В боях и походах

В боях и походах

Тем временем после возвращения из победоносной Морейской экспедиции Андре Дориа занимался дома делами личными, семейными, свадебными. Своего пасынка Антония Каррето (собственных детей у Дориа так никогда и не было) он выгодно посватал и женил на дочери богатейшего генуэзского купца От себя адмирал подарил молодоженам Мальфинское княжество. Свадьба была еще в самом разгаре, когда в генуэзскую гавань ворвалась посыльная галера. Привезенные новости были тревожны: свирепый бич Средиземноморья Барбаросса в отместку за успех Дориа при Короне уже вовсю опустошает берега Италии… Пройдя Мессинским проливом, Барбаросса захватил Реджо в Калабрии и дочиста прочесал итальянский берег до самой Генуи, ввергнув в панику жителей Рима и Неаполя.

Пока готовились к походу, получили новое известие — Барбаросса ушел завоевывать Тунис.

— Гоняться за пиратами при осенних штормах дело неблагодарное, — рассудил Дориа. — А потому выход в море отменяю. Отдохнем и приготовимся лучше к следующему году!

Бывшие при нем сицилийские и неаполитанские галеры он отослал по домам, велев прибыть к нему в готовности ранней весной. Одновременно адмирал начал настойчиво убеждать Карла V отобрать у Барбароссы только что захваченный алжирцем Тунис и создать там базу для испанского флота.

— Кто ж против такого подарка, — после недолгих раздумий согласился император. — Будем готовиться серьезно и обстоятельно. Я лично возглавлю этот поход против неверных!

Генри Кеймен, британский историк: «По возвращении Дориа увидел, что в западном Средиземноморье все развивается по очень опасному сценарию. Барбаросса прибыл в Стамбул в 1533 году и получил от Османов должность адмирала, а также поддержку турецких кораблей и войск. С их помощью он продолжал контролировать важнейшие пункты североафриканского побережья и совершал рейды на побережье итальянское. Вернувшись в Кастилию весной 1533 года, Карл горел желанием осуществить давно вынашиваемый план — извести североафриканских корсаров под самый корень, задушить в их собственном логове — в городах на побережье Африки. Кастильцы, в том числе их военачальник Талавера и сама императрица, возражали против выбора Туниса в качестве цели. Для них желанной целью был Алжир, чьи корабли представляли собой большую угрозу для их берегов. В конце концов советники императора все-таки остановились на Тунисе.

Участники знаменитой экспедиция в Тунис собрались в порту Кальяри, Сардиния, в первые дни июня 1535 года. Это было, как и все операции в западном Средиземноморье, международным предприятием, но преимущественно итальянским, так как речь в первую очередь шла о защите берегов Италии. Генуя, папа, Неаполь, Сицилия и рыцари Мальтийского ордена послали свои суда. Карл двинулся им навстречу из Барселоны с пятнадцатью испанскими галерами. Пришли также корабли из Португалии под командованием брата императрицы Изабеллы. Десять тысяч новых рекрутов из Испании были доставлены на грузовых судах, обеспеченных Бискайей и Малагой. В походе принимали участие сливки итальянской, фламандской и кастильской знати.

Собранные силы представляли собой весьма импозантное зрелище, составляя в общей сложности четыреста кораблей. Из восьмидесяти двух галер с полным военным снаряжением восемнадцать процентов принадлежали Испании, сорок процентов — Генуе (главным образом суда Андреа Дориа), а остальные сорок два процента — другим итальянским государствам (включая галеры Неаполя под командованием Гарсиа де Толедо). Во флоте насчитывалось более тридцати тысяч солдат; испанские рекруты, плюс четыре тысячи человек из итальянских терсио, семь тысяч немцев и восемь тысяч итальянцев, а также несколько тысяч авантюристов, которые прибыли за свой собственный счет. Операция проводилась под командованием двух итальянских военачальников: за флот отвечал Дориа, за людей — Васто. Расходы оплачивались частично золотом из Америки, частично генуэзскими банкирами (которым тоже платили американским золотом). Это была наиболее впечатляющая военная экспедиция, когда-либо осуществленная христианскими силами за долгую историю западного Средиземноморья».

В июне 1535 года огромный флот в семьсот галер покинул Барселону и взял курс к берегам Африки. Андре Дориа всю зиму занимался подготовкой похода, и все было организовано им блестяще. Под начало генуэзского адмирала вошли флотилии Испании и Португалии, вице-короля Сицилии и римского папы, Мальтийского ордена и Генуи. Местом сбора сотен и сотен судов стала бухта Кальяри на Сардинии. Оттуда огромный флот под общим началом Карла Пятого и двинулся на Африку. Флагманская галера императора имела четыре ряда весел и поражала воображение ни только своими размерами, но и отделкой.

«Внутренняя обшивка этой галеры была позолочена, корма украшена прекрасною резьбою и расписана яркими красками, покрыта пунцовым ковром, шитым золотом, рукоятки весел обвернуты шелковой материей. Матросы одеты чисто и легко». — Так писал об убранстве галеры испанского императора современник.

На этой же галере держал свой флаг и Андре Дориа. Римский папа, как он это часто практиковал в отношении Дориа, вдохновляя адмирала, прислал ему богатые подарки: шпагу, эфес которой был усеян россыпью бриллиантов с золотыми ножнами и унизанную жемчугами шелковую шляпу.

Барбаросса, узнав о начале движения испанской армады, собрал своих реисов и, не без хвастовства, заявил:

— Если наши враги столь многочисленны, как об этом говорят, то как они будут сражаться в здешних раскаленных песках, что станут пить и чем питаться? Изжаренные в собственных латах, они не смогут долго сопротивляться турецкой пехоте и арабской коннице. А потому я твердо верю, что самоуверенный испанский монарх еще будет слизывать пыль с моих башмаков, вымаливая пощаду!

Сберегая силы, Барбаросса не рискнул вступить в морское сражение с огромным флотом Дориа, а предпочел рассосредоточить свои галеры по африканскому побережью. Были слухи, что он не решился на это предприятие лишь потому, что не был уверен в преданности себе тунисцев. Как бы то ни было, но, спокойно завершив переход, Дориа высадил испанские войска во главе с самим королем неподалеку от тунисской крепости Ла Гулета.

Передовой форпост Туниса — Гулета защищалась сильным гарнизоном во главе с верным соратником Хайраддина евреем-ренегатом Синесом. Высадившись на берег, Карл V обложил Гулету по всем правилам европейского военного искусства. Впереди шла знаменитая своей непобедимостью и злостью испанская пехота, за ней итальянцы и немцы. Поодаль от христианского войска кружили на своих горячих скакунах мавры, убивая при каждом удобном случае отставших и зазевавшихся.

Началась осада. Перевезя на берег осадные орудия, испанцы начали планомерный обстрел небольшой приморской крепости. Со стороны моря открыли огонь и галеры Дориа. Когда были пробиты бреши и сбиты со стен пушки защитников, Карл дал приказ готовиться к решительному штурму. Капуцины с крестами в руках призывали солдат не щадить себя во имя торжества веры. Начался приступ. Защитники крепости храбро оборонялись, но перевес в силах испанцев был настолько велик, что отстоять Гулеты было уже невозможно. А потому, пользуясь неразберихой штурма, хитрый Синее сумел вывести остатки гарнизона в Тунис.

Британский историк Генри Кеймен пишет: «Осада крепости Ла-Голетта у входа в Тунисскую бухту началась 20 июня и продолжалась три с половиной недели, в течение которых то и дело приходило подкрепление от дружественных местных мусульманских вождей. Форт наконец пал 14 июля, в день столь жаркий, что измучились и победители, и побежденные. „Мы одержали победу, несмотря на ужасную жару, — вспоминал Фери де Гуйон. — В тот день не осталось воды ни в колодцах, ни в реках, а сражение началось после четырех часов дня; солдаты были так измучены, что, победив, они без сил падали на землю“. Карл принял решение идти дальше и захватить город Тунис, что и было сделано 21 июля. Город был разграблен торжествовавшими солдатами. Барбароссе удалось бежать. Его сменил на посту правителя Туниса Мули Хасан, который присягнул на верность императору, а в Ла-Голетте укрепился испанский гарнизон. У Карла имелись все основания быть довольным проведенной кампанией, все христианское Средиземноморье ликовало. Огромный флот отправился по домам, в разных направлениях. Отплыв от итальянского побережья, один из кораблей с немецкими солдатами на борту перевернулся, и все погибли. Это происшествие унесло больше человеческих жизней, чем вся военная акция в Тунисе».

После взятия Гулеты настала и очередь самого Туниса. Для начала испанцы безжалостно расстреляли из пушек все турецкие суда, предварительно запертые Дориа в Тунисском озере. Барбаросса деятельно готовился к решающий битве за город. Ему удалось задобрить и подкупить местных кочевых арабов, с тем, чтобы они нападали и убивали испанцев. Непрерывные взаимные обстрелы изматывали как осажденных, так и осаждающих. Но испанцам было все же многим труднее. Опасность грозила им отовсюду. Вдали, как стервятники, днем и ночью кружили в ожидании добычи неутомимые кочевники пустынь. Катастрофически не хватало воды, кончалось продовольствие, начались повальные болезни. Королевские генералы уже не раз обращались к Карлу:

— Ваше величество! Пора возвращаться в Европу. Ваша слава и слава Испании уже умножилась взятием Гулеты и уничтожением пиратского флота! Не будем зря терять людей под Тунисом!

Но Карл был непреклонен и упрям:

— Я не покину Африку, пока не закую в цепи гнусного Барбароссу!

Генералы расходились, тяжело вздыхая: когда-то такое произойдет!

В конце концов сдали нервы и у Барбароссы. Тем более что в самом Тунисе начался мятеж против пиратов. Бросив город, он погрузился с верными соратниками на несколько еще остававшихся на плаву галер, не забыв прихватить при этом и всю городскую казну. Глубокой ночью, под покровом темноты, галеры тихо вышли в море и, удачно миновав дозорные Дориевы суда, помчались в Алжир. Утром, обнаружив бегство своего личного врага, Дориа бросился со всем своим флотом за ним в погоню. Но догнать беглеца ему так и не удалось. Дориа, предполагая, что Барбаросса будет убегать кратчайшим путем, взял курс вдоль африканского побережья. Хайраддин же, просчитав возможные действия своего противника, вопреки всему повернул в море и, описав широкую дугу, прибыл в Алжир, когда Дориа уже побывал там и, убедившись, что Барбароссы в Алжире еще нет, снова рванулся в обратный путь его искать. Когда галеры генуэзского адмирала вторично показались в виду Алжира, Барбаросса встретил их яростным огнем крепостных пушек. И Дориа пришлось вернуться к Тунису ни с чем. Как можно оценить эту встречу двух флотоводцев врагов? Разумеется, что в целом успех был в этот раз целиком на стороне Дориа: Барбаросса потерял Тунис и вынужден был спасать свою жизнь постыдным бегством от Дориа. Но при этом и Барбаросса не остался в долгу. Он блестяще перехитрил своего противника, вырвавшись из Тунисского озера, а затем не менее блестящим маневром избежал с ним и встречи в море. В Тунисской операции противники вновь обменялись взаимными ударами, но окончательной точки в споре между собой так и не поставили.

Тем временем войска Карла ворвались в Тунис. Император великодушно отдал город на разграбление своим солдатам. Из арабской летописи: «…Вторжение христиан было страшно, они убивали всех, встречавшихся им, не разбирая ни лет, ни пола, улицы были наполнены трупами, пороги домов загромождены ими, и полы мечетей залиты кровью… Грабеж продолжался три дня и три ночи, но когда заметили, что солдаты, в надежде найти зарытые сокровища, срывали дома, то им приказали выйти из города…»

Африканская кампания Карла V подошла к концу. И если первоначально король Испании мечтал о том, что после взятия Туниса его сил может хватить и для захвата Алжира, то теперь с этими мечтами пришлось проститься. В Европе начиналась новая заваруха, и африканские дела сразу отошли на второй план.

Британский историк Генри Кеймен пишет: «Не успел Карл насладиться добытой в Тунисе славой, как возникла новая угроза, на этот раз из Франции. Император отплыл из Туниса в Сицилию и Неаполь, где провел зиму, посвящая все свое время управлению королевствами южной Италии. В марте 1536 года он принял приглашение папы встретиться и обсудить некоторые вопросы, и 5 апреля 1536 года был в Риме. Двумя днями раньше французские войска перешли границу Италии, и началась война».

Карлу было что обсудить с папой Павлом III, который приготовил императору триумфальный прием 17 апреля Карл обратился к кардиналам и дипломатам в присутствии папы. Он был очень зол на Францию за нарушение мира и поразил собрание тем, что отказался говорить на своем родном языке — французском. Он говорил по-кастильски. Император гневно отозвался об угрозе миру, исходящей от Франции, и об отвратительном альянсе Франции с вероломным Барбароссой. Потрясая связкой писем — секретной перепиской Франциска с Барбароссой, он сказал: «Я своими собственными руками захватил в Ла-Голетте эти письма». Он призвал Франциска I решить существующие противоречия честным поединком, а не подвергать опасности жизни стольких христиан. В конце своей длинной речи, не сопровождавшейся никакими дипломатическими нотами, он твердо повторил: «Я хочу мира, я хочу мира, я хочу мира!»

Слушатели были потрясены, многие — потому что не ожидали, что к ним обратятся на языке, столь редко используемом в дипломатических кругах. Архиепископ Макон, один из дипломатических представителей Франции, взял слово и попросил императора предоставить текст его речи, так как он не понимает по-кастильски. Карл жестко ответил: «Ваше Преосвященство, скажу прямо: не ждите, что я стану изъясняться на каком-либо языке, кроме испанского, который столь благороден, что заслуживает того, чтобы его понимали все христиане». Даже советники Карла были смущены неожиданной силой этой «проповеди», как они для себя определили речь императора, и тем, что она была произнесена именно на испанском языке. На следующий день, когда гнев императора остыл, он призвал двух французских послов и в личной беседе передал им краткое изложение своей речи на «чистейшем итальянском». За исключением этого случая, Карл всегда отдавал предпочтение своему родному языку, французскому, как в частной, так и в политической жизни.

Успех в Тунисе, как напомнила Карлу императрица в сентябре 1535 года, «был особенно приятен Неаполю и Сицилии, а также всей Италии». Кастильцы же всегда настаивали на походе против Алжира, а Тунис их занимал мало. Он был всего лишь частью африканского побережья, представлявшей интерес разве что для Арагонской короны. Так что кастильцы продолжали твердить о необходимости захвата Алжира. Корсаров в любом случае надо было остановить. В ответ на Тунис 1 сентября Барбаросса с тридцатью галерами предпринял молниеносную атаку на порт Маон на Балеарских островах. Его люди разграбили город, взяли в плен значительную часть населения и через пять дней ушли.

Экспедиция в Алжир, на которую надеялись императрица и советники, была бы попыткой реванша за неполную победу в Тунисе. Но она откладывалась, так как император был озабочен ситуацией в Милане, вызванной смертью герцога Франческо Сфорца в ноябре 1535 года. В феврале 1536 года Карл из Неаполя написал императрице, прося ее продолжать подготовку к походу на Алжир, но также немедленно послать средства в Геную, чтобы быть готовыми к проявлениям враждебности со стороны Франции в северной Италии. «Все имеющиеся галеры — писал император — должны быть посланы в Геную под командованием Альваро Басана вместе с тремя тысячами пехотинцев, провизией и деньгами, начеканенными из американского золота и серебра, доставленного из Севильи».

В Неаполе, где Карл остановился после Тунисского похода, он везде появлялся в обществе Дориа. Вместе с адмиралом император решал вопросы политического устройства Италии.

— В связи со смертью герцога Франциска Сфорца, я хотел бы присоединить к своим владениям Милан! — делился своими мыслями с Дориа Карл V. — Чего пропадать добру!

— Все это так, ваше величество, — кивал головой хитромудрый Дориа, — но я вижу, по крайней мере, два препятствия этому!

— Какие препятствия могут быть у меня? — искренне удивился император.

— Во-первых, в драку за Милан обязательно ввяжется Париж, а потому до его присоединения хорошо бы обезопасить себя мирным договором с королем Франциском. Во-вторых, этот шаг неминуемо вызовет противодействие и всех итальянских князей, которым, конечно же, не понравится ваше усиление на Аппенинах.

— Ничего страшного, — усмехнулся Карл — Я не боюсь ни местных князьков, ни французского короля. Пусть они меня боятся, а Милан мне нравится и он будет моим, чего бы это мне не стоило!

Биограф адмирала так подводит итог этой знаменательной беседы: «Скоро Карл V уверился в справедливости суждений Дориа. Франциск I, желая войти в Миланское владение, предпринял завоевание Савойского герцогства, которое открыло ему туда дорогу. Адмирал Брион вступил в Миланское владение с французской армией, покорил Бреесу, Божио, Шамбери, Монтмелиан и пр., взял Турин».

Узнав об этом, Дориа немедленно поспешил в Понтомели, где в ту пору находился Карл V.

— Ваше величество! — заявил он ему. — Необходимо нанести удар по Франциску не в Италии, а непосредственно во Франции!

Император поглядел на своего советчика с некоторым сомнением.

— Этим мы заставим его бросить все силы на защиту своих границ и навсегда забыть о Милане! — продолжал настаивать Дориа. — Я же гарантирую вашему величеству, что со своим флотом опустошу берега Прованса!

— В этом что-то есть! — наконец согласился император. — Мне этот план начинает нравиться!

В тот же день были отданы распоряжения о приготовлении армии. Вскоре Карл V уже вошел со своей армией в Прованс. Дориа же, как и обещал, истово принялся громить французские берега. Затем он ворвался в гавань Тулона, захватил городскую цитадель, погрузил на галеры все городские продовольственные припасы и отправил их в испанскую армию, испытывавшую в них недостаток.

Король Франциск, которому давно было известно от своих шпионов об авторе опустошительного похода, не мог слышать даже имя Дориа. Когда же в Париж пришло известие о захвате Тулона, Франциск пришел в неописуемую ярость.

— Я повешу этого предателя и интригана на первом же суку, попадись он мне в руки! — кричал король, брызгая слюной. — Для этого проклятого генуэзца нет ничего святого, кроме голой наживы! Я еще сведу с ним счеты! Он еще будет плакать у меня кровавыми слезами!

Стараясь оголодить неприятеля, французы применили тактику выжженной земли. Привыкшие воевать и жить за счет побеждаемых, испанцы оказались совершенно не готовы к ходу короля Франциска. Трудности начались почти сразу. Голодные ландскнехты буянили и бунтовали. Отставших и мародеров добивали разъяренные крестьяне.

Пока Дориа жег французские берега, Франциск сдержал свое обещание и направил на Геную армию графа Рансоне. Узнав об опасности, грозящей родному городу, Андре Дориа немедленно отправил туда отряд галер племянника Антониа с семью сотнями ветеранов Августина Спинолы. С прибытием подкрепления генуэзцы ободрились и принудили Рансоне снять осаду.

Тем временем испанская армия во Франции была уже на грани голодной смерти. Под началом Карла вместо пятидесяти тысяч, которые он повел через Альпы, теперь была едва ли половина. Однако, несмотря на это, Франциск по-прежнему избегал генерального сражения, изматывая противника в мелких стычках и перерезая ему коммуникации. Из последних сил испанские войска сумели пробиться к морю, где Дориа немного подкормил вконец отощавших имперцев, а затем и вывез в Италию.

Несмотря на явную неудачу французского похода, Карл совершенно не разочаровался в своем флотоводце, насоветовавшему это гибельное предприятие. Наоборот, вера в мудрость адмирала у императора еще более укрепилась. Посетив еще раз Геную, он, как и в прошлый раз, остановился в доме Дориа.

Едва Карл уехал, как против испанского засилья взбунтовалась давно известная своими профранцузскими настроениями Флоренция. Расправляться с мятежниками пришлось Дориа, и адмирал не подвел своего друга-императора. Быстро стянув к мятежному городу отряды немецких наемников, он сумел почти без потерь утихомирить смуту. Наградой за карательную акцию была благодарность Карла V.

Известный историк Генри Кеймен в своей работе «Испания: дорога к империи» пишет: «Пока Карл как император противостоял на севере Европы протестантской Реформации, югу Испании продолжали угрожать военно-морские силы мусульман в Африке и в Средиземноморье. Правление императора совпало с наиболее успешным периодом экспансии в истории Османской империи, которой с 1520 по 1566 год правил Сулейман Великолепный. Испанцы почувствовали это на себе. Кайр аль-Дин Барбаросса в 1518 году объявил себя вассалом султана и, заручившись поддержкой Стамбула, продолжал нападать на суда христиан в западном Средиземноморье. В 1522 году он вновь захватил Белее де ла Памера, а в 1529 — Алжирскую Скалу, где истребил небольшой кастильский гарнизон из 150 человек, которым прежде обещал благополучное возвращение в Испанию в случае, если они сдадутся. Флоту Барбароссы из шестидесяти судов такие мелкие инциденты были нипочем: он мог рассчитывать на поддержку многочисленных недовольных морисков внутри Испании. Разгром флотом Барбароссы восьми галеонов, посланных императором из Генуи в 1529 году, у острова Форментера насторожил Карла и убедил его в необходимости срочных действий. Момент был особенно сложный, а выбор небогатый. С апреля 1530 года большую часть времени императору пришлось проводить на территории империи, где он разрывался между попытками договориться с немецкими принцами и отвратить угрозу Османской империи Вене.

Кастильская элита не возражала принять на себя расходы по обороне полуострова, но решительно воспротивилась попыткам Карла взять с них дополнительные суммы на отражение нападения турок, угрожавших Вене. Член Королевского совета Лоренцо Галиндес де Карвахаль сказал, что „затраты на империю и все, что не Испания, не должны оплачиваться испанскими деньгами.“ В этом смысле Карл не стал давить на кастильцев. Но он воспользовался своим правом пустить в дело войска, базировавшиеся в Италии. Кастильские и итальянские терсио, насчитывающие более шести тысяч человек, под командованием маркиза ди Васто оказались на Дунае. Они совершили исторический марш из Милана через Вальтеллин на восток, пройдя через Инсбрук, Пассау и Линц к Вене, — первая итало-испанская армия, появившаяся на земле Священной Римской империи. Курьезная подробность этого похода: многих военных сопровождали женщины, в общей сложности 2500 дам невыясненного социального положения и национальности, впрочем, преимущественно итальянок. Марш терсио по Центральной Европе — это было то, чего ожидали от имперской власти. Горящий энтузиазмом участник похода разразился стихотворением, в котором выразил свое представление о грядущей славе испанского оружия:

Испанцы, испанцы.

Весь мир трепещет перед вами!

Сотни благородных искателей приключений со всего континента хлынули в Вену в 1532 году, чтобы сразиться с турками. Среди них были испанские гранды, которые горели желанием продемонстрировать свою верность императору. Герцоги Альба и Бехар, маркизы Виллафранка и Когольюдо, графы Монтеррей и Фуэнтес и отпрыски других благородных фамилий — Медина-Сидония, Тахера, Альбукерке, Мондехар — отправились тогда на север. Их появление там произвело на врага впечатление, и, увидев огромную армию, которую удалось собрать императору для защиты Вены, — около ста пятидесяти тысяч пехотинцев и шестидесяти тысяч кавалеристов, с восхищением описываемых летописцем из Франщ-Конте Фери де Гуйоном, как „огромнейшую и красивейшую армию из всех, которые доводилось видеть за полвека, турки решили встать лагерем. Терсио прибыли 24 сентября 1532 года, когда уже начался отход турок, и опоздали к битве. Франсиско де лос Кобос в письме из Вены с гордостью рассказывает, как император делал смотр вновь прибывшему пополнению: „Позавчера он покинул лагерь, чтобы взглянуть на испанские и итальянские войска, которые были необыкновенно хороши, особенно испанцы““.

Оборона Вены сопровождалась контрмаршем в Восточном Средиземноморье, то есть попыткой выгнать турок. Весной 1532 года Андреа Дориа повел флот из сорока четырех галер (из которых семнадцать были испанскими) с более чем десятью тысячами немецких, итальянских и кастильских солдат в Грецию. Хотя кастильцы тут играли незначительную роль, кампания явилась своеобразным эхом той, которую поколение назад возглавил Великий Капитан. На этот раз экспедиция закончилась оккупацией в сентябре Корона (где Дориа оставил кастильский гарнизон из 2500 солдат под командованием Иеронимо Мендоса) и города Патрас. В следующем году Сулейман послал войска, чтобы отвоевать Корон, но Дориа вернулся в Эгейское море с тридцатью судами (включая двенадцать под командованием Альваро де Басана) и разбил турок. Завоеванные позиции, однако, невозможно было удержать, и они были сданы в 1534 году, когда турки предприняли еще одну атаку. Императорская казна не могла вынести огромных расходов по этим кампаниям, и когда в 1534 году испанские терсио достигли Мессины, войска были готовы взбунтоваться, если им не заплатят. Это был тревожный знак. Во время прошлых кампаний в Италии немцы часто бунтовали, но кастильцы обычно явного недовольства не высказывали. После 1534 года бунты среди солдат терсио стали случаться регулярно».

Пока европейские монархи выясняли свои отношения, снова оживился противоположный берег Средиземного моря. Барбаросса, придя в себя после потери Туниса, собрал всех своих реисов.

— Неверные думают, что поставили меня на колени! Но они ошибаются! Я только еще больше разозлился на них, и месть моя будет ужасна! А потому готовьтесь к новому большому походу, настал мой черед ответить проклятому Дориа!

Не удовлетворившись собственными силами, Хайраддин запросил помощи и у Сулеймана. А затем он двинулся в поход мщения. Первыми подверглись страшному разграблению Болеарские острова. Порт-Магон на Минорке барбарийские пираты захватили хитростью. Подняв испанские флаги, Барбаросса беспрепятственно вошел в гавань. С крепостных стен его даже поприветствовали пушечным салютом. Когда ж изумленный губернатор понял, что к чему, было уже поздно. Пираты дочиста ограбили город, безжалостно рубя ятаганами всех подряд. Затем Барбаросса направил форштевни своих галер к берегам Таренского залива, убивая и беря в плен людей тысячами. После этого Барбаросса захватил удобный африканский порт Бизерта, а в следующем, 1536 году разорил побережье Апулии, уведя в рабство более десяти тысяч итальянцев. Попытался Барбаросса опустошить и Корфу, для чего высадил на ней двадцать пять тысяч воинов, но здесь пирата поджидала неудача. Венецианскую крепость взять так и не удалось и пришлось убираться восвояси.

Европейские монархи тем временем были заняты собственными проблемами. Между ними начиналась новая драка за все те же миланские владения. Вновь сошлись два старых врага — испанский император и французский король. Французы действовали более активно и быстренько захватили Турин. В ответ испанцы вступили в Прованс. Дориа со своими галерами безжалостно опустошал берега Прованса, а затем дерзко ворвался в Тулонскую гавань, где взял цитадель и захватил множество судов и припасов.

— Пусть будет проклят тот день, когда я взял на службу этого нечестивца и сделал ему имя! — топал в бешенстве ногами Франциск, узнав о тулонском налете. — Пусть будет проклят тот день, когда этот нечестивец сбежал от меня к испанцам.

Король Франции велел объявить всем, что за поимку и убийство изменника-адмирала он осыплет золотом любого.

В ответ на дерзкие рейды Дориа французы осадили его родную Геную. Но адмирал сумел выделить часть своего флота на защиту Генуи, и французам пришлось отказаться от своих заманчивых замыслов насолить Дориа.

Удачи адмирала, однако, не были подкреплены удачами самого Карла V. Перейдя через Альпы, императорская армия потеряла сразу же более половины людей, а, вступив на территорию Франции, подверглась еще и непрерывному нападению местных партизанских отрядов. В довершение ко всему начался и голод. Дориа неимоверными усилиями пытался хоть как-то снабжать оголодавших испанцев, но его помощь была каплей в море. Наконец, поняв, что дальше ему ждать от фортуны уже нечего, Карл велел Дориа вывозить остатки своего воинства морем в Италию. Едва последнего изможденного ландскнехта свели под руки по корабельному трапу, как Дориа уже помчался со своими галерами во Флоренцию. Дело в том, что флорентийцы подняли восстание против испанцев, и адмирал без всяких колебаний вызвался привести их в чувство. «Дориа не упустил случая изъявить свое усердие и преданность императору», — бесстрастно записал его биограф.

Тем временем в Мадриде стали известны подробности рейда Барбароссы. Дело осложнялось тем, что мусульманским пиратам оказывал поддержку французский король Франциск I. При всей нелюбви французского монарха к иноверцам, его ненависть к сопернику единоверцу из Мадрида оказалась сильнее. Вступив в тайный союз с Франциском, Сулейман обеспечил Барбароссе полную политическую и материальную поддержку морскому нашествию на непокорную Италию. И если в начале туда подошли лишь алжирские галеры Хайреддина, то затем на завоевание итальянских берегов был брошен весь огромный флот Блистательной Порты. Слухи о приближении огромной турецкой армады пугали людей. Целые селения, зная жестокость турок, снимались с насиженных мест и бежали в горы. Всюду стояли плач, стенания и слезы. Робкие попытки Карла привлечь в борьбу с Сулейманом Венецию не увенчались ничем. Республика Святого Марка осталась верна своей излюбленной двуличной политике, соблюдая и со Стамбулом, и с Мадридом «дружественный нейтралитет». Сулейман и Барбаросса мстили Карлу и Дориа за потерю Туниса и мстили кроваво!

Узнав о начавшемся нашествии, Андре Дориа принялся собирать под свою руку все, что только было возможно. К своему флоту он присоединил торговые и даже почтовые суда, неуклюжие галиоты и мелкие фелюки, но сил все равно было явно мало. В открытый бой с турками он вступать все еще не мог. Поэтому адмирал собирался на первое время лишь тревожить неприятеля на переходах, нападая и захватывая отставших.

Первым, как и следовало ожидать, начал боевые действия грозный Барбаросса. Во главе своих пиратов он вошел в Адриатическое море и легко овладел приморской крепостью Отрантой. Вызов был брошен! Теперь слово было за Дориа. Покинув Сицилию, где он собирал свой флот, Андре Дориа удачно напал на один из турецких конвоев и сжег несколько грузовых судов. Дориа повезло — он на несколько миль разминулся с главными силами самого Барбароссы. Так противоборство двух великих флотоводцев шестнадцатого столетия, за которым, затаив дыхание, следила вся Европа, вступило в свою новую фазу. Следующий удар нанес также Андре Дориа. Курс его флота внезапно пересекся с курсом небольшой турецкой эскадры в двенадцать вымпелов, которую Барбаросса послал «потревожить» Сицилию. Окруженные превосходящими силами христиан турки сражались как бешеные, но были уже обречены. Все их галеры были сожжены или захвачены. Отправляя в Мадрид гонца с известием о победе, хитромудрый флотоводец наставлял его так:

— О потерях ни слова. Для нас сейчас важен лишь сам факт первой победы, о ней и говори. Пусть это вселит ободрение в сердца всех христиан! Намекни прозрачно и о том, что одержанной победой я во всем обязан нашим друзьям венецианцам!

Дориа не был бы Андре Дориа, если бы не начал после одержанной победы тонкую и дальновидную политическую игру. Адмирал совсем не случайно распространил слух о причастности к своей победе нейтральной Венеции. Расчет Дориа был верен. Когда разговоры о вероломстве республики Святого Марка дошли до ушей Сулеймана, султан пришел в неописуемую ярость. И напрасно пытались его образумить великий визирь и ресми-эфенди, что во всем следует спокойно разобраться, Сулейман был взбешен и никого уже не желал слушать.

— Мои планы отныне меняются! — кричал он в диване, приводя в трепет своих вельмож. — Прежде всего я обрушу весь свой гнев на этих вероломных торгашей, а уж потом разделаюсь с остальными!

Как ни странно, слухи, распространяемые Дориа, не сговариваясь, подтвердил и… Барбаросса. Когда турецкий султан передал ему свое неудовольствие по поводу бездарной потери дюжины галер, Хайраддин сразу же нашел выход:

— Неудача моя произошла только из-за измены венецианцев, которые, объявив о дружбе, стали ловкими лазутчиками испанцев!

Теперь уже Сулеймана в его желании покарать коварных венецианцев не мог переубедить никто. Спустя какие-то недели огромная двухсоттысячная армия султана двинулась в венецианские владения в Греции, круша и сметая все на своем пути. Хитромудрые вельможи республики Святого Марка, пытаясь долгое время усидеть сразу на двух стульях, в конце концов перехитрили сами себя.

Успех дориевской интриги был блестящ! Без особого труда адмиралу удалось втянуть, на свою сторону, в разгоравшуюся войну Венецию. Отныне у республики Святого Марка не было иного выхода, как срочно вступать в антитурецкую коалицию. Кроме этого, Дориа выиграл и немало времени для лучшей подготовки к борьбе на море.

А неутомимый Барбаросса во главе своего флота уже начал осаду принадлежащего Венеции острова Корфу и захват венецианских крепостей в Морее. Теперь уже сами венецианцы слезно просили римского папу, чтобы знаменитый Дориа, соединившись с их флотом, шел выручать Корфу. Дориа демонстративно отказался.

— Уже поздняя осень, — сказал он в ответ на мольбы венецианцев. — А осенью я не имею обыкновения воевать. К тому же у меня мало солдат и на исходе припасы. Нападать я стану лишь следующей весной.

Папа и венецианский дож пожаловались Карлу V, но тот ответил папскому нунцию, что поведением своего адмирала он вполне доволен.

— Отдадимся на его волю! Мой Андре лучше знает свое дело, чем все мы! — этими словами император закончил аудиенцию.

Тогда папа римский предложил создать союз христианских государств против турецкого нашествия. На это Карл уже не возражал. Одновременно было решено создать и объединенный христианский флот. От себя испанский король и римский император выделил восемьдесят две трехбаночные галеры. Перепуганные венецианцы дали от себя столько же, папа римский пообещал тридцать две, а генуэзцы обязались обеспечить флот грузовыми транспортами. Во главе папской эскадры стал Анвилейский патриарх Марк Гримани, во главе венецианцев адмирал Винцент Капель, императорскую же эскадру и весь флот возглавил с общего согласия Андре Дориа.

Новый римский папа Павел III, занявший церковный престол после почившего в бозе Климента VII, желая ознаменовать свое вступление в должность, решил организовать крестовый поход против турок, а для этого стремился прежде всего помирить французского и испанского монархов. Все трое они решили встретиться в Ницце. Карл V, как обычно, прибыл на встречу на галерах Дориа. Огромная свита едва разместилась во дворце Вилла Франко.

В это время произошел и весьма характерный случай, вызвавший впоследствии много кривотолков и разговоров. Когда король Испании и император Священной Римской империи Карл прогуливались с римским папой по набережной, внезапно они увидели на горизонте белые облака.

— Что там такое? — поинтересовался любознательный папа у шедшей сзади свиты.

— Это паруса! — закричали все разом.

Очевидец тех далеких событий оставил любопытную запись о том, что последовало дальше: «Солдаты… уверились, что белые клочки были паруса, и эта мысль заставила их заключить, что Барбаросса идет захватить папу и императора. Поспешили возвратиться в город, закричали: „Вот Барбаросса идет с флотом!“ В испуге все помышляли только о бегстве. Сам храбрый маркиз Гвест советовал императору удалиться в горы, откуда можно стрелами и каменьями разгромить турок, ежели б они пристали к Вилла Франко. Дориа велел кораблям сниматься с якоря. Один Карл V не поддался этому паническому страху, хладнокровно смотря на волнения в порте и в городе. Послали несколько легких кораблей на разведку, и они, не видя неприятеля, дошли даже до того места, где были видны паруса. Экипаж вышел на берег и увидел, что это облако произошло от крестьян, валявших бобы на берегу. Когда они доложили об этом, страх превратился в радость, а наиболее испугавшиеся подверглись насмешкам… Эта историческая черта, как ни смешна, доказывает, как страшен был Барбаросса, ибо одно его имя приводило в трепет храбрейших…»

Придя в себя от пережитого, собравшиеся начали переговоры. Длились они долго. Король с императором беспрестанно жаловались папе на нанесенные им взаимные обиды, но в конце концов хитрому понтифику все же удалось уговорить Франциска с Карлом подписать десятилетнее перемирие. Затем король и император решили встретиться еще раз, но уже без папы. Эта встреча была более дружелюбной. Монархи общались на борту испанской галеры. После разговоров Карл подозвал к себе Дориа и велел ему приветствовать своего бывшего сюзерена — короля Франции и поцеловать ему руку. Ситуация для Дориа была достаточно щекотливая, ведь Франциск не забыл, как его бывший адмирал совсем недавно истово опустошал берега Прованса. Но Дориа ли было привыкать к подобным ситуациям! С самой любезной улыбкой на лице он галантно приветствовал французского короля. Франциск улыбаться адмиралу не стал, и общение короля с адмиралом получилось весьма натянутым. Потом Карл принялся показывать королю Франции устройство галеры. Рядом по долгу службы за монархами вышагивал и Дориа. Когда Франциск обратил внимание на стоявшую на палубе трофейную французскую пушку, Дориа желая сделать ему приятное, сказал:

— Это орудие вылито из самого прекрасного металла!

— Теперь и я лью из куда лучшего, чем прежде! — со значением ответил ему Франциск, намекая, что ныне он платит за службу куда больше, чем раньше.

— Испанский металл также всегда был хорош! — ответил намеком на намек Дориа.

В тот вечер адмирал уговаривал Карла воспользоваться ситуацией и захватить практически безоружного Франциска…

— Через несколько минут я подниму паруса, и король будет в вашей власти! — говорил он. — Это сразу решит все проблемы, и самый выгодный мир будет вам обеспечен!

Но Карл не согласился.

— Это уж слишком бесчестно! Что подумают обо мне в Европе!

Факт этого весьма примечательного разговора признают почти все биографы Дориа, хотя делают это всегда со многими оговорками. Еще бы, ведь в буквально одной фразе разрушается столь тщательно создаваемый веками образ идеально благородного и кристально честного адмирала. Но, как говорится, что было, то было, заключенное перемирие между Парижем и Мадридом позволило испанцам без всякого опасения выслать весь свой флот против турок. Все ждали решающего сражения между Андре Дориа и Барбароссой.

Тем более что и Сулейман, узнав о примирении Парижа с Мадридом, немедленно велел Барбароссе начать опустошать приморские владения Венеции, дав ему в помощь несколько тысяч своих янычар.

— Мы намотаем кишки неверных собак на острия наших ятаганов! — кричали воинственные янычары.

Барбаросса действовал, как всегда, быстро и решительно. Перво-наперво он обложил приморскую крепость Кандио, но та, к удивлению нападавших, стала защищаться столь отчаянно, что Барбаросса решил бросить эту затею, чтобы не тратить понапрасну столь драгоценного времени.

— Пусть благодарят Аллаха, что я тороплюсь! — сказал он, вступивши на палубу флагманского судна.

Гребцы налегли на весла, и под теми забурлила вода.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.