Во власти цунами
Во власти цунами
Существует выражение «форс-мажорные обстоятельства», то есть обстоятельства, представляющие собой непреодолимое препятствие, избежать которое нельзя. В старых российских морских документах их еще именуют как «неизбежную в море случайность». И в самом деле, великая и чуждая всей человеческой природе океанская стихия порой сама единолично решает судьбу мореплавателей и их кораблей. Во власти человека — лишь как-то уменьшить удар великой стихии.
Именно при таких форс-мажорных обстоятельствах и произошла трагедия фрегата «Диана».
Один из дореволюционных историков нашего флота, А. Соколов, так весьма образно охарактеризовал ситуацию кораблекрушения фрегата «Диана»: «Единственное в своем роде, крушение это настолько же поучительно в морском отношении, насколько замечательно как знакомящее нас с поражающим действием подземных сил. Кипящие жизнью города и селения поглощаются и уносятся громадной волной так же бесследно и незаметно для нас, как каждая волна обыкновенного прибоя увлекает за собою песчинки и раковины с берега морского. Силы эти не отличают вопли и рыдания человека от шелеста каменьев при всплеске волны. Повинуясь известным громадным и всеобъемлющим законам, они, безразлично, одинаково неумолимы как для человека, так и для песчинки. Фрегату „Диана“ пришлось испытать на себе и быть свидетелем всех тех ужасов, какие можно вообразить себе только при действии этих громадных сил».
На рубеже 50-х годов XIX века резко обострились отношения между Россией, с одной стороны, и Англией и Францией — с другой. Возможное противостояние двум крупнейшим державам предполагало весьма активные боевые действия на морях. В этом отношении русский Дальний Восток был практически беззащитен. Несколько шхун и вооруженных транспортов не могли быть серьезной помехой для крейсерских эскадр потенциального противника. Именно поэтому было принято решение о срочной отправке на Дальний Восток нескольких больших 52-пушечных фрегатов, которые могли не только защищать наше побережье, но, в случае необходимости, действовать в качестве рейдеров на морских торговых коммуникациях. Этими фрегатами были «Аврора», «Паллада» и «Диана». Для удобства снаряжения и скрытности плавания все они уходили на Тихий океан в одиночку. Плавание фрегата «Паллада», благодаря присутствию на ее борту писателя И.А. Гончарова, послужило основой для цикла путевых очерков под общим названием «Фрегат „Паллада“». Как показали последующие события, посылка фрегатов в дальневосточные воды оказалась весьма своевременной. И «Аврора», и «Паллада» внесли свой достойный вклад в оборону Дальнего Востока в период начавшейся вскоре Крымской войны. На долю «Дианы» выпала совсем иная судьба.
22 ноября 1851 года «Диана» под командованием капитан-лейтенанта Степана Лесовского (имевшего кличку Дядька Степан) прибыла в японский порт Симода. Дядька отличался весьма крутым нравом, что во время океанского перехода едва не привело к бунту команды. Ситуацию тогда спасла лишь находчивость старшего офицера Ивана Бутакова, срочно пославшего матросов на мачты менять паруса.
К моменту прибытия к японским берегам старшим на борту «Дианы» был генерал-адъютант вице-адмирал Путятин, имевший поручение от Николая Первого на ведение переговоров с японским правительством по вопросам уточнения границ между государствами и подписания мирного договора. Первый тур переговоров остался уже позади, и теперь же требовалось лишь удачно их закончить. В Симоде Путятин предполагал дождаться прибытия полномочных японских чиновников из Иедо, чтобы завершить порученное ему императором дело и подписать все межгосударственные документы.
Из воспоминаний корабельного священника Василия Махова: «Японцы сообщили нашему командиру довольно неприятную весть, что состоящий из четырех военных судов английский отряд, преследуя фрегат наш, имеет положительное намерение разбить оный или забрать его и весь экипаж в плен. Сколько бы ни тревожна была для нас такая весть, сколько ни падала на душу скорбь, но ответ моряков на воодушевление генерал-адьютанта Путятина „драться до последней капли крови“ и „живьем в руки не даваться“ требовал и предохранения, и собственной бдительности. Фрегат подвели к городскому берегу, а в отдаленности при море устроен был на взгорье пост — наблюдать за приближением неприятеля. Правительство японское, считая постановку военного русского поста на земле их за самовольство, сильно возроптало. Уполномоченные прекратили личное сношение, и нам воспрещено было съезжать на берег».
Так, сами того не подозревая, японские власти спасли русских моряков от больших жертв.
Условия бухты заставили командира фрегата капитан-лейтенанта Лесовского поставить фрегат между берегом и торчавшей посреди бухты скалой Инубусари.
8 декабря состоялась первая встреча с представителями японского императора. На следующий день они посетили «Диану», где им был оказан торжественный прием и дан обед. Вечером того же дня задул штормовой ветер, а потому капитан-лейтенант Лесовский отдал второй якорь, а также спустил реи и стеньги.
10 декабря ветер понемногу стих, но реи и стеньги не поднимались, так как команда занималась исправлением такелажа. Чтобы произвести работы в более спокойном месте, Лесовский взял добро у Путятина на переход фрегата в северо-восточную часть бухты.
Утром 11 декабря погода была на редкость тихая, дул легкий вестовый ветер. Сразу после подъема флага на «Диане» начали завозить якоря-верпы, чтобы затем по ним перетянуть фрегат в дальний угол бухты. Одновременно загружали в шлюпку многочисленные подарки для японских чиновников.
Около 10 часов утра находившийся в своей каюте за разборкой документов адмирал Путятин почувствовал внезапное содрогание корабельного корпуса. Немедленно бросив все дела, он вышел в кают-компанию. В это время содрогание повторилось с еще большей силой.
— Никак землетрясение, ваше превосходительство! — сказал пробегавший мимо на шканцы Лесовский.
Путятин поднялся за ним наверх. Море вблизи берега кипело бурунами, словно вода в чайнике. В это же самое время со стороны моря двинулись к берегу потоки воды. Вскоре все заклокотало с еще с большей силой. Подняв подзорную трубу, Путятин увидел, что бывшие у берега японские джонки торопливо уходят вверх по реке.
— Степан Степанович! Дайте команду вернуть все наши гребные суда! — велел он командиру «Дианы».
В это время вода начала быстро уходить от берега, уровень ее понижался прямо на глазах.
— Ох, не к добру это, ох, не к добру! — грустно заметил адмирал и приказал, как можно скорее, отдать второй якорь,
Едва успели отдать второй якорь, как фрегат стало вертеть напором воды так, что он описывал над брошенными в воду якоря? ми целые круги. А затем вообще началась настоящая чертовщина. Вода непрерывно то поднималась, то убывала, чтобы через несколько минут снова прибыть. Вскоре образовался огромный водоворот, который втягивал в себя целые деревья.
— Может, попытаться выйти в море? — предложил Путятину Лесовский.
— Думаю, что уже поздно! — мрачно ответил тот. — Будем держаться здесь!
Из воспоминаний священника Василия Махова: «В девять часов утра, когда начали пить чай, вдруг толчок сильно потряс и поколебал весь фрегат. Я в это время был в каюте вице-адмирала. Ложки в стаканах задребезжали, столы закачались, скамьи и стулья быстро клонились то на одну, то на другую сторону. Сами мы, смутясь духом, не могли сидеть спокойно: все тряслось, все колебалось. Вице-адмирал поспешно вышел из своей каюты на верхнюю палубу, видимого же грозного действия на поверхности моря и суши заметно не было. Колебание было минуту или две, и потом мало-помалу фрегат успокоился. Вице-адмирал, сойдя в кают-компанию, объявил, что случай этот относится к землетрясению, которое нередко бывает в Японии с большими или меньшими последствиями. Далее обыкновенные занятия моряков, прерванные в момент землетрясения, пошли своим чередом, но в скором, однако, времени дано знать с верхней палубы, что вода необыкновенно быстро покрывает все берега. Мы все взошли на верхнюю палубу фрегата, снова пришедшего в колебание, и вот истинная для вас, мой добрый читатель, картина, а для нас бывшая страдательная действительность и ужасная очевидность грозного явления природы и той страшной кары небесной, которая ниспослана была Богом в 11-е число декабря 1854 года и на нас, и в особенности на жителей Японии! Вода со дна моря буравила и словно в котле кипела, волны ее клубились и, вздымаясь, рассыпались брызгами. Валы с моря, один за другим больше, один другого сильнее, с необыкновенным шумом и яростным грохотом напирали воду, захватывали берега, мгновенно заливали местность. Бывшие у берегов японские лодки коверкало и стремительно разбрасывало во все стороны; натиск воды, быстро распространяясь, добрался скоро до самого города, залил улицы и, возвышаясь более и более (до трех саженей высоты), затоплял, покрывал, размывал строения; далее, как бы довольствуясь своею прибылью, быстро, игриво уносил с собою обратно в морскую пучину и разломанные строения, и самих людей! Скоро весь залив наполнился сплошной массой бревен, джонок, соломы, платья, трупов человеческих и людей еще живых, сохраняющих пока жизнь свою на какой-либо доске или куске дерева. Стон, крики, вопль гибнущих японцев, шум воды, рев валов, завывающие всплески. Тяжело вспоминать об этом; нелегко памяти передать на бумаге все виденное, перечувствованное! Сознаюсь, что и десятой доли не скажу того, о чем бы рассказать следовало много и много…»
По мере того как усиливался прилив и отлив, их мощными потоками фрегат прижимало то к скале Инубусари, то к берегу, несмотря на два отданных якоря. При этом все увеличивалась и скорость вращения. Вскоре «Диана» уже вертелась как волчок, делая в полчаса по 40 полных оборотов! При этом каждый раз береговые скалы проносились в каких-то саженях от корабля.
«Средств остановить фрегат не было, мы смотрели на приближающуюся скалу и ожидали, что в следующую минуту фрегат об нее разобьется; шум течения, спертого между фрегатом и островом, все увеличивался. Но в трех шагах от грозной скалы фрегат остановился, постоял и через несколько секунд пошел обратно. Провидению угодно было нас спасти; отбоем воды, действовавшим у острова, фрегат отбросило в противную сторону, — вспоминал потом об этих минутах один из участников событий. — Спасенная от столкновения со скалой, „Диана“ продолжала кружиться по бухте. А мимо носило во все стороны местные джонки с обезумевшими от страха японцами. Одну из них с такой силой бросило на „Диану“, что она сломала бом-утлегарь и до того напирала на якорные цепи, что пробила себе борт и затонула. Японцев с нее наши моряки смогли вытащить на фрегат. Не успели перевести дух, как „Диана“ была таранена еще одной джонкой. Эта повредила борт, но ее тут же унесло куда-то потоком воды.
— Господа, посмотрите на город! Кажется, Симоды больше нет! — прокричал вахтенный офицер лейтенант Можайский, показывая рукой в сторону берега.
Прилив и отлив сменялся с такой быстротой, что в продолжении какой-то полминуты глубина сменялась более чем на сажень. Лотовые, непрерывно мерившие глубину, едва успевали, как заполошные, выкликать число футов. Уже потом командир „Дианы“ подсчитает, что наибольшая разность в уровнях малой и большой воды доходила до 5,5 сажени.
Постепенно кружение фрегата стало медленнее, однако очередным приливом „Диану“ довольно быстро потащило к ближайшему берегу. Якоря, цепи которых давно перекрутились между собой, уже не могли удержать корабль на месте. Казалось, фрегат опрокидывает… Команда спасалась на правых сетках, и в этом положении еще была исполнена команда задраить люки! Затем воцарилась тишина, и только слышны были слова: „Да будет воля Божья!“, „Ребята! Не робейте!“ Фрегат лежал на боку и скрипел во всех частях… Это, казалось, продолжалось около минуты… С новым приливом фрегат начал подниматься…»
Едва корабль вновь оказался на глубине, на шканцы доложили, что в трюм сильно прибывает вода. Немедленно пустили в ход все помпы. В это время прямо по борту из воды всплыла часть корабельного киля. Спустя час с новым отливом «Диану» опять положило на борт, а с последовавшим после этого приливом продвинуло еще ближе к берегу. Затем к этому даже немного привыкли: отлив — фрегат на боку, прилив — продвигается к берегу. Изменить что-либо в этой зловещей закономерности возможности не было. Люди с тревогой вглядывались во все приближающиеся береговые скалы.
Несмотря на непрерывную работу помп, вода в трюме прибывала с пугающим постоянством — два фута в час. Но и это было еще не все! У «Дианы» вдобавок ко всем повреждениям перебило и оторвало руль. Теперь фрегат стал вообще неуправляем, если бы возможность управления даже у него была. К счастью, отливы и приливы к этому времени стали уже понемногу уменьшаться. Вне всяких сомнений, продлись они еще хотя бы пару часов, участь «Дианы» была бы самой печальной.
Из воспоминаний священника Василия Махова: «В момент начавшегося волнения фрегат, по мере убыли и мгновенной прибыли воды, то опускался, то возвышался; его, как мелкую щепку, брошенную в пучину, начало вертеть, трепать, бить, колотить, снасти трещали, бока лопались, борта наклонялись стремительно то в одну, то в другую сторону. Страшное оцепенение овладело нами! Первым действием моряков было закрепить пушки, закрыть наглухо все полуборты и люки, призвав к фрегату баркас с нашими же матросами, которые все успели перескочить на фрегат, и бросить второй якорь. Но вслед за сим вода с моря сильно нахлынула, схватила водоворотом катера наши и с диким ревом унесла их к городу. Не прошло десяти минут, как унесшийся к городу один-другой поток воды, несся уже обратно к морю с величайшею поживою. Бывший на наших глазах город Симода исчез! Над местом, где он был, показался густой туман, и в воздухе разлился сильнейший серный запах. Залив покрылся обломками строения городского, масса на поверхности так была сплошна, что можно было ходить по воде… обломки плавающие вертело, коверкало, мешало с илом и несло далее в море. Фрегат силою водоворотов подняло с якорей; начало носить с одной стороны берега к другой и сперва медленно, а потом скорее и скорее вертеть и кружить наподобие мельничного жернова; в полчаса околесило его на одном и том же месте более 40 раз. Мы почувствовали головную боль, и многие, обессилев, падали с ног долой. К исходу 11 часа неслись к фрегату японские джонки и наделали много вреда; они то прибивались, то отбивались, стуча и колотя в бока нашего судна; бывших на них японцев мы звали к себе, бросали для спасения веревки; но или неловкость их, или самоупрямство были собственною гибелью…
Удалось спасти нам старуху японку, которую на обломке дерева поднесло к самому борту фрегата, да еще двух японцев с маленькой джонки. Далее фрегат сильным кружением понесло быстро к каменистой скале, еще момент — и фрегат разбился бы вдребезги; но в самом недальнем расстоянии от скалы он остановился, постоял, покружился и мгновенно двинулся в противоположную сторону. Здесь мы в надежде устоять, присмирить хоть сколько-нибудь его бросили третий якорь — и о ужас, о страшная и грозная для нас минута! Вода схлынула, и фрегат с треском и скрипом повалился на левый бок. Мы схватились за правый борт и повисли над бездной: „Господи, спаси нас! Да будет воля твоя!“ — были последней молитвой каждого при сей видимой и неизбежной смерти. Одна пушка, оторвавшись с правой стороны борта и катясь на левую, наповал задавила матроса Соболева, матросу Викторову оторвала ногу, а еще трем дала сильные ушибы. Этим только горем мы и поплатились на сей раз. Минут около десяти пролежал фрегат наш на боку, как бы отдыхая от предшествовавшей усталости, для нас это время тянулось годами. Потом вода опять прибыла, фрегат, выправляясь понемногу, стал в прямое, как должно быть, положение и вслед затем, вертясь и кружась, унесся на середину бухты. Меня позвали вниз для исповеди и приобщения Святых Тайн больных, ушибленных пушкой. Едва я успел исполнить свой долг, как раздался по свистку вызов: „Всех наверх!“ Поспешно вскочив на палубу, я увидел, что фрегат опять склоняется набок. Все потерялись, суетились, скорбели, молились и прощались друг с другом. Иные, раздевшись донага, готовились вплавь спасаться. Благословив команду, благословив детей своих, с сокрушенным сердцем исповедал я Богу прегрешения, в страхе и смятении разделся по примеру других и готовился, в случае потопления фрегата, также вплавь искать собственного спасения. Господь помиловал нас от предшествующего пагубного положения! Фрегат действительно наклонило, но гораздо меньше, как в первый раз, подало назад, а потом стрелою двинуло к берегу. Во мгновение ока мы перелетели от одного берега к другому, как бы по воздуху. Вода сильно врывалась в нижние части фрегата: ее выкачивали люди смена за сменою. С 12 часов губительное действие начало стихать, водовороты убавлялись, прибыль и убыль воды делалась посредственнее; до половины первого часа бока фрегата обставляли упорными стрелами, работа эта шла с величайшим трудом для команды и особенным самоотвержением генерал-адъютанта Путятина. Все крайне выбились из сил, все страшно изнемогли…»
Из воспоминаний еще одного очевидца тех далеких событий: «…Вся бухта представляла жалкую картину разрушения. По всему берегу до высоты трех сажен над обыкновенным уровнем моря были разбросаны обломки судов и домов. В Симоде из 1000 разной величины зданий всего осталось 12 полуразрушенных домов. Часть строений была унесена в море, другая придвинута к подошвам гор. Эти же горы остановили и немалое число джонок, из которых некоторые были занесены на целую милю от берега.»
Офицеры «Дианы» делились между собой впечатлением от пережитого.
— Это удивительно, но при совершенно ясном небе и маловетрии, стоя на якорях, мы едва не потеряли корабль только от колебания моря! — говорил старший офицер Иван Бутаков.
— Удивительно и то, что мы все еще держимся на плаву! — вставил свое слово и лейтенант Можайский.
В четыре пополудни команда во главе с офицерами собралась на молебен. Встав на колени, люди благодарили Господа за избавление от гибели. Многие, молясь, плакали.
Фрегат нуждался в немедленном килевании, но в то же время было очевидно, что никакой возможности для подобных работ в Симодской бухте сейчас просто не имеется, да и в обозримом будущем иметься не будет.
— Остается найти другую ближайшую закрытую бухту! — принял решение Путятин.
Для этого он послал двух офицеров, которые с японскими чиновниками объехали сначала восточный, а затем и западный берег полуострова Идзу. По возвращении они доложили:
— В тридцати пяти милях от Симоды на восточном берегу есть закрытая и вполне удобная для килевания бухта Хеда, а недалеко от нее и еще одна вполне подходящая — Арари!
— Хорошо! — остался доволен вице-адмирал. — При первой благоприятной погоде будем переходить!
С тем чтобы немного облегчить поврежденный фрегат, с него свезли на берег всю артиллерию, а затем подвели под кормовые пробоины парус, после чего течь уменьшилась вполовину. Одновременно на берегу начали изготовление временного руля, исправлялись и гребные суда. При этом вице-адмирал Путятин продолжал и ведение переговоров, которые после трагедии Симоды были перенесены в селение Какисаки. 28 декабря переговоры были окончательно завершены. Однако Путятин оставил для оформления последних дипломатических бумаг капитана 2-го ранга Посьета и надворного советника Гошкевича.
После этого «Диана» покинула злосчастную Симодскую бухту, но облегченная корма теперь сильно затрудняла уклонение фрегата под ветер, поэтому вице-адмирал принял решение разгружать и носовую часть. После проведения этих работ фрегат стал управляться лучше. Появилась надежда достигнуть спасительной бухты, и «Диана» медленно двинулась к Хеде. Однако Путятин боялся за безопасность фрегата, поэтому «Диану» сопровождала нанятая японская джонка с командой из наших матросов, чтобы в случае чего успеть снять личный состав с тонущего фрегата.
Плавание проходило крайне медленно. Оно и понятно: «Диана» чрезвычайно плохо управлялась и едва продвигалась вперед. Только вышли в море, сразу же начались и многочисленные поломки ослабленных частей корабельного корпуса, их старались сразу же устранять.
На траверзе горы Фудзи попали в сильное волнение. Решили переждать. Путятин приказал немедленно спустить стеньги, нижние реи и отдать три якоря. Тем временем волнение становилось все сильнее. Было совершенно очевидно, что еще одного шторма едва державшейся на плаву «Диане» уже не пережить. На шканцах совещались Путятин и Лесовский. Решение их было следующим: в случае ухудшения состояния фрегата ради спасения команды немедленно выбрасывать «Диану» на близлежащее песчаное побережье.
А ветер все усиливался, и вскоре в трюм снова стала в большом количестве поступать вода. Команда старалась облегчить корму корабля, непрерывно работали помпы. Таким образом продержались еще двое суток. Поскольку ветер все не стихал, с фрегата были спущены гребные суда, а на берег заведен конец. Однако переправлявшиеся по нему на шлюпке первые шесть матросов едва не погибли в прибрежных бурунах. Перевозку команды на этом прекратили.
Из воспоминаний участника событий: «Ночь провели в беспрерывном действии помпами при течи, которую одолевать было уже невозможно. К утру сила ветра несколько уменьшилась, а потому был послан катер для отыскания заводи, удобной для высадки больных и выгрузки вещей. Между тем приготовляли плот из обломков киля, находившихся на шканцах, и, подняв грота и фока-рей, спустили с ростр гребные суда на воду, не надеясь, что фрегат продержится долго на воде, и как, кроме того, ночью переправа людей в бурунах представляла большую опасность, решились свозить команду на берег. Первые свезены больные с медиком, священником и церковной принадлежностью, затем перевезена была казенная сумма со шнуровыми книгами, шканечным журналом и так далее; нижние чины отправлялись партиями на баркасе и посредством тонких концов вытаскивались через буруны на берег. К четырем часам пополудни окончен перевоз людей благополучно, и после того отправлен был баркас забрать еще несколько вещей, выложенных на рострах; при последней же поездке буруны и ветер усилились до того, что нельзя было снять гребцов с баркаса, и они на нем ночевали, оставаясь вне бурунов. 6 января ветер и зыбь начали утихать, и мы воспользовались этим временем, чтобы свезти несколько ружей, два ящика патронов и часть багажа нижних чинов. В это время вода в трюме подходила под самый кубрик, но фрегат, не имея орудий и весьма малое количество провизии и воды, оседал менее, нежели можно было предполагать».
Из воспоминаний священника Василия Махова: «Приступили к переправе, которая происходила так: медика, четырех труднобольных, мичмана, двух гардемаринов и меня со Святыми Дарами — антиминсом, крестом и Евангелием — посадили на адмиральский катер и первыми отправили на берег. Катер долго тянулся по канату, а вблизи берега, будучи подхвачен буруном, стремительно выкинут вместе с нами на берег благополучно. Команду свозили партиями: по 60 человек сажали на баркас, который люди тянули также по канату и, не доплывая до бурунов, останавливались; затем, накидывая под руки веревочную передвижную петлю, подаваемую с берега, каждый поодиночке был таскаем через буруны на берег. Последним переправился с фрегата на берег, при страшно возобновившейся непогоде, вице-адмирал Путятин».
В это время японцы предложили Путятину и Лесовскому отбуксировать «Диану» в бухту Хеда, до которой оставалось еще не менее 18 миль, с помощью джонок. Вице-адмирал дал согласие. Утром 7 января японцы привели к фрегату около сотни джонок и, при установившемся к тому времени почти полном штиле, начали потихоньку тянуть полузатонувший фрегат. Наши помогали им на баркасе и катере. За несколько часов удалось пройти около пяти миль. У русских моряков появилась надежда, что все может еще закончиться благополучно, однако внезапно японцы на джонках разом обрубили буксиры и на всех парусах устремились в ближайшую бухту. Офицеры и матросы с «Дианы» были в полном недоумении. Причины для столь неожиданного бегства, как оказалось, были.
Из донесения Путятина: «…Остановить их (японские джонки. — В.Ш.) не представлялось никакой возможности; впрочем, вскоре объяснилась причина их удаления. Настигший нас минут через десять шквал от зюйда развел быстро сильное волнение и мы, находясь в лодке, с трудом успели уйти под парусом в порт Энаро. Ветром фрегат поворотило обратно и понесло к прежнему месту; вскоре мы его увидели опрокинутым сильным буруном, разбивавшимся над его верхним боком. Заход солнца скрыл от нас дальнейшую участь фрегата, и с рассветом мы не видали уже более следов его. Во время этих происшествий все производилось с должным порядком и подчиненностью, и я должен отдать полную справедливость распорядительности командира и усердию всех офицеров».
Команда «Дианы» добралась до бухты Хеда, где приступила к подготовке к плаванию в Россию. Питались сладким картофелем и рыбой с рисом, пили саке и строили шхуну по чертежу из чудом уцелевшего журнала «Морской сборник». К этому времени началась Крымская война, и в дальневосточные воды прибыла мощная англо-французская эскадра.
Часть команды на построенной шхуне, названной в честь приютившей их бухты «Хедой», дважды счастливо избегнув встречи с англо-французской эскадрой, благополучно добралась до российских берегов. Еще одна часть команды на попутном голландском бриге «Вильям-Рен» также без приключений достигла Николаевска. Остаток команды пытался доплыть до наших берегов на бриге «Грета». Однако на высоте мыса Елизаветы бриг был встречен британским пароходом «Стикс», и всех бывших на нем российских моряков арестовали как военнопленных. Эта часть команды «Дианы» возвратилась на родину только после Парижского мира.
В позднейшие времена истории крушения «Дианы» было посвящено немало научных исследований, публицистических и художественных книг как у нас, так и в Японии. Российский фрегат, названный именем древнегреческой богини охоты, явился своеобразной отправной точкой в установлении дипломатических отношений между Россией и Японией. Созданная для войны и посланная на войну, «Диана», после своей драматичной гибели от подводного землетрясения, стала подлинным символом мира и добрососедства между двумя тихоокеанскими державами.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.