44 тыс. чиновников и 13 тыс. учителей, а после прихода Гитлера к власти в партию сразу вступило 179 тыс. чиновников и 71 тыс. учителей{351}.
Гитлер говорил, что он опирается не на НСДАП, а на подчинявшихся лично ему 32 гауляйтеров (по состоянию на 1932 г.) и их аппарат; в то же время он не хотел придавать власти гауляйтеров постоянный характер. Один из партийных функционеров таким образом объяснял необходимость «размытого» статуса отношений партии и государства: «У нас нет ясного законодательного регулирования способов и видов взаимодействия партии и государства; его не будет и в дальнейшем, поскольку он невозможен и в высшей степени нежелателен. Носители политической идеи и хранители огня нашего движения не должны быть ничем ограничены в свободе действий»{352}. Гитлер осознанно изолировал отдельные гау друг от друга, поскольку они должны были служить цели перманентного «революционизирования» Рейха снизу. В исполнении различных административных функций эти партийные функционеры противостояли традиционным местным властям, властям земельного и имперского уровня (бургомистрам, ландратам, регирунгспрезидентам, оберпрезидентам, земельным правительствам, имперским министрам). Помимо МВД, самой урезанной в своих прежних правах инстанцией были ландраты: их компетенции неуклонно и последовательно сокращались в пользу партийных крайсляйтеров, поэтому именно на этом уровне особенно был заметен дуализм партии и государства; предложение гауляйтера Бадена Роберта Вагнера об объединении постов ландрата и краисляйтера Гитлер отверг{353}. Борьба компетенций имела место даже в том случае, когда министры, ландраты и бургомистры были лояльными членами партии. Чем ниже были звенья власти, тем сильнее была тенденция слияния власти партии и государства. Это и понятно — настоящий захват власти имел место не в Берлине, а в отдельных землях, гау, правительственных округах, земельных округах и общинах. Борьба компетенций была принципиальной установкой Гитлера, поэтому он вновь и вновь отклонял памятные записки с предложениями ликвидировать дуализм партии и государства{354}. Со временем аппарат гауляйтеров рос, опережая государственные органы власти: накануне войны каждый штаб гау имел 20 различных ведомств и около 100 сотрудников; каждый штаб теоретически был в гау «теневым кабинетом».
Разделение партии и государства было предрешено уже тем, что резиденция партийного руководства осталась в Мюнхене, о чем Гитлер заявил уже на первом по приходу к власти Нюрнбергском съезде в 1933 г. Решение Гитлера стало отражением его стремления изолировать партийное руководство от правительства, что выразилось в гитлеровском распоряжении от 21 апреля 1933 г. о передаче всех функций руководства партией своему заместителю Рудольфу Гессу и предоставлении последнему права распоряжаться в партии от имени Гитлера.
Пожалуй, самой сильной стороной Гитлера было то, что он прекрасно разбирался в людях, и назначение слабого в политическом смысле Гесса «на партию» означало только одно — НСДАП не суждено было стать центром силы в будущем Третьем Рейхе. Как личный секретарь Гитлера, его тень, как чрезвычайно преданный ему человек, Гесс не мог быть значимой фигурой. В партии какой-либо опоры у него не было и никаким серьезным влиянием Гесс не располагал, несмотря на то, что с конца июня 1933 г. он, по предложению Гитлера, стал присутствовать на заседаниях правительства. Это было сделано для того, чтобы предотвратить недовольство гауляйтеров отдалением фюрера от партии.
В землях (или в гау) партийное руководство часто сливалось с администрацией, поэтому вскоре после 1933 г. оно перестало высказывать дополнительные властные претензии, чего нельзя сказать об С.А. В 1934 г. последние насчитывали 2 млн. членов и не хотели, чтобы «факел революции» потух… Уже в мае 1933 г. Рем с озабоченностью писал, что революция стагнирует, а доблестные СА и СС деградировали до пропагандистских коллективов, занимающихся фиглярством. Рем говорил о необходимости актуализации «солдатских доблестей» и о том, что перед «гвардией революции» стоят грандиозные задачи. В отличие от Геринга, Геббельса, Дарре и гауляйтеров, удовлетворившихся в рамках государства своими властными позициями, Рем стремился расширить СА до организации, которая была бы выше старой государственной машины, которая стояла бы выше старого государства и смогла бы полностью воспринять и развить революционную мощь и динамику нацистского движения. В принципе, эта мысль напрашивалась: у всех перед глазами был пример невероятной динамики преобразований и массовой революционной мобилизации Советской России; талантливый военный организатор с огромным боевым опытом и опытом генштабиста Эрнст Рем чувствовал новые возможности и стремился реализовать эти потенции на благо создания нового общества и нового человека, как это он понимал. Рем рассчитывал стать в будущем чем-то наподобие военного министра или главнокомандующего. Тщательно избегая явной конфронтации с Гитлером, Рем стремился сделать его максимально зависимым от С.А. Поскольку в силу своих размеров и амбиций СА не вписывалась в административную и бюрократическую систему Третьего Рейха, — конфликт между СА и государством был в будущем неизбежен. Гитлер понимал это лучше всех приближенных и, несмотря на традиционную лояльность к своим сторонникам, в отношении руководства СА решился на крайние меры. Это на него было не похоже. После 1934 г. акции, подобные «ночи длинных ножей», не повторялись.
Формально НСДАП была централизованной партией во главе с фюрером, которому подчинялись 18 рейхсляйтеров, руководившие различными частями партии, разбитыми на две части: подразделения партии и примыкающие организации. Подразделениями партии считались: СА, СС, Национал-социалистический союз автомобилистов — НСКК (национал-социалистический корпус автомобилистов), «Гитлерюгенд», Национал-социалистический немецкий союз студентов (НСДШБ). Примыкающие организации: Немецкий союз женщин (НСФ), Немецкий рабочий фронт (ДАФ), Национал-социалистическое народное благосостояние (НСВ), Национал-социалистическое призрение ветеранов войны (NS-Kriegsopferversorgung), Национал-социалистический немецкий союз врачей (NS Deutsche Artzebund), Национал-социалистический союз учителей (NS-Lehrerbund), Национал-социалистический союз служащих (NS-Beamtenbund), Национал-социалистический союз юристов (NS-Juristenbund).
Гау подразделялись на округа, местные группы, ячейки и блоки. Несмотря на популистские требования (выдвигавшиеся до 1933 г.) упростить управление, число партийных функционеров постоянно росло: в 1935 г. было 35 гауляйтеров, 827 крайсляйтеров, 21 тыс. ортсгруппенляйтеров и около 260 тыс. блокляйтеров. Если в 1937 г. число партийных руководителей разного ранга доходило до 700 тыс., то во время войны их число возросло до 2 млн. Постоянно росли и расходы на управленческий персонал — партийным функционерам платили гораздо больше, чем хозяйственным или государственным служащим: рейхслейтер получал в месяц 1200 марок, гауляйтер — 1500, крайсляйтер — 400 марок. Кроме этого, партия платила своим служащим «тринадцатую зарплату». Для сравнения: в 1938 г. банковский служащий получал 127 марок в месяц. В 1935 г. в НСДАП работало 250 тыс. служащих; только в центральном аппарате партии в Мюнхене числилось 1600 человек, там же партия владела 44 служебными зданиями{355}.
По некоторым признакам — например, создание массовых организаций — нацистская партия была похожа на КПГ, но этим сходство и ограничивалось. Особенно отчетливо разница между этими партиями видна на примере разделения НСДАП на политическое ядро и примыкающие организации. Вовсе перечеркивает мнимое сходство большая степень автономии партийных гауляйтеров НСДАП. По той же причине организация НСДАП не подходит под армейский тип организации, так как свобода отдельных руководителей была очень значительна, а иерархия — весьма неустойчива и неопределенна. Все покоилось на намеренна или ненамеренно слабой координации действий отдельных партийных органов — ПО, СА, примыкающих и специальных организаций (вроде «Организации Тодта», сначала занимавшейся дорожным строительством, а затем расширившей свои полномочия). Знаток нацистской государственной машинерии Ганс Мом-мзен указывал, что краткосрочные преимущества системы не бюрократического, а прямого руководства людьми очевидны: в такой системе соперничество между аппаратом и нижними партийными чинами было поставлено на службу масштабной политической мобилизации, что, собственно, и составляло оригинальный и специфический вклад НСДАП в технику пропаганды, агитации{356}, а позднее и мобилизации общества.
После прихода к власти внутренняя структура партии, сформированная Грегором Штрассером, начала трансформироваться; этот процесс продолжался все 12 лет нацистского господства. В метаморфозах партийной власти и влияния огромное значение имел личный фактор, то есть возможность обращения партийного руководителя непосредственно к Гитлеру, имевшему реальную власть и распределявшую ее в пропорциях, только ему одному известных. После убийства в «ночь длинных ножей» Грегора Штрассера, наиболее значительным партийным руководителем стал Рудольф Гесс. После его перелета в Ал глию (10 мая 1941 г.) и объявления сумасшедшим, заместителем Гитлера по партии стал Мартин Борман, остававшийся на этом посту до 1945 г. Интересно отметить, что камердинер Гитлера Гейнц Линге еще в 1970-е гг. был убежден, что Гесс полетел в Англию по просьбе Гитлера{357}. После войны Гесс уверял Шпеера, что идею полета ему внушили неземные силы, радевшие за Гитлера{358}. Между прочим, Гитлер, узнав, что герцог Гамильтон отказался признать знакомство с Гессом, сказал: «Какое лицемерие! Теперь он его не хочет знать!»{359}.
При Бормане положение партии в системе власти видоизменилось: дело в том, что место и роль Гесса и Бормана в партии и в системе власти резко различаются. Большинство историков сходятся на том, что влияние Гесса на принятие политических решений — несмотря на обилие чинов и должностей — было невелико. Гесс был одним из немногих руководителей Третьего Рейха, который не использовал своего положения для личного обогащения. Он был ярко выраженным ипохондриком и даже Гитлера, терпимого к причудам приближенных, раздражал беспрестанными хлопотами о собственном здоровье, диете и т. п. Кроме того, Гесс был помешан на лечебных травах, на целителях, на оккультизме, на народной медицине и астрологии. По воспоминаниям Шпеера, на обеды к фюреру Гесс обычно являлся со своим поваром, который готовил ему еду; однажды Гитлер при всех запретил ему готовить отдельно, а когда Гесс начал рассуждать о преимуществах диеты натуропата, Гитлер предложил ему питаться дома. После этого случая Гесс редко бывал на обедах у фюрера{360}.
Мечтатель и фантазер, Гесс докучал Гитлеру, который не понимал и не разделял интереса Гесса к натуропатии, к гомеопатии, к средневековым пыткам, к аскетическому самобичеванию и т. п. В среде ветеранов партии преобладали старые выпивохи-«жизнелюбы»; аскетизм Гесса, его склонность к здоровому и спортивному образу жизни вызывали у них только смех. Почти 10 лет Гесс был самым значительным функционером партии, так сказать, «Генеральным секретарем» НСДАП. Но несмотря на высокий чин и ранг (по неофициальной номенклатуре нацистского Рейха он был вторым человеком в государстве), в борьбе компетенций Рудольф Гесс проигрывал более настойчивым, работоспособным и ловким конкурентам. Гесс старался играть роль некоего медиума между фюрером и немецким народом; он представлял себя верховным жрецом нацистского культа{361}. Собственно, его полет 10 мая 1940 г. можно рассматривать как последнюю отчаянную попытку вернуть доверие фюрера, растерянное в бесконечных интригах и борьбе за власть: предложения Гесса англичанам были сходны с убеждениями Гитлера, который, получив известие о полете, несколько дней выжидал, прежде чем объявить своего соратника сумасшедшим. И долгие годы в тюрьме он оставался убежденным национал-социалистом; когда жена сообщила ему, что во время войны Гитлер не раз говорил, что Гесс — единственный идеалист в партии, — он заплакал{362}. В 1982 г. Гесс по недосмотру охраны повесился в берлинской тюрьме Шпандау, последним и единственным узником которой он был последний десяток лет.
Мартин Борман был полной противоположностью Гесса. Он выделялся удивительной даже среди трудоголиков-немцев работоспособностью, пунктуальностью и прилежанием{363}. Сначала он занимал пост начальника штаба заместителя Гитлера по партии Гесса, который, казалось, делал все, чтобы растерять благосклонность фюрера: он не ждал часами, как Борман, чтобы оказать Гитлеру какую-либо услугу, а мог, например, уехать в горы кататься на лыжах{364}. На руку Борману сыграло и то обстоятельство, что его долгое время никто не принимал всерьез и поэтому никто ему не мешал — кто бы мог подумать, что скромный и прилежный начальник личного штаба фюрера вскоре превзойдет по масштабам влияния самого рейхсфюрера СС Гиммлера? Исключительно благодаря Борману в системе нацистской диктатуры партия оставалась более значительным учреждением, чем СС. Примером недооценки Бормана является замечание Геббельса, что Борман — это примитивный тип советского функционера из ГПУ{365}. Это, впрочем, не мешало Геббельсу поддерживать с Борманом наилучшие отношения: от него слишком многое зависело.
Час Бормана пробил, когда произошла история с перелетом Гесса в Англию: 29 мая 1941 г. он получил министерские полномочия в чине руководителя партийной канцелярии (точнее, личного секретаря Гитлера), что, учитывая специфику власти в Третьем Рейхе, означало очень многое: всю войну он был тенью Гитлера; некоторые историки считают, что он манипулировал Гитлером, целиком поглощенным руководством войсками. Именно Борман решал, кого допускать к Гитлеру, а кого — нет. Борман смог завоевать неограниченное доверие Гитлера — человека глубоко недоверчивого. После же покушения 20 июля 1944 г. Гитлер вообще всерьез доверял одному только Борману. Борман не был хорошим оратором, писал он коряво, но зато он прекрасно знал правила и приемы аппаратных игр и преуспел в них более, чем кто-либо. На руку ему было то обстоятельство, что по заранее заведенному порядку гауляйтеры в своей повседневной работе были с ним связаны; от его благосклонности зависел доступ к Гитлеру, что было жизненно важно для начальников всех рангов. Именно с именем Бормана связано усиление положения гауляйтеров во время войны: во-первых, потому, что регирунгспрезиденты (главы земельных правительств) лишились непосредственного подчинения министерству внутренних дел, а во-вторых, все гауляйтеры стали имперскими комиссарами обороны и должны были координировать свои действия с руководством военных округов{366}. Оба эти обстоятельства существенно укрепили власть гауляйтеров; можно, собственно, говорить о создании новой государственной инстанции, которая контролировалась Борманом. Во время войны партия не только активно внедрялась в государственное управление, но и взяла на себя множество других задач — оказание помощи пострадавшим в бомбежках, обеспечение жильем бездомных, отправление детей из городов в рекреационные лагеря, забота о беженцах из среды фольксдойч, распределение карточек, забота о раненых; пропагандистская работа также была в ведении партии{367}. Все это способствовало тому, что ведомство Бормана стало забирать себе исполнительные функции, и следовательно становилось все более вездесущим и влиятельным. Одним Борман искусственно перекрывал доступ к Гитлеру, другим — обеспечивал благоприятные условия. Борман обладал безошибочным инстинктом власти и, видя как во время войны СС стали расширять свою сферу влияния, стал делать то же самое для утверждения влияния и веса партии; он преуспел в этом даже больше, чем Гиммлер и СС. Во всяком случае, к концу войны Борман был более влиятельным чиновником, чем Гиммлер, а партия стала еще более значительным институтом власти. В марте 1945 г. один из подчиненных Бормана писал, что «в 1929 г. ПО была самым мощным инструментом руководства партией, а сейчас эта роль принадлежит партийной канцелярии в лице Бормана»{368}.
Борман смог оттеснить от принятия важных политических решений всех своих соперников: и руководство рейхсканцелярии (во главе с Ляммерсом), и «канцелярию фюрера» (Булер), и военную канцелярию (во главе с генералом Йодлем). Шпеер писал, что даже в нацистской верхушке Борман выделялся своей жестокостью и полной эмоциональной глухотой. Будучи от природы угодлив, он обращался со своими подчиненными так, словно это были быки или коровы. Впрочем, победа одного из соперников не означала в условиях нацистской борьбы компетенций его исчезновение. Так, у Филиппа Булера в «канцелярии фюрера» продолжало работать 137 сотрудников, которым Гитлер поручил совершенно не партийную «работу»: в этой канцелярии был создан «центр эвтаназии», который нес ответственность за убийство душевнобольных и калек{369}.
С другой стороны, роль Бормана не следует переоценивать: он никогда не был самостоятельной политической фигурой, хотя некоторые авторы (например, американский историк Луис Шмир) придают ему и его деятельности излишне большое значение{370}. Логически вполне допустимо, что расширить свое влияние до такой большой степени Борман смог именно из-за отсутствия ясных политических амбиций. Кроме того, самой существенной чертой партийного аппарата было то, что ни одно партийное ведомство — от «внешнеполитического ведомства НСДАП» под руководством Розенберга до «службы Риббентропа» (также занятого внешнеполитической сферой) или «иностранной организации НСДАП» — не имело четко очерченных границ собственных компетенций. В процессе борьбы за компетенции между традиционными государственными институтами и партийными организациями первые не были распущены, они и дальше работали как обычно, но вхолостую, так как значительная часть государственных функций и задач была «приватизирована» партийными или специальными инстанциями, учрежденными лично Гитлером. Дублировав почти все государственные службы и функции, партия сумела не слиться с государственной бюрократией: только 4 крупных партийных деятеля — Геринг, Геббельс, Фрик и Дарре — встали во главе государственных ведомств; в 1937 г. только 5 из 12 министров были членами НСДАП, а 7 министров были беспартийными{371}, что немыслимо в сталинской системе власти.
В итоге следует констатировать, что главную специфическую черту НСДАП составляла лояльность отдельных партийных руководителей лично Гитлеру; что ни в один из моментов партия своего развития не имела монопольного положения, напротив, именно в партии в наибольшей степени проступали идеологические и социальные противоречия отдельных ее групп; также значительную роль играли региональные и конфессиональные различия. Эти противоречия часто угрожали самому существованию партии, но каждый раз они благополучно преодолевались не при помощи собственно партийной организации и ее пресловутой необыкновенной эффективности и динамики, а за счет культа вождя. Такой способ решения проблем был приемлем для большинства немцев, которые таким образом получали возможность избежать личной ответственности и необходимости лично принимать решения. А партийные боссы имели почти полную свободу в разрешении внутренних конфликтов. Эта тактика соответствовала социал-дарвинистскому подходу Гитлера к вопросам управления. Гитлер вмешивался лишь тогда, когда чувствовал, что его положение как арбитра и суверена находится под угрозой. Вот запись из дневника Геббельса от 2 марта 1943 г.: «Во внутренней политике, точно так же, как и во внешней политике, каждый действует по собственному усмотрению по той причине, что никакого авторитета власти совершенно не заметно. Более всего это относится к партии, которая идет собственным путем и ни на кого не обращает внимания»{372}. Дезорганизация и отсутствие системы — вот методы, при помощи которых Гитлер регулировал режимы давления и торможения в процессе борьбы партии против государства,{373} собственно, это была разновидность политики divide-etimpera.
Немецкий юрист и политолог Карл Шмитт писал, что в нацистские времена государство было менее значительным органом, чем партия, но во время войны на первый план вышла необходимость решения организационных проблем, а к этому были более приспособлены прежние государственные инстанции. Это касалось всех сфер жизни — обеспечения продуктами питания и их распределения по карточкам, распределения дефицитных промтоваров, организации коммунальных служб, учебного процесса в школах, организации фискальной политики и пр. К тому же отдельные немецкие земли обладали мощной традицией местной исполнительной власти — этой традиции совершенно не было у партии, которая, несмотря на всю ее динамику, зачастую вынуждена была импровизировать. В этой связи следует указать, что внутренним противоречием гитлеровской организации власти было то, что все ценное, что несла в себе традиционная немецкая административная система и что спасало государство от развала и деградации — все это работало на нацистский режим, а не на сохранение старой государственной системы{374}. Партия в этой ситуации не ухудшала положение, но и не улучшала его.