ДЕЗЕРТИРСТВО

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ДЕЗЕРТИРСТВО

Если мы выше говорили о том, что в наших руководящих верхах отсутствовало стремление уловить происходящие в течение войны социальные процессы при помощи статистических методов, то это вовсе не означает того, что у нас отсутствовала бы отчетность. Напротив того, мы уверены, что ни в одной армии и ни в одном государстве низшие исполнительные органы не были так завалены составлением всякого рода отчетов, таблиц, анкет и т.п. Но дело в том, что вся эта огромная работа не представляла собою научно продуманного систематического целого. Эта работа создавалась совершенно случайно. Какому-нибудь из маленьких служащих в высшем управлении понадобилась справка; заручившись подписью своего начальника, он шлет предписание в подчиненные инстанции о предоставлении на будущее время этих сведений. Если этот служащий был ретивым, то он все усложнял и увеличивал свои требования, и в результате создавались таблицы, по размерам напоминавшие простыни. Чем иерархически ниже была инстанция, тем больше требовалось от нее отчетности. Эти требования по мере прохождения с верхов управления вниз напоминали собой снежный ком, катящийся с вершины горы и превращающийся при приближении к долине в лавину. Эта бюрократически создававшаяся отчетность имела очень мало общего со статистикой. Во-первых, не было никакого единства в требованиях, поэтому научная обработка их была более чем затруднительна; во-вторых, случайное возникновение ее различных частей приводило к ненужному повторению одних и тех же требований в донесениях в разные инстанции; в-третьих, отсутствие какой-либо руководящей идеи было настолько очевидно, а с другой стороны, требования были столь многочисленны, что низшие инстанции, заваленные громадной повседневной исполнительной работой, относились к статистической отчетности более чем формально и даваемых сведений не проверяли; в-четвертых, сами требования обнаруживали сами по себе такое отсутствие понимания реальной обстановки, что вызывали в низших инстанциях насмешливое отношение и иногда — сообщение вымышленных данных.

Поясним только что сказанное следующим примером из личного опыта. Штаб Юго-западного фронта во время Главного командования этим фронтом генералом Брусиловым приказал, чтобы части войск к вечеру каждого дня доносили точное число понесенных за этот день потерь. Для полка, находившегося в бою, это было явно невозможно. А между тем в течение долгих месяцев каждый вечер шел поток чисто фиктивных донесений, из которых составлялись сводки в каждом из штабов. Но самое интересное — это то, что, когда автору пришлось перед поездкой на Междусоюзническую конференцию в 1917 г. запросить Штаб Юго-западного фронта о потерях армий этого фронта в 1916 и 1917 гг. с точностью до сотни тысяч, этот штаб донес в Ставку, что требуемых сведений не имеется. Громадная каждодневная работа частей войск и низших штабов, рожденная бюрократически, потонула в бюрократическом же болоте высшего штаба.

В этом потоке отчетности и в то же время ничегонезнания высших штабов проявилось то, что мы неоднократно указывали: подход к организации работы общегосударственного масштаба с кустарными приемами. В такой работе только наука может дать правильные методы — в рассматриваемом же нами случае требовались научно поставленные статистические методы.

Нам пришлось сделать это вступление, прежде чем приступить к освещению вопроса о дезертирах. Без этого введения осталась бы совершенно непонятной та неизвестность, в которой блуждало наше правительство в таком, казалось бы, имеющем краеугольное и жгучее значение вопросе.

В приведенном выше обмене мнений министров на секретном заседании Совета министров 4/17 августа 1915 г. по поводу вопроса о привлечении в ряды действующих войск ратников ополчения II разряда мы могли прочесть заявление министра внутренних дел князя Щербатова о том, что «полиция не в силах справиться с массой уклоняющихся. Люди прячутся по лесам и в несжатом хлебе». Казалось бы, что министр внутренних дел больше, чем кто-либо другой, квалифицирован для того, чтобы иметь правильное представление в затронутом здесь вопросе о дезертирах. В унисон с министром внутренних дел говорят и остальные министры: обер-прокурор Святейшего синода А.Д. Самарин заявляет: «В тылу блуждает масса серых шинелей…» Министр земледелия А.В. Кривошеий: «…Обилие разгуливающих земляков по городам, селам, железным дорогам и вообще по всему лицу земли Русской поражает мой обывательский глаз».

В цитированной нами Докладной записке, поданной в ноябре месяце Государю 28 членами Государственной думы и Государственного совета, входившими в состав Особого совещания по обороне, указывается, что из общего итога нашего людского запаса нужно вычесть «два миллиона людей, состоявших из оставшихся в занятых неприятелем областях, эмигрантов и незаконно уклонившихся от несения военной службы».

Член Государственной думы Б. Энгельгардт, бывший одним из самых деятельных участников этого Совещания, пишет в своей монографии{130}:

«До осени 1915 года деревня еще справлялась со своей работой, заменяя ушедших на войну мужчин трудом женщин и детей, а главное, потому, что на местах оставался еще неиспользованный запас военнообязанных ратников II разряда — около 41/2 миллиона. Пока деревня безропотно слала пополнение на фронт, но по все возраставшему дезертирству можно было догадываться, что среди крестьян зреет новое недовольство — недовольство войной. Я не считал и раньше, что некоторый патриотический подъем, который проявило население столицы в момент объявления войны, являлся показателем действительного отношения народных масс к войне. Наоборот, мои личные наблюдения приводили меня к заключению, что с самого начала войны русский мужик шел под знамена очень неохотно. Но в первые месяцы войны внутренний порядок в стране был еще настолько прочен, привычка населения к повиновению приказаниям свыше настолько сильна, что тогда массовых и хронических уклонений от исполнения своих воинских обязанностей не наблюдалось, если не считать сдач в плен, которые зависели, конечно, и от других причин. Возможно, что на действительно слишком частые случаи сдачи в плен влияла зловредная пропаганда, на которую жаловался генерал Янушкевич в своем письме к генералу Поливанову{131}. По его сведениям, новобранцев провожали наставлениями: не драться до крови, а скорее сдаваться, чтобы живым остаться».

Мы не будем останавливаться здесь на оценке заявления Б.А. Энгельгардта об отсутствии патриотического порыва в крестьянской массе в минувшую войну; рассмотрению этого вопроса посвящаются последние главы настоящего труда.

Но в книге «Россия в мировой войне 1914–1918 гг. (в цифрах)», напечатанной Отделом военной статистики советского Центрального статистического управления, помещена таблица{132}под заглавием: «Движение числа дезертиров с начала войны по 1 августа 1917 года (по данным Ставки)».

На основании вышеупомянутых данных о дезертирстве, напечатанных Отделом военной статистики советского Центрального статистического управления, можно составить следующую таблицу.

Дезертирство в Русской армии с начала войны по 1 августа 1917 г.

Общее число … Среднее в месяц

С начала войны до Февральской революции … 195 130 … 6346

После Февральской революции

До 15/28 мая 1917 года … 85 921 … 34 270

С 15/28 мая по 1/14 июня … 16 342 … 32 684

С 1/14 июня по 15/28 июня … 11213 … 22 426

С 15/28 июня по 1/14 июля … 19 294 … 38 588

С 1/14 июля по 15/28 июля … 23 432 … 46864

С 15/28 июля по 1/14 августа … 13 805 … 27 610

_____________

Всего … 365 137

Первое, что бросается в глаза при рассмотрении приведенной таблицы, это громадное повышение дезертирства с началом революции. До революции в среднем в месяц дезертировали 6300 человек; после революции — 30 900, т.е. в пять раз больше. Но вместе с тем эта таблица вовсе не подтверждает того колоссального дезертирства, о котором говорят министры и о котором пишет Б. Энгельгардт.

Генерал В.И. Гурко, исполнявший осенью 1916 года должность начальника Штаба Верховного главнокомандующего вместо заболевшего генерала М.В. Алексеева, отмечает в своих воспоминаниях{133}:

«Я должен упомянуть здесь, что в общественных и правительственных кругах упорно циркулируют слухи о том, что число дезертиров, прячущихся в деревнях, достигает громадной цифры — от одного до двух миллионов. Сопоставление числа призванных людей с наличным составом Действующей армии показывает, что это число, во всяком случае, преувеличено. Конечно, число солдат, приезжающих из армии и живущих в стране или едущих по железным дорогам, бывает временами громадным; с 1915 года от 2 до 5 процентов штатного состава солдат отпускается в отпуск. Бывает время, когда в отпуску до 500 000. Если прибавить к этому выздоровевших раненых, которым разрешается поехать к себе в деревню до нового вступления в ряды, и прибавить также большое количество командированных в тыл за снабжением, то получится колоссальное число людей, живущих в тылу и разъезжающих по железным дорогам. Неудивительно поэтому, что родилась и распространяется легенда о миллионах дезертиров».

Попытаемся сделать указываемый генералом В.И. Гурко подсчет к 31 декабря 1916 года:

Общее число призванных на военную службу достигает к тому моменту — 14 700 000

Это число призванных распределяется:

Убитые — 1 200 000

Не возвратившиеся раненые и больные — 1 710 000

Пленные — 2 150 000

Зарегистрированные дезертиры — 180 000

Налицо в Действующей армии — 6 900 000

В запасных войсках во внутренних военных округах — 2 200 000

В управлениях, учреждениях и частях, подчиненных военному министру — 350 000

________

14 690 000

На основании только что сделанного расчета мы можем вместе с генералом Гурко утверждать, что слухи о 2 000 000 дезертиров из армии, распространившиеся в конце 1916 г. в общественных и даже в правительственных кругах, являлись плодом пессимистического настроения, предшествовавшего революции. Этого пессимистического настроения не избежал и член Государственной думы Б.А. Энгельгардт, выдержку из монографии которого мы цитировали выше. Вместе со многими другими он придал неверную интерпретацию данным, сообщенным Военным министерством и помещенным в записке 28 членов Особого совещания. В этой записке упоминается о том, что из нашего людского запаса нужно вычесть 2 миллиона людей. Но эти два миллиона не представляли собой дезертиров из армии, а лиц, «сошедших с учета», ибо эти два миллиона составлялись из: военнообязанных, оставшихся в занятых неприятелем областях, из эмигрантов и из уклонившихся от призыва. При этом нужно иметь в виду, что самая цифра в два миллиона являлась весьма гадательной, так как основывалась не на точном учете, а на весьма неточных предположениях.

Сделаем теперь подсчет, аналогичный сделанному нами к другим двум моментам войны: к 31 декабря 1915 г. и к 1 ноября 1917г. Сведем полученные итоги вместе с данными на 31 декабря 1916 г. в нижеследующую таблицу:

Баланс прихода и расхода призванных на военную службу людей (в тысячах)

  К 31 дек. 1915 г. К 31 дек. 1916 г. К 1 ноября 1917 г. ПРИХОД: Призвано с начала войны 11600 14 700 15 500 РАСХОД: Убитые 700 1200 1300 Законно не возвратившиеся раненые и больные 1000 1710 2150 Пленные 1800 2150 2417 Зарегистрированные дезертиры 110 180 365 Уволено от военной службы солдат, достигших предельного возраста (постановление Временного правительства от 1 (14) апреля 1917 г.) — — 350 ИТОГО: 3616 5240 6582 НАЛИЦО: В Действующей армии (по строевому учету) 5650 6900 5900 В запасных войсках во внутренних военных округах 2000 2200 1100 В управлениях, учреждениях и частях, подчиненных воен. министру 300 350 400 ИТОГО: 7950 9450 7400 ОСТАТОК: 34 10 1518

Из только что приведенной таблицы мы видим, что «остатки» от сопоставления числа призванных на военную службу людей с расходом и наличностью их к 31 декабря 1915 г. и к 31 декабря

1916 г. настолько ничтожны, что можно этим расхождением в итогах пренебречь и признать, что установленное нами распределение верно с точностью до 50 000.

Не то мы видим к концу войны; к этому времени интересующий нас остаток достигает полутора миллионов. И эти полтора миллиона составляют численность незарегистрированных дезертиров. Если прибавить к этому числу еще 365 000 «зарегистрированных» дезертиров, мы получим, что к концу войны общий итог дезертиров доходит до 1 900 000. Но и эта колоссальная цифра все-таки не обнимает собою всего числа призванных на военную службу лиц, уклонившихся к концу войны от исполнения своего военного долга перед Родиной. По мере развития революции образовался путь к особому, прикрытому революционными лозунгами дезертирству. Это было избрание делегатами в различного вида солдатские комитеты и советы. Этот путь, начиная с июня 1917 г., превратился в широкую торную дорогу, по которой уходили с фронта десятки и тысячи солдат. Учесть, сколько дезертировало этим путем, не представляется никакой возможности. Для того чтобы дать хотя бы некоторое представление об этих количествах, мы приведем выдержку из воспоминаний генерала Нокса{134}, относящуюся только к одному из пяти русских фронтов, а именно — к Юго-западному фронту.

Вот численность членов различного рода выборных организаций (комитетов, советов и т.п.) Юго-западного фронта, т.е. количество бойцов, занятых болтовней:

  Солдат Офицеров Чиновников и врачей В армиях 63 690 7055 1162 в запасных частях 1769 228 19 в тыловых учреждениях 9568 911 546 Всего 75 027 8194 1727 Общий итог 84 948

Многочисленный гарнизон Петрограда, состоявший из запасных частей гвардии, под предлогом «защиты революции» выговаривает себе право не идти сражаться.

Мы будем близки к истине, если скажем, что к 1 ноября 1917 г. число явных и «скрытых» дезертиров должно исчисляться цифрой более чем в 2 миллиона.

Таким образом, к концу войны на каждые три чина Действующей армии приходилось не менее одного дезертира.

И это повальное дезертирство происходит после начала революции. По существу дела, это была стихийно начавшаяся демобилизация. Массы русского народа устали от войны и продолжать ее не хотели. Большевики это поняли и воспользовались, как козырем, которым они и побили карту Керенского.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.