§6. ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ ВАРИАНТЫ ЛОКАЛИЗАЦИИ КОНФЛИКТНЫХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ СРЕДИ ПОРТ-АРТУРСКИХ НАЧАЛЬНИКОВ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

§6.

ПОТЕНЦИАЛЬНЫЕ ВАРИАНТЫ ЛОКАЛИЗАЦИИ КОНФЛИКТНЫХ ВЗАИМООТНОШЕНИЙ СРЕДИ ПОРТ-АРТУРСКИХ НАЧАЛЬНИКОВ

Существовал следующий потенциальный вариант развития событий: генерал А.М. Стессель издавал приказ, которым бы отстранял К.Н. Смирнова от должности, но для этого нужны были явные причины, попадавшие под статью конкретного воинского устава. Поэтому А.М. Стессель избрал ситуацию формального должностного «статуса-кво» при условии своего собственного фактического верховенства. Смирнов обращался за поддержкой к начальникам порт-артурских сухопутных войсковых соединений. Уже 19 мая, то есть на следующий день после выяснения отношений с А.М. Стесселем, состоялся разговор генерал-лейтенанта К.Н. Смирнова с генералом Кондратенко, начальником 7-й Восточно-Сибирской стрелковой дивизии, и полковником В.А. Рейсом. Выбор генерала пал на этих офицеров, на наш взгляд, не случайно, так как Р.И. Кондратенко закончил также две академии: Инженерную и Генерального штаба, а полковник Рейс — академию Генерального штаба. И обращение к офицерам, имевшим отношение к Генеральному штабу, выступало проявлением некой корпоративности, располагавшей друг к другу. В качестве аргумента, свидетельствовавшего против А.М. Стесселя, К.Н. Смирновым называлось якобы совершенное незнакомство того с артиллерией и инженерным делом, что являлось краеугольным камнем в деле успешной обороны крепости{416}. Да и сам генерал А.М. Стессель не скрывал отсутствия у себя опыта командования так называемыми техническими родами войск: «Я, генерал Стессель, был до войны комендантом не крепости Порт-Артура, а города; артиллеристы, инженеры, интенданты были мне не подчинены. Я ведал лишь бригадою»{417}. К тому моменту состоялся и переход на личности: генерал К.Н. Смирнов также утверждал, что доверить даже стрелковую часть генералу A.M. Стесселю невозможно, так как неоднократные проявления трусости А.М. Стесселем привели бы к деморализации подчиненных нижних чинов{418}. В данном случае трудно согласиться с субъективной оценкой К.Н. Смирнова. Карьера А.М. Стесселя — это карьера строевика, добившегося генеральского чина не путем успешной сдачи экзаменов в академии Генерального штаба, а участием в боевых действиях в должности субалтерн-офицера. Участники обороны Порт-Артура приводят в воспоминаниях случаи, когда А.М. Стессель лично снимал солдат с неатакованных участков сухопутного фронта обороны крепости и сам водил их в бой{419}. И, как отмечали непосредственные очевидцы обороны, К.Н. Смирнову приходилось избегать личных сношений и переговоров с A.M. Стесселем и пользоваться помощью посредника, каковым в большинстве случаев являлся генерал-лейтенант Р.И. Кондратенко{420}. Видимо, Кондратенко устраивал обе конфликтующие стороны. А может, уже подстраиваясь под общественное мнение, работая над воспоминаниями в России, где имя Р.И. Кондратенко приобрело популярность, A.M. Стессель в воспоминаниях давал ему очень лестную характеристику: «Бог послал в крепость военного гения, человека, перед которым я преклонялся всегда и высоко ценил его»{421}. Более того, в своих мемуарах А.М. Стессель, говоря о Р.И. Кондратенко, пользовался словосочетаниями «мой друг» и пр.{422} Косвенно искренность дружбы А.М. Стесселя и генерала Р.И. Кондратенко подтверждает тот факт, что Р.И. Кондратенко получил в подчинение инженерные войска осажденной крепости благодаря А.М. Стесселю, хотя вообще по штату они должны были подчиняться полковнику А.А. Григоренко{423}.

Генерал К.Н. Смирнов вынужден был обратиться к главнокомандующему русскими сухопутными силами в Маньчжурии генерал-адъютанту А.Н. Куропаткину. Помощь генералу, окончившему академию Генерального штаба, оказывали представители Генерального штаба. Несколько раз офицеры Генерального штаба, рискуя жизнью, пробирались из осажденной японцами крепости Порт-Артур к основным русским силам в Маньчжурии. Эти факты находят подтверждение как в источниках личного происхождения{424}, так и в материалах судебного процесса{425}. Из некоторых воспоминаний можно заключить, что генерал-адъютант А.Н. Куропаткин после приема им докладов от порт-артурских «ходоков», посланных генералом К.Н. Смирновым, пытался воздействовать на генерала А.М. Стесселя. По свидетельству Ф.П. Купчинского, под угрозой приведения в исполнение главнокомандующим приказа об отзыве из Артура, А.М. Стессель перестал вмешиваться в дела коменданта вплоть до конца августа 1904 г.{426} Сам К.Н. Смирнов говорил о том, что его жалобы не могли повлиять на обстановку, так как генерал-адъютант А.Н. Куропаткин был предрасположен к своему товарищу по училищу генералу А.М. Стесселю, с которым он был на «ты». Генерал А.Н. Куропаткин в свою очередь упрекал генерала К.Н. Смирнова в том, что тот очень поздно, спустя 4 месяца осады, то есть только 5 декабря через телеграф (депеша № 1262) обозначил четко вопрос о командных полномочиях и возникших трениях{427}. Более того, он указал на то, что офицеры Генерального штаба, посылаемые К.Н. Смирновым, вместо конкретных фактов, шифрованных депеш от коменданта привозили в ставку только «длинные разговоры о том, что ему (имеется в виду генерал К.Н. Смирнов. — А. Г.) тяжело»{428}. Обращения К.Н. Смирнова к наместнику Е.И. Алексееву также оказались бесплодны, так как адмирал благоволил к А.М. Стесселю как к старому знакомому по службе на Дальнем Востоке{429}. Генерал Стессель также отправлял офицеров с поручениями, которые, видимо, выставляли перед начальством генерала К.Н. Смирнова не в лучшем свете{430}. Тем не менее определенной стабилизации добиться на некоторое время все же удалось, так как генерал-лейтенант К.Н. Смирнов получил право командования левым флангом сухопутной обороны{431}. Интересно, что участники обороны с энтузиазмом следили за удачными и неудачными попытками сторонников А.М. Стесселя и К.Н. Смирнова прорваться в ставку командующего Маньчжурской армией. В историографии сложилось представление, что донос был недопустимой для офицера, юнкера, кадета, воспитанника военной гимназии формой протеста или борьбы за свои права{432}. Историография{433}, дореволюционная публицистика и даже литературные произведения{434} рисуют идеалистическую картину, запрещавшую военному человеку сплетничать и доносить на товарища, сослуживца. По версии историков, за донос с кадетом переставали общаться, били его, а офицера вызывали на дуэль и пр.{435} Но источники говорят о несоответствии этой картины повседневным реалиям императорской армии. Вереница ходоков от двух состоявшихся военных (генералов А.М. Стесселя и К.Н. Смирнова) к командующему и главнокомандующему с доносами в устной форме никак не укладываются в этико-культурный портрет, созданный историками. Доносы эти везли вполне конкретные люди — офицеры, а заслушивал их бывший военный министр А.Н. Куропаткин. Но историки, занимающиеся неформальными традициями дореволюционной военной школы, утверждают, что военный человек, даже терпя обиду, не склонен был писать жалобы или устно заявлять претензии{436}. Материал обороны Порт-Артура позволяет опровергнуть данное утверждение о неприятии этикой и неформальными традициями русской армии доноса. Более того, в каждом военном архиве значительное место в хранилищах занимают фонды, сформированные служебными доносами офицеров и военных чиновников{437}.

Возможный баланс сил был нарушен сначала тем, что А.М. Стессель получил орден святого Георгия 3-й степени и звание генерал-адъютанта. Наличие почетного титула генерал-адъютанта не увеличивало прав A.M. Стесселя в командном отношении, но в глазах защитников Порт-Артура такой шаг Николая II означал одобрение действий генерала. Подобная интерпретация награждений оттолкнула сторонников К.Н. Смирнова от его активной поддержки. Причем, действительно, речь шла о личном благоволении Николая II в пользу A.M. Стесселя, поскольку по случаю рождения наследника-цесаревича А.М. Стессель был упомянут, как потом выяснилось, среди претендентов на звание генерал-адъютанта только третьим на очереди в списке, уступая генералу от кавалерии Александру Александровичу Бильдерлингу и генерал-лейтенанту Николаю Платоновичу Зарубаеву{438}. Видимо, придется признать инициатором награждения орденом Св. Георгия 3-й степени исключительно монарха, ибо А.Н. Куропаткин оправдывался в ходе судебного разбирательства, что «представление о награде Георгием 3-й степени шло совершенно мимо меня»{439}. Следующим ударом по группе генерала К.Н. Смирнова стала гибель генерала Р.И. Кондратенко и всего его штаба на форту № 2. После смерти Кондратенко положение генерала К.Н. Смирнова, по образному выражению генерала Костенко, напоминало положение «зажатого в тиски»{440}. Действительно, мы считаем, что большинство генералов в крепости в силу опыта, полученного на момент боевых действий, образования и прочих причин, оказывали поддержку генералу А.М. Стесселю.

A.M. Стессель переподчинил себе начальников, входивших в подчинение коменданту в пределах крепости. Что означала череда переподчинений? На первый взгляд произвол, но произвол этот был очень выверенной цепочкой действий. Начальники, чьи должности по штату переподчинить было нельзя, отстранялись от командования. Так произошло с командующим левым флангом генерал-майором К.В. Церпицким, смещенным с должности{441}. Незаконность передачи военных инженеров из компетенции начальника инженерного управления крепости полковника А.А. Григоренко генералу Р.И. Кондратенко оговаривалась в разделе обвинительного акта: «подчинил инженерные войска генерал-майору Кондратенко»{442}. С другой стороны, быстрые кадровые перемещения следует рассматривать и как попытку поиска выхода из сложившейся кризисной ситуации.

Положение К.Н. Смирнова после искусного переподчинения крепостных командных должностей в компетенцию начальника укрепленного района напоминало положение шекспировского короля Лира. Триумфом A.M. Стесселя стал приказ представлять ему на утверждение журналы совета обороны крепости{443}. Поэтому даже если поверить в решимость генерала К.Н. Смирнова сместить А.М. Стесселя силовым путем или ограничить его полномочия, то следует признать, что у него просто не оказалось под рукой части, готовой решиться на такой рискованный поступок, и командира, согласного рисковать своим положением.

Среди нижних чинов генерал А.М. Стессель также пользовался популярностью. Награждение и право награждать являлись на протяжении развития истории русских вооруженных сил неотъемлемой частью привилегий командующего армией, имеющей самостоятельное значение. Действительно, полководец, чьи обещания о наградах остаются только на бумаге и задерживаются во время представления по начальству, не всегда может рассчитывать на то, что подчиненные под его началом приложат максимальные усилия для победы. Как, видимо, и имя его не будет пользоваться популярностью у подчиненных. Поэтому во время покорения Кавказского края для М.С. Воронцова был крайне важен приказ Николая I о наделении генерала правами командующего отдельной армией (отрешение от должности, предание суду, награждение золотым оружием, орденами Св. Георгия, Св. Владимира, Св. Анны, Св. Станислава младших степеней){444}. Генерал A.M. Стессель очень хорошо понимал солдатскую психологию, поэтому на самых опасных участках обороны практиковалось немедленное награждение. Это было адекватной мерой в изменившихся условиях войны, войны нового типа. Обычно награждение нижних чинов зависело от ротного командира, который сам мог выйти из строя по болезни, ранению или смерти. В этом случае даже проявивший себя с наилучшей стороны солдат мог оказаться без заслуженной награды, так как ротный командир по указанным причинам не был в состоянии сразу подать рапорт по команде, или же по прошествии времени обнаруживалось отсутствие заслужившего поощрение солдата, которого могли убить, взять в плен и пр. Человеческая память очень несовершенный конструкт, офицер мог что-то забыть, что-то упустить из виду и т. д. Раздача солдатских знаков отличия по горячим следам боя позволяла отметить действительно отличившихся в бою нижних чинов. Более того, генерал Р.И. Кондратенко использовал такую форму поощрения нижних чинов с разрешения А.М. Стесселя и получил от него партию крестов для раздачи по своему усмотрению на поле боя{445}. В оценках офицеров Стессель поступал правильно, раздавая награды без процедуры официальных представлений. О таком эпизоде из боевых будней 5-го стрелкового полка полковник Н.А. Третьяков писал следующее: «17 ноября три стрелка 9-й роты, раненные в этот день, после перевязки возвращались на позицию к своей роте; их встретил генерал Стессель и каждому дал по Георгиевскому кресту. Это были единственные награды, говорил штаб-ротмистр Сиротко, которые рота заслужила за 9-дневный, почти непрерывный бой»{446}. В дневниковых записях сестры милосердия О.А. Баумгартен от 7 ноября говорится об одной из акций, которую по современным меркам можно трактовать как популистскую: «Сегодня вечером получен приказ ген.-адъютанта Стесселя, в котором объявлено, что все зауряд-прапорщики, произведенные из солдат, по окончании войны сохранят свой чин и будут продолжать свою военную карьеру»{447}. Это был очень важный приказ. Из-за огромной убыли в офицерском составе ротами командовали зауряд-прапорщики, произведенные за отличия из нижних чинов. В русской армии после окончания боевых действий зауряд-прапорщики теряли свое звание, но, как правило, направлялись в школы подпоручиков и пр. Начальство старалось не терять их из виду и по возможности представить к первому офицерскому чину, подготовить к поступлению в юнкерское училище и пр. Генерал А.М. Стессель, по сути, своим приказом сокращал «заурядам» (так неформально их принято было именовать в императорской армии. — А. Г.) путь к погонам подпоручика или прапорщика. Следовательно, не стоит сомневаться в лояльности по отношению к генералу Стесселю данной категории военнослужащих. В порт-артурских госпиталях у умерших от ран рядовых стрелков находили в одежде письма к А.М. Стесселю, в которых содержались просьбы и обращения{448}. Несмотря на его грубые манеры и несдержанность, следует отметить, что мемуаристам запомнилась все же готовность генерала А.М. Стесселя принимать просителей, жен убитых офицеров и пр.{449} Вряд ли бы солдат стал писать обращение к генералу, который не пользовался доверием гарнизона, как, впрочем, и вдовы погибших офицеров не стали бы обращаться к нему за поддержкой. 11 месяцев осады не сделали генерала К.Н. Смирнова таким популярным среди гарнизона, как A.M. Стесселя, так как, по словам очевидцев: «Когда японцы, после сдачи, принимали гарнизон у 5-го форта, приехал туда генерал К.Н. Смирнов и стал здороваться с солдатами. На приветствие его: “Здорово, родные” одни кричали: “Откуда ты, родненький, прибыл?” а другие спрашивали своих офицеров: “Кто этот генерал?”»{450}. Этот обидный для генерала К.Н. Смирнова факт подтвердился на судебном процессе в ходе допроса свидетелей.

Единственным настоящим союзником К.Н. Смирнова оказалось в осажденной японцами крепости морское командование 1-й Тихоокеанской эскадры, поддерживавшее К.Н. Смирнова в пику генералу А.М. Стесселю. Причем если офицерам Генерального штаба морское командование для передачи сообщений в Маньчжурскую армию предоставляло миноносцы{451}, то стрелковые поручики преодолевали морскую блокаду на китайских джонках (лодки){452}. В связи с этим отметим, что обращение К.Н. Смирнова к морскому начальству не могло прибавить последнему доброжелателей среди командного состава и нижних чинов гарнизона ввиду состояния перманентного конфликта между моряками 1-й Тихоокеанской эскадры и сухопутным гарнизоном крепости Порт-Артур. Такой шаг К.Н. Смирнова — обращение к морякам из-за отсутствия влиятельных союзников, — вполне понятный самому генералу, расценивался в русле ведомственного конфликта как предательство интересов сухопутных родов войск в угоду морякам[25]. Таким образом, и в этом вопросе генерал A.M. Стессель для основной массы сухопутных участников выглядел предпочтительнее генерала К.Н. Смирнова.