ФРАНЦУЗЫ
ФРАНЦУЗЫ
Французский контингент стал наибольшим из принимавших участие в экспедиции. В феврале в его состав вошли следующие соединения.{602}
Соединения французского контингента … Численность офицеров … Численность солдат и сержантов
Главная квартира, штаб армии Востока … 234 … 1023
1-я пехотная дивизия … 214 … 4644
2-я пехотная дивизия … 367 … 10570
3-я пехотная дивизия … 289 … 9031
4-я пехотная дивизия … 285 … 8719
5-я пехотная дивизия … 326 … 7851
Кавалерийская дивизия … 291 … 4367
Резервный полевой артиллерийский парк … 76 … 2247
Бригада Мейрана (Пирея, Греция) … 136 … 3234
Иностранная бригада … 133 … 3597
ИТОГО … 2351 … 33523
Каждой пехотной дивизии придавались две артиллерийские батареи, кавалерийской — две конно-артиллерийские батареи. В резервную артиллерию входили 3 пешие батареи, 3 конно-артиллерийские батареи, 1 горная батарея, 1 ракетная батарея, резервный полевой артиллерийский парк. В парк входили запасные повозки, лафеты и т.д. (без орудий).
Осадный парк: 58 орудий.
В общей сложности 96 полевых и 66 осадных орудий.
Французская полевая артиллерия 1854 г. была в стадии подходившей к концу реорганизации, суть которой сводилась к реализации предложенной Наполеоном III системы унификации.
Если в эпоху Наполеона Бонапарта во время революционных войн конца XVIII и начала XX в. созданная Грибовалем полевая артиллерия была лучшей среди континентальных, то уже в период имперских войн стало ясно, что она несколько устарела. Нужно было что-то позаимствовать у иностранных систем, с которыми было достаточно случаев познакомиться. Особая комиссия, членами которой были в том числе члены Академии наук геометр Пуассон (создатель первой теории лафетов), физик Гей-Люссак, химик Дарсе под председательством генерала Вале занялась преобразованием материальной части.
После практических опытов была введена система 1827 г. В полевой артиллерии появились два новых образца: 6-дюймовая (16 см) гаубица, равная по весу с 12-фунтовой пушкой (54 пуда) и 24-фунтовая (15 см), равная по весу 8-фунтовой пушке (35,5 пуда). Таким образом, в полевой артиллерии появилось 4 разных орудия двух разных видов.
По замыслу, предложенному адъютантом Наполеона III Фаве, в 1846 г. было предложено заменить все 4 рода ранее существовавших полевых орудий одним 12-фунтовой пушкой-гаубицей. Цель: не ослабляя действия полевой артиллерии, достичь единства калибра, столь важного в смысле однообразия и простоты материальной части. По проекту 12-фунтовая пушка должна была стрелять всеми 4-мя типами снарядов, иметь вес 660 кг (средний между 8 и 12-фунтовыми пушками), длину канала ствола 15 калибров, использовать лафет от 8-фунтовой пушки (наиболее распространенный), заряд 1,5 кг (3,7 фунта) и снаряды (кроме гранаты) одинакового веса, около 14 фунтов.
Проект Наполеона подвергся всесторонней критике, в результате чего в 1853 г. было решено ввести пушки-гаубицы в дивизионную артиллерию, дать конной артиллерии рассверленные 8-фунтовые пушки с перспективой их последующей утилизации, сохранить в резервной артиллерии 12-фунтовые батарейные пушки и 15-сантиметровые гаубицы. 12-фунтовые пушки-гаубицы были снабжены коротким прицелом, вставляемым в обойму, укрепленную на заднем срезе торели[150], над винградом.[151] Таким образом, идея единого калибра и образца полевого орудия осуществилась лишь отчасти. Но во время Крымской войны все 240 орудий французской полевой дивизионной артиллерии и 60 резервных состояли исключительно из пушек-гаубиц.
Соотношение сил артиллерии и пехоты было принято 2,4 орудия на 1000 чел. Соотношение конной и пешей артиллерии — 1/3 к 2/3 соответственно. На каждое орудие полагался боезапас из 600 зарядов. Из них 1/3 в зарядных ящиках, а 2/3 — в парке.{603} Персонал артиллерии насчитывал 5 266 человек личного состава при 4 836 лошадях. Общий вес имущества артиллерии — 4 000 тонн. Учитывалось все. Мелочей не было. Например, на 24 000 лошадей заготавливалось 2 400 кг гвоздей для ковки (в подразделениях для полевой артиллерии — 100 кг на батарею, для конной — 150).{604}
Значительные силы армии прибывали из Алжира. В их число входили 3 полка зуавов, полк алжирских стрелков (тиральеров), два полка африканских егерей, несколько полков пехоты, 2 полевые батареи, 1 горная батарея, 1 секция обоза и др. части.
25 августа 1854 г. приунывший было после пожара, едва не нарушившего планы, маршал Сент-Арно издал приказ о начале экспедиции в Крым. От былого пессимизма не осталось ни следа: войскам предстояло совершить то, к чему они готовились несколько месяцев. Французские солдаты в гораздо меньшей степени, чем британцы, предавались радостям лагерной жизни и значительно больше времени уделяли ротным, батальонным, полковым и даже бригадным учениям, а также боевой стрельбе.{605} В результате последующие события показали их большую готовность к боевым действиям, чем британских коллег.
Как и у англичан, первыми солдатами французской армии, ступившими на болгарскую землю, были саперы. 27 мая 1854 г. 250 военнослужащих этого рода войск сошли с палубы фрегата «Касик» в Варне. Капитан английских военных инженеров Конноли сразу же отметил разительное отличие французов от британских коллег. Работая в 20 ярдах друг от друга, они оставались совершенно разными по характеру и образу жизни. Французские солдаты были импульсивными, веселыми, жизнерадостными, активно помогающими друг другу. У них всегда звучала громкая речь, смех. Англичане молчаливы, сдержаны. У них в меньшей степени была развита взаимопомощь, хотя они были не менее добросовестными и исполнительными. Но и тех и других объединяло одно: зная или догадываясь, что целью всей их работы есть высадка в Крыму, атака Севастополя и его полное разрушение, они не знали, что мечты о быстром успехе в скором времени окажутся иллюзией.{606}
Французские саперы отлично справились с задачей. В назначенное время пирсы для приема кораблей были готовы и вот-вот должны были задрожать от стука тысяч кованых солдатских ботинок.
Этот день не заставил себя ждать. 30 августа, выполняя приказ своего главнокомандующего, которому так и не удалось стать очевидцем реализации амбициозных планов, французские войска начали выдвижение к местам погрузки. Посадка на транспорты французских экспедиционных войск продолжалась с 31 августа по 2 сентября 1854 г. Это было гигантское административное мероприятие, продолжавшееся без остановки и перерывов несколько дней.
Пехота, артиллерия, кавалерия
В организационном плане войска были представлены 4-мя пехотными дивизиями. Настало время и на них посмотреть ближе.
1-я дивизия: дивизионный генерал Франсуа Сертен Канробер
Считался наиболее успешным генералом французской армии. Боевой опыт начал в Алжире, где служил до 1850 г. Во время государственного переворота «…обнаружил особенную преданность нынешнему императору».{607} Не случайно перед отправкой экспедиции в Крым получил секретное предписание Наполеона III, согласно которому должен был в случае смерти маршала Сент-Арно сменить его на посту главнокомандующего экспедиционными силами. В то же время храбрый на поле боя, в административных вопросах проявлял нерешительность: «Нельзя браться за все вдруг, часто повторял он».{608}
Человек, бесспорно, интересный и неординарный, а потому, учитывая его роль в кампании, заслуживает большего внимания к себе. Вот, например, мнение о нем современников, написанное, правда, спустя некоторое время после того, как маршал покинул этот мир: «Смерть Канробера возбудила во французской печати самую горячую полемику. Хотя он при третьей республике не играл никакой роли и несмотря на свою преданность бонапартизму не участвовал ни в каких интригах против существовавших во Франции порядков, но все-таки как последний французский маршал и один из участников 2 декабря он представлял живую антитезу современной республиканской жизни.
…Чтоже касается его военных доблестей, то он был, по словам Revue Encyclopedique от 15 февраля, «прекрасным полковником зуавов, хорошим бригадным генералом, ординарным дивизионером, посредственным корпусным командиром и неспособным главнокомандующим». Он сам понимал это, и когда судьбе было угодно выдвинуть его на первое место в Крымской кампании и в Прусско-Французской войне, то он во время первой сам отказался от поста главнокомандующего французской армии, который ему достался после смерти Сент-Арно, и предложил не только состоять под начальством своего подчиненного Пелисье, но даже английского главнокомандующего лорда Раглана, а в последней он отклонил предложение императрицы поставить его во главе парижской армии и предпочел служить корпусным командиром под начальством Базена, говоря: «Отставьте мне исполнить мой долг солдата». Этот долг он, правда, одинаково доблестно исполнял и при взятии Затчи в Алжире, где он молодым человеком в чине полковника первым взошел на вал взятого приступом укрепления, и в Крыму, где он был ранен при Альме, и в итальянской кампании, и в битве при Сен-Прива в 1870 г., где, по словам короля Вильгельма, прусская гвардия нашла себе могилу, а Канробер, видя, что сопровождавший его эскорт опускает головы перед летевшими пулями, сказал с классическим геройством: «Не наклоняйте головы, мы не в церкви». Но он сам не раз говорил своему другу историку Дюрюн: «Легко быть храбрым, это инстинктивное чувство; я ощущал тяжелое чувство только в те минуты, когда мне надо было взять на себя мужественную решительность или тяжелую ответственность». Ни на то, ни на другое Канробер не был способен и в этих случаях, он хотя скромно, но с позорным малодушием уклонялся, прикрывая себя маской исполнения солдатского долга».{609}
2-я: дивизионный генерал Пьер Франсуа Жозеф Боске.
Невероятно популярный в солдатской и офицерской среде генерал, обладавший прекрасными организаторскими способностями. Французский писатель Луи Буссенар в своём романе «Герои Малахова кургана» так характеризовал этого военачальника:
«К лагерю зуавов подходит пешком генерал, один, без свиты. Его узнают и кричат: — Это Боске, неустрашимый Боске! Боске, обожаемый солдатами! Самый популярный из всех генералов африканской армии. Накануне битвы он запросто, как отец, обходит дивизию, без свиты, без штаба, без церемоний, и это еще больше усиливает его обаяние! Великолепный и еще молодой солдат! Произведённый в бригадные генералы в тридцать восемь лет, он одиннадцать месяцев тому назад как получил дивизию, хотя ему нет еще сорока четырех лет! Высокого роста, великолепно сложенный, гибкий и деятельный, с красивой энергичной головой, он внушает доверие и симпатию. В его широком жесте, огненном взоре, в звучном гасконском голосе, который гремит как раскаты грома, чувствуется великий вождь, великий знаток человеческого сердца. Да, он так красив, увлекателен, смел, что вошел в пословицу: храбр, как Боске. И ничего банального, потому что Боске — герой, который смущается от этого восторга, криков, восклицаний, виватов».
3-я: дивизионный генерал принц Наполеон.
Личность ничем не выдающаяся, племянник императора Наполеона III, «…украшенный, как и его дядя».{610} Вцелом вполне подходит под характеристику, данную его дяде канцлером Отто Бисмарком: «крупная, но непризнанная бездарность». То есть почти как у англичан: чем титулованней, тем хуже.
4-я: дивизионный генерал Эли-Фредерик Форе.
Он был одним из деятельных участников государственного переворота 1851 г., за что сделан дивизионным генералом. Не менее талантлив, чем Боске или Канробер, но невероятно требователен, а чаще жесток по отношению к солдатам. Этакий французский аналог английского генерала Брауна. С его тяжелым характером трудно было рассчитывать на авторитет среди нижних чинов и младших офицеров. По этой причине уже в ходе кампании был вынужден сдать командование и во избежание бунта в дивизии покинуть театр военных действий: «французам пришлось отозвать из Крыма достойного, но строгого генерала Форей, против которого солдатская масса выдвинула нелепое обвинение в изменнических сношениях с русскими».{611} При этом мотивация его шпионажа имела странную, почти романтическую подоплеку.
Английский посол в Турции лорд Стратфорд в своих воспоминаниях упоминал, что Форе под Севастополем поселился со своим штабом в доме некоей семьи Orloff. которая после Альминского сражения покинула его и уехала в Петербург. Этот маленький дом впоследствии назвали «Ла Мезон Форе». Хозяйка дома якобы обнаружила, что ею забыт семейный медальон, который был очень ценен ей. Узнав через кого-то, что ее дом занимает генерал Форе, она написала ему очень вежливое письмо, прося о помощи в возвращении реликвии. Форе «преуспел в поиске» и на первом же перемирии передал медальон русскому военному командованию с просьбой передать его графине Orloff, приложив к нему сопроводительное письмо. Генерал Форе имел много врагов, которых раздражали его неприветливые манеры. В результате этот рядовой эпизод превратился в шпионский спектакль, в основе которого лежало абсурдное обвинение генерала в передаче русским секретной информации…{612} Что ж, французы всегда были мастерами придворной интриги…
Прошу читателя обратить внимание на один, на мой взгляд, очень важный момент. Речь идет о численности французских войск. Обычно исследователи исходят из ее штатной численности для того или иного полка. На самом деле это ошибочно. По крайней мере для сражения на Альме нужно считать состав пехотного батальона французов в половину меньшим от положенной 1 200 чел. Чтобы не тратить силы на больных, которые в этом случае становились обузой, маршал Сент-Арно принял решение брать в первую волну экспедиции только полностью здоровых и сильных солдат. Тому подтверждение можно легко обнаружить в воспоминаниях капитана Эрбе из 20-го полка легкой пехоты (затем 95-го линейного).
«Я велел составить список людей моей роты, которые мне кажутся менее сильными, так как приходится ограничиться только 75 рядовыми, включая и унтер-офицеров. Хотя и немного, зато прочно. Предвижу, что явится много недовольных, но не могу поступить иначе, так как по точному приказу маршала, можно вести батальон численностью не более 650 человек».{613}
Артиллерию, саперов и кавалерию представляли 12 артиллерийских батарей (от различных полков), 4 саперные роты, 1 эскадрон спаги и 1 эскадрон из 1-го полка африканских егерей.
Каждая пехотная дивизия имела в своем составе две артиллерийские батареи по 6 орудий. В 1-й пехотной дивизии были тоже две батареи, но по 4 орудия.{614} Резервная артиллерия состояла из 2-х конно-артиллерийских батарей (12 легких орудий) и 2-х осадных батарей (12 орудий).
В состав батареи (пешей и конной) входили 6 зарядных ящиков, 2 ящика для имущества, кузница, 1 сменный запасной лафет, 1 кузница. По штату пешая батарея имела в своем составе 152 человека и 110 лошадей, а конная — 160 и 104 соответственно.
В крымскую экспедицию на транспорты грузили батареи сокращенного штата. В них включали 6 орудий, 6 зарядных ящиков, 2 ящика с патронами для пехоты, 1 сменный лафет и 1 полевую кузницу. На каждый возимый элемент батареи планировалось 6 лошадей. Кроме этого, дополнительно грузились батарейные резервы — 12 лошадей и 10 ездовых.{615} В состав ракетной батареи (грузилась без конского состава) входили 6 треножных ракетных пусковых станков с направляющими трубами и боекомплект из 300 ракет.{616}
В состав 12 артиллерийских батарей (полевых, конных и осадных) входили 103 офицера и 2 676 сержанта и солдата. Французский контингент состоял из 1 146 офицеров, 29 058 нижних чинов, в том числе 24 250 чел. пехоты.{617} Все это должно было быть распределено по военным кораблям французской эскадры и зафрахтованным транспортным судам.{618}
Артиллерийские батареи по очереди прибывали в Варну, где на складах получали комплект имущества и боеприпасов, после чего возвращались в свои лагеря. Например, 2-я батарея 12-го полка 12 августа прибыла с этой целью в Варну, возвратившись затем в лагерь.{619}
Гужевой транспорту боезапас пехоты и артиллерии
На транспорты были погружены 2 904 лошадей (в том числе 1 368 для артиллерии){620}, 130 орудий (в том числе 68 полевых). Беспрецедентным было снижение количества лошадей в орудийных упряжках — вместо положенных шести ограничивались четырьмя.{621} Общее число упряжных лошадей для зарядных ящиков, к несчастью, не превышало 200.{622} Это потом сказалось в подвижности французской артиллерии на Альме, когда функции упряжных лошадей приходилось брать на себя не только солдатам и сержантам артиллерии, но и пехотинцам. Генерал Боске негодовал. Мало того, что одну дивизию (1-ю) почти уничтожили в Добрудже, но теперь стало ясно, что гужевого транспорта не просто будет мало, его не будет вообще. А это значит, что в условиях экспедиции, на чужой земле, возможно, под огнем русских, солдатам придется самим тащить зарядные ящики, пушки и запасы продовольствия.{623}
Патронов французский пехотинец нес в два раза больше, чем англичанин. Боевые запасы состояли: из 100 (102){624} штук патронов, выданных на руки на каждое ружье, сверх того в запасе имелось 4 110 000 патронов, кроме тех 1 750 000, которые уже были в патронных сумках личного состава. В среднем приходилось по 300 патронов на ружье. Этого было мало. Французы были приучены решать все проблемы в бою исключительно ружейным огнем. Теперь им приходилось рассчитывать только на носимый комплект, которого уже, по словам Жомини, в войнах Фридриха II не хватало.{625}
В артиллерии боезапас был увеличен от первоначально требуемого и считался достаточным на первый период кампании. Он включал выстрелов: 300 — на мортиру. 500 — на осадное орудие и 700 — на полевое{626} (у последних возимый запас — 191 заряд на единицу). В общей сложности артиллерия имела 27 456 зарядов для полевых орудий и 16 713 — для осадных.{627} Для первой необходимости ведения полевой фортификации артиллерия получила из резервных запасов 10 000 мешков для земли.{628}
Саперы и инженерное имущество
Организационно саперы были сведены в 4 роты общей численностью 43 офицера и 866 сержантов и рядовых. Конский состав и гужевой транспорт насчитывал 228 лошадей.{629} Как и у англичан, саперные и понтонные подразделения французы задействовали на подготовке высадочных средств. Для этого в спешном порядке были переброшены в Болгарию из Турции 11-я и 12-я роты полка понтонеров, немедленно приступившие к заготовке дерева и другим работам.{630}
Инженерный запас состоял из 6 250 туров,[152] 16 000 фашин (10 000 обыкновенных и 6 000 трассировочных), 18 600 шт. шанцевого инструмента, 5 000 запасных черенков к лопатам, 30 000 кирпичей, 100 000 мешков для земли и 43 повозок.{631} Большая часть инженерного имущества готовилась в крепости Франка солдатами пешей артиллерии, в помощь которым были выделены 300 пехотинцев, изготовившие 2 590 габионов длиной до 6 м.{632}
Тыловое обеспечение
Французское интендантство, приняв на себя обязанность продовольствовать, как свои войска, так и турецкую дивизию, заготовило 1 000 000 рационов муки, сухарей и соли; 1 500 000 риса, кофе и сахара, 240 000 говядины, 45 000 свинины, 450 000 сала, 800 000 вина, 800 000 вина, 97 000 ячменя, сена и соломы, 430 000 порций угля и 8 000 центнеров дров.{633}
В целом продовольствием армия была обеспечена на 40 дней из расчета на 30 000 человек и сеном на 8 дней.
Обеспечение продовольствием французского контингента было значительно лучше, чем у британских союзников. Командиры прекрасно понимали, что иметь на людях значительные запасы продовольствия удобно, но крайне невыгодно, ибо скорость движения войск обратно пропорциональна степени их обремененности. Облегчение же ноши солдата облегчает и движение войск, потому уменьшение ее составляет существенную необходимость. Кроме того, многие командиры понимали, что не существует такого порыва и чувства долга, которые не уменьшились бы от физических лишений: «…Ужасно слышать, что ящики для боевых припасов пусты и нет больше патронов; но еще ужаснее узнать, что войска не ели сегодня и почти не ели вчера».{634}
Прописная истина любой военной кампании говорит о том, что все способы довольствия в ее ходе сводятся к двум: найти необходимое на месте или подвезти из тыла. Не сильно надеясь на местное довольствие, брали все необходимое для приготовления пищи с собой.
Для выпечки хлеба находились при войсках семь походных печей и необходимые материалы для постройки еще двадцати. Запас продовольствия у каждого из солдат представлял носимый рацион из расчета на 4 суток. С началом военных действий армия получала повышенные нормы довольствия. Например, на флоте был увеличен отпуск хлеба на человека с 550 до 650 г.{635} При этом, как и у англичан, строжайше было запрещено пользоваться им до высадки на побережье Крыма.{636}
Медицинское обеспечение
Французы озаботились облегчением участи своих больных и раненых: число военных медицинских чинов было увеличено. В соответствии с требованиями французская армия имела три типа медицинского обеспечения.
1. Место, где солдат получал первую помощь сразу после ранения. Оно находилось непосредственно на поле боя. Его обязательным составляющим элементом были средства эвакуации (носилки, снабженные специальными двойными сидениями лошади или мулы).
2. Полевые (походные) медицинские госпитали. Они имелись при каждой дивизии.
3. Госпитали, находящиеся вне театра военных действий.{637}
Кроме этих учреждений, для экспедиции грузились часть легкого госпиталя, прибывшего из Алжира, 50 пар носилок и лазаретные фуры, а также госпитальные палатки, материалы для постройки большого барака, тюфяки и всё нужное белье. Обоз госпитальной части состоял из 40 повозок и 350 вьючных мулов, в том числе оборудованных специальными креслами для перевозки раненых.
Дополнительно брались с собой материалы для постройки большого барака на 200 кроватей. В полки было принято дополнительное число военных медиков, добровольно согласившихся принять участие в войне.
Загрузка трюмов
Оставшееся имущество оставалось на местах базирования в Болгарии для погрузки и отправки в Крым по ходу дальнейшего развития операции. Предполагалось, что большая часть зафрахтованных транспортов совершит еще как минимум один рейс в Крым.{638}
Для перевозки французской армии военно-морской флот выделил 15 линейных кораблей, 5 парусных фрегатов, 35 фрегатов, корветов и паровых авизо. Дополнительно арендовались транспортные коммерческие суда. Общее число — 172 единицы.{639} Англичане считали, что французы сэкономили на аренде транспортов и потому набивали своими солдатами военные корабли, лишая их боеспособности.
Для использования в качестве высадочных средств в Константинополе были изготовлены специальные разборные плоты, на каждый из которых можно было погрузить до роты солдат (140 чел.). В качестве буксира использовались три гребных баркаса,{640} Все это тоже должно было быть или погружено на корабли, или буксироваться ими в Крым.
Основные силы французского контингента (2-я, 3-я и 4-я дивизии) поднимались на корабли и транспорты в Балчике. 1-я пехотная дивизия осуществляла посадку вместе с англичанами в Варне.{641}
Рано утром 30 августа 1854 г. полки и батальоны начали движение. По графику каждое подразделение в назначенное ему время выходило из лагеря, совершало марш к месту погрузки и постепенно заполняло палубы и трюмы транспортов. Никакой речи о комфорте не шло. Даже офицеры не всегда получали отдельные каюты. Чаще всего им (особенно младшим) просто отводили один кубрик на всех.
Людьми буквально набивали корабельные жилые и нежилые помещения. 7-й полк линейной пехоты, после перехода в Балчик из лагеря Франка, погрузился на военные корабли «Жан Бар» (1-й батальон) и «Генрих IV» (2-й батальон), после чего их готовность к бою стала сомнительной. В добавку к линейным пехотинцам на эти же корабли погрузили по 100 человек из 1-го полка зуавов и 9-го батальона шассеров.[153] На палубах, в жилых отсеках и трюмах была постоянная толчея пехотинцев, стрелков и артиллеристов, но уже ничего не могло остановить их движение к великой цели.{642} Некоторые линейные корабли приняли сверх собственной команды еще около 2000 военнослужащих десантных сил и были в виду этого почти совсем неспособны к бою.{643}
Несколько слов о проблеме. О том, что корабли, приняв на борт десант, потеряли всякую возможность защищаться, знали не только французы. То же самое говорят британцы, подчеркивая, что были беззащитны в случае, если бы русские предприняли смелую атаку на конвои.{644} Я не берусь оспаривать бытующую в современной исследовательской среде точку зрения, согласно которой преобладание в составе Черноморской эскадры парусных судов и полная зависимость от погоды, а в эти дни у западных берегов Крыма был штиль или господствовал слабый ветер, в полной мере оправдывает невозможность атаки Черноморским флотом союзной эскадры.
Очевидное в том, что неприятель был гораздо более уязвим, чем считали русские командиры. Факты свидетельствуют, что «…из-за перегруженности войсками французские корабли не могли вести огонь и держали орудийные порты закрытыми, а реальное противодействие могли оказать только 8 английских линейных кораблей».{645}
Самый сильный боевой корабль, перегруженный личным составом десанта, во много крат терял свою способность действовать как эффективная боевая единица. О транспортах и говорить было нечего: «судно, гружёное ценным для экспедиции грузом или десантным отрядом, становится менее способным к бою хотя бы потому, что командир такого судна при исполнении опасной операции все время будет угнетаем мыслью о сохранении груза или жизни массы людей, присутствие которых на корабле к тому же стесняет действия судовой команды, без пользы увеличивая число потерь».{646}
Скученность людей вновь стала благодатной почвой для того, чтобы болезнетворные бактерии очнулись от спячки и вернулись к своей работе. Холера и дизентерия, начавшаяся во время пребывания в Турции и Болгарии, хоть и в меньшей степени, но продолжали свирепствовать. Длительное нахождение на борту переполненных транспортов провоцировало новые заболевания. Особенно доставалось батальону пеших егерей на борту транспорта «Баярд».{647} Единственным положительным фактором пребывания на борту кораблей и некоторым облегчением для личного состава стало снижение числа солдат, заболевших холерой.{648}
Теснота была явлением обычным. Французы, как и англичане, стремились посадить на борт максимально возможное число пехоты или артиллерии. Часто это делалось в ущерб не только боеспособности, но и элементарным нормам материально-технического, медицинского обеспечения. О каком-либо комфорте говорить было глупо. Сократили до минимума конский состав пехотных частей. Брались две лошади и два мула для штаба дивизии, одна лошадь и один мул для штаба бригады, по одной лошади для старших офицеров, адъютантов, военных медиков. Некоторое число лошадей и мулов выделялось для чиновников медицинских служб.
Пресловутый ранцевый вопрос у своих английских коллег французские солдаты считали глупостью. По их мнению, то, что нес на себе британец, было перышком в сравнении с грузом французского пехотинца. Для последнего действительно было привычным делом постоянно нести на себе не менее 15 фунтов. В военное время к этому добавлялись одеяло, индивидуальная палатка, фляга, консервы, дополнительный запас патронов и прочее. В итоге вместе с оружием и снаряжением (своим и отделения) общий вес носимого во время войны французским пехотинцем превышал 60 фунтов.{649} Англичане о такой маршевой подготовке и не мечтали. С другой стороны, вес снаряжения практически одинаков, но французский солдат имел при себе только необходимое, а британский — очень много лишнего. Но будем снисходительны к британским капризам, на самом деле соотношение оптимальной нагрузки и человеческим возможностям имеет очень большое значение. Иметь на себе значительные запасы продовольствия весьма удобно, но крайне невыгодно, ибо скорость движения войск обратно пропорциональна степени их обремененности.
31 августа офицеры французских дивизий получили последние указания от своих командиров. Как вспоминал командир батальона пеших егерей майор Монтодон, в этот день «…генерал Канробер производит для нас смотр, чтобы констатировать физическое и моральное состояние людей своей дивизии, отделить больных и выздоравливающих. Вот при каких обстоятельствах мы увидели немало смелых солдат, едва оправившихся от болезни или приступов холеры, настойчиво просивших в качестве награды быть в составе отъезжающих. Многие были приняты, но сколько других должно было остаться в госпиталях с сокрушенным сердцем, со слезою на глазах, тех, чьи силы были исчерпаны. Тут же после смотра генерал Канробер собирает вокруг себя офицеров из военных корпусов; и затем звонким возбужденным голосом объявляет нам завтрашнюю посадку на корабль, посвящает нас в планы атаки Севастополя, напоминает обязанности офицеров в критические фазы сражений, об их роли возле подчиненных, об их ежедневном моральном воздействии собственным примером, который они должны подавать со всею воинской доблестью. Затем приводит он нам интересные подробности о нашем враге, о его упорстве в действии. о его тактике, о его организации, о наилучших способах его удачно атаковать и победить. Своими писаниями, которые он дает нам, он воспламеняет наши сердца, он нас заставляет гордиться благородной и славной миссией, возложенной на нас; с каким счастьем мы мечтаем о скорой борьбе со страшным противником, который, казалось, имеет на своей стороне все преимущества».{650}
Когда личный состав был погружен на корабли, им овладело воодушевление и стремление скорее достичь главной цели — территории России.{651} Командир 2-й пехотной дивизии генерал Боске погрузился со своим штабом на трехпалубный линейный корабль французского военно-морского флота «Фридланд». В своих письмах, он считал это хорошим предзнаменованием, ассоциируя название корабля, связанное с победой Наполеона,[154] с новыми победами французов в Крыму. Кроме его штаба, на борту находились 1700 солдат и 100 офицеров из трех батальонов пехоты. Общее состояние было приподнятым, все были настроены на скорую победу.{652}
Данный текст является ознакомительным фрагментом.