ГЛАВА 11 ОСВОБОЖДЕНИЕ ЖЛОБИНА И РОГАЧЕВА

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

ГЛАВА 11

ОСВОБОЖДЕНИЕ ЖЛОБИНА И РОГАЧЕВА

Глубокой ночью 13 июля через Днепр тихо переправились на противоположный берег разведчики и специально выделенные для этой цели стрелковые подразделения. В это же время передовые полки скрытно вышли к восточному берегу реки и сосредоточились недалеко от уреза воды. В районе Жлобина незаметно для противника, который и не думал о том, что противостоящие им советские соединения и части вновь готовятся перейти в наступление, удалось из подручных средств восстановить взорванный пролет моста.

С началом интенсивной артиллерийской подготовки под прикрытием утреннего тумана передовые части 63-го ск начали форсирование Днепра. В эти июльские дни стояла невыносимо жаркая погода, не спадавшая даже ночью, и немецкие солдаты и офицеры беспечно прятались от нее в хатах Рогачева и Жлобина.

Ошеломленный неожиданным наступлением советских войск, враг вначале не оказал организованного сопротивления, и части корпуса с минимальными потерями смогли быстро достичь противоположного берега и стали стремительно продвигаться вперед. И только после того, как наши наступающие батальоны вышли к окраинам Рогачева и Жлобина, гитлеровцы опомнились. Укрывшись за железнодорожными насыпями, используя для своих пулеметных точек различные каменные здания, они начали оказывать ожесточенное сопротивление, которое усиливалось с каждой минутой. На крышах многих домов засели снайперы, которые вели прицельный огонь по нашим бойцам и командирам. Постепенно бой стал приобретать кровопролитный характер. Потери с обеих сторон были очень большими.

Младший лейтенант П.А. Лушников, сражавшийся в рядах 465-го сп 167-й сд, вспоминал после войны:

«...в расположение дивизии на грузовой машине прибыл комкор товарищ Петровский Л.Г. и отдал приказ сбить с позиций не успевшие окопаться немецкие части. Дивизия ринулась в атаку, на ходу принимая боевые порядки. Даже сейчас, через 30 лет, трудно забыть атаку.

Дивизия находилась в старом сосновом бору. Немцы открыли бешеный огонь изо всех видов артиллерии и минометов. У нас на глазах рушились гигантские сосны. Иногда, вырываемые с корнем, они поднимались ввысь и обрушивались, ломая рядом стоящие деревья...

Мы не чувствовали неимоверного напряжения сил после марша, перейдя в стремительную атаку. Навалились на переправившиеся немецкие части в штыки. Большую часть истребили на месте, а остальные бросились обратно в реку Днепр переправляться в гор. Рогачев».

Командир батареи 3-го дивизиона 546-го КАП 63-го стрелкового корпуса Леонид Александрович Попковский оставил для нас такие воспоминания о боях за Жлобин:

«Форсировали Днепр рядом со взорванным железнодорожным мостом. Прикрывал переправу бронепоезд, стоявший возле взорванного моста со стороны Гомеля. У переправы был и ком. корпуса Петровский. Я доложил обстановку, он тут же дал распоряжение полковнику, который руководил переправой, пропустить орудия за Днепр и приказал на той стороне организовать прикрытие переправы, чтобы дать возможность пропустить за Днепр больше техники и войск. Что и было сделано»{46}.

Первым ворвался в Жлобин батальон 437-го стрелкового полка под командованием капитана Ф.А. Баталова. Когда на следующее утро враг предпринял попытку окружить батальон, то паши войны не только не отступили, а, отразив вражескую атаку, снова обратили гитлеровцев в бегство. Шесть раз поднимал в атаку свой батальон капитан Ф. А. Баталов, дважды дело доходило до штыковых ударов, и противник вынужден был отступить. Батальон отвлек на себя значительные вражеские силы, содействуя продвижению других подразделений дивизии и полному освобождению Жлобина. Указом Президиума Верховного Совета СССР за мужество и героизм, проявленные в период боев за город Жлобин, командиру батальона капитану Баталову Федору Алексеевичу было присвоено звание Героя Советского Союза[23].

Из исторического формуляра 154-й сд (впоследствии 47-я гв. сд):

 «К исходу 13.7 дивизия двумя полками вела тяжелый бой, выковыривая штыком и гранатой, расстреливая в упор засевших в блиндажах и домах немцев.

К исходу 14.7 в результате тяжелых, кровопролитных боев ЖЛОБИН с прилегающими к нему пригородами и деревнями был очищен от фашистской мрази. Были захвачены трофеи: до 20 орудий разных систем, 25 автомашин, много повозок, лошадей, 5 танков, огнеприпасы, пулеметы, винтовки и т.д.

Кроме того, было собрано большое количество отечественного вооружения. 437-й СП сумел за счет собранного имущества восстановить полковую и батальонную артиллерию.

Вплоть до 28.7 части дивизии занимали оборону на рубеже ТОРФОЗАВОД, ЛУКИ, ЗАВОДНЫЕ, МАЛЕВИЧИ, РУДНЯ»{47}.

Следует отмстить тот факт, что когда идет речь о событиях, связанных с успешными действиями 63-го стрелкового корпуса в районе городов Жлобин и Рогачев, то, как правило, рассказывается о тяжелых боях по овладению Жлобином, в то же время боевые действия 167-й сд по освобождению Рогачева остаются как бы в тени.

Генерал-майор Раковский Василий Степанович, командовавший 167-й стрелковой дивизией, освободившей Рогачев, в беседе с Маршалом Советского Союза А.И. Еременко уже через много лет после войны рассказал много интересного о тех событиях. Воспоминания генерала Раковского о взятии Рогачева в мемуарах маршала выглядят следующим образом:

«12 июля к 12 часам я был вызван на командный пункт командира корпуса, имея с собой все данные о состоянии частей и их боеспособности. На КП Л.Г. Петровского был и командующий 21-й армии. Я представился командующему, и он устно отдал мне приказ, суть которого была такова.

Перед 167-й дивизией противник в данный момент занимает оборону на широком фронте и достаточных резервов не имеет.

Приказываю:

13 июля в 15.00 167-й стрелковой дивизии форсировать р. Днепр и занять г. Рогачев, имея в виду дальнейшее наступление в направлении Бобруйска.

Для меня этот приказ был неожиданным, так как раньше никаких признаков на переход в наступление с форсированием Днепра не было. 167-я дивизия занимала оборону тоже на широком фронте и к наступлению была не готова. Поэтому я обратился к командующему армии с просьбой увеличить время на подготовку. Однако командующий разъяснил, что времени дать не может.

Тут же с КП комкора я передал по телефону начальнику штаба полковнику Чечину распоряжение: собрать командиров частей, их заместителей и начальников штабов, вызвать к реке переправочный парк дивизии. Но в ответ он сообщил, что переправочный парк дивизии сегодня уничтожен авиацией противника. Положение резко осложнялось.

Перед моим уходом Л.Г. Петровский сообщил, что придает 167-й дивизии корпусной артиллерийский полк, командир которого уже находится в пути к моему КП, и, кроме того, сказал, что он в 15 часов будет в районе переправы у Рогачева.

На обратном пути мы с комиссаром А.Г. Сергеевым обдумывали план действий, исполнение которого могло встретить немало затруднений.

На командном пункте дивизии все офицеры были уже в сборе. В нескольких словах я изложил боевую задачу, очень коротко заслушал соображения начальника инженерной службы и начальника артиллерии дивизии. Чтобы дать командирам частей возможно больше времени для подготовки и организации боя, приказ отдал коротко.

План форсирования Днепра был прост, так как, кроме десятка обыкновенных лодок, никакого переправочного имущества не было. Суть плана состояла в том, чтобы форсировать Днепр на двух полковых участках.

520-й сп (командир полка подполковник Иван Яковлевич Некрасов) переправлялся у подорванного деревянного моста близ Рогачева.

615-й сп (командир полка полковник Ефим Георгиевич Голобоков) имел целью активными действиями с применением дымовой завесы на возможно более широком фронте отвлечь внимание противника от основного направления. Средства переправы — подручные и лодки, которые имели командиры полков. Задача 520-го полка состояла в овладении Рогачевом, 615-го полка — в захвате плацдарма глубиной 1,5—2 км.

У западного берега Днепра скопилось много плотов и сплавного леса. Было решено под прикрытием артиллерийского огня переправить отряд для захвата этого леса, чтобы построить из него штурмовой мостик для пехоты...

Очень помогло нам то, что еще до начала артиллерийской подготовки приехал Л.Г. Петровский. Помню, я пришел в район Рогачевского моста, и в это же время подъехал туда комкор.

Мы вместе проверили подготовленность подразделений первого эшелона к форсированию. Это были роты 2-го батальона 520-го полка. Под руководством капитана Покатило и политрука Козлова они готовились выбросить под прикрытием артиллерийского огня на лодках первый десант, состоящий из штурмовых отрядов по захвату плацдарма. Леонид Григорьевич дал им несколько ценных советов.

Ровно в 15.00 началась артподготовка. Такого сильного огня до этого наступления на нашем участке еще никогда не было. С первым артиллерийским залпом от берега отошли лодки со штурмовыми отрядами. Противник настолько был ошеломлен и деморализован, что вначале не оказал никакого сопротивления. Но вскоре гитлеровцы опомнились и обрушили на переправы артиллерийский и минометный огонь, начали бомбить их с самолетов. Создалось тяжелое положение, но воины дивизии продолжали выполнять поставленную задачу.

Очень молодой, недавно сформировавшийся саперный батальон блестяще справился с возложенной на него задачей. Штурмовой мостик на всю ширину реки был построен очень быстро. Я до сих пор не могу без волнения вспоминать тот героический момент, когда, не обращая внимания на взрывы снарядов, мин и авиабомб, саперы продолжали упорно и самоотверженно работать. К сожалению, память не сохранила фамилий героев-саперов.

С наведением штурмового мостика началась переправа всего 520-го полка, затем 465-го. Решение о переправе обоих полков у Рогачевского моста мне подсказал Леонид Григорьевич.

Как только 520-й полк переправился, началось наступление, завязался упорный бой в г. Рогачев. Противник, используя заранее приспособленные здания, оказывал упорное сопротивление. Воины дивизии, пренебрегая опасностью, самоотверженно бросались в бой и громили опорные пункты противника...

Во время этого боя геройски погиб командир 2-го батальона 520-го полка капитан Покатило, который первым форсировал

Днепр и первым ворвался в Рогачев. После гибели командира батальон продолжал выполнять задачу. Бой в городе Рогачев продолжался до 23 часов 14 августа»{48}.

Не последняя роль в успехе корпуса в освобождении двух районных центров Белоруссии, городов Жлобин и Рогачев, принадлежит воинам-артиллеристам. Очень часто историки, описывая те или иные события, как правило, основной свой взор обращают на матушку-пехоту и действия танкистов. Конечно, основная тяжесть в бою ложится на их плечи, но ни в косм случае нельзя забывать, что во многом их успех, как, впрочем, и неудачи, предопределен огнем артиллерии. Надежно поражены огневые средства противника и его живая сила на переднем крае — и пехоте легче выполнить поставленную задачу, в противном случае надежда на успех ничтожная.

Как видно из приведенных выше рассказов очевидцев и сохранившихся архивных документов, артиллеристы в период боев за Рогачев и Жлобин проявили себя с самой наилучшей стороны. Врагу были нанесены такие потери, что оказать достойного сопротивления нашим наступающим частям он не смог. Большая заслуга в этом была начальника артиллерии корпуса генерал-майора Л.Ф. Казакова и командиров артиллерийских частей и подразделений, которые смогли в кратчайшие сроки перед наступлением подготовить необходимые данные для стрельбы, произвести разведку и засечку огневых средств противника. Определенную помощь оказали артиллеристам и местные жители.

Высшее командование вермахта пребывало в некотором шоке, после того как им было получено сообщение о том, что частями Красной Армии освобождены города Жлобин и Рогачев. Точнее сказать, оно просто не могло поверить в подобное: непобедимые войска фюрера оставили два города и значительную часть прилегающей к ним территории. Чем, как не этим, можно объяснить тот факт, что начальник Генерального штаба сухопутных войск Германии генерал-полковник Франц Гальдер, который весьма скрупулезно описывал в своем дневнике ход боевых действий на советско-германском фронте, ни 13, ни 14, ни 15 июля 1941 года даже словом не обмолвился об этом. И только 17 июля в его дневнике появились строчки:

«...В районе Жлобина и Рогачева противник переправился на западный берег Днепра. Переправа войск продолжается. Обнаружено большое количество артиллерии…»

Как нетрудно заметить, Ф. Гальдер не пишет, что советские войска отбили у вермахта Жлобин и Рогачев, а просто переправились на западный берег Днепра, хотя в это время соединения и части 63-го корпуса Петровского давно уже освободили от оккупантов эти населенные пункты и вели боевые действия западнее их. Скорее всего, начальник немецкого Генерального штаба мысленно надеялся на то, что не сегодня — завтра подобное недоразумение будет устранено. Но не тут-то было. Не могло в тот период немецкое командование еще привыкнуть к мысли о том, что наряду с успехами своих войск придется говорить и писать и о своих неудачах. И чем дальше, тем больше. А начало этим неудачам было положено именно в боях за два белорусских города — Жлобин и Рогачев.

Освободив от немецких оккупантов Жлобин и Рогачев, соединения 63-го ск в течение 15 и 16 июля продолжали с боями продвигаться на запад, не давая противнику возможности закрепиться на выгодном для него рубеже. Немецкая пехота при поддержке танков и огня артиллерии предприняла в эти дни несколько опасных контратак, но все они были отбиты нашими наступающими частями. Только на западном берегу реки Друть противнику удалось закрепиться и остановить продвижение дивизий корпуса.

Комкор Л.Г. Петровский все время находился на передовой, перемещаясь от одного полка к другому. Придавая особое значение контролю выполнения своих приказов, Леонид Григорьевич одновременно всеми имеющимися у него средствами и способами стремился помочь командирам подчиненных соединений и частей в решении поставленной боевой задачи. И надо отметить, что он умел добиваться безусловного выполнения отданного им приказа, причем делал это спокойно, без всякой нервозности, а порой, если надо, личным примером воодушевлял подчиненных на решение поставленной задачи.

Командир 318-го гаубичного артиллерийского полка большой мощности 63-го ск полковник Г.П. Кулешов рассказал об одном очень интересном случае:

«Натолкнувшись на яростное сопротивление немецкой пехоты, укрепившейся на господствовавшей высоте, 154-я сд замедлила наступление. Л.Г. Петровский приказал полковнику Фоканову с рассветом силами одного стрелкового полка атаковать высоту и выбить оттуда противника. Рано утром командир корпуса появился в расположении полка, которому была поставлена эта боевая задача. Атака задерживалась. Командир полка объяснил причину задержки тем, что интенсивный огонь противника не дает даже головы поднять.

Выслушав доклад командира полка, Л.Г. Петровский молча повернулся и пошел по окопу. Пройдя до конца окопа, он вылез на бруствер и спокойно пошел вдоль окопа. Командиру полка и комбатам пришлось следовать за ним. Как и предполагал Петровский, противник брал, как говорят в таких случаях, на испуг, ведя яростную, но не особенно прицельную стрельбу. Пройдя по брустверу перед всем батальоном и спустившись в окоп, Петровский тихо спросил командира полка: "Так вы говорите, нельзя головы поднять?" Тот, смутившись, молчал. Леонид Григорьевич спокойно распорядился: "Даю вам на организацию атаки два часа. Через два часа тридцать минут высота должна быть взята". В назначенный срок полк овладел высотой».

Надо сказать, что в первые недели и месяцы войны, когда наши бойцы и командиры особенно остро ощущали отсутствие боевого опыта, личный пример командира, его храбрость, спокойствие и выдержка в самые критические минуты боя играли особенно важную, а в иные моменты и решающую роль.

Поздно вечером Л.Г. Петровский нашел время написать письмо домой. Фронтовые письма всегда интересны. И хотя в них нет ничего такого особенного — писать сведения, касающиеся боевых действий, было нельзя, и цензура очень зорко смотрела за этим, они все равно сохранили незабываемую атмосферу тех дней. К тому же они приобретают особенную ценность и интерес, когда человека уже нет на этом свете. Очень часто они остаются в семье единственным напоминанием об отце, муже, брате, которые навсегда остались на той войне. Из письма Леонида Григорьевича Петровского:

«...Захватили пленных, они говорят, что много их побили. Правда, и нам нелегко. Сейчас сижу в штабной машине, а наша артиллерия бьет залпами по немцам...

Сегодня был на фронте дважды. Моего одного охранника ранило, мне же везет, хотя я уже дважды ходил в атаку. Вернее, поднимал людей в атаку. На войне, конечно, всегда много трудностей и устаешь ужасно. Спать почти не приходится...»{49}

Вместе с письмом Леонид Григорьевич отправил домой и свою фотографию. На небольшой по размеру фотокарточке, размером 9x4,5 см, на фоне леса в полный рост сфотографирован комкор Петровский в командирской форме, с орденами. У Ольги Леонидовны, дочери генерала, в семейном альбоме сохранилось очень много фотографий: и времен Гражданской войны, и предвоенных, но это самая любимая, самая дорогая. Она — последняя прижизненная фотография ее отца.

В ходе боев в районе Жлобина и Рогачева красноармейцы и командиры 63-го стрелкового корпуса проявили массовый героизм, смелость и отвагу. Так 23 июля командир роты 66-го стрелкового полка 61-й сд лейтенант Лисин, находясь в разведке, был трижды ранен, но боевой приказ выполнил. Вернувшись в часть, он отказался эвакуироваться в тыл и продолжал командовать ротой.

Командир 7-й роты этого же полка лейтенант Туляков 22 и 23 июля пять раз водил роту в атаку, увлекая своим мужеством и отвагой бойцов. Командир 6-й роты 437-го стрелкового полка лейтенант П. Гарнага, будучи 20 июля ранен, остался в строю и продолжал командовать своим подразделением{50}.

21 июля командир 9-й батареи артполка 154-й сд лейтенант Борода со своего наблюдательного пункта заметил на поле боя вражеское противотанковое орудие и немедленно открыл но нему беглый огонь. Несколько разорвавшихся снарядов заставили артиллерийский расчет противника бросить орудие. Спустя некоторое время лейтенант Борода со своими бойцами захватил это орудие и, развернув его, открыл огонь но отступающему противнику. Два дня спустя в бою овладел немецкой пушкой и открыл из нес огонь по врагу красноармеец Вершинин из 465-го стрелкового полка 167-й стрелковой дивизии. Подобных примеров мужества и героизма воинов 63-го стрелкового корпуса можно привести немало. Некоторое время спустя Указом Президиума Верховного Совета СССР «за образцовое выполнение заданий Командования на фронте борьбы с германскими фашистами и проявленные при этом доблесть и мужество» большая группа командиров и красноармейцев корпуса была награждена орденами и медалями.

Об успешных действиях частей 63-го ск, освободивших от немецко-фашистских захватчиков города Рогачев и Жлобин, стало известно далеко за пределами 21-й армии. На политинформациях и в ходе бесед, проводимых с личным составом, политработники призывали громить оккупантов так, как это делают воины корпуса комкора Петровского.

Л.М. Сандалов после войны вспоминал:

«...войска корпуса Петровского блестяще выполнили свою задачу. С наступлением темноты 13 июля они неожиданно стремительным ударом ошеломили неприятеля, успешно форсировали Днепр на рубеже Рогачев, Жлобин. В ожесточенных боях нанесли большие потери врагу и, как было сказано в оперативной сводке Совинформбюро, "штурмом овладели городами Рогачев и Жлобин". В последующие дни части корпуса продолжали наступать к Бобруйску»{51}.

23 июля 1941 года на основании директивы Ставки ВГК на базе управления 4-й армии был образован Центральный фронт. Командующим фронтом был назначен генерал-полковник Ф.И. Кузнецов. Членами Военного совета фронта стали первый секретарь ЦК КП (б) Белоруссии П.К. Пономаренко и корпусной комиссар Д.А. Гапанович. Начальником штаба фронта был назначен полковник Л.М. Сандалов. В его состав вошли 13-я и 21-я армии, а также конная группа генерал-полковника О.И. Городовикова, ранее входившие в состав Западного фронта. Фронт имел задачей прикрыть гомельское направление.

К исходу дня 25 июля штаб фронта разместился в городе Гомель, недалеко от парка культуры и отдыха имени А.В. Луначарского, в зданиях дворца, принадлежавшего до революции князю Паскевич-Эриванскому. Поблизости были сооружены убежища и отрыты глубокие щели. Еще сутки назад здесь находился штаб 21-й армии, в командование которой только что вступил генерал-лейтенант М.Г. Ефремов. Штаб 21-й армии, в свою очередь, переместился в район Чечерска, поближе к войскам.

Собравшись ночью на свое первое заседание, Военный совет фронта рассмотрел обстановку в полосе обороны фронта и остался в целом доволен складывавшейся ситуацией. Много лет спустя после войны генерал-полковник Л.М. Сандалов вспоминал:

«.. .Командующий заметно приободрился.

— Что же, наш Центральный фронт действительно находится в более благоприятных условиях, чем соседний — Западный, — резюмировал он. — 21-я армия продвигается к Бобруйску. Конная группа Городовикова глубоко прорвалась во вражеский тыл и вышла в леса юго-западнее Бобруйска...

Корпус комкора Петровского самоотверженно пробивается к Бобруйску, а соседние корпуса помогают ему недостаточно, — заметил Пономаренко.

— Это правда, и надо сейчас же приказать Ефремову активизировать действия левофлангового 66-го стрелкового корпуса на Паричи, Бобруйск, — указал мне Кузнецов»{52}.

На этом же совещании, по воспоминаниям Л.М. Сандалова, было принято решение ходатайствовать о присвоении генеральских званий Петровскому и подчиненным ему комдивам.

Вместе с тем имеется немало иных версий того, кем было инициировано предложение о присвоении Петровскому воинского звания генерал-лейтенанта. Ряд историков высказывают предположение о том, что команду дал Сталин. Так, в кинофильме «Битва за Москву» есть кадры, когда начальник Генерального штаба генерал Жуков докладывает вождю о том, что корпус комкора Петровского освободил Жлобин и Рогачев. В ответ Иосиф Виссарионович удивляется, что это за звание — комкор? Смекалистый Жуков тут же докладывает, что Генштаб готовит представление о присвоении Петровскому воинского звания генерал-майора. Но Верховный главнокомандующий его поправил — генерал-лейтенант. Сказок в истории Великой Отечественной войны очень много, потому она так и запутана. Маловероятно, чтобы вождь не знал, что это за звание — комкор: он лично принимал решение о введении персональных воинских званий командирам Красной Армии и в 1935-м и в 1940 году и прекрасно в них разбирался. Делать из него незнайку не стоит.

На самом деле все было намного проще: и командиру корпуса, и его командирам дивизий генеральские звания были присвоены по представлению Военного совета Центрального фронта. А иначе и быть не могло. Тем более что командующий фронтом генерал Кузнецов, бывший до этого командующим 21-й армии, хорошо знал Л.Г. Петровского и его комдивов, которые с честью выполнили боевую задачу по освобождению городов Жлобин и Рогачев.

Так уж повелось в пашей истории, а равно, как и во всей нашей жизни: желающих причислить себя к чему-то значимому и особенному было всегда предостаточно. Например, бревно В.И. Ленину на Всероссийском субботнике 1 мая 1920 года, по воспоминаниям, помогали нести аж восемнадцать бывших кремлевских курсантов, хотя на фотографии, кроме Ильича, запечатлены всего пять человек. Что поделать — страна героев.

Произведя накануне перегруппировку своих частей, корпус Л.Г. Петровского снова возобновил наступление в направлении Бобруйска и к 19 часам 26 июля вышел на рубеж Веричев, Заболотье, Великий лес, Рудня Малая, Лесань. Несмотря на ожесточенное сопротивление противника, части корпуса к исходу дня штурмом овладели станцией Красный Берег.

В последующие дни сопротивление противника заметно усилилось, по всему чувствовалось, что подошли резервы. Как впоследствии стало известно, обеспокоенное столь стремительным продвижением 63-го стрелкового корпуса, немецкое командование перебросило в его полосу 47-й армейский корпус, которому была поставлена задача во что бы то ни стало остановить наступление наших частей и отбросить их в исходное положение. Одновременно противник активизировал свои действия в полосе 67-го стрелкового корпуса.

В ночь па 29 июля гитлеровцы предприняли сильную контратаку, хотя в то время они еще соблюдали привычку не предпринимать активных боевых действий в ночное время суток. Контратака была отбита с большими для врага потерями. Потери личного состава в частях и соединениях 63-го ск также были немалыми. К концу июля 1941 года соединения 63-го стрелкового корпуса вклинились в оборону противника на глубину до 30 км и значительно выдвинулись вперед, особенно по отношению к соседу справа, 102-й сд 67-го ск.

Во всех немногочисленных работах, касающихся действий 63-го ск, написано о том, что в конце июля командование 21-й армии приняло решение о переходе корпуса к обороне. Однако сохранившиеся архивные документы свидетельствуют об обратном. Принявший командование 21-й армией генерал М.Г. Ефремов поначалу и не помышлял об обороне, а наоборот, отдал войскам приказ о продолжении наступления на противника.

Рано утром 30 июля генерал-лейтенант М.Г. Ефремов подписал боевой приказ № 06, в котором всем корпусам армии были поставлены боевые задачи на наступление. 63-му стрелковому корпусу, в частности, была поставлена следующая задача:

«...Армия утра 31.7 переходит в наступление и, уничтожая ПРОПОЙСКО-БЫХОВСКУЮ группу противника, выходит к р. ДНЕПР.

...7. 63 ск (61, 167, 154 сд, ПО сп, 36 лап, 5, 6 минбат), наступать в общем направлении на БОБРУЙСК и к исходу дня выйти фронт: ФЛЛЕВИЧИ, ПОБОЛОВО, КОРОТКОВИЧИ.

...11. Начало наступления 8.00 31.7

12. В течение 30.7 произвести рекогносцировку исходного положения для наступления, проработать все вопросы взаимодействия пехоты, артиллерии, танков и авиации. На местности точно наметить объекты атаки и технику подавления очагов сопротивления противника.

Исходу 30.7 пополнить все запасы, для чего использовать все транспортные средства и подвезти все необходимое для войск...»{53}

Вечером этого же дня приказом генерала Ефремова для обеспечения участка в стыке 63-го и 66-го стрелковых корпусов у населенных пунктов Стрешин и Горваль был выброшен отряд генерала Неретина в составе кавалерийского полка, стрелкового батальона и ряда других подразделений{54}.

Несколько слов о новом командующем 21-й армии генерал-лейтенанте Ефремове — личности во многих отношениях уникальной. К тому же его военная судьба, как две капли воды, схожа с судьбой генерала Петровского.

Михаил Григорьевич Ефремов в предвоенные годы пользовался большим авторитетом в Красной Армии. На военной службе с 1915 года. Участник Первой мировой войны. В 1916 году окончил школу прапорщиков. Во время Октябрьской революции вступил в Красную гвардию и в составе 1-го Замоскворецкого красногвардейского отряда участвовал в Октябрьском вооруженном восстании в Москве. Во время Гражданской войны командовал ротой, батальоном и железнодорожным полком при обороне Астрахани, затем — стрелковой бригадой и дивизией на Южном и Кавказском фронтах.

Командуя отрядом бронепоездов, особенно отличился в Бакинской операции в апреле 1920 г., чем способствовал установлению Советской власти в Азербайджане. За успешное проведение Бакинской операции М.Г.  Ефремов был награжден орденом Красного Знамени — высшей наградой Советской России того времени. Некоторое время спустя Михаилу Григорьевичу был вручен орден Красного Знамени Республики Азербайджан № 1 с выгравированными на обороте словами: «Тов. М.Г. Ефремову за Баку. 1920 г.»{55}.

С июля 1921 года — начальник и военком 2-х Московских командных курсов. В 1922—1927 гг. — помощник командира и военком 14-й, командир и военком 19-й и 18-й стрелковых дивизий в Московском военном округе, военный советник в Китае. В 1929—1930 гг. учился в Boeirao-политической академии имени Толмачева в Ленинграде. Вместе с ним на факультете единоначальников учились С.К. Тимошенко, И.С. Кутяков, Л.И. Еременко, О.И. Городовиков. С 1930-го по 1933 год учился в Военной академии имени Фрунзе.

Получив хорошее военное и военно-политическое образование, Ефремов приступил к командованию 12-м стрелковым корпусом. В 1937 году ему, как и Петровскому, было присвоено воинское звание комкора, а в 1939 году — командарма 2-го ранга. На протяжении четырех предвоенных лет, с 1937-го по 1941 год, он поочередно командовал пятью Военными округами: Приволжским, Забайкальским, Орловским, Северо-Кавказским, Закавказским! В истории нашего государства и его Вооруженных Сил, начиная с 1862 года, когда в Русской армии были образованы Военные округа, и до сих пор было только два военачальника, которым была доверена такая высокая честь.

Пятью Военными округами командовал, кроме М.Г. Ефремова, только Маршал Советского Союза Мерецков Кирилл Афанасьевич. До войны он руководил Приволжским военным округом, а после войны в течение 9 лет поочередно командовал Приморским, Московским, Беломорским и Северным военными округами.

В июле 1938 года М.Г. Ефремов был награжден орденом Ленина, а в 1940 году ему было присвоено воинское звание генерал-лейтенанта.

С января 1941 года генерал-лейтенант Ефремов занимал должность 1-го заместителя генерал-инспектора пехоты РККА. С началом войны Ефремов неоднократно обращался к маршалу К.Е. Ворошилову и лично к И.В. Сталину с просьбой направить его на фронт. Во второй половине июля 1941 года генерал-лейтенант М.Г. Ефремов добился-таки отправки па фронт и был назначен командующим 21-й армией.

Судьба его сложилась трагически. В феврале 1942 года, командуя 33-й армией, в результате просчетов командования Западным фронтом и лично генерала армии Г.К. Жукова генерал Ефремов во главе ударной группировки войск армии в составе четырех стрелковых дивизий окажется в окружении юго-восточнее Вязьмы. В течение 66 дней бойцы и командиры под его личным руководством вели неравную борьбу с противником. В апреле 1942 года остатки окруженных частей ударной группировки армии пошли па прорыв. 19 апреля 1942 года в ходе боя генерал Ефремов получил тяжелое ранение и, не желая попасть в плен к врагу, застрелился. Противник, отдавая должное героическим и самоотверженным действиям красноармейцев и командиров 33-й армии во главе с Ефремовым, с почестями похоронил командарма в С. Слободка Смоленской области.

Многие годы после войны подвиг воинов 33-й армии и се командующего замалчивался, и только в начале 90-х годов прошлого века в средствах массовой информации появились первые статьи, в которых стали правдиво освещаться события той поры. В самом конце 1996 года произошло событие, которого многие годы ждали все, кому была дорога память о 33-й армии, кому был дорог подвиг наших бойцов и командиров в годы Великой Отечественной войны, в какой бы армии, на каком бы фронте они ни сражались.

Воздавая долг памяти всем воинам-ефремовцам, участвовавшим в тяжелых боях под Вязьмой, воздавая уважение мужеству и храбрости командующего 33-й армии, генерал-лейтенанту Ефремову Михаилу Григорьевичу за мужество и героизм в борьбе с немецкими захватчиками было посмертно присвоено звание Героя Российской Федерации.

В тот момент, когда корпуса и дивизии 21-й армии уже заканчивали подготовку к наступлению, неожиданно было получено распоряжение генерала М.Г. Ефремова о временной при-

остановке наступления в связи с получением разведданных о концентрации крупных сил противника на этом направлении. Уже ночью командиры корпусов были проинформированы штабом армии о том, что наступление откладывается на неопределенное время.

Утром 31 июля в адрес командиров корпусов ушло боевое распоряжение командарма-21 № 029 следующего содержания:

«КОМАНДИРАМ КОРПУСОВ 25, 51, 67 и 63.

Войскам армии провести следующие мероприятия:

1. Прочно удерживать занимаемый фронт, продолжая всемерно его укреплять.

2. Быть готовым уничтожить танки противника.

3. Развивать противотанковый район в глубину.

4. Войска пополнить людьми и боеприпасами.

5. Исключительно бережно расходовать боеприпасы. Каждый выстрел делать прицельным и только по цели.

...11. Лично командирам, комиссарам корпусов и дивизий руководить фортификационными сооружениями, превратив свои участки в неприступную крепость для врага.

12. Переход в наступление особым распоряжением»{56}.

Пункт по бережному расходованию боеприпасов в распоряжении совсем не случаен. Обстановка с боеприпасами в армии и в корпусах была крайне сложной. По состоянию на начало августа наличие основных видов боеприпасов в боекомплектах (б/к)[24] было следующим{57}:

Положение с продуктами питания также было весьма сложным. Так, на начало августа месяца в армии не было ни одной сутодачи[25] хлеба, сухарей, риса, сливочного масла. На исходе были мука, мясные консервы, крупа, махорка. На конский  состав, численность которого превышала 26 тысяч, было всего 2 сутодачи овса{58}.

Ближе к вечеру 31 июля в штаб корпуса пришло известие о том, что за умелое руководство боевыми действиями подчиненных соединений и частей командиру корпуса Л.Г. Петровскому присвоено воинское звание генерал-лейтенанта, а командирам дивизий комбригу B.C. Раковскому, полковникам Н.А. Прищепе и Я.С. Фоканову — воинское звание генерал-майора. Это был единственный случай в истории Великой Отечественной войны, когда сразу всем командирам одного войскового объединения были присвоены генеральские звания, что свидетельствует не только о важности свершившегося факта, но и о его важной роли в подъеме морального духа войск. Своими активными действиями соединения 63-го ск не только отбросили противника на несколько десятков километров назад, освободив при этом крупные населенные пункты, но и показали всем войскам Красной Армии наглядный пример того, как надо бить врага.

Хотя, если сказать честно, присвоение воинского звания — это никак не награда. Награда — это орден, медаль, именное оружие, а присвоение воинского звания — это положенный командиру по штатной должности чин, и не более того. К тому же воинское звание «комбриг» B.C. Раковского напрямую соответствовало званию генерал-майора, а воинское звание «комкор» Л.Г. Петровского попадало «в вилку»: генерал-майор — генерал-лейтенант. Так говорят у военных, когда по штату предусмотрено два звания. Например, у командира батальона звание по должности — майор или подполковник, а вот у командира полка — полковник. По крайней мере генеральские звания в Красной Армии после выхода соответствующего Указа Президиума Верховного Совета СССР давали командирам и военачальникам после переаттестации, а не за какие-то конкретные боевые заслуги. Многие перед войной просто не успели получить новые звания только потому, что не прошли переаттестации.

Так что Сталин и его окружение явно пожадничали и недооценили успеха соединений 63-го ск: за подобные заслуги командир корпуса и его комдивы заслуживали как минимум орденов Ленина или Красного Знамени. По аналогии можно отмстить следующее. Когда генерал-майору A.M. Городнянскому во главе 129-й сд удалось в двадцатых числах июля 1941 года отбить у немцев небольшую часть Смоленска, Иосиф Виссарионович, не задумываясь, наградил его орденом Ленина. Это, так сказать, для примера и сравнения.

Положение соединений корпуса по состоянию на 1 августа 1941 года было следующим:

61-я стрелковая дивизия занимала оборону на правом фланге корпуса по рубежу: Мадоры, Заполье, севернее Хапаны. Входившие в ее состав 66-й, 221-й и 307-й стрелковые полки весь день занимались инженерным оборудованием занимаемых участков обороны. Особое внимание было уделено созданию противотанковых заграждений.

66-й сп, стремясь улучшить свое положение и занять более выгодный для обороны участок местности, в первой половине дня вел бой с противником за овладение рощей севернее населенного пункта Хомичи Запольские.

167-я сд:

465-й сп двумя батальонами оборонялся на рубеже: северо-западная окраина Хапаны, безымянная высота юго-восточнее этого населенного пункта. Один батальон занимал рубеж обороны, проходивший от населенного пункта Святое Озеро до Колотовки, прикрывая дорогу на Рогачев.

615-й сп оборонял рубеж: западная окраина Сретенки, Марусино, западная опушка леса южнее Марусино, высота с отм. 147,1.

520-й сп занимал оборону на рубеже Островок, роща севернее Старый Мазлов.

154-я сд, имевшая в своем составе четыре стрелковых полка, занимала оборону на рубеже: роща севернее Старый Мазлов, торфяной завод, Придорожье, Вездебуж, Корма Солонская, далее на юг по берегу р. Добысна, от населенного пункта Солонное до Стрешина.

510-й сп оборонял рубеж: роща севернее Старого Мазлова, 1 км восточнее Кабановки.

437-й сп оборонялся на рубеже: 1 км восточнее Кабановки, Придорожье, Вездебуж.

473-й сп без одного батальона, находившегося в общевойсковом резерве комавдира 63-го ск, занимал оборону: искл. Вездебуж, Корма Солонская, далее на юг по берегу р. Добысна, от Деревушки Солонная, лес 1 км вост. Кадищево.

110-й сп первым и третьим батальонами оборонял рубеж Савин, Дубино, Папортное, Ляды. Второй батальон оборонял Стрешин[26].

3-й батальон 820-го сп занимал оборону по восточному берегу р. Днепр на фронте: безымянные высоты 2 км юго-западнее Рокотало, Гадиловичи, имея охранение в районе Вишен, Мадоры{59}.

В резерве командира корпуса в районе рощи на южной окраине Жлобина находились 143-й противотанковый дивизион и 1-й батальон 473-го сп.

Боевой и численный состав 63-го ск и дивизий, входивших в се состав, по состоянию на 1 августа 1941 года был следующим{60}:

Глядя на эту таблицу, не может не броситься в глаза тот факт, что наличие стрелкового вооружения в корпусе явно не соответствовало численности личного состава. Так, на 27 466 красноармейцев и младших командиров приходилось всего 24 053 единицы стрелкового вооружения (винтовка, автомат, пулемет), т.е. 3413 человек (12,5%) оружия не имели.

Два других стрелковых корпуса 21-й армии были несколько хуже укомплектованы личным составом, чем 63-й ск. Так, на начало августа в 67-м ск насчитывалось 28 762 бойцов и командиров, а в 20-м ск и того меньше — 17109.[27] Однако нетрудно заметить, что все стрелковые дивизии, входившие в состав стрелковых корпусов 21-й армии, имели довольно высокую численность личного состава, насчитывая от 8204 до 10 019 человек. Исключение составляла лишь 155-я сд, в которой были 7128 человек.

Для сравнения: 33-я армия под командованием генерал-лейтенанта Ефремова, оборонявшаяся в битве под Москвой на наро-фоминском направлении, имела в своем составе по состоянию на 1 декабря 1941 года всего 32 035 бойцов и командиров{61}.

По количеству конского состава, тяжелого вооружения и средств связи 63-й стрелковый корпус по состоянию на 1 августа 1941 года также явно превосходил своих соседей{62}:

Таким образом, 63-й ск был наиболее укомплектованным и, как следствие, наиболее боеспособным в составе армии.

Получив приказ на переход к обороне, части и соединения 63-го стрелкового корпуса приступили к инженерному оборудованию занимаемых участков. Отрывались окопы полного профиля, возводились командные пункты, на танкоопасных направлениях сооружались танковые ловушки и лесные завалы, перед передним краем и на флангах устанавливались минные поля и малозаметные препятствия. Одновременно по приказу генерала Л.Г. Петровского в подразделениях проводились занятия по боевой подготовке — ив тех, которые находились в первом эшелоне, и в тех, что составляли резерв и находились в тылу. Особое внимание обращалось на обучение бойцов и командиров применению гранат и особенно бутылок с зажигательной смесью, которые в силу различных объективных причин становились главным противотанковым средством пехоты.

По воспоминаниям очевидцев, Леонид Григорьевич побывал практически во всех частях, проверяя ход инженерных работ и качество проводимых занятий. В некоторых подразделениях командир корпуса лично показал бойцам пример, как надо обращаться с «новым противотанковым средством», для того чтобы уничтожить танк противника. И пусть, конечно, это не дело командира корпуса — заниматься метанием бутылок с зажигательной смесью, но все-таки, когда боец видел, что и командир корпуса не чурается подобной «работы», это добавляло морального духа войскам, да и каждый стремился быть на высоте положения. А по корпусу постепенно распространялась молва о том, что командир не в штабе сидит, а постоянно находится рядом с ними.

В приказе командира 63-го ск № 22, изданном 4 августа 1941 года, отмечалось:

«...Не должно быть ни одного командира и бойца, не охваченного боевой учебой. Все свободное время и моменты затишья на передовой линии должны быть использованы только в целях упорной и качественно высокой организации боевой подготовки.

В основу подготовки положить исключительно практический метод обучения, уделив в первую очередь особое внимание тому, кто в чем особенно слаб, и главное — умению правильно применить и использовать в бою то оружие, которое имеется в руках, и прежде всего оружие автоматическое и минометы.

Боевую подготовку подразделений, находящихся в резервах и в тылу, проводить с полной нагрузкой рабочего дня по подробно разработанным расписаниям.

Находящихся на передовой линии фронта обучать применительно к условиям их боевой службы.

Командирам соединений и частей тщательно продумать и спланировать порядок и время поочередного вывода в резерв и в тыл подразделений (взвод, рота), стоящих на передовой линии, для организации с ними занятий по тактике, гранатометанию, осмотру и ремонту оружия...

Наряду с занятиями по боевой подготовке все занятия должны быть подчинены одной задаче: воспитанию наступательного духа и стремления бойцов и командиров к решительному уничтожению фашистских разбойников в Отечественной войне советского народа...»[28]

Из журнала боевых действий 21-й армии:

«...3.8 63 СК продолжал производить укрепление рубежа ХОМИЧИ-ЗАПОЛЬСКИЕ, МАРУСИНО, ТОРФЗАВОД, ПАПОРОТНИК.

Изготовлено: танковых ловушек — 90, МЗП — 3220, фугасов — 22, колючей проволоки — 3510 м. Потери; 6 убиты, 53 ранены»{63}.

3 августа 1941 года по решению генерал-лейтенанта Л.Г. Петровского было проведено совещание с руководящим составом артиллерийских частей и подразделений, а также с начальниками артиллерии дивизий. В целом артиллерийские подразделения неплохо проявили себя в период боев за Рогачев и Жлобин. Да и на остальных участках артиллеристы в значительной степени способствовали выполнению поставленных задач стрелковыми подразделениями. Тем не менее в ходе боевых действий частей и соединений 63-го стрелкового корпуса обнаружилось, что организация взаимодействия между стрелковыми частями и подразделениями с поддерживающими и приданными артиллерийскими подразделениями, мягко говоря, желает быть лучше. Кроме того, было выявлено, что подавление обороны противника артиллерийским огнем на отдельных участках было явно недостаточным. Ряд подразделений с большим трудом справились с поставленной задачей.

Командир корпуса генерал Петровский и начальник артиллерии генерал Казаков, пользуясь небольшим затишьем, решили провести подобное совещание, с тем чтобы повысить уровень командирской подготовки артиллеристов и заодно обменяться передовым опытом. В артиллерийских частях имелось немало грамотных специалистов, отличившихся в последних боях.

В ходе совещания артиллерийские командиры высказали свое мнение о причинах недостаточной эффективности артиллерийского огня. Ряд претензий было высказано в адрес артиллерийской разведки. Сохранившаяся в архиве стенограмма совещания (ее вел начальник штаба артиллерии корпуса майор Рубинштейн), местами несколько запутанная, составленная, по-видимому, впопыхах, тем не менее в достаточной степени передает атмосферу, царившую в корпусе в тот период, и желание командиров-артиллеристов разобраться в причинах отдельных недостатков.

Из стенограммы совещания:

«Майор Воронин. 66 ГАП.

Слабо подготовлена разведка — отсюда слабая разведка противника, только сейчас этот вопрос наладился. 3-й дивизион только сейчас научился вести огонь по танкам.

Слабая разведка целей приводила к стрельбе по площади, и это вело к большому расходу снарядов. То же самое является результатом стрельб по карте. Действия немецкой артиллерии и минометов ведутся главным образом с временных ОП, маневрирующих и очень часто меняющих ОП. Большую помощь оказывает немцам его авиация, сигнализирующая ему ракетами и бортовыми огнями. После чего немцы открывают огневой налет по эти целям.

Необходимо сделать: улучшить подготовку разведку, ближе ее подводить к противнику.

Майор Лихачев 620 ГАП.

До сих пор разведка не научилась обнаруживать минбатареи пр-ка. Первые дни боя имели помехи связи т.к. при порыве связи телефонисты не умели находить порывы и боялись выходить из окопов. Теперь это уже не является помехой.

Недостатком у нас является плохая маскировка НП. У немцев хорошо работает звукоразведка.

Пехота не пользуется временем артогня для сближения с противником.

Майор Попов 576 ЛАП.

Тоже говорит о плохой подготовке разведки, особенно остро этот вопрос стоит по прибытии пополнений, учебу пришлось вести на войне. Радиодело до сих пор поставлено плохо, тоже и вычислители. Пехота не использует времени артподготовки на сближение с противником...»{64}