Ответные удары «двуйки»
Ответные удары «двуйки»
Из документов польской контрразведки следует, что с 1929 по 1935 год в Польше в рамках расследования 1303 дел по подозрению в шпионаже в пользу Советского Союза было арестовано 2605 человек. Подавляющее большинство из разоблаченной советской агентуры замыкалось в своей деятельности на приграничные и территориальные органы разведки различной ведомственной принадлежности, располагавшиеся в Советской Белоруссии и Украине. К таким органам внешней разведки относились иностранные отделы полномочных представительств ОГПУ-УНКВД в Минске, Киеве, Харькове.
Подтверждая такую статистику эффективной работы польской контрразведки, бывший сотрудник советской разведки Павловский (Сумароков, Павлуновский, Яшин) в своих заметках, относящихся к 1924 году, писал: «Убыль секретных сотрудников, в особенности в Польше и Румынии – громадна. Поэтому отделу все время приходится вербовать новых людей. Так, например, в Польше было арестовано в свое время 90 человек агентов в течение короткого срока, отправленных для разведки»[365].
Специализированной военной разведкой в Польше занимались разведывательные отделы штабов Белорусского и Украинского военных округов. Через подчиненные им пункты разведывательных переправ (ПРП), которые также занимались агентурной разведкой, в Польшу через «зеленку» переправлялось большинство советских агентов.
К задачам такой категории агентуры относилось получение информации в польском прикордоне на глубину до ста километров. Изучались места дислокации, штатный состав, вооружение, планы использования, вопросы мобилизационной готовности Войска Польского и т. д. Особое внимание уделялось разведывательному изучению будущего театра военных действий: пропускная способность железных и шоссейных дорог, мостов, фортификационных сооружений и т. д.
Связь с закордонной агентурой поддерживалась в большинстве случаев через агентов-связников. В ряде случаев для поддержания связи использовались почтовые голуби штатных голубятен.
Органы разведки пограничных войск были созданы на основании приказа председателя ОГПУ от 25 февраля 1925 года «О реорганизации пограничной охраны на основе объединения пограничных органов и пограничных войск». В рамках совершенствования системы охраны границы и информационного обеспечения деятельности ее органов в структуре пограничных отрядов были созданы секретно-оперативные части (СОЧ), на которые в числе других были возложены вопросы разведки и контрразведки[366]. В зависимости от конфигурации участков границы они действовали на глубину от 10 до 15 километров.
Из отчетной документации Корпуса охраны пограничья за 1926–1930 годы следует, что из 39 дел по советскому шпионажу, реализованных при участии постерунков Виленского инспектората КОП, больше половины (68 %) приходилось на деятельность разведывательных органов ОГПУ. Только одно реализованное дело по шпионажу касалось неизвестного органа военной разведки СССР. Ведомственная принадлежность остальной разоблаченной советской агентуры точно не была установлена[367].
Такое количество реализованных польской контрразведкой дел по советскому шпионажу (более 400 в год) ясно указывает на две основные причины столь неблагополучного положения. С одной стороны, высокая эффективность органов польской контрразведки, с другой – многочисленные ошибки и недочеты, допускаемые всеми субъектами разведывательной деятельности в части подготовки и проведения разведопераций на сопредельной территории. Здесь и низкий уровень профессиональной подготовки агентуры, и ошибки в подборе агентурных кадров, включая ее засоренность неблагонадежными элементами и откровенными предателями.
Когда в июле 1933 года органами безопасности был ликвидирован так называемый «Белорусский национальный центр», выяснилось, что 19 агентов 4-го (разведывательного) отдела штаба Белорусского военного округа одновременно являлись членами центра и агентами польской политической полиции и контрразведки. В ходе расследования обстоятельств столь скандального дела было установлено, что в 1932 году польская контрразведка выявила и перевербовала нескольких агентов отдела, через которых, в свою очередь, смогла перебросить на территорию Белоруссии ряд лиц с разведывательными и диверсионными задачами[368].
Типичным примером низкой профессиональной подготовки советских «приграничных» агентов служит дело некоей Саломеи Плис, которая в августе 1932 года была арестована контрразведкой Корпуса пограничной охраны в г. Ровно. В ходе состоявшихся допросов она созналась в работе на советскую разведку и дала развернутые показания по вопросам, интересовавшим поляков.
В частности, было установлено, что после ее вербовки в Шепетовке, единственно весомыми основаниями которой были факт рождения в Польше, знание языка и наличие родственников в стране, она индивидуально прошла кратковременный курс специальной подготовки, которую проводили сотрудники харьковского ОГПУ. Бросив бесполезные попытки научить Саломею Плис читать топографическую карту и пользоваться компасом, куратор принял решение о ее переброске через границу в сопровождении проводника.
Благополучно перейдя границу и поселившись в Ровно, Саломея Плис выполнила только первый пункт задания, приобретя на выделенные ей деньги одежду польского производства. Она на допросе воспроизвела рекомендацию сотрудника ОГПУ: «Первым делом купи себе польскую одежду. В Польше люди ходят хорошо одетыми, а твоя одежда для выполнения задания никуда не годится». К непосредственным задачам агента было отнесено:
– наблюдение за ходом строительных и ремонтных работ на определенном участке железной дороги, включая строительство новых мостов и путепроводов;
– фиксация визуальным наблюдением военных перевозок;
– установление нумерации и численности воинских частей, расположенных в Ровно и Люблине.
Но основной частью разведывательного задания Саломеи Плис была попытка привлечения к сотрудничеству с советской разведкой ее родственника, проживавшего в г. Люблине, и организация связи с ним.
За незначительностью нанесенного ущерба интересам Польской Республики суд 11 января 1933 года приговорил Саломею Плис к пяти годам заключения[369].
Но не все разоблаченные польской контрразведкой советские агенты были подобны Саломее Плис. Одновременно ее сотрудники отмечали высокий профессионализм ряда других агентов, прошедших хорошую специальную подготовку и по своим личным качествам способных решать сложнейшие вербовочные и другие разведывательные задачи. Как правило, такой агентуре давались конкретные задания по привлечению к сотрудничеству интересующих советскую разведку лиц, причем информация о кандидатах на вербовку отличалась объективностью и была исчерпывающе полна.
Такими хорошо подготовленными агентами, по оценкам польских контрразведчиков, были Мария и Василий Стефановичи, разоблаченные польской контрразведкой летом 1936 года. Дело на розыск нелегальной радиостанции в районе г. Ровно было заведено отдельным информационным рефератом Командования военного округа № 2 еще в 1933 году. Основанием для его заведения стали полученные сведения от дезертира Красной армии по фамилии Довгалец, а также некоторые материалы на некую Марию Панек, разоблаченную ранее в качестве советского агента. Из них следовало, что в районе г. Ровно функционирует радиофицированная точка советской разведки, а радистом, обслуживавшим рацию, является женщина, действующая под агентурным псевдонимом «Маруся».
Для польской контрразведки сложность заключалась в отсутствии технических возможностей по пеленгации радиостанции. Она выходила в эфир нерегулярно и относительно редко, а задействовать на постоянной основе передвижные пеленгаторные станции возможности не было.
В конце концов полякам удалось выйти на след Марии и Василия Стефановичей, которые и оказались разыскиваемыми советскими агентами. В ходе обыска на их квартире было обнаружено две радиостанции, запасные лампы, батареи питания, фотоаппарат и другие уличающие их в шпионаже предметы.
В ходе предварительного следствия супружеская чета признала факт сотрудничества с советской разведкой и дала развернутые показания. Из них следовало, что Мария была завербована в 1930 году под псевдонимом «Венеция» и направлена в Польшу для сбора информации военного характера. Связь со своим руководством она поддерживала через курьеров, нелегально переходивших границу. Имевшаяся в ее распоряжении рация, по причине отсутствия у Марии навыков работы на ключе, использовалась нерегулярно.
Осенью 1934 года последовал вызов в СССР, где в течение двух месяцев она прошла интенсивную разведывательную подготовку. Опытные инструкторы обучили Марию работе на ключе, пользованию шифрами, основам вербовочной работы, визуальной разведке и т. д.
Ее новое задание предусматривало выполнение разовых поручений и организацию двусторонней агентурной радиосвязи с Центром. В этих целях, для хранения рации с запасом батарей питания и ламп, было поручено подготовить тайник. Его описание в зашифрованном виде следовало направить на известный Марии адрес в Киеве. В отдаленных от дорог районах подобрать посадочные площадки, на которые в предвоенный и военный период планировались посадки легких самолетов, направляемых для переброски агентуры и приема информации.
После завершения обучения в Киеве Мария Стефанович была переброшена через границу. После ее возвращения в г. Ровно, на другой день, прибыл курьер советской разведки, который передал радиостанцию новой конструкции. Очередной сеанс радиосвязи был неудачным – оказалось, что рация была неисправна. Через некоторое время к Марии была направлена радистка, устранившая неисправность. После ее отъезда разведывательная работа была продолжена до очередного вызова в Киев. После возвращения в Польшу, 17 июля 1936 года, Мария и Василий Стефановичи были арестованы. На основе их показаний польские контрразведчики установили, что органом, на который работали агенты, был 4-й (разведывательный) отдел штаба Киевского военного округа[370].
Понятно, что в результате следственной работы с разоблаченной советской агентурой в распоряжении польской контрразведки оказался значительный массив информации о формах и методах работы советских спецслужб, местах дислокации их органов, разведывательной «инфраструктуре» органов советской разведки, данные на ее кадровый и агентурный аппарат и т. д. Тщательный анализ такого объема знаний давал польским контрразведчикам возможность вырабатывать адекватные меры по пресечению деятельности советской разведки и совершенствованию своей.
Примером быстрого реагирования польской контрразведки на изменения оперативной обстановки служат результаты разработки агента советской разведки Бартоломея Спиньского. Он был задержан 1 сентября 1938 года сотрудниками контрразведки Корпуса пограничной охраны на основании информации одного из агентов, сообщившего о появлении в польском приграничье подозрительного человека.
На первых же допросах Спиньский начал давать признательные показания о своей деятельности в качестве советского агента, начиная с 1928 года. В частности, он сообщил, что, после демобилизации из 16-го пехотного полка в Кракове, он переехал на жительство к своей родной сестре в деревню Залузу. Оказалось, что последняя проживала в гражданском браке с неким агентом разведки Корпуса пограничной охраны. Через сестру и ее мужа Спиньский познакомился с некоторыми офицерами и агентами польской приграничной разведки. На почве развившегося конфликта с мужем сестры Спиньский решил нелегально перейти границу к своему отцу, проживавшему на территории СССР.
При переходе границы он был задержан советскими пограничниками, доставившими его в штаб пограничного отряда, где прошли первые допросы перебежчика. Спиньский дал развернутые показания по всем интересующим советскую разведку вопросам. Сообщил все известные ему сведения, относящиеся к 16-му пехотному полку: характеристики командиров, численность личного состава, методика обучения, планы использовании в военное время и т. д. Пока шла проверка его сведений, Спиньский находился под арестом. Знаком того, что он благополучно прошел проверку, стала его вербовка сотрудниками советской разведки.
На одном из допросов Спиньский рассказал о своем конфликте с мужем сестры и еще одним сотрудником разведки Корпуса пограничной охраны и даже предложил убить последнего.
Осенью 1929 года Спиньский был переправлен на территорию Польши, где 26 ноября совершил покушение на своего недоброжелателя из разведки Юзефа Верповского. Ранение в голову оказалось несмертельным. Спиньский же после неудачи снова ушел в СССР.
Следующий террористический акт также оказался неудачным.
9 июля 1930 года под дверью жилого дома, где проживал другой сотрудник польской пограничной разведки Казимеж Вишневский, случайно было обнаружено снаряженное к взрыву устройство. Запальный шнур имел следы возгорания, но, как выяснили польские саперы, по счастливому стечению обстоятельств шнур погас.
Следующие годы Спиньский работал шофером в одном из колхозов, не прерывая, впрочем, своих контактов с советской разведкой.
С разовыми разведывательными заданиями он неоднократно переправлялся в Польшу, включая «ходки» на связь с резидентом советской разведки в г. Вильно.
В октябре 1938 года, во время выполнения очередного задания в районе Сенкевичи – Лахва, он был арестован польскими контрразведчиками. Находясь под арестом, Спиньский начал давать показания о своей деятельности в качестве агента советской разведки. По ним поляки сразу арестовали нескольких агентов, а чуть позже и владельца отеля «Гранд» в Вильно, который являлся помощником резидента Недзялковского.
За время многолетнего сотрудничества с советской разведкой Спиньскому стало известно множество данных о ее деятельности, которые он в ходе допросов сообщил полякам. Все изложенные сведения в контрразведке были самым тщательным образом проанализированы и сопоставлены с уже имеющимися. Результатом такого анализа стала методическая разработка по противодействию советской разведке, циркуляром направленная во все заинтересованные органы польской разведки и контрразведки.
Сам же Спиньский 20 апреля 1939 года военным судом был осужден на 15 лет заключения[371].
В марте 1926 года разведкой Корпуса пограничной охраны был передан на связь в Экспозитуру № 1 (Вильно) агент «Ян Новаковский». Такое решение было обусловлено тем обстоятельством, что уровень деятельности агента, после произошедших с ним событий, выходил за пределы компетенции пограничной разведки. Из материалов пересланного в Вильно дела следовало, что «Новаковский» после увольнения из корпуса, где он служил в должности командира отделения, в интересах разведки был переброшен на советскую территорию. Заданием предусматривалось внедрение в агентурную сеть советской разведки, с последующим возвращением в Польшу для выявления других советских агентов.
После задержания пограничниками он был передан в ОГПУ. Объяснения мотивов нелегального перехода и данные им показания о своей прошлой службе в Корпусе пограничной охраны, после соответствующей проверки, вполне удовлетворили чекистов, и он был ими завербован в качестве агента.
Вернувшись на родину, «Новаковский» доложил своим руководителям о выполнении задания. Выполняя «поручения» советской разведки, он несколько раз переходил границу, но переданная им информация, по причине ее незначительности, советскими кураторами была оценена невысоко. Действительно, отобранные поляками для передачи в советскую разведку несекретные приказы 2-й бригады корпуса, старое штатное расписание государственной полиции и ряд других документов никакой ценности для разведки не представляли. Чтобы сохранить возможность для проведения дальнейшей «игры», и было принято решение о передаче «Новаковского» на связь в экспозитуру, потенциал которой позволял осуществлять долговременные операции.
Капитан Майер, под чье руководство поступил агент, 19 августа 1926 года направил его в Минск, чтобы довести до чекистов информацию о вербовке капрала Хомича, служащего в канцелярии 78-го пехотного полка, расположенного в Барановичах. Якобы капрал согласился поставлять проходящие через него документы и предупредил, что если суммы вознаграждения его устраивать не будут, то он связь с разведкой прервет. Кроме того, он потребовал, чтобы на связь с ним высылался специально для него выделенный курьер.
В качестве аванса Хомич передал «Новаковскому» четыре оригинальных приказа командира 78-го полка, приказ 20-й пехотной дивизии о полевых учениях 79-го полка и ряд других документов.
26 августа «Новаковский» возвратился в Вильно, где отчитался перед Майером о выполнении задания. По его словам, переданные в Минск документы интереса там не вызвали. Но положительно расцененным сигналом была выплата за них небольшой суммы и задание продолжить разработку Хомича дальше.
К очередной «ходке» Майер снабдил своего агента более серьезным «уловом» в виде трех секретных приказов Командования 9-го корпуса и некоторых других документов. 2 октября «Новаковский» в Минске доложил, что переданные материалы получены им от вновь завербованного сержанта Фрончака, который имел к ним прямой доступ.
Интерес к оригинальным секретным документам корпусного уровня вполне удовлетворил чекистов, и на очередной встрече 27 октября они заплатили 50 американских долларов, из которых 25 получил сам «Новаковский», а остальные – Фрончак и Хомич. По результатам этой встречи агент предположил, что от чекистской разведки он был передан на связь сотруднику 4-го (разведывательного) отдела штаба Белорусского военного округа.
Зимой 1926–1927 года Майер обратился к руководству 2-го отдела с предложением активизировать «игру» с советской разведкой, осуществив ее перевод на уровень контрразведывательной операции. Для этого он предлагал направить в Минск более ценную информацию, создавая условия для задействования в операции курьеров советской разведки с их последующим задержанием и перевербовкой. Были ли реализованы его планы и как успешная операция была завершена, польские источники сведений не сохранили[372].
Данный текст является ознакомительным фрагментом.