Глава 6 «Урановый проект»
Глава 6
«Урановый проект»
Ситуация нам казалась благоприятной, поскольку она давала возможность физикам влиять на дальнейшие разработки. Если бы производство атомных бомб было невозможно, такая проблема не вставала бы, но если бы их можно было легко изготовлять, то физики не в состоянии были бы противодействовать их производству. Такая ситуация обеспечивала в то время физикам решающее влияние на ход дальнейших разработок, так как они могли убеждать правительство в том, что, по-видимому, атомные бомбы недоступны в течение войны. С другой стороны, следовало допустить возможность осуществления этого проекта, если бы были сделаны чудовищные усилия. Дальнейшие разработки подтвердили, что обе позиции были актуальными и полностью оправданными, поскольку американцы, например, действительно не смогли применить атомную бомбу против Германии.
В. Гейзенберг. Физика и философия. Часть и целое
На возможность создания атомной бомбы руководство рейха обратило свое внимание в 1938 году, после известных открытий Гана и Гейзенберга. Именно тогда группа выдающихся ученых направляет Генриху Гиммлеру письмо, в котором говорится:
«Рейхсфюрер! Недавние открытие в области деления уранового ядра позволяют с уверенностью утверждать, что вскоре оно послужит для создания оружия невиданной прежде мощи. Это оружие, если оно окажется в руках Германии, позволит сокрушить всех наших врагов; но если наши противники опередят нас, Третий рейх ждут неисчислимые бедствия. Поэтому мы считаем исключительно важным дать этому оружию высший приоритет и направить все возможные средства на атомные исследования».
Г. Кранц. Тайное оружие Третьего рейха
В декабре 1938 года два известных берлинских физика Отто Ган и Фриц Штрассман неожиданно обнаружили, что при бомбардировке нейтронами ядер атомов урана они делятся на две части с выделением энергии и дополнительных нейтронов. В январе 1939 года немецкие ученые подытожили первые результаты своих опытов в судьбоносной статье «О доказательстве возникновения щелочноземельных металлов при облучении урана нейтронами и их свойствах», ставшей одним из первых научных подтверждений существования деления ядер урана, а уже в апреле этим открытием заинтересовались в вермахте.
Правда, этому способствовало и то, что в начале марта 1939 года группа французских физиков под руководством Фредерика Жолио провела ряд важнейших экспериментов, доказывающих возможность цепной реакции деления урана. В конце того же месяца статья о достижениях французских физиков была опубликована в журнале Nature.
Так мир вплотную приблизился к ядерной катастрофе, и человечеству для запуска механизма самоуничтожения требовались только организационные решения на правительственном уровне. Первыми их, судя по всему, предприняло нацистское руководство Третьего рейха, а все началось с коллоквиума по физике в Геттингенском университете, на котором было прочитано несколько докладов о перспективах создания различных устройств, питаемых энергией, выделяющейся при расщеплении урана. Причем один из содокладчиков Георг Йоос, авторитетный специалист по экспериментальной и теоретической физике, в ходе обсуждения представленных работ прямо указал на возможность применения ядерной энергии в военных целях, сославшись на частное мнение «одного из немецких физиков, вернувшихся из Советской России».
Когда материалы коллоквиума вместе с сопроводительным письмом профессора Йооса попали в имперское министерство образования, которому подчинялись все университеты на территории Германии, немедленно последовал ряд организационных выводов. Министерство поручило Абрахаму Езау, руководителю сектора физики в Научно-исследовательском совете, организовать тематическую конференцию по ядерной физике в апреле 1939 года. Под председательством профессора Езау состоялось несколько закрытых заседаний, на которых выступили многие видные ученые нацистской Германии: Гейгер, Боте, Йоос, Ханле, Маттаух, Хофман, Дамес. В заключительном слове профессор Эрих Шуман как руководитель исследовательского отдела Управления вооружения вермахта отметил, что в ходе состоявшихся обсуждений конференция вполне может рекомендовать несколько исследовательских проектов. Прежде всего можно было бы приступить к проектированию строительства экспериментального уранового реактора, параллельно консолидируя все имеющиеся в наличии запасы урана и категорически запретив экспорт любых его соединений. Кроме всего прочего, министерству торговли рекомендовалось незамедлительно начать переговоры с горнодобывающей компанией, обладающей крупнейшими запасами урановой руды в Бельгийском Конго. Одновременно было принято решение о создании научно-исследовательского центра, объединяющего всех ведущих физиков Германии под организационно-административным руководством профессора Езау.
Все эти сведения, разысканные в свое время еще Фридрихом Гернеком, в значительной своей части прямо противоречат версии Д. Кассиди и Р. Юнга о том, что руководство нацистской Германии всячески игнорировало обращения физиков, поэтому им приходилось проводить ядерные исследования за счет скудных университетских фондов, фактически на свой страх и риск. Между тем идея конструирования А-бомбы была уже далеко не новой, и если даже отвлечься от ее причудливого образа, созданного неистощимой фантазией Уэллса, то следует предположить, что инженерное управление новых видов вооружения вермахта поступало в данном случае весьма недальновидно. Может быть, предполагаемые тактико-технические данные А-бомбы не вызывали особого интереса у военных стратегов? Или министерство обороны просто уже знало прямую дорогу к созданию ядерных боезапасов?
Действительно, в ряде случаев применение сверхмощного оружия не оправдывает тактику и стратегию против наступающих и особенно отступающих колонн противника или для преодоления временных рубежей обороны. Даже с учетом отсутствия надежных сведений о радиоактивном заражении местности эффективность применения ядерных боезапасов просто не сравнима с обычными взрывчатыми веществами из-за их несопоставимой стоимости. Однако для сверхмощной бомбы всегда бы нашлось применение в полном соответствии с одной из основных маниакальных целей фюрера – покорения Британии и уничтожения Лондона.
Именно подобным образом поступили американцы в 1945 году, продемонстрировав всему миру, что атомное оружие не имеет себе равных именно для уничтожения крупных городов с высокой концентрацией населения, а не рассредоточенных военных объектов. Подобные возможности использования ядерных боеприпасов прекрасно понимали не только многие немецкие физики, но и руководство Третьего рейха. Кроме того, как считали и Гитлер, и Гиммлер, ядерные заряды могли бы служить эффективным инструментом послевоенной перекройки мира, уничтожая целые народы. Именно поэтому уже в ноябре 1938 года рейхсфюрер СС приказывает организовать в рамках «Аненербе» Институт перспективных вооружений, одному из отделов которого и было поручено негласное руководство «Урановым проектом». Это направление атомных исследований курировал лично директор института оберштурмбанфюрер Генрих Ойле.
Полумистическая организация «Аненербе» («Наследие предков») возникла как чисто культурно-просветительский проект. Например, французские историки Жак Бержье и Луи Повель в своей книге «Утро магов»[31] отмечали:
«Научный институт для изучения наследственности “Аненербе” был создан как частная организация профессором Фридрихом Гильшером…
“Аненербе” действовал так успешно, что в январе 1939 года Гиммлер просто-напросто включил институт в СС, а его руководители вошли в личный штаб рейхсфюрера. К этому времени “Аненербе” располагал 50-ю научными институтами, деятельность которых координировал проф. Верст, специалист по древним культовым текстам, занимавший кафедру санскритского языка Мюнхенского университета.
Легко поверить расчетам, согласно которым Германия истратила на работы всей системы “Аненербе” куда больше, чем США – на атомную бомбу».
Именно последнее замечание французских авторов заслуживает всяческого внимания, ведь бюджет «Аненербе» существенно возрос, когда в ее Институте научных исследований целевого военного значения появилась инженерно-техническая тематика по атомной и ядерной физике. Считается, что руководство Третьего рейха приняло решение провести существенную децентрализацию «Уранового проекта», понимая, что полное засекречивание работы ведущих немецких исследователей-ядерщиков вполне обоснованно вызовет много вопросов у их зарубежных коллег. Именно поэтому до конца 1943 года, когда началась очередная волна мобилизации специалистов для различных военных проектов, немецкие физики продолжали работать в своих университетских лабораториях над отдельными вопросами «Уранового проекта». При этом существовала специальная система отчетности, по которой все важные экспериментальные и теоретические данные тут же поступали в единый центр Института научных исследований, располагавшемся в неприметном здании на окраине Дортмунда. Здесь бывали многие руководители отраслевых направлений «Уранового проекта», такие как Гейзенберг, Ган и Дибнер, обсуждавшие полученные результаты и координацию дальнейших исследований.
Подобная трактовка событий вокруг «Уранового проекта» ставит под сомнение одну из основных причин краха ядерных изысканий в Третьем рейхе, в качестве которой чаще всего называют фатальное соперничество нескольких научных школ, якобы и предопределившее крушение всего атомного проекта. Разумеется, сам принцип конкуренции в научно-исследовательской работе присутствует всегда, но при умелом централизованном руководстве его роль может быть только сугубо положительной.
Между тем действия министерства торговли Германии по приобретению крупных партий урановой руды в Бельгийском Конго привлекли внимание Комитета научного планирования Великобритании, который в конце апреля 1939 года обратился с настоятельными рекомендациями к своему правительству всячески противодействовать немецким закупкам урана. Уже в мае сотрудники Комитета привлекли в качестве консультанта Фредерика Жолио-Кюри, выдвинув настоящий торговый ультиматум руководству бельгийской фирмы Union Miniere, владеющей урановыми рудниками в Бельгийском Конго. Компания не выдержала столь сильного давления и пошла на аннулирование всех заключенных контрактов, причем британская сторона обязалась не только выкупить все запасы урановой руды по более высокой цене, но и компенсировать все понесенные бельгийцами издержки.
Однако в мае 1940 года Бельгия была полностью оккупирована войсками вермахта, и в руки нацистов попало более 1200 т высококачественного уранового концентрата, хранившегося на горно-обогатительном комбинате в бельгийском городке Олене. По самым скромным подсчетам Германия стала владеть более чем половиной мирового запаса урана. Все оставшееся сырье в сентябре 1940 года было незамедлительно в глубокой тайне переправлено из африканской Катанги, самой богатой полезными ископаемыми провинции Бельгийского Конго, в Нью-Йорк, послужив в конечном итоге сырьем для выполнения американского атомного проекта, – по крайней мере, так утверждает официальная историография.
В начале лета 1939 года «Урановый проект» вышел на новый виток ядерной гонки вооружений, и в отделе вооружений сухопутных войск Управления армейского вооружения под руководством Курта Дибнера, как ведущего специалиста вооруженных сил по новым взрывчатым веществам, была создана рабочая группа по урановым исследованиям. Армейские специалисты активно включились в работу, и уже в конце июня доктор Дибнер сумел организовать конструирование самой первой реакторной сборки под Берлином на полигоне «Куммерсдорф» в Готтове. Вместе с научно-исследовательской группой Абрагама Езау из Берлинского университета эти два коллектива быстро заняли лидирующее положение как соисполнители «Уранового проекта», а сама ядерная тематика получила официальный статус приоритетного направления военных исследований.
Сразу же после начала Второй мировой войны в группу Дибнера были мобилизованы несколько наиболее перспективных молодых физиков из Берлинского и Лейпцигского университетов во главе с доктором Эриком Багге.
В середине сентября 1939 года были определены ключевые исполнители «Уранового проекта», которыми стали: Физический институт Общества кайзера Вильгельма в Берлине, Институт физической химии Гамбургского университета, Берлинский физический институт Высшей технической школы, Физический институт Института медицинских исследований в Гейдельберге и Физико-химический институт Лейпцигского университета. Вскоре число институтов, занятых только на основных направлениях ядерных исследований, превысило два десятка, а общим научным центром, координирующим выполнение «Уранового проекта», был назначен Физический институт Общества кайзера Вильгельма, который перешел в подчинение военного министерства.
В конечном итоге планировалось перевести в Берлин всех ученых, работающих над «Урановым проектом», однако эта в общем-то здравая идея так и не была реализована по нескольким причинам, не последней в списке которых был распад сложившихся коллективов и научных школ.
Во второй половине сентября 1939 года в Управлении армейского вооружения состоялось первое рабочее совещание объединенного «Уранового проекта» с участием высших военных чинов и практически всех ведущих немецких физиков, занимавшихся ядерными исследованиями. Основная тема оживленных дискуссий касалась возможных вариантов выполнения конструкций урановых котлов и режимов их функционирования. При этом предлагались два способа извлечения энергии из урана – либо путем взрывной неконтролируемой цепной реакции, либо с помощью управляемого процесса в урановом котле-реакторе. Главным затруднением для контроля процесса за ядерным делением было дозированное присутствие вещества-замедлителя, которое бы эффективно тормозило быстрые нейтроны в цепной реакции расщепления ядра, но в то же время не поглощало их.
Другой проблемой была наработка довольно редкого изотопа урана-235, поскольку именно при его обстреле нейтронами начиналась цепная реакция деления ядер урана, заканчивающаяся ядерным взрывом. Несмотря на все эти трудности, в резолюции совещания присутствовал весьма сжатый годичный срок выполнения основных целей «Уранового проекта», установленный Управлением вооружения вермахта, причем было принято решение повысить уровень секретности работ.
На следующее совещание, состоявшееся через полгода, по предложению Багге Дибнер пригласил ведущего теоретика Германии Гейзенберга и его коллегу Карла Фридриха фон Вейцзеккера. Основным докладом был отчет об использовании тяжелой воды «во избежание резонансного поглощения в уране-238», в котором было наглядно показано, что тяжелая вода очень эффективно замедляет нейтроны, причем в реакторе урановое топливо и тяжелую воду следует размещать отдельными слоями. Были также доложены решения для выделения легкого изотопа урана-235 и методы определения «эффективных поперечных сечений рассеяния» атомных ядер различных веществ-замедлителей, что в сущности означало оценку вероятности захвата нейтронов атомными ядрами этих материалов. В заключение были рассмотрены новые модели урановых котлов, работающих на медленных нейтронах.
В декабре 1939 года Гейзенберг подготовил обширный обзор «Возможность технического получения энергии при расщеплении урана», где предложил две схемы урановых котлов. В первом реакторе уран и тяжелая вода-замедлитель смешивались в сферическом котле радиусом около 60 сантиметров, охлаждаемом обычной водой, которая и играла роль рабочего тела установки, содержащей около тонны тяжелой воды и 1200 килограмм урана. В другом варианте уран и тяжелая вода не смешивались, а располагались слоями площадью около одного квадратного метра и толщиной в несколько сантиметров, причем после трех слоев урана и тяжелой воды предполагалось разместить дециметровую прослойку чистого углерода, еще один слой которого должен был составлять внешнюю оболочку уранового котла.
В начале января 1940 года Физический институт Общества кайзера Вильгельма был окончательно передан Управлению вооружения вермахта, что самым решительным образом отразилось на судьбе директора института, нидерландского физика-экспериментатора Петера Дебая. Этого выдающегося ученого даже не спасло от увольнения Нобелевское лауреатство, поскольку иностранный подданный никак не мог участвовать в секретных германских проектах. После того как Дебая поставили перед выбором – принятие немецкого гражданства либо увольнение, он эмигрировал в Америку, а «Урановый проект» потерял еще одного ценного сотрудника. На освободившуюся должность был назначен временным «уполномоченным руководителем», поскольку Дебай официально так и не подал в отставку, Дибнер. Считается, что именно с этого момента началась конкуренция, перешедшая в открытое противостояние между научными коллективами, руководимыми Дибнером и Гейзенбергом, которое и замедлило работу над выполнением «Уранового проекта».
В начале зимы 1940 года группа Гейзенберга закончила расчеты по эффективности применения графита в качестве замедлителя, которые показали, что ни графит, ни гелий не подходят для выполнения такой функции, поскольку в этом случае реактор имел бы слишком большие размеры. Разумной альтернативой оставалась только тяжелая вода, причем для контрольных экспериментов по запуску уранового котла, по оценкам Гейзенберга, потребовалось бы не менее двух тонн урана и тяжелой воды.
В тот период основным поставщиком уранового концентрата была немецкая фирма «Ауэр», занимавшаяся после захвата Чехословакии в 1939 году разработкой местных урановых рудников. Переработка руды осуществлялась на небольшом горно-химическом предприятии в Ораниенбурге. Каждый месяц там выпускалось около тонны оксида урана, и первая партия была отгружена а адрес Инженерного управления вермахта уже в январе 1940 года. В этом же году в лабораториях «Уранового проекта», расположенных в Берлине, Лейпциге, Гейдельберге, Вене и Гамбурге был поставлен целый ряд экспериментов на урановых котлах самой различной конструкции. В некоторых из них использовались оксид урана и твердая углекислота в виде сухого льда как замедлитель нейтронов. При этом нужны были сотни килограммов оксида урана, который от Дибнера ежедневно требовали разные лаборатории. При этом все время возникали мелкие конфликты. Так, Гейзенберг выставил заявку на целую тонну оксида урана и при этом категорически отказывался проводить совместные эксперименты с другими научно-исследовательскими группами.
Лаборатория в Гейдельберге под руководством профессора Боте поставила один из самых масштабных экспериментов в «Урановом проекте», когда в громадном урановом котле было смешано более четырех тонн оксида урана и полтонны обычной воды. Результаты этого опыта окончательно убедили исследователей, что без тяжелой воды урановый котел запустить просто невозможно.
После оккупации Бельгии в руки специалистов попало более двух тонн уранового концентрата из Бельгийского Конго в виде уранита натрия. С этим материалом из-за большого количества примесей и высокой влажности в берлинской радиохимической лаборатории профессора Дросте поставили необычный эксперимент. Уранит упаковали в килограммовые бумажные пакеты, которые образовали метровый куб, играющий роль уранового котла. Однако ни примеси с водой, ни бумага не смогли послужить эффективными замедлителями нейтронов, и все опыты не дали никакого результата.
В июне 1940 года, после разгрома континентальных войск антигитлеровской коалиции, пал без боя Париж, и двигавшиеся с войсками специалисты «Уранового проекта» захватили строящийся американо-французский циклотрон, который вскоре удалось под страхом репрессий наладить «парижской группе физиков Жолио-Кюри», руководимой берлинским профессором Вольфгангом Гентнером. В это же время в пригороде Берлина началось строительство уранового котла, выполненного целиком по сделанному Гейзенбергом проекту Института физики. В собранном виде ядерный реактор представлял собой полутораметровый алюминиевый цилиндр, в котором было слоями уложено пять с половиной тонн окиси урана и парафинового замедлителя. В центре цилиндра размещался «ядерный запал» в виде источника нейтронов, а сам урановый котел опускался в залитую водой шахту. Проводила опыт «команда Гейзенберга», включавшая профессора Вейцзеккера и доктора Виртца. Несмотря на очень большие усилия и апробацию еще двух схем урановых котлов с парафиновыми замедлителями, запустить цепную реакцию деления так и не удалось. К концу 1940 года у руководства «Уранового проекта» сложилось мнение, поддерживаемое Гейзенбергом, что урановые котлы на основе оксида урана и водно-парафиновых замедлителей в принципе неработоспособны.
Так было решено использовать в новых урановых котлах вместо оксида урана металлический уран, которого на тот момент металлохимическое предприятие Degussa успело произвести около 300 килограммов. Дальнейшая судьба этой части «Уранового проекта» полна противоречивой информации. Так, есть предположения, что уже весной 1941 года первый в мире ядерный реактор на порошковом уране и тяжелой воде был запущен франко-немецким коллективом физиков под руководством Гейзенберга и Жолио-Кюри. Причем несгибаемых французов удалось склонить к сотрудничеству лишь под угрозой прекращения подачи электроэнергии в Париж, что, несомненно, вызвало бы множество смертей в погруженном во мрак и холод зимнем городе. Единственной разумной альтернативой было предполагаемое строительство атомной электростанции.
Вариации данной гипотезы содержат догадки, что первый работающий урановый котел на металлическом уране появился не в Париже, а под Берлином, и в нем использовалась не тяжелая вода в качестве замедлителя, а намного более доступный, дешевый и технологически выгодный графит.
Альтернативная версия твердо придерживается позиции, что в данном направлении исследования «Уранового проекта» зашли в тупик и все три ведущие научно-исследовательские команды, включающие группы Дибнера (Берлин), Езау (Геттинген) и Ардене (Лихтерфельде), так и не смогли найти схему работоспособного уранового котла. Любопытна история последней лаборатории, возглавляемой известным изобретателем и финансируемой министром связи Онезорге. Ардене вошел в «Урановый проект» с предложением построить на деньги «почтового ведомства» в Лихтерфельде ленточный генератор Ван-де-Граафа с напряжением в один миллион вольт. Вскоре в Мерсдорфе открылся еще один «почтовый» центр атомных исследований с каскадным генератором, используемом, как и в Лихтерфельде, в схеме мощного циклотрона.
Между тем среди научных руководителей «Уранового проекта» разгоралась полемика противников и сторонников тяжелой воды. Дело в том, что еще в середине 1940 года профессор Боте измерил в Гейдельберге диффузионную длину пробега тепловых нейтронов в графите и получил феноменальную величину, превышающую 60 сантиметров, причем в теории для сверхчистого углерода она должна была быть еще выше. Из этого вскоре последовали организационные выводы о перспективе развития направления по применению именно этого типа замедлителя нейтронов.
Очень высокую степень очистки графита могло обеспечить одно из дочерних химических предприятий компании Siemens, и уже в январе 1941 года начались эксперименты с новым типом замедлителя нейтронов. Однако опытные результаты составили всего 35 сантиметров длины диффузионного пробега. Этот факт лег в основу довольно странной истории, считающейся одной из причин неудачи «Уранового проекта». Тут можно говорить либо о профессиональной ошибке профессора Боте, давшего экспертное заключение о непригодности графита, либо о знаменитом «саботаже Гейзенберга», который всячески поддерживал мнение Боте. Во всяком случае, считается, что именно отказ немецких ученых от использования углеродных замедлителей нейтронов не позволил им запустить свои урановые котлы. Между тем через несколько лет американцы в своем первом рабочем реакторе как раз использовали чистый графит.
Есть и еще одна версия, по которой профессор Боте анализировал не чистый углерод, а загрязненный бором, – именно этот химический элемент может существенно препятствовать протеканию цепных ядерных реакций. В совместном отчете берлинской и лейпцигской лабораторий было прямо указано, что поскольку массовое производство сверхчистого графита представляет собой значительную технологическую трудность, то и его использование в качестве эффективного замедлителя нейтронов становится крайне проблематичным.
Так была принята официальная версия, которую при жизни всячески поддерживали Гейзенберг и Дибнер. В ее основе лежало и лежит до сих пор утверждение, что именно данные научные руководители «Уранового проекта», воспользовавшись случаем, саботировали использование графита как замедлителя, хотя как ученые прекрасно понимали перспективу применения этого материала.
Так из-за недальновидности руководства «Уранового проекта» постепенно возникла «проблема тяжелой воды», которой часто объясняют все неудачи германской ядерной программы. Дело в том, что единственным предприятием, выпускавшим в то время тяжелую воду в «промышленных масштабах», то есть в количестве десяти килограммов ежемесячно, была норвежская фирма Norsk Hydro, расположенная вблизи городка Рьюкан на небольшой гидроэлектростанции. Тяжелая вода являлась побочным продуктом процесса электролиза при получении водорода, что основывалось на простых расчетах: если электризовать 100 тонн обычной воды, то оставшийся литр будет на 99 % состоять из тяжелой воды. Чтобы хоть как-то диверсифицировать импорт этого важнейшего продукта, было решено наладить более дешевый способ его получения при помощи каталитического обмена и начать строительство опытной установки. Тем временем в Норвегию для закупки тяжелой воды приехал представитель концерна IG Farbenindustrie, выразивший намерение приобрести все имеющиеся запасы тяжелой воды концентрацией 99,6–99,9 % в количестве 185 килограммов и заключить контракт на ее поставку – не менее 100 килограммов в месяц. После недолгого колебания норвежцы отказались от сотрудничества, мотивировав это долговременным контрактом с лабораторией Жолио-Кюри в Париже. Абвер даже предпринял операцию перехвата транспортного самолета, но в нем оказалась обычная вода, а нужный продукт благополучно достиг Парижа. Впрочем, отдельные историки считают, что некоторое количество тяжелой воды все же попало по дополнительному контракту в соответствующие лаборатории Третьего рейха.
В конце лета 1941 года предприятие Norsк Hydro получило крупный немецкий контракт на производство как минимум полутора тонн тяжелой воды. Осенью начались интенсивные работы, и к концу года было изготовлено более 350 килограммов продукта, хотя по приблизительным расчетам его ежемесячный выход должен был составить не менее 140 килограммов. Чтобы увеличить выработку, в начале 1942 года на комбинате Norsк Hydro были смонтированы новые мощные установки электролиза, но в ходе их доводки и отладки, а возможно, и скрытого саботажа выпуск тяжелой воды упал до ежемесячных 90 килограммов. Затем последовала серия диверсий, и поставки этого продукта из Норвегии полностью прекратились до июня 1943 года.
Сложившееся положение вынудило германское руководство развернуть в ноябре 1942 года производство тяжелой воды в самой Германии на заводе «Лейнаверке», где должно было происходить обогащение тяжелой воды, доставляемой с электролизных заводов близ Мерано и Котроне. Мощности итальянских предприятий позволяли ежегодно получать до тонны тяжелой воды довольно низкой концентрации. Когда осенью 1943 года массированные налеты союзной авиации полностью уничтожили многие промышленные предприятия Италии и Германии, оставшихся мощностей стало катастрофически не хватать для продолжения научно-исследовательской работы в рамках «Уранового проекта». В середине апреля 1944 года на очередном координационном совещании его руководителей обсуждалось сразу несколько новых способов получения тяжелой воды. Однако на их полное освоение и промышленное внедрение требовалось время, которого в тот период у Третьего рейха уже не было…
Тут необходимо заметить, что кроме официальной версии бесславной кончины «Уранового проекта», освященной авторитетом Гейзенберга и его коллег, существуют и «неканонические» варианты германских ядерных исследований, в которых всячески обыгрываются разные необычные факты в истории появления первой А-бомбы. При этом широко обсуждается и один из краеугольных камней «канонической» трактовки неудачи «Уранового проекта» – катастрофическая нехватка тяжелой воды.
Давайте посмотрим на официальную историю нацистских атомных исследований максимально беспристрастно, говорят нам сторонники альтернативного подхода. Строительство первых урановых котлов в Третьем рейхе началось в 1940 году, при этом с самого начала предполагалось использовать в качестве замедлителя именно тяжелую воду. Но уже через пару лет стало вполне очевидно, что «водный путь» ведет в тупик, тем более что приблизительно к таким же выводам пришли американские физики, чьи достижения в ядерных исследованиях выглядели куда скромнее.
Следующая часть контраргументов связана с инженерно-техническими решениями при производстве тяжелой воды. Дело в том, что в принципе для производства тяжелой воды из обычной методом химических каталитических реакций требуются лишь достаточно простые и хорошо известные электролитические установки. Таким образом, для изготовления данного замедлителя нейтронов требовалось только много воды и электроэнергии, поэтому кипение страстей вокруг единственного в Европе крупного завода по производству тяжелой воды в Норвегии выглядит по меньшей мере странно. После оккупации в 1940 году этой страны производство тяжелой воды на Norsк Hydro непрерывно расширялось и уже через год возросло почти десятикратно, но гидропредприятие все же не могло выполнить поставленные руководством «Уранового проекта» задачи. Такая же картина наблюдалась и позже, в связи с чем у электротехнической фирмы Siemens было заказано несколько мощных электролизеров, которые были отправлены в Норвегию.
Тут, вполне естественно, возникает вопрос – зачем надо было модернизировать производство фирмы Norsк Hydro в далекой Норвегии при все возрастающих трудностях транспортировки, дополняемых актами саботажа, вместо того чтобы перенести производство тяжелой воды на новом оборудовании в саму Германию? Ведь в Третьем рейхе вполне хватало гидро– и энергоресурсов! Например, в районе Рура, что в окрестностях Дортмунда, есть сразу несколько гидроэлектростанций, на которых в кратчайшие сроки можно было установить новое оборудование. Отчего же ни в одном сохранившемся протоколе заседаний руководства «Уранового проекта», как и просто в воспоминаниях его участников, нет никаких фактов, указывающих на то, что подобные вопросы обсуждались?
К тому же о дислокации производства тяжелой воды в Норвегии было широко известно всем разведкам, особенно английской, которую участники норвежского Сопротивления снабжали точной информацией. Это позволило союзникам сделать вполне логичный вывод, что тяжелая вода необходима для какого-то немецкого атомного проекта. Осознав значение этого факта, англичане решили осенью 1942 года провести широкомасштабную диверсию в районе городка Рьюкан.
Этому предшествовало агентурное сообщение, переданное еще зимой 1941 года в Лондон от главного инженера гидропредприятия в Веморке Йомара Бруна. В нем содержалась крайне подозрительная информация, что по распоряжению германских оккупационных властей для увеличения производства агротехнических удобрений на предприятии Norsк Hydro требуется резко увеличить производство тяжелой воды. Информация Бруна вместе с чертежами новых электролитических установок, которые собирались установить немецкие инженеры, попала к его другу Лейфу Тронстейну, руководителю организации «Свободная Норвегия». Он и передал все необходимые сведения в британскую разведку, а та поделилась ими с американской стороной. Когда все эти данные попали к руководителю американского проекта «Манхэттен» по созданию атомной бомбы генералу Лесли Гроувзу, он тут же стал добиваться уничтожения норвежского предприятия. Поскольку бомбардировка была очень опасна для окрестных жителей из-за наличия громадных резервуаров с жидким аммиаком, было принято решение о диверсионной операции.
К тому же, по данным участников норвежского Сопротивления, переданным лондонскому руководству «Свободной Норвегии», гидропредприятие Norsк Hydro вблизи Рьюкана имело весьма неплохую противовоздушную оборону, включавшую несколько батарей 88-миллиметровых зениток и очень эффективные скорострельные шведские установки «Эрликон» калибра 20 миллиметров. Это само по себе было очень необычно для гидроэлектростанции и гидролизного завода на оккупированной территории, поскольку даже многие германские промышленные объекты были защищены хуже. Раньше считалось, что данная весьма внушительная сила включала только устаревшие посты визуально-звукометрической разведки, оснащенные звукоуловителями и стереоскопическими дальномерами. Сегодня на основе уточненных данных можно сделать вывод, что в районе Веморка был расположен по меньшей мере один радиолокационный центр, способный вести дальнее обнаружение с последующим сопровождением любых воздушных целей.
Судя по всему, многого из этого англичане просто не знали, поскольку в Рьюкане необычно активно действовало гестапо – государственная тайная полиция, подкрепленная фельджандармерией. Так началась диверсионно-десантная акция под кодовым названием «Фрешмэн», в которой задействовали состав 1-й воздушно-десантной дивизии. Для операции отобрали четверых наиболее опытных пилотов-планеристов и 30 добровольцев-десантников с саперной подготовкой. На двух новых транспортных планерах «Хорса» (это было их первое боевое применение), буксируемых четырехмоторными бомбардировщиками «Галифакс», способными без дозаправки вернуться на базу Королевских ВВС в Шотландии, им предстояло приземлиться вблизи Веморка. Затем следовало уничтожить охрану гидропредприятия и подорвать наиболее ценное оборудование вместе со всеми обнаруженными запасами тяжелой воды. По окончании операции предполагалось отходить несколькими небольшими группами в нейтральную Швецию.
19 ноября 1942 года, в день начала исторического контрнаступления Красной армии под Сталинградом, два бомбардировщика с планерами на буксире поднялись в воздух с военного аэродрома. Неприятности начались сразу после взлета. На планерах отказали электрооборудование и телефонная связь с буксировщиками, а затем, попав в очень сложные метеоусловия, пилот одного из бомбардировщиков нарушил строжайший приказ о радиомолчании и вышел в эфир, передав: «Попали в метель. Сбились с пути. Началось обледенение». Немецкая служба радиопеленгации перехватила это сообщение и подняла тревогу.
По прибытии на место выяснилось, что сигнальные костры норвежских подпольщиков отсутствуют. В этих обстоятельствах командир одной из сцепок принял решение вернуться обратно, но при резком развороте буксирные тросы оборвались. Пилот «Хорсы» с бездействующим посадочным прожектором попытался приземлиться вслепую, однако планер разбился, и восемь десантников погибли, а остальные были ранены и лишены способности передвигаться. На рассвете их обнаружила зондеркоманда полевой жандармерии с офицерами абвера, оповещенными службой радиоперехвата.
После скоротечного боя оставшиеся в живых англичане были доставлены в комендатуру близлежащего городка Эгерсунд. Их допрос не дал результатов, и пленных расстреляли, не поставив в известность местное руководство гестапо, которое так и не узнало, с какой целью прибыл английский десант и для чего предназначался солидный груз толовых шашек и взрывателей.
Вторая планерная сцепка тоже не могла найти место для посадки, и командир экипажа решил снизиться, чтобы определить свое местоположение. В темноте бомбардировщик с планером врезались в скалистый склон. После катастрофы выжили только трое тяжелораненых десантников, которых утром обнаружила и добила зондеркоманда СС.
В этой истории с первой неудачной операцией британских диверсантов много неясного, и прежде всего скоропалительное избавление от всех оставшихся в живых свидетелей. Историки ссылаются на печально известный приказ Гитлера об уничтожении всех диверсантов, саботажников и партизан, однако цитируют только первую его часть, вернее сказать, преамбулу, а во второй части расписана процедура следствия и информационного оповещения, в котором безусловная прерогатива отводится именно органам гестапо. Возможно, и они негласно участвовали в допросах англичан? Тогда складывается впечатление о масштабной операции по дезинформации, организованной совместно абвером и гестапо, чтобы любой ценой убедить англо-американских союзников в уникальности и незаменимости гидрокомбината Norsк Hydro по производству тяжелой воды.
Если это так, то своих целей немецкая разведка достигла полностью, и уже в начале 1943 года, в тяжелейших зимних условиях, британцы начали готовить вторую десантную партию парашютистов из шести человек. Она получила кодовое название «Стрелки» и была сформирована на основе Норвежской отдельной роты № 1 – подразделения специального назначения, входившего в состав норвежских вооруженных сил, сформированных в Шотландии. Группа предназначалась для проведения диверсионно-разведывательных операций в Норвегии и прилегающих территориях. По плану она должна была десантироваться на Хардангервидском плато и встретиться с четверкой разведчиков «Тетерева» для проведения диверсии. Для этого десантникам нужно было спуститься по северному горному склону в долину, к Веморку и Рьюкану, перейти замерзшее русло реки и следовать вдоль полузаброшенной железнодорожной ветки, ведущей к неохраняемым фабричным воротам.
В январе 1943 года была предпринята неудачная попытка, в ходе которой самолет не нашел условных ориентиров, попал под огонь ПВО и, получив серьезные повреждения, с большим трудом вернулся на запасной аэродром в Шотландии.
17 февраля была совершена еще одна попытка; десантники действовали по уточненному плану с учетом новых разведданных о том, что немцы все время ждут очередного нападения на гидростанцию и готовятся его отразить. Поэтому, чтобы не вызывать подозрения у оккупантов, было решено не пролетать вблизи Рьюканской долины или плотины на Месватне. Приземление произошло в метель на плато вблизи Бьеорна-фиорда. Там десантники встретили группу «Тетерева», которая к тому времени сильно ослабла от голода и болезней. Немного восстановив силы, небольшой объединенный отряд приступил к выполнению задания. Через неохраняемые ворота диверсанты попали на территорию комбината Norsк Hydro и по узкому туннелю для электрического кабеля вошли в электролизный цех, где происходило концентрирование тяжелой воды. Заложив взрывчатку, норвежцы дистанционно подорвали заряды и начали отход на Хардангервидское плато. Группе «Стрелки» удалось добраться до границы со Швецией, а группа «Тетерева» разделилась и рассеялась среди борцов норвежского Сопротивления.
В августе 1943 года немецким инженерам удалось восстановить электролизное производство тяжелой воды в Веморке. Вскоре норвежские подпольщики получили шифрованную телеграмму из Лондона с требованием любым способом ликвидировать запасы тяжелой воды и с рекомендациями загрязнить ее растительными маслами и рыбьим жиром. Участники Сопротивления, рискуя жизнью, осуществили эту диверсию, но немецкие технологи смогли успешно отфильтровать тяжелую воду. Тогда под давлением генерала Гроувза было принято решение провести массированное бомбометание, несмотря на вероятные жертвы среди мирного населения.
16 ноября 1943 года 140 тяжелых бомбардировщиков «Летающая крепость» с четырехкилометровой высоты начали бомбить Рьюкан и Веморк, сбросив в течение получаса около тысячи 100– и 200-килограммовых бомб. Однако служба радиолокационной разведки вовремя предупредила ПВО, и мощные дымовые генераторы, установленные вокруг гидропредприятия Norsк Hydro, сделали бомбометание неприцельным. В крупные объекты попало лишь несколько бомб, но сам цех по производству тяжелой воды, расположенный в цокольном этаже главного корпуса, совершенно не пострадал.
В конце января 1944 года подпольщики получили сведения, что аппаратура для производства тяжелой воды в Веморке подготовлена к демонтажу и перевозке в Германию. Вскоре выяснилось, что всю тяжелую воду немцы слили в 80 стальных баллонов. Решено было осуществить диверсию во время ее транспортировки по железной дороге из Веморка или на пароме по озеру Тиннше, с учетом того, что между Веморком и Рьюканом возле полотна железной дороги располагался склад Norsк Hydro с десятью тоннами динамита. В конечном итоге остановились на варианте взрыва железнодорожного парома, курсировавшего по озеру Тиннше. Неожиданно стало известно, что нацисты наметили новый план перевозки тяжелой воды; она должна была осуществляться двумя частями – по железной и шоссейной дорогам. Для обеспечения безопасности транспортировки ценного груза в Рьюкан прибыли специальная команда 7-го полицейского полка СС и эскадрилья из особой воздушной группы, а также батальон вермахта.
Рано утром 20 февраля 1944 года состав с тяжелой водой был погружен на железнодорожный паром, а через полчаса в его трюме прогремел сильный взрыв. Уже через несколько минут баржа стала сильно крениться на левый борт и оседать на корму. Железнодорожные вагоны с контейнерами, наполненными тяжелой водой, мгновенно сорвались с упоров в воду, а вскоре затонул и сам паром. Таким образом на дне озера Тиннше было захоронено 15 тонн тяжелой воды, которые, по мнению большинства историков, могли бы сыграть решающую роль в создании немецкой атомной бомбы. Но так ли все было в действительности?
Первые сомнения возникают при общем анализе ситуации с Norsк Hydro, ведь создается устойчивое впечатление, что немецкие оккупационные власти буквально подставляют гидропредприятие под удары английских и норвежских коммандос вместе с американскими бомбардировщиками. Для чего это было необходимо? Наверное, это могло быть масштабным отвлекающим маневром для союзников, чтобы они успокоились и не стали искать другие важные объекты «Уранового проекта».
Что же так хотели скрыть нацисты от английской и американской разведки? Может быть, это были принципиально иные урановые котлы на основе графита?
Первые упоминания о немецком «Урановом проекте» относятся к 1938 году. Гиммлер действительно приказал сохранять высшую степень секретности, всячески маскируя как сам проект, так и состав участников «Уранового клуба». Именно поэтому команды исследователей трудились по меньшей мере в трех основных центрах, включавших десятки лабораторий, плотно прикрытых гестапо и официально ведущих совершенно безобидную тематику. Такая организация труда имела свои преимущества, ведь для «Уранового проекта» не пришлось строить целый новый исследовательский комплекс, как Лос-Аламос в США, включая дорогостоящие лаборатории, насыщенные уникальным оборудованием. Иначе реализация немецкого ядерного проекта наверняка бы затянулась на длительное время, как и утверждает «официальная» версия тех исторических событий.
Тем не менее после прекращения в 1939 году открытых публикаций немецких ученых по ядерной проблематике у английской научно-технической разведки возникли вполне определенные подозрения, которые они тут же передали своим американским стратегическим союзникам. С этого момента британская и американская разведки стали плотно разрабатывать немецкую «атомную тему», вполне обоснованно считая, что нацистский ядерный проект уже вышел из чисто теоретической стадии и перешел к этапу инженерно-технического проектирования.
Одним из руководителей «акции прикрытия» «Уранового проекта» был штурмбанфюрер СС Норберт Альке. Считается, что именно ему принадлежит идея передать обширную дезинформацию через Гейзенберга Бору, а затем инспирировать его «спасение» с бегством через Швецию в Британию. Подобным же образом была разработана и акция прикрытия с использованием гидропредприятия Norsк Hydro в виде отвлекающего объекта. Через Бора к англичанам, а затем и американцам попала довольно странная идея Гейзенберга, что замедлителем нейронов в урановом котле может быть и обыкновенная вода, используемая совместно с ураном, обогащенным изотопом U-235. Вполне естественно, что до самого окончания войны в этой области британского атомного проекта результаты были минимальными, хотя работы велись сразу по нескольким направлениям.
Судя по многим косвенным данным, значительный прогресс в рамках «Уранового проекта» был достигнут и при конструировании установок для разделения изотопов урана. Один из наиболее интересных вариантов привез из Харькова Хоутерманс. Агрегат состоял из двух концентрических трубок с разной температурой, погруженных в пары урановых соединений. В его основе, по объяснениям Хоутерманса, лежала идея о том, что более легкие изотопы урана-235 будут концентрироваться на поверхности с более высокой температурой. Гейзенберг решил использовать в процессе обогащения пары гексафторида урана, однако это соединение было довольно агрессивным и требовало глубоко никелированных деталей. Необходимый для экспериментов по «харьковскому варианту» гексафторид урана поставлял концерн IG Farbenindustrie.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.