16 апреля. Первый день

16 апреля. Первый день

Возможность отхода немцев из первых траншей беспокоила командующих армиями. Поэтому в последние часы перед наступлением продолжалось прощупывание обороны противника. Например, по приказу В.И.Чуйкова разведать состояние первой линии обороны противника нужно было в 22.00 15 апреля и в 2.00 16 апреля. Разведчики обнадежили: «Результаты ночных разведывательных действий показали наличие войск противника в первых траншеях»[71].

В пять утра московского времени 16 апреля (три ночи берлинского времени) в предрассветной мгле вертикально вверх взметнулся белый луч прожектора. Хорошо видимая на многие километры вокруг воткнутая в «небесную твердь» ослепительная игла была сигналом для начала артиллерийской подготовки.

Командный пункт перед Зееловскими высотами. Апрель 1945 г. Слева направо: командующий 8-й гв. армии генерал-полковник В.И.Чуйков, член Военного совета фронта генерал-лейтенант К. Ф. Телегин, командующий артиллерией фронта генерал-лейтенант артиллерии В.И.Казаков

В 5.15 на фронте 8-й гв. армии начался последний, еще более мощный огневой налет артиллерии дивизий, корпусов и армии в основном по тем же объектам, что и первый. Сила удара нарастала в результате увеличения темпа огня, а также вследствие того, что в огневое поражение включалась основная масса реактивной артиллерии. Как правило, залпы реактивной артиллерии производились «внакладку» на огонь ствольной артиллерии по важнейшим опорным пунктам и узлам сопротивления на первой и второй полосах обороны. К 5.25 мощь огня артиллерии была наивысшей. В этот момент были включены прожекторы, и пехота при поддержке танков и САУ поднялась в атаку.

Воспоминания немцев об артиллерийской подготовке продолжительностью 2,5 часа и более – это всего лишь неправильная интерпретация продолжительности канонады. Собственно артподготовка на направлении главного удара длилась 20–30 минут, а последовавший за этим огонь артиллерии уже был направлен на поддержку атаки пехоты и залпы по заявкам командиров частей и соединений.

Главная ударная группировка. В первой линии в 5-й ударной армии было пять стрелковых дивизий: все три ее корпуса строились в два эшелона на фронте 9 км. Противостояли войскам 5-й ударной армии (с севера на юг) 652-й гренадерский полк 309-й пехотной дивизии, 25-й и 26-й парашютно-десантные полки 9-й парашютно-десантной дивизии.

В 5.00 в восьмикилометровой полосе наступления 5-й ударной армии 1999 стволов артиллерии и 306 установок реактивной артиллерии начали артиллерийскую подготовку. 20 минут спустя в наступление при свете прожекторов перешли пехота и танки.

Впоследствии в сводке боевого опыта 5-й ударной армии результаты использования прожекторов описывались следующим образом:

«Прожекторы мощным светом должны были осветить путь танкам и пехоте (перешедшим в атаку в 5.15) и ослепить противника. Освещением преследовалась цель – сделать возможной атаку ночью при свете, создать невыгодные условия для противника. Бой должен был быть обеспечен освещением с 5.15 до наступления рассвета на глубину до 3 км.

Всего перед фронтом двух стрелковых корпусов (правофланговый и средний) было поставлено на позиции 26 прожекторов на фронте до 5 км. Прожекторы устанавливались в одном километре от переднего края с интервалом в 200–500 м.

Прожекторы были введены в действие своевременно, но ожидаемого эффекта они не дали. Причиной этому было:

а) неблагоприятная погода (дымка);

б) после артподготовки передний край противника был окутан сплошным облаком дыма и пыли, которые свет прожекторов не пробивал;

в) из 26 прожекторов не действовало 12. Пять прожекторов были выведены из строя пулеметным огнем противника в самом начале боя, один оказался неисправным, и остальные не действовали благодаря слабому контролю офицерского состава прожекторного полка.

В связи с этим вместо сплошного освещения и ослепления противника прожекторами слабо освещались отдельные полосы на расстояние не дальше как до переднего края противника» [72].

Однако от прожекторов зависел лишь короткий отрезок времени в самом начале дня. Далее армия Н.Э. Берзарина наступала традиционными методами. Наибольший успех сразу же определился на правом фланге армии. 26-й гв. стрелковый корпус вышел на линию железной дороги Лечин – Зеелов, а в 14.00 повторной атакой сбил противника с этого рубежа. К 20.00 корпус продолжал бой уже в 3 км западнее.

Серьезным препятствием на пути продвижения частей 5-й ударной армии стала густая сеть каналов, идущих параллельно линии железной дороги. Мосты через эти каналы были взорваны, брустверы и траверсы – густо заминированы. Только на одном мосту через канал Гаупт Грабен (1 км западнее Лечина) при восстановлении переправы было потеряно убитыми и ранеными 80 человек. Потери бронетехники 5-й ударной армии в первый день наступления составили 4 Т-34, 1 ИС-2 и 1 СУ-76 сгоревшими, 8 Т-34 и 16 ИС-2 подбитыми.

Стрелковые корпуса 8-й гвардейской армии были построены в линию на фронте 13 км. Каждый из трех корпусов, в свою очередь, имел двухэшелонное построение: две стрелковые дивизии в первом эшелоне и одна во втором. Участок прорыва шириной 7 км находился на правом фланге армии. 8-й гв. армии противостояли части 20-й танко-гренадерской дивизии, усиленные подразделениями танковой дивизии «Мюнхеберг», и три полка 303-й пехотной дивизии.

Части армии В.И.Чуйкова перешли в наступление после 25-минутной артподготовки при свете прожекторов. Танки и САУ, действовавшие в боевых порядках стрелковых частей, атаковали с включенными фарами. Эффект от прожекторов командующий 8-й гв. армией впоследствии оценивал скептически: «Должен сказать, что в то время, когда мы любовались силой и эффективностью действия прожекторов на полигоне, никто из нас не мог точно предугадать, как это будет выглядеть в боевой обстановке. Мне трудно судить о положении на других участках фронта. Но в полосе нашей 8-й гвардейской армии я увидел, как мощные пучки света прожекторов уперлись в клубящуюся завесу гари, дыма и пыли, поднятую над позициями противника. Даже прожекторы не могли пробить эту завесу, и нам было трудно наблюдать за полем боя»[73].

Осью наступления армии Чуйкова стала «Рейхсштрассе №1». Точно так же, как и части 5-й ударной армии, его дивизии пробивались через насыщенную инженерными заграждениями сеть каналов. Первой остановкой на пути к Берлину стали отнюдь не Зееловские высоты. К середине дня наступающие вышли на рубеж канала Гаупт Грабен, где встретили ожесточенное огневое сопротивление противника. Канал также прикрывали своим огнем окопанные танки и САУ. Фактически Гаупт Грабен был естественным противотанковым рвом, пересекавшим практически всю полосу наступления главной ударной группировки фронта. Даже тяжелым ИСам в данной ситуации пришлось туго. Атаку на этом участке поддерживала 7-я гв. тяжелая танковая бригада. К Гаупт Грабену полки ИСов подошли к 12.00 16 апреля. Имея перед собой естественное препятствие, ИСы не смогли преодолеть хорошо организованного противотанкового сопротивления противника и искали возможность переправиться через канал. На рубеже Гаупт Грабена танковые полки бригады понесли тяжелые потери: 105-й полк потерял 10 танков сгоревшими, 4 танка подбитыми и 1 подорвавшимся на мине, 106-й полк – 6 танков сгоревшими и 1 подбитым. Напомню, что в оборонявшейся на этом направлении дивизии «Мюнхеберг» было 10 «Тигров» и 20 «Пантер». Решением командира 7-й гв. танковой бригады полковника Н.Н. Юренкова из второго эшелона был введен на новом направлении 104-й танковый полк, но он также был остановлен на рубеже Гаупт Грабена. Для форсирования требовалась артиллерийская поддержка.

В.И. Чуйков писал об этом эпизоде: «Особенно упорное сопротивление противник оказал на канале Хаупт, который проходит по долине, огибая подножие Зееловских высот. Вешние воды сделали его глубоким, непроходимым для наших танков и самоходных орудий. А немногочисленные мосты обстреливались артиллерийским и минометным огнем из-за Зееловских высот и прямой наводкой закопанных и хорошо замаскированных танков и самоходных орудий»[74].

К 18.00 была подтянута артиллерия, и после ее огневого налета, введя вторые эшелоны дивизий, части 4-го гв. стрелкового корпуса преодолели рубеж Гаупт Грабена и лишь к вечеру 16 апреля вышли к подножию Зееловских высот. Поддержать прорыв пехоты на высоты танки и самоходные установки не могли – крутизна ската высоты была непреодолима для большинства из них, а атаковать высоту по шоссейным дорогам не было возможности, т.к. они перекрывались обширными минными полями. Минные поля были обезврежены только к исходу дня.

В бой вступают танковые армии . Крупные механизированные объединения, каковыми являлись танковые армии, были эффективным, но достаточно громоздким инструментом ведения боевых действий. Сотни танков, самоходных установок и тысячи автомобилей и тягачей могли запрудить даже развитую дорожную сеть. Необходимость выдвижения на исходные позиции для наступления через реку вынуждала тщательно планировать переправу танковых армий. Задержка на переправах могла привести к фатальному запаздыванию с вводом армий в прорыв. Нельзя было также сбрасывать со счетов авиацию противника и «чудо-оружие», способное разрушить наведенные мосты в самый неподходящий момент. Поэтому танковые армии 1-го Белорусского фронта начали втягиваться на Кюстринский плацдарм еще до того, как определилась сила сопротивления противника. Ввод в прорыв предусматривался в первый день наступления, и пересекать реку первые подразделения должны были ночью и рано утром. Артиллерия обеих танковых армий выдвинулась на плацдарм заранее и участвовала в общей артподготовке.

Выдвижение к переправам обеих танковых армий началось еще в ночь на 15 апреля, а переправа шла под аккомпанемент артподготовки. К середине дня 16 апреля махина двух танковых армий была сосредоточена на плацдарме. Держать переправившиеся армии во втором эшелоне в ожидании «чистого прорыва» было бессмысленно. Несмотря на предусмотренный в плане операции ввод в прорыв, танковые армии 1-го Белорусского фронта были введены в бой уже в первый день наступления.

Г.К. Жуков мотивировал свое решение так: «К 13 часам я отчетливо понял, что огневая система обороны противника здесь в основном уцелела и в том боевом построении, в котором мы начали атаку и ведем наступление, нам Зееловских высот не взять. Для того чтобы усилить удар атакующих войск и наверняка прорвать оборону, мы решили, посоветовавшись с командармами, ввести в дело дополнительно обе танковые армии генералов М.Е. Катукова и С.И. Богданова. В 14 часов 30 минут я уже видел со своего наблюдательного пункта движение первых эшелонов 1-й гвардейской танковой армии»[75] .

В течение ночи на 17 апреля войска 2-й гв. танковой армии совместно с частями 5-й ударной армии продолжали наступление и частью сил (9-м гв. танковым корпусом) вышли к реке Фриландерштром. По данным пленных и боем было установлено, что этот рубеж является главным оборонительным рубежом. Бригады 9-го гв. танкового корпуса были встречены упорным сопротивлением и контратаками.

Схема вступления в бой 1-й гв. танковой армии была в целом схожей с вводом в сражение 2-й гв. танковой армии. Передовые отряды армии М.Е. Катукова с 7.10 начали выдвижение за наступающей пехотой. Главные силы армии по мере прохождения переправ выходили на назначенные маршруты. Бригады армии Катукова постепенно расходились по имевшимся в назначенной полосе крупным и мелким дорогам, ставшим осями их наступлений. К 17.00, встретив в Зеелове сильную противотанковую оборону противника, 44-я гв. танковая бригада пыталась обойти его с юга. 40-я гв. танковая бригада отклонилась от «Рейхсштрассе №1» к югу. При выходе на свой маршрут бригада завязала бой в районе Людвиглуста, используя в качестве оси наступления вспомогательную дорогу к югу от шоссе. На левом фланге армии 8-й гв. механизированный корпус тем временем вел бой за две железнодорожные станции. 1-я гв. танковая бригада вела бой за станцию Долгелин, 20-я гв. танковая бригада – станцию Либбенихен (южнее Долгелина). В целом можно сказать, что бригады трех корпусов 1-й гв. танковой армии к вечеру 16 апреля выстроились в ряд по линии железной дороги, идущей в основании Зееловских высот.

Потери техники 1-й гв. танковой армии 16 апреля составили 13 танков сгоревшими, 17 танков подбитыми, 4 СУ-76 подбитыми и 2 СУ-85 сгоревшими. Такие потери никак не подходят под определение «тяжелые». Потери характеризуют действия армии М.Е. Катукова как отдельные стычки с противником.

Ввод в бой 1-й танковой армии несколько дезорганизовал маневр артиллерии 8-й гв. армии. В.И.Чуйков вспоминал: «Когда танковые соединения начали проходить боевые порядки 8-й гвардейской армии, на дорогах стало еще теснее, а сойти с них в сторону было невозможно. Танки 1-й гвардейской буквально уперлись в наши тягачи, перетаскивавшие артиллерию, в результате чего маневр вторых эшелонов дивизий и корпусов оказался скованным. Должен сказать, что 8-я гвардейская армия располагала и своими немалыми танковыми силами» [76].

Говоря о собственных танковых силах, В.И.Чуйков не лукавил: даже с учетом потерь в первый день наступления в его распоряжении оставалось 55 ИСов, 22 Т-34, 6 СУ-152 и 47 СУ-76. Однако, как показало дальнейшее развитие событий, брешь в обороне противника образовали все же самостоятельные механизированные соединения, а не поддержанная ИСами пехота.

Правая «пристяжная». Северная часть Кюстринского плацдарма была исходными позициями для войск 3-й ударной и 47-й армий. Этим двум армиям ставилась задача одной частной директивой, и они как бы образовывали правую «пристяжную» в тройке наступающих с плацдарма групп войск.

К «корневой» ударной группировке непосредственно примыкала полоса 3-й ударной армии. Армия строилась в два эшелона на фронте 11 км. В первом эшелоне находились 12-й гвардейский и 79-й стрелковый корпуса, а во втором – 7-й стрелковый и 9-й танковый корпуса. В свою очередь, корпуса также эшелонировали свои боевые порядки с двумя стрелковыми дивизиями в первой линии и одной – во второй. Участок прорыва в центре построения армии имел ширину 6 км. Непосредственная поддержка пехоты осуществлялась отдельными частями танков и САУ. Основным противником войск 3-й ударной армии были части 309-й пехотной дивизии, полк «Курмарка» и правый фланг 606-й пехотной дивизии.

Точно так же, как и войска главной ударной группировки, соединения 3-й ударной армии столкнулись с трудностями форсирования каналов в полосе своего наступления. Таким препятствием для них стал канал Позедин Грабен, к дивизии вышли в середине дня. Успеха в форсировании канала Позедин Грабен в 18.00 добилась 150-я стрелковая дивизия, будущий покоритель Рейхстага. Дивизия стала лидером первого дня наступления и пробилась к дороге Ной-Левин – Ной-Требин. Максимальное продвижение войск 3-й ударной армии составило 8 км.

Находившаяся на северной оконечности Кюстринского плацдарма 47-я армия занимала фронт 8 км всеми своими стрелковыми корпусами в линию. Фронт прорыва составлял 4,3 км. Противником войск 47-й армии была 606-я пехотная дивизия.

Оперативная обстановка в полосе 47-й армии была и простой, и сложной одновременно. Немецкая оборона на берлинском направлении опиралась своим северным крылом на междуречье Альте-Одера и Одера. Необходимость форсирования сразу двух водных преград естественным образом снижала требования к инженерной подготовке местности. Поэтому первым серьезным узлом оборонительного рубежа группы армий «Висла» стал город Врицен. Его опоясывало кольцо обороны, от которого лучами отходили линии обороны перед Кюстринским плацдармом. Соответственно 47-й армии можно было захватом Врицена или его обходом с юга преодолеть на небольшом пространстве сразу все позиции главной полосы обороны. Следующим рубежом стала бы уже тыловая «позиция Вотан».

Поскольку 47-я армия не относилась к числу «счастливчиков», в полосе которых были установлены зенитные прожекторы, артиллерийская подготовка в ее полосе началась в 5.50 16 апреля. Она длилась 25 минут вместо 30 минут по плану. Огневой вал проводился в условиях полутемного времени, сильного предрассветного тумана и задымления поля боя от разрывов снарядов только что проведенной артподготовки.

На всем фронте прорыва пехота дружно поднялась в атаку и, не встречая серьезного сопротивления, начала движение за огневым валом. К 11.00 войска 47-й армии прорвали первую позицию главной полосы обороны, овладели Карлсбизе, Ной-Левином, Ной-Барнимом, Альт-Левином и вышли ко второй позиции.

Ухудшение ситуации заставило немцев выдвинуть навстречу войскам 47-й армии из района севернее Врицена боевую группу «1001 ночь» майора Бланбуа. Ядром боевой группы был 560-й истребительно-противотанковый батальон СС, вооруженный «Хетцерами». Танков в 47-й армии было немного, и основной целью «Хетцеров» стала наступающая советская пехота. При этом в 47-й армии был 1825-й самоходный артполк СУ-100, способных поражать «Хетцеры» на всех дистанциях боя. Потери бронетанковых частей армии Ф.И. Перхоровича за 16 апреля составили 6 СУ-76 и 1 СУ-100 сожженными, 2 ИС-2 и 3 ИСУ-122 подбитыми. Продвижение армии за день составило 4–6 км.

Несмотря на то что 47-я армия не выполнила задачу дня, противостоявшая ей 606-я пехотная дивизия прекратила свое существование как боеспособное соединение. В общем-то, второстепенный участок фронта к югу от Врицена стал для немецкого командования источником головной боли и пожирателем немногочисленных резервов. Уже в первый день по приказу Гитлера на направление наступления 47-й армии также выдвигалась из резерва 25-я танко-гренадерская дивизия.

Левая «пристяжная». На южной оконечности Кюстринского плацдарма на фронте 18 км были выстроены в одну линию три стрелковых корпуса 69-й армии В.Я. Колпакчи. Армия сосредотачивала усилия на своем правом фланге (примыкающем к полосе 8-й гв. армии), где на участке прорыва шириной 6 км концентрировались шесть стрелковых дивизий.

После синхронной с остальными армиями фронта артиллерийской подготовки войска 69-й армии перешли в наступление и к 7.30 преодолели первый оборонительный рубеж с 3–4 линиями траншей. С подходом ко второму оборонительному рубежу войска армии В.Я. Колпакчи встретили сильное огневое сопротивление и дальнейшего успеха в продвижении не имели. Объединить прорывы в полосе 69-й и 8-й гв. армий в первый день наступления не удалось.

В полосе 69-й армии подразделениям 169-й и 712-й пехотных дивизий удалось не только сохранить целостность фронта, но и частично вернуть утраченное. При поддержке 2-й роты 502-го тяжелого танкового батальона противник в 18.00 выбил подразделения 41-й стрелковой дивизии из Шенфлиса. Немецкая авиация также могла похвастаться успехом локального значения: была разрушена переправа через р. Одер в полосе 69-й армии грузоподъемностью 30 тонн.

Действия 33-й армии В.Д. Цветаева к югу от Фракфурта-на-Одере были на начальном этапе операции изолированы от наступления с Кюстринского плацдарма. 33-я армия занимала фронт 64 км тремя корпусами и двумя УРами. 115-й и 119-й УР занимали фронт 24 км и 23 км соответственно. На оставшемся фронте было выделено два участка прорыва. Это был участок прорыва шириной 3,5 км в полосе 62-го стрелкового корпуса южнее Брискова и участок прорыва шириной 3 км севернее Брискова на стыке 16-го и 38-го стрелковых корпусов. Соответственно к югу от Брискова советским войскам противостояла 32-я дивизия СС «30 января», а к северу – 286-я пехотная дивизия. Оба соединения принадлежали к V горному корпусу СС.

Поскольку на занимаемых 33-й армией плацдармах не планировалось использования прожекторов, артиллерийская подготовка в полосе ее наступления началась позже других – в 5.45 утра 16 апреля. Атака стрелковых частей началась в 6.15. Атаковав противника, войска армии вначале встретили упорное сопротивление. Безуспешный бой продолжался почти до 11.00 16 апреля. Однако в конечном итоге немецкие части не выдержали натиска и стали отходить. Сопротивление противника на следующем рубеже обороны войскам В.Д. Цветаева преодолеть не удалось. За день боя войскам 33-й армии удалось продвинуться лишь на 5–7 км.

Одна из причин умеренного успеха войск В.Д. Цветаева называется в журнале боевых действий армии: «После проведенной по всему фронту нашими войсками в ночь на 15.4.45 г. разведки боем противник, сделав для себя правильный вывод о готовящемся нашем наступлении, в течение 15.4.45 г. и первой половины ночи с 15 на 16.4 сменил значительную часть огневых позиций артиллерии и этим самым вывел из-под огня нашей артиллерии свои артиллерийские средства и таким образом сумел сохранить за собой возможность во время нашей атаки обрушиться сильным артиллерийским огнем на боевые порядки наступающих частей нашей армии, в результате чего темп атаки был резко снижен и наша пехота понесла значительные потери от артогня противника» [77].

Форсирование Одера. Наступление 1-й Польской армии началось в 4.15 16 апреля, когда польские части начали форсирование Альте-Одера в северной части плацдарма 47-й армии. В этом месте Альте-Одер течет практически перпендикулярно Одеру, и его форсирование выводит во фланг и тыл немецким войскам на рубеже Одера. Успех форсирования в месте слияния Одера и Альте-Одера позволил перейти к форсированию реки во всей полосе армии. В целом можно оценить действия польских войск в первый день операции как успешные: им удалось форсировать Одер и Альте-Одер, сбить немецкие части с передовых позиций и образовать крупный плацдарм.

61-я армия в первый день наступления проводила разведку боем, т.е. то же, что уже сделали другие армии фронта 14 и 15 апреля. По ее итогам в 20.40 16 апреля П.А. Белов приказал в 0.20 17 апреля начать форсирование Одера выделенным от каждого корпуса батальоном, а в 6.05 начать артподготовку наступления. Артподготовка должна была продолжаться до 6.50, а форсирование реки главными силами 61-й армии под ее прикрытием планировалось начать в 6.20.

Действия авиации. Ограничения по дальности большинства артиллерийских орудий фронта, не позволяющие доставать до оттянутых назад артиллерийских батарей противника, могла в какой-то степени восполнить авиация. Однако та же дымка, которая свела на нет эффект от использования прожекторов, осложнила действия авиации. С рассвета и до полудня район базирования авиации, равно как и район целей, был закрыт туманом и дымкой при видимости менее 500 м. Вследствие этого график авиационной подготовки в первой половине дня выполнен не был. Запланированные массированные удары штурмовиков и бомбардировщиков не состоялись. Их действия свелись к работе мелкими группами. Лишь во второй половине дня, с улучшением погоды, напряжение боевой работы авиации возросло.

При этом нельзя не отметить нескольких несомненных успехов советской авиации. В результате ударов с воздуха взлетел на воздух эшелон с боеприпасами в районе Фюрстенвальде. В его 17 вагонах было 7000 гаубичных выстрелов. Жертвами советских летчиков также стала батарея железнодорожной артиллерии в районе Мюнхеберга. Все три ее 280-мм пушки были выведены из строя.

Всего самолетами 16 ВА было выполнено 16 апреля 5342 самолето-вылета (109 – бомбардировщиками По-2 ночью, 1315 – бомбардировщиками, 1383 – штурмовиками, 2545 – истребителями днем). По плану предполагалось в первый день выполнить 8126 самолето-вылетов. Недобор пришелся в основном на штурмовики и истребители. Бомбардировщики план даже немного перевыполнили.

Дебют Ту-2 на одерском фронте был достаточно осторожным. Бомбардировщики 6-го бак тремя волнами произвели 505 самолето-вылетов. Выполняли задание по основным целям 290, по запасным целям 35 самолетов. Не выполнил задания 181 экипаж из-за невылета истребителей прикрытия и неисправности матчасти. Было сброшено 9 ФАБ-1000, 38 ФАБ-500, 22 ФАБ-250, 27 ЗАБ-100. Бомбардировщики Туполева делали ту работу, ради которой их вытребовал Жуков у Сталина, – били немецкую оборону тяжелыми авиабомбами.

«Невылет истребителей прикрытия» не был надуманным предлогом. Однако наличие у противника значительных сил авиации не позволяло расслабляться. В истории 1-го гв. иак отмечалось: «Четыре группы истребителей не встретились с бомбардировщиками, часть которых выполняла боевую задачу без прикрытия и понесла потери от истребителей противника. Под удар попадали в том числе и ценнейшие Ту-2. Так, группа из 21 Ту-2 из 326-й бад, не встретившись с истребителями прикрытия, получила команду с ВПУ 16-й воздушной армии идти на цель без прикрытия. В районе цели она была атакована шестью ФВ-190, и два Ту-2 были сбиты»[78]. Это были одни из немногих Ту-2, потерянных в ходе Берлинской операции.

В целом активность немецких истребителей в первый день сражения была достаточно высокой. Их жертвами стали 13 самолетов: 3 Ту-2, 3 Б-25, 1 Пе-2, 2 Ил-2, 1 Як-9, 1 Р-39 «Аэрокобра» и 2 Ла-7. Также на счет пилотов-истребителей люфтваффе может быть отнесена часть самолетов 16-й ВА, не вернувшихся с боевого задания. Таковых было 54 машины. В свою очередь, советские летчики-истребители заявили об уничтожении в 140 воздушных боях 165 самолетов противника. Все они были идентифицированы как истребители, но скорее всего значительная часть была штурмовиками. Связано это было с тем, что штурмовики ФВ-190Ф в воздухе было трудно отличить от истребителей ФВ-190А.

В бой с советскими истребителями немецкие пилоты вступали неохотно, за исключением тех, кто летал на новейших FW-190D-9. «Доры-9» были сразу же замечены советскими летчиками. В журнале боевых действий 16-й воздушной армии указывалось: «Несколько групп ФВ-190 в составе 6–8 самолетов с жидкостным охлаждением были отмечены нашими истребителями во время воздушных боев. Эти ФВ-190 в бой вступали охотно, преимущественно на вертикальных фигурах»[79].

Недостаток топлива ставил перед немецкими ВВС дилемму: активные действия в первые два или даже три дня сражения или спорадические удары по наступающим советским войскам в течение длительного времени. Был сделан выбор в пользу концентрации усилий в первые дни наступления на Берлин. Еще одной альтернативой люфтваффе в битве за Берлин был выбор между ударами по переправам через Одер или непосредственным воздействием на наступающие советские части. Здесь не было сделано определенного выбора – ударам подвергались и войска на поле боя, и переправы. На обоих поприщах были достигнуты частные успехи. В полосе 69-й армии 16 апреля была разрушена переправа грузоподъемностью 30 тонн.

Вместе с другими немецкими самолетами 16 апреля взлетели десять Ме-109, пилотируемых летчиками-добровольцами. Они принадлежали 104-й эскадре штурмовиков и должны были выполнить самоубийственную атаку мостов через Одер в стиле японских камикадзе. Несмотря на то что идея Totaleinsatz (самоубийственной атаки) неоднократно обсуждалась в люфтваффе, этот эпизод был единственным известным примером ее практической реализации в атаке наземных целей. Результаты этой атаки неизвестны. Возможно, переправа 69-й армии стала жертвой этих «камикадзе».

Этот случай не был единичным. Кадет Эрнст Бехль из специального добровольческого подразделения люфтваффе на ФВ-190 с подвешенной 500-кг бомбой в 17.35 совершил таран понтонного моста в районе Целлина (47-я армия). По донесениям истребителей эскорта, мост был поражен, однако в советских документах не удалось обнаружить каких-либо упоминаний о разрушении переправы в полосе 47-й армии.

Всего советскими постами ВНОС было отмечено около 1000 самолето-вылетов авиации противника. 16-я воздушная армия в первый день сражения выполнила 5342 самолето-вылета (109 ночными бомбардировщиками, 1315 бомбардировщиками, 1383 штурмовиками, 2545 истребителями). Советская сторона претендовала на 165 сбитых самолетов противника. Собственные потери составили 87 самолетов (8 сбито зенитной артиллерией, 13 истребителями противника, 54 не вернулось с боевого задания).

Итоги первого дня наступления. Зная последующее развитие событий, невольно испытываешь искушение назвать первый день особо значимым, если даже не решающим. Точно так же на детской фотографии будущей знаменитости мы пытаемся разглядеть черты гения или злодея, которым он стал впоследствии. Однако внимательное рассмотрение событий 16 апреля не позволяет сделать вывод о влиянии именно этих событий на форму операции. Берлинская операция сильно отклонилась от планов двух фронтов, но ломка первоначального замысла произошла не в первый день сражения.

Дневное донесение в ОКХ из штаба группы армий «Висла» 16 апреля начиналось достаточно бравурно: «На фронте 9-й армии противник перешел к ожидавшемуся решающему крупному наступлению. Атака была поддержана сильнейшим 2,5-часовым ураганным огнем из 2500 стволов артиллерии и 1600 стволов реактивной артиллерии с общим расходом боеприпасов в объеме приблизительно 450 000 выстрелов, а также волнами бомбардировщиков и штурмовиков в объеме около 2000 самолето-вылетов. Противник также использовал около 450 танков. Благодаря расположению главной боевой линии и глубокому эшелонированию собственных артиллерийских позиций эффект вражеского обстрела не идет ни в какое сравнение с высоким расходом боеприпасов»[80].

Подбитая САУ «Штурмгешюц» на подступах к Берлину. Крыша самоходки сорвана взрывом боекомплекта

Однако детализация обстановки уже не создавала впечатления крупного успеха в обороне: «На направлении главного удара противника по обеим сторонам от шоссе Кюстрин – Мюнхеберг сильные вражеские части, поддержанные двумя группами танков, смогли оттеснить наши войска на несколько километров и закрепиться у Зееловских высот. Контрудар танковой дивизии «Курмарк» пока не принес успеха.

На разграничительной линии между LVI танковым корпусом и CI армейским корпусом противнику, поддержанному двумя группами танков, удалось во второй половине дня добиться вклинения глубиной 6 км. Мероприятия по ликвидации этого разрыва шириной 5 км уже приняты, для этого использованы последние резервы.

На северном участке главного удара противника к востоку от Врицена враг сумел добиться вклинения глубиной 5 км. Из района вклинения его крупные подразделения, поддержанные танками, начали наступление в северном и южном направлении с целью охвата оставшихся на линии фронта по обеим сторонам прорыва частей. Положение в этом районе в данный момент неясно»[81].

Для предотвращения прорыва фронта из резерва ОКХ командованием группы армий «Висла» была запрошена 18-я танко-гренадерская дивизия полковника Рауша. Разрешение на переподчинение дивизии 9-й армии последовало в 19.10 16 апреля. С получением разрешения дивизия немедленно снялась с места в полосе 3-й танковой армии и отправилась в район Букова и Мюнхеберга.

Бюссе называл 16 апреля «большим успехом в обороне с учетом неравенства сил». Оговорка относительно неравенства сил носит существенный характер. Советским войскам просто не удалось добиться решительного результата в первый же день наступления.

Однако проволочки с наступлением на Берлин, конечно же, не вызвали восторга в Москве. Вечером 16 апреля состоялся телефонный разговор между Верховным Главнокомандующим и командующим 1-м Белорусским фронтом. Жуков описывает его следующим образом:

«Вечером я вновь доложил Верховному о затруднениях на подступах к Зееловским высотам и сказал, что раньше завтрашнего дня этот рубеж взять не удастся.

На этот раз И.В. Сталин говорил со мной не так спокойно, как днем.

– Вы напрасно ввели в дело 1-ю гвардейскую танковую армию на участке 8-й гвардейской армии, а не там, где требовала Ставка, – сказал он резко и добавил: – Есть ли у вас уверенность, что завтра возьмете зееловский рубеж?

Стараясь быть спокойным, я ответил:

– Завтра, 17 апреля, к исходу дня оборона на зееловском рубеже будет прорвана. Считаю, что чем больше противник будет бросать своих войск навстречу нашим войскам здесь, тем легче и быстрее мы возьмем затем Берлин, так как войска противника легче разбить в открытом поле, чем в укрепленном городе»[82].

Также, по версии Жукова, именно в этом разговоре ему было сообщено, что планируется дать Коневу приказ поворачивать две танковые армии на Берлин, а Рокоссовскому ускорить форсирование Одера и ударить по Берлину с севера.

Попробуем проанализировать этот диалог. Противоречие между направлением наступления 1-й гв. танковой армии и указаниями Ставки имело место еще в подготовительный период операции. Ставка требовала от Г.К. Жукова «танковые армии ввести на направлении главного удара после прорыва обороны для развития успеха в обход Берлина с севера и северо-востока». Но как мы знаем, по разработанному Жуковым плану 1-я гв. танковая армия должна была «обволакивать» Берлин обходом с юга. Таким образом, конфликт на почве разницы между заказанными Ставкой и действительными направлениями ударов танковых армий был заложен в план операции. Возникновение этого конфликта было неизбежным и предсказуемым. Умеренные успехи первого дня наступления 1-го Белорусского фронта только усугубили неудовольствие Верховного.

Но главное, что следует отметить, это существенное ускорение событий в изложении Г.К. Жукова. И.С. Конев получил разрешение повернуть танковые армии на Берлин только на следующий день, 17 апреля. В своих воспоминаниях Иван Степанович датирует разговор со Сталиным относительно этого поворота именно 17 апреля. Боевое распоряжение командующим 3-й и 4-й гвардейскими танковыми армиями о смене направления наступления вообще датировано 1.40 ночи 18 апреля. Директива Ставки ВГК № 11071 командующему 2-м Белорусским фронтом наступать «в обход Берлина с севера» последовала не вечером 16-го, а в 4.00 18 апреля.

Таким образом, просматривается сжатие Жуковым в «Воспоминаниях и размышлениях» событий двух дней в один. В первый день операции войска 1-го Белорусского фронта только подошли ко второй полосе обороны противника, «позиции Харденберга». Некоторые армии (69-я) только прикоснулись к ней.

ИТОГИ ПЕРВОГО ДНЯ НАСТУПЛЕНИЯ

Общие потери техники 1-го Белорусского фронта в первый день наступления составили 71 танк и САУ сгоревшими, 77 танков и САУ подбитыми и еще 40 выведенными из строя по другим причинам[83].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.