На прорыв идет Б-130
На прорыв идет Б-130
Первой наткнулась на цепь противолодочных сил США Б-130. Случилось это 23 октября южнее Бермудских островов. В ту пору о печально знаменитом треугольнике еще не было столь широко известно, как сегодня, но советским подводникам в тех проклятых Богом водах пришлось нелегко. Может, и вправду попавший в Бермуды обречен если не на таинственное исчезновение, то уж во всяком случае на нелегкие испытания.
Наши подводники еще не знали, что едва их субмарины достигли зоны действия тогда еще совершенно новой американской системы СОСУС, каждый их шаг, каждое изменение курса становятся тотчас известны американцам. Под толщей воды по океанскому дну на многие сотни миль были раскинуты паучьи сети чутких электромагнитных кабелей, и едва подводная лодка пересекала хотя бы один из них, на береговые станции немедленно шел соответствующий сигнал. Еще один кабель — еще сигнал. После этого в район нахождения нарушителя спокойствия высылались самолеты и корабли. Фактически по теории это была даже не охота за загнанными под воду подлодками, а избиение загнанного в угол противника — так по крайней мере казалось поначалу американцам. На деле, однако, все оказалось иначе, и советские моряки в очередной раз показали всему миру, что им лучше всего удаются задачи невыполнимые!
В этом районе патрулировала поисково-ударная группа «Браво» в составе эсминцев 24-й эскадры («Блэдли», «Кепплер», «Чарльз С. Сперри») и авианосца «Эссекс». Линия дозора, как это обычно у американцев, носила вычурное наименование «Грецкий орех».
Первое время за Б-130 гонялось лишь несколько самолетов ПЛО «Нептун». Успеха, впрочем, они не имели. Советская лодка удачно от них уклонялась, продолжая свой путь к Кубе. Но СОСУС есть СОСУС, и американцы, несмотря на все ухищрения командира подлодки, буквально висели на хвосте. Вскоре в район нахождения Б-130 стали подтягиваться и противолодочные корабли во главе с главным «загонщиком» — авианосцем «Эссекс». Самолеты и вертолеты ПЛО буквально засыпали море сотнями сигнальных буев. И все же Б-130 по-прежнему оставляла противника ни с чем. Однако с каждым часом уклоняться становилось все трудней. Разряженная аккумуляторная батарея не давала подводной лодке развить ход более пяти узлов, и как бы виртуозно она ни маневрировала, через два-три часа преследователи вновь оказывались рядом.
Вспоминает бывший командир Б-130 капитан 1-го ранга в отставке Шумков: «Было очень тяжело. К тому же морально мы были очень напряжены. Буквально за сутки до нашей схватки с „Эссексом“ внезапно затих эфир. Мы почувствовали, что „дело пахнет керосином“. От ГК ВМФ получили радиограмму: „Усилить бдительность. Оружие иметь в готовности к использованию“. Перешли на непрерывный сеанс радиосвязи. И вот тогда на нас обрушились американцы…»
Но прежде чем это произошло, на Б-130 случилась беда. Терпение людей бывает беспредельным, металл же имеет свой предел! Наступил такой предел и для вконец изношенных дизелей Б-130. В одну из вахт к Шумкову в центральный пост буквально ворвался командир электромеханической боевой части капитан-лейтенант Виктор Паршин:
— Все три дизеля не в строю! Идти можем теперь только на электромоторах!
Шумков побледнел, прекрасно сознавая, что значит прорываться сквозь весь американский флот с поломанными дизелями.
— Виктор Ильич, есть ли у нас надежда ввести в строй хоть один? — помолчав, спросил он командира БЧ-5.
— Трудно, — вздохнул Паршин. — На двух треснули главные распределители шестерен, на третьем же самая заурядная усталость металла. Тропики и большие нагрузки сделали свое дело, но будем стараться сделать все возможное!
История с одновременным выходом из строя дизелей на Б-130 вообще может служить сюжетом для отдельного, почти детективного повествования. Вспоминает бывший командир БЧ-5 Б-130 Виктор Ильич Паршин, капитан 1-го ранга в запасе: «К почти одновременной поломке зубьев шестерен приводов передних фронтов левого и среднего дизелей привела длительная работа дизелей при штормах с оголенными винтами. (Вот когда аукнулся скоростной график движения лодок на маршруте перехода! — В.Ш.) Для устранения этих неисправностей необходимо было иметь новые шестерни, которые в состав бортового ЗИПа, естественно, не входили; кроме того, как оказалось позже, этих шестерен не было даже на складах Северного флота. Новые шестерни лодка получила с завода лишь через полгода после возвращения в базу. К слову, все шестерни, поставляемые на лодки, оказались с браком. Когда их проверили светоскопией, то обнаружили массу микротрещин на зубьях. Так что можно сказать, что свою негативную лепту в исход нашего похода внес и Коломенский тепловозостроительный завод, гнавший этот брак массовым порядком».
Нам не дано уже узнать, стало ли известно рабочим коломенского завода, что их халатность едва не стоила жизни десяткам моряков-подводников, чьи судьбы оказались на совести неизвестного халтурщика. Воистину: не было гвоздя — подкова отпала.
В ночь на 25 октября во время нахождения подводной лодки в надводном положении на зарядке аккумуляторных батарей вахтенный акустик доложил Шумкову, что прослушивает приближающиеся шумы винтов сразу с четырех направлений. Время от времени шумы внезапно прекращались, а затем возобновлялись вновь. Работа гидролокаторов, однако, не прослушивалась.
— Кажется, нас окружают, — пришел к невеселому выводу командир лодки. — Стараются не вспугнуть, наводясь лишь приборами ночного видения и шумопеленгаторами.
Внезапный крик снизу из центрального заставил находящихся на мостике невольно вздрогнуть.
— Корабли дали полный ход! Идут на нас!
— Срочное погружение! Все вниз! — скомандовал Шумков.
Спустя какие-то минуты Б-130 уже камнем проваливалась в глубину. Стрелка глубиномера дрожала на отметке 20 метров, когда над головами подводников раздался яростный рев винтов. И начались взрывы. Один… Второй… Третий. Это американцы забрасывали лодку глубинными гранатами, веля ей всплыть на поверхность. Одна из сброшенных гранат попала прямо в корпус. При ее взрыве люди невольно сжались. Казалось, что начали рваться уже глубинные бомбы. Но ведь бомбы — это уже война!
Беда, как говорится, одна не приходит. По закону подлости именно в момент погружения на Б-130 внезапно заклинило носовые горизонтальные рули. Ситуация сразу же стала критической. Всплывать нельзя, ведь никто не мог сказать: началась война или нет. На глубине, под бомбежкой и с заклиненными рулями тоже много не навоюешь. Неведомо каким чудом, но командиру все же удалось удержать лодку на необходимой глубине. Не успел Шумков стереть обильный пот с лица, как последовал доклад из шестого отсека:
— В отсек поступает вода!
— Шестой! Шестой! — рвал трубку «Каштана» командир. — Доложите обстановку!
Шестой молчал… Зато с надрывом ревели над головой винты американских эсминцев да рвались у борта глубинные гранаты. Наверное, именно в такие минуты и седеют боевые командиры. Взгляд Шумкова упал на глубиномер. Стрелка показывала без малого 160 метров. Бывшие в центральном посту подводники видели, как нервно ходят скулы на обросшем щетиной, изможденном лице командира. Все смотрели на него. Именно командир должен был решить, что делать дальше. Оставаться на глубине? Но тревожно молчит шестой: кто знает, что сейчас происходит там? Всплывать тоже нельзя — ведь это значит подставить лодку под кованые форштевни эсминцев. И вдруг долгожданное:
— Центральный! Докладывает шестой! Течь ликвидирована!
По центральному посту пронесся общий вздох облегчения: «Обошлось!» Шумков взглянул на корабельные часы. С начала доклада о поступлении воды прошло всего лишь две минуты, но какими долгими и страшными показались они ему!
А в борт субмарины уже вовсю били импульсы американских гидролокаторов. Б-130 плотно держали в кольце сразу четыре эскадренных миноносца. Маневрируя по глубине и курсу, Шумков все же не прекращал отчаянных попыток вырваться из неприятельских «когтей». Но все его усилия были напрасны. Американцы надежно держали загнанную лодку в поле своего зрения. Периодически эсминцы внезапно начинали смещаться по кругу, меняясь местами по часовой стрелке. Один из них, державшийся по корме, работал в активном режиме, то есть посылал импульсы. Остальные лишь внимательно прослушивали советскую подводную лодку, следя за изменением режима ее движения. Периодически с эсминцев спускали буксируемые акустические станции.
Многим позднее участник событий американский военно-морской историк Питер Хухтхаузен в своей книге «Октябрьская ярость» напишет, что командир преследовавшего Б-130 эсминца «Блэнди» Эд Келли очень боялся ответного удара. На мостике он говорил Хухтхаузену:
— Если этот ублюдок запустит хоть одну штуку, мы заставим его выскочить из воды!
Из воспоминаний флагманского специалиста радиотехнической службы бригады контр-адмирала в отставке В. Сенина: «Гидроакустическую вахту на шумопеленгаторной станции МГ-10 и гидроакустической станции МГ-13 по полчаса мы несли впятером (три штатных гидроакустика, начальник РТС ПЛ капитан-лейтенант Чепрасов и я, флагманский РТС бригады). Чтобы у нас не было теплового удара, нам на получасовую вахту выдавали поллитра воды, по температуре и вкусу похожую на мочу. Несмотря на это, гидроакустическая вахта неслась непрерывно, положение преследующих нас эсминцев непрерывно фиксировалось в вахтенный гидроакустический журнал, хотя он и был обильно залит нашим потом…»
Из книги Питера Хухтхаузена «Октябрьская ярость»: «Я стоял на мостике „Блэнди“ и держал микрофон так, как обращаются с заряженным оружием. Обстановка взывает к немедленным действиям, подбадривал я себя, и мне, конечно, следует вмешаться.
Новый голос прогрохотал в радиосети. — Говорит сам „Топ Хэнд“. С кем я разговариваю? Прием. — Голос был низким и властным. Я открыл было рот для ответа, но тут неожиданно рядом со мной оказался коммандер Келли, только что ворвавшийся в рубку. Он посмотрел на меня и, почувствовав, очевидно, мою нерешительность, по-особенному улыбнулся.
— Я займусь этим, — мягко произнес он и, к моему облегчению, взял микрофон и продолжил разговор: „Говорит сам „Эксклэмейшн“. Продолжайте, „Топ Хэнд““.
Я едва дышал. На моих глазах происходящее в рубке превращалось в почти хаос. Старший офицер штаба что-то обсуждал с коммодором; на высоких тонах вел разговор Келли, давая Главкому Атлантического флота свою оценку обстановки. И вдруг я услышал вызов в моих головных телефонах: „Мостик, докладывает гидролокатор. У нас гидролокационный контакт, пеленг три четыре пять. Как поняли, мостик?“ Для меня все остановилось, но в крови пульсировало возбуждение. Мы постарались, выполняя то, что мы могли сделать лучше любого другого эсминца на флоте, и прихватили этого парня! Неожиданно я осознал, что от меня ждут ответа.
— Понял вас, гидролокатор, — и я завопил во всю силу легких: — Гидролокационный контакт, пеленг три четыре пять, классифицируется предположительно как подводная лодка! — Все глаза на мостике повернулись в мою сторону, после чего у меня возникло такое ощущение, что я голый стою в одиночестве на мостике.
Коммандер вдруг опять оказался рядом со мной, он сгреб рукой мое плечо и уставился на приковывающий внимание указатель выбора противолодочного оружия. Мне стало полегче.
— Скажите гидролокатору, что мне нужна оценка, немедленно! — гаркнул Келли.
Весь мир неожиданно сфокусировался на авианосце „Эссекс“ и нашей поисково-ударной группе. Согласно боевому приказу, мы должны были дать подлодке сигнал всплыть и идентифицировать себя.
Атмосфера на мостике стала еще напряженнее. Коммодор Моррисон разговаривал в однополосной радиосети высшего командования со штабом Атлантического флота, имевшим позывной „Топ Хэнд“. Я слышал, как Моррисон нервно выговаривал с мостика:
— „Топ Хэнд“, „Топ Хэнд“, я „Абигейл Зулу“… „Эксклэмейшн“ поддерживает гидролокационный контакт с предположительно советской подводной лодкой, предположительно, класса „Фокстрот“.
Наш доклад уже был направлен ранее „Аделфи“, т. е. командующему ударной группой, но в связи с важностью и в силу других причин, командный центр Атлантического флота напрямик связался с „Блэнди“, и теперь коммодор Моррисон разговаривал напрямую, не кодируя переговоры, с корреспондентом, чей голос, полагали мы, принадлежал самому адмиралу Денисону, Главкому Атлантического флота. Пройдя до этого не один инструктаж по безопасности связи, я был поражен тем, что в сети высшего командования используется открытый радиообмен, и любой, у кого имеется настроенный на эту частоту радиоприемник, может прослушивать переговоры.
— Вахтенный офицер, — произнес Келли необыкновенно приглушенным голосом, — пусть сюда поднимется Гэри Ладжер и сменит вас. Бассет, вы установили контакт с лодкой и поработали с ней, теперь ступайте вниз, выпейте чашку кофе и быстро сделайте „пи-пи“, а потом возвращайтесь. Жду вас через десять минут. — Он говорил абсолютно серьезно, полностью контролируя ситуацию.
Я никогда не забуду звон колокола и шум боевых расчетов, занимающих посты… На тренировках мы отработали это наизусть. Когда шум бегущих ног разорвал тишину ранней утренней вахты, я все еще стоял на мостике с головными телефонами. Мои обязанности заключались в обеспечении непрерывной связи между гидролокатором и мостиком, центром боевой информации и главной батарейной площадкой, на которой находился офицер по оружию, могущий управлять оттуда огнем всех видов оружия — как противолодочного („Хеджехог“, торпеды, глубинные бомбы), так и артиллерийского (главный калибр — пятидюймовые орудия, и вспомогательный калибр — трехдюймовые).
Минеры зарядили пусковые установки противолодочных реактивных снарядов „Хеджехог“ боевыми частями с взведенным взрывателем; боевые торпеды заменили учебные торпеды „Марк-32“ — на торпедных аппаратах в средней части эсминца. Мы все на постах надели снаряжение по боевому расписанию. Посмотрев вниз с открытого мостика, я увидел пусковые установки „Хеджехог“ на торпедной палубе ниже мостика и смог разглядеть реактивные снаряды защитного цвета с желтой надписью „боевая взрывчатка“ и тупоносые, с насечкой, поблескивающие в смазке взрыватели. Именно тогда большинство из нас впервые краем глаза увидели настоящий снаряд „Хеджехог“, а не нарисованный на учебном плакате тренажера противолодочной войны в Ньюпорте».
В этот момент Шумков решился на отчаянный шаг. Неожиданно для американцев Б-130 описала полную циркуляцию и взяла курс прямо к побережью США. Не ожидавшие такой прыти от, казалось бы, загнанной субмарины, эсминцы сразу же отстали и потеряли лодку из поля зрения.
— Эх! Сейчас бы нам полный ход! — махнул в бессилии рукой Шумков. — А куда сейчас с разряженной батареей. Ползем, что краб по дну!
Вспомним, что перед выходом в море командир с механиком ставили вопрос о замене своей старой аккумуляторной батареи, прекрасно понимая, что на ней много не наплаваешь. От них тогда лишь отмахнулись. И вот теперь «былое недосмотрение» выходило подводникам боком. Вспоминает командир БЧ-5 капитан 1-го ранга в запасе В. Паршин: «При всплытиях и попытках подзарядки аккумуляторной батареи в ночное время из-за высокой температуры забортной воды и воздуха температура электролита батареи очень быстро достигала предельных норм, при которых зарядку необходимо прерывать или проводить меньшим током более длительное время, которого нам и так не хватало из-за большой насыщенности американских ПЛО. Емкость заряженной батареи же очень быстро снижалась из-за ее большого срока службы, а это в свою очередь сильно ограничивало возможности нашего маневрирования и скрытности».
Из книги Питера Хухтхаузена «Октябрьскя ярость»: «Утро, среда, 31 октября 1962 года. 480 миль юго-восточнее Бермудских островов. Проделав часть пути в компании с „Блэнди“, капитан 2-го ранга Шумков почувствовал себя уверенно, зная, что кто бы ни был командиром эсминца, он во всех ситуациях действовал корректно, был внимателен в соблюдении мер безопасности и настырен в преследовании. Теперь лодка находилась на поверхности и, из-за поломок, обладала ограниченными возможностями только одного дизеля, дававшего пониженный уровень мощности на выходе; лодка шла на скорости всего полтора узла, что было явно недостаточно для того, чтобы оторваться от американских сил.
„Блэнди“ имел возможность быстро получить авиационную поддержку. Несколько раз, при увеличении волны, эсминец увеличивал дистанцию до двух тысяч метров, оставаясь слева и сзади от кормы „Б-130“. Шумков был уверен, что это делалось для того, чтобы эсминец мог держать их в зоне хорошей радиовидимости своего радиолокатора при плохой визуальной видимости при шквалистом ветре. Американцы теперь наверняка были в курсе того, что на лодке имеется какая-то механическая проблема, но Шумков был уверен, что всей серьезности их положения они не понимали. Шумков постарался не передавать никаких сообщений, которые могли бы быть использованы для выяснения подробностей поломки дизелей. Связист Шумкова уже сорок два раза передавал на коротких волнах кодированный доклад об обстановке, и только потом получил подтверждение в приеме телеграммы из Москвы.
Сначала это было всего лишь квитанция в приеме телеграммы без каких-либо указаний. Потом, через сорок восемь часов, в течение которых лодка шла куром на северо-восток со скоростью полтора узла, „Б-130“ получила приказание осуществить рандеву со спасательным буксиром СС-20 „Памир“. Они позже узнали, что ГШ ВМФ продолжал включать приказания для „Б-130“ во все боевые телеграммы для остальных лодок бригады, тем самым держа лодки в неведении относительно истинного местоположения и действительного состояния лодки Шумкова. Дубивко, командир „Б-36“ и приятель Шумкова, на самом деле считал тогда, что „Б-130“ действует совсем рядом с назначенным его лодке районом патрулирования. Это могло кончиться совсем плохо для Дубивко, потому что, когда лодка Дубивко имела пассивный гидролокационный контакт, то они сочли этот контакт лодкой Шумкова. Гораздо позднее Шумков узнал, что еще немного — и это бы дорого обошлось Дубивко, когда его лодку под РДП первый раз обнаружил ЭМ ВМС США „Чарльз П. Сесил“.
Шумков никогда не понимал до конца, по каким причинам (помимо, наверное, соображений безопасности), Москва держит в неведении остальные лодки. Естественно, в бригаде знали, где они находились, и единственным объяснением включения их в приказы бригады было стремление заставить американцев поверить, что в районе действует больше подводных лодок, чем их было на самом деле. В течение суток, последовавших за всплытием „Б-130“, „Блэнди“ был ее единственным спутником, не считая эпизодических прилетов базовых патрульных самолетов дальнего действия. Этими самолетами были, как правило, „P2V“ с базы авиации ВМС в Джексонвилле, штат Флорида.
Утром следующего дня состав компании, сопровождающей советскую подводную лодку, увеличился.
— Командир, шумопеленгаторы дают контакт на пеленге один восемь ноль, — пропел оператор гидролокатора.
Шумков в это время находился на штурманском мостике; он разрешил экипажу отправлять наверх, в рубку, одновременно трех человек, чтобы они глотнули свежего воздуха, и, если повезет и налетит шквалистый ветер с дождем, постояли под теплыми струйками.
— Понял. Доложите данные по допплеровской станции.
Через несколько секунд последовал ответ:
— Доплеровская станция включена. Контакт имеет два винта и приближается на скорости двадцать узлов.
Шумков терпеливо ждал; наконец через несколько минут пришел доклад и от вахты радиоперехвата.
— Командир, контакт вызывает „Блэнди“ в тактической противолодочной радиосети. Контакт идентифицируется как эсминец „Кепплер“, он также входит в состав 24-й эскадры эсминцев ВМС США».
Давая всего лишь каких-то три узла, Б-130 медленно, но упорно уходила от преследователей. Тем временем взбешенные упорством советской субмарины американцы приступили к классической схеме поиска. Действовали, как на полигоне! Встав строем фронта, эсминцы начали как гребенкой тщательно прочесывать милю за милей. С «Эссекса» была поднята вся авиация, которая также бросилась искать ускользнувшую лодку. Масштабная облава продолжалась более четырех часов. Наконец акустик подводной лодки доложил командиру:
— Слышу работу гидролокатора!
— Выследили, поганцы! — поморщился Шумков. — Будем маневрировать!
Мечась в глубине, Б-130 упрямо пыталась оторваться от преследования, словно раненая рыба — от стаи настигающих ее хищников. Но к этому времени более полутора узлов лодка дать уже не могла. Скоро субмарина снова была взята в плотное кольцо. Теперь заряда батареи на Б-130 хватало только на то, чтобы как-то поддерживать глубину и курс. В целях экономии электроэнергии Шумков приказал отключить все вспомогательные приборы и механизмы, свет и даже камбуз. Последние трое суток люди на лодке существовали почти в сплошной темноте, питаясь лишь баночным компотом. В спертой духоте отсеков, в жаре, загазованности, повышенном давлении и большой влажности находиться было практически уже невозможно. Экипаж держался исключительно на энтузиазме и мужестве.
И вот наконец доклад командира электромеханической боевой части, которого Шумков давно уже ждал с дрожью в сердце и, честно говоря, боялся.
— Аккумуляторные батареи разряжены полностью. Надо всплывать.
Разумеется, в такой ситуации всплывать просто необходимо, иначе лодка навсегда может остаться в черном безмолвии глубины. Но что будет с лодкой и людьми дальше? Американцы пока не бомбят, и есть надежда, что войны пока нет. Но все равно, кто знает, что у них на уме и какие указания они получат от своего начальства, когда увидят всплывшую беспомощную лодку? И наконец, что будет с подлодкой дальше, даже если американцы не предпримут попыток к ее уничтожению? Ведь дизели не в строю, зарядить без них батареи не представляется возможным. Ветром лодку начнет неумолимо сносить к побережью США. А на борту нет даже парусов!
Было около девятнадцати часов по московскому времени 26 октября, когда над водами Западной Атлантики в пузырях пены показалась рубка Б-130. Едва всплыв, лодка была тотчас же окружена американскими эсминцами. Впереди и чуть справа в полутора милях держался флагман поисковой группы эскадренный миноносец «Кеплер». В кильватер — ему еще один эсминец. Третий держался от лодки справа по корме, и, наконец, четвертый эсминец с опущенной буксируемой гидроакустической станцией нагло подошел буквально к борту подводной лодки.
— Специалиста СПС ко мне! — скомандовал Шумков, едва поднявшись наверх, и оценил обстановку. — Записывай! Вынужден всплыть. Широта… Долгота… Окружен четырьмя эсминцами США. Имею неисправные дизели и полностью разряженную аккумуляторную батарею. Пытаюсь отремонтировать один из дизелей. Жду указаний.
Радио в Москву с борта лодки непрерывно передавали в течение шести часов. Все это время беспомощная субмарина качалась на волнах в окружении стаи эсминцев. Радиограмму передавали семнадцать раз. Наконец пришел ответ. Главный штаб ВМФ давал указания по организации борьбы за живучесть, передал, что к Б-130 уже спешит посланное ей на выручку спасательное судно СС-20.
А тут и механик доложил, что мотористы ввели в строй средний дизель. Сразу стало легче. Немедленно полностью продули балласт. Дали трехузловый ход и начали заряжать аккумуляторные батареи. На американцев старались не обращать внимание — пропадите вы пропадом! Теперь курс лодки был на норд-ост, домой!
В районе Азорских островов Б-130, следовавшая с неизменным эскортом американских эсминцев, встретилась со спасателем СС-20. Погода была штормовая. Начали заводку буксира. Первая попытка не удалась. Толстый стальной конец лопнул под напором ветра, как нитка. Не удалась и вторая попытка завести капроновый трос, который также лопнул, просвистев над головами носовой швартовой команды подводной лодки. После долгих мучений буксир все же завели, сделав его комбинированным из остатков стального и капронового тросов. Так, на буксире спасательного судна, зарываясь по самую рубку в штормовую волну, Б-130 двинулась домой в Кольский залив.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.