Начало

Начало

Боль утрат, суд времени, старые раны… По обе стороны тогдашнего фронта живы свидетели тех давних событий. Одни встречают старость в почете и уважении, другие в безразличии и забвении. Кто хочет слышать, тот услышит их правду. Правду тех, кто 70 лет назад смотрел друг на друга в перекрестие прицела.

1937 год, Всемирная выставка в Париже. Грандиозный павильон Советского Союза, напротив – не менее величественные выставочные залы Германии. Символичное противостояние – с одной стороны немецкие орел и свастика, с другой – Рабочий и Колхозница. А между ними – пока еще свободная Европа. Но на этом празднике уже слышно дыхание близкой катастрофы, многие понимают: новой войны не избежать.

В то время Лотер Фольбрехт, в 1941-м – младший командир школы «Гитлерюгенд», вместе с родителями жил в Берлине и хорошо помнит, как бурно рукоплескали соотечественники легким победам немецкой армии. Вот его воспоминания о том времени: «До 1941 года у немецкой армии все шло хорошо, были завоеваны Польша, Франция, Норвегия, Балканы. Германская армия все время шла вперед, успешная операция была проведена в Африке. Немецкому народу постоянно сообщали об успехах вермахта. Восхвалялись его победы над англичанами».

Победный марш гитлеровской армии продолжается. Теперь экономический потенциал и ресурсы захваченных стран будут работать на Германию. Париж пал 14 июня 1940 года. Гитлер смотрит на еще не поверженную Европу. Впереди главная цель – достижение мирового господства тысячелетнего рейха.

А в это время в Москве на заводах и в школах, в газетах и по радио об успехах Германии говорят только с одобрением. Никаких резких слов в адрес Гитлера. СССР – надежный союзник. Берлин должен быть уверен в лояльности Москвы.

Анатолий Черняев, в 1941-м – студент исторического факультета МГУ, рассказывает об этом времени так: «Всех восторгали эти пикирующие бомбардировщики – тогда это в новинку было, как они бомбили англичан и французов, – и все эти танковые прорывы. Все это газеты наши постоянно публиковали и напичкивали нас этим».

Вот как преподносит официальную точку зрения Союзкиножурнал № 86 от 13 сентября 1939 г., производство Московской студии кинохроники: «Руководители коммунистической партии и государства, а также рядовые агитаторы разъясняют народу, что гитлеровская партия – все-таки рабочая партия».

Карл-Герман Клауберг, в 1941-м – лейтенант 16-й моторизованной дивизии вермахта, вспоминает: «НСДАП, нацистская партия, у нас по первым буквам расшифровывалась как «ты ищешь должность», а для членов партии сокращенно, тоже по буквам, – «должность найдена».

Ни сам Карл Клауберг, ни его родители в нацистской партии не состояли. Он выходец из богатой, почти аристократической семьи, в 1940 году закончил военное училище в звании лейтенанта. «Я, как и мои родители, никогда не имел дела c Гитлером и не состоял в партии. Шла Олимпиада, Гитлер говорил о великой Германии и о своем величии, и в это поверили не только немцы. Так вот, в 1936 году здесь, в Берлине, во время Олимпиады громче всех ему кричали «Хайль!» американские студенты», – рассказал он.

Риторика этих одержимых нацизмом людей тогда шокировала многих немцев. Многие были без ума влюблены в Гитлера.

Это хорошо помнит Георгий Арбатов, до войны живший с родителями в Германии: «Неистовствующие восторженные толпы… Я, честно говоря, не мог понять, чем восторгаться. Он на неподготовленного человека не мог произвести хорошего впечатления – истеричный и гримасничающий. Но на немцев воздействовал, на каких-то нотах сыграл и сумел стать не только популярным, но и обожествляемым человеком».

Еще в 1930-е появились первые школы организации юных гитлеровцев – «гитлерюгенда». Здесь должны были расти сильные, выносливые и преданные делу фюрера солдаты. Турпоходы и спортивные состязания постепенно переходили в военное учение, а солдатские френчи заменяли становившуюся тесной униформу «гитлерюгенда». Германии нужны солдаты, которые будут убивать каждого, кто встанет на пути великого рейха.

Гитлер пожимает руки воспитанникам «гитлерюгенда»

Одним из таких преданных фюреру юных фанатиков был Герд Шнайдер. Он из семьи потомственных военных, его отец – белая армейская кость, генерал и надежда фюрера. Еще мальчиком Герд стал активистом элитной школы Адольфа Гитлера. Как-то раз он был допущен на аудиенцию к фюреру. Ту встречу он помнит в мельчайших деталях: «Я восхищался Гитлером, однажды мне даже посчастливилось близко увидеть его. Это было в декабре 1939 года, шла война. Когда мы, малыши, увидели входящего в комнату фюрера, мы были потрясены и дружно приветствовали его: «Хайль, мой фюрер!» Эта фотография появилась во всех газетах, я очень гордился той встречей».

Рассказывает Георгий Арбатов, в 1941-м – курсант артиллерийского училища: «Коричневый цвет стал самым распространенным цветом в Германии, начались погромы еврейских лавочек, антисемитские и антикоммунистические лозунги и марши молодых людей в полувоенной или военной форме».

Об этом же вспоминает Лотер Фольбрехт: «Это были такие короткие коричневые штаны. Форма не была похожа на армейскую для взрослых, но многие хотели носить форму «гитлерюгенда». Это было почетно – светло-коричневые рубашки с карманами, эмблема на рукаве и черные шейные платки».

В Москве не могут не замечать побед Гитлера. В Кремль одна за одной идут секретные телеграммы о скором нападении на СССР. А Сталин не верит своим военачальникам. До войны уволено 40 ?000 офицеров, в Красной армии репрессии, многие обвинены в заговорах и предательстве, и многих к лету 1941-го уже не было в живых.

Страна продолжает верить Сталину и строить мирную жизнь. Великий вождь товарищ Сталин и закаленная в боях партия – им вести молодую советскую республику к очередным победам, в счастливые годы… Беззаботная юность, подъем и уверенность в своих силах.

Но скоро в старых альбомах появятся другие фотографии, и миллионы молодых людей и девушек сомкнут ряды в другом марше. А пока для немецких специалистов в Советском Союзе открыты химические комбинаты, оборонные заводы и военные училища.

В январе 1941 года в Москве работали 60 немецких летчиков, с ответными дружескими визитами в Берлин отправлялись наши офицеры.

Иван Фёдоров, в 1941-м – летчик-испытатель Горьковского авиазавода, попал в Германию накануне войны в составе военной делегации. Немцы и русские еще не противники и называют друг друга по именам. Советские летчики облетают многие германские аэродромы. За работой русских пристально следят высокие гитлеровские начальники: «Когда я сел, меня на руках вынесли. Сначала все выстроились, и они строевым шагом ко мне подходят и жмут руку. Геринг сорвал свой гобелен во всю стену, где его выткали красиво – он с женой на лошади на охоте держит за заднюю ногу и за хвост лису вниз головой, и 22 собаки веером. Так он подарил мне этот ковер».

За внешними проявлениями дружбы – трезвый расчет. Тем временем в Москву поступают донесения о нарушении советских границ. Ответ всегда один – не поддаваться на провокации, в воздушный бой не вступать! Немцы умело проводят в жизнь план масштабной дезинформации. У них нет интересов к восточной границе. Но факты говорят о другом.

Немало таких эпизодов помнит Николай Кюнг, в 1941-м – комиссар батареи 232-й стрелковой дивизии Западного фронта, участник обороны Бреста, впоследствии – узник Бухенвальда: «Нарушения участились, в день по несколько раз прилетали. Вот мы негодовали! И наши – три «ястребка»: сверху один, два сбоку, как барышню заворачивают и за границу провожают».

Советская делегация в Берлине не знает об этих провокациях. Перед самым отъездом – прощальный фуршет. Беззаботные улыбки, приятная атмосфера, тосты во здравие и за многолетнее плодотворное сотрудничество перемежаются дорогостоящими подарками. На этом же празднике летчик Фёдоров получает германский крест – правда, высокой наградой он распоряжается по-своему.

«На другой день на работу приходим, мои друзья награды надели, а у меня нет. Подходит ко мне Виктор Васильевич Смолин, из протокола посольства, посмотрел – а где же, говорит, твое? А я ногу поднимаю и показываю – на каблук я уже прибил немецкий крест», – рассказывает Иван Фёдоров.