Операция «Ганновер»

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Операция «Ганновер»

К тому моменту, когда абвер приступил к осуществлению проекта «Граукопф», в тыловом районе группы армий «Центр» сложилась непростая обстановка. Необходимо отметить, что в тыловой район тогда входили Смоленская, Могилевская, Брянская, Витебская, часть Орловской и Минской областей. Для поддержания порядка на этой территории немецкое командование предусмотрело использование 102-го (СII) охранного корпуса, в составе которого находились 221-я (командир — генерал-лейтенант Иоганн Пфлюгбайл), 286-я (генерал-лейтенант Курт Мюллер) и 403-я (генерал-лейтенант Вольфганг фон Дитфурт) охранные дивизии[300]. Общее руководство силами безопасности осуществлял командующий корпусом охранных войск и начальник тылового района группы армий «Центр» генерал от инфантерии М. фон Шенкендорф, штаб которого располагался в Смоленске[301].

Известные проблемы в тылу центральной группировки вермахта начались еще в августе 1941 г. Военные органы, ответственные за безопасность, столкнулись с определенным сопротивлением и вели бои с выходившими из окружения советскими частями и первыми партизанскими отрядами. Так, во второй половине августа 1941 г. охранные войска группы армий «Центр» получили приказ прочесать области, находящиеся в тылу армейских объединений. На севере Минской и юге Витебской областей были проведены акции с участием III батальона 354-го полка 286-й охранной дивизии, 317-го полицейского батальона, моторизованной команды тайной полевой полиции и специальной группы с 25 собаками-ищейками[302].

В сентябре 1941 г. 221-я охранная дивизия вместе с полицейским полком «Центр» вели бои против партизан, действовавших вдоль участка дороги Бобруйск — Кошевичи, 403-я охранная дивизия — севернее Витебска вдоль железной дороги Витебск — Городок. Непрерывные зачистки севернее и южнее Минска (Борисовский, Пуховичский и Червенский районы) осуществляла 707-я пехотная дивизия, активно привлекавшаяся к борьбе с «народными мстителями»[303].

В сентябре — октябре 1941 г. на территории Минской, Могилевской и Витебской областей было проведено 10 антипартизанских операций. Несмотря на определенные успехи, полностью подавить сопротивление не удалось[304].

По указанию Шенкендорфа планировалось проводить систематические проверки деревень на предмет сотрудничества гражданских лиц с партизанами и постепенно лишить «народных мстителей» поддержки местного населения. Но этим намерениям не суждено было сбыться, так как советскому руководству удалось интенсифицировать партизанскую борьбу в захваченных немцами областях зимой 1941–1942 гг.[305].

Зимой 1941–1942 гг. тыловые органы группы армий «Центр» оказались в весьма тяжелом положении. В сообщении от 12 декабря 1941 г., подготовленном в штабе фон Шенкендорфа, отмечалось: «Обеспечение безопасности оставшимися силами больше невозможно»[306]. Правда, надо сказать, что еще осенью 1941 г., когда обозначилась нехватка охранных войск, военные органы попытались компенсировать недостаток в людях за счет привлечения на службу местного населения и пленных красноармейцев. Из советских граждан активно создавали отряды вспомогательной полиции (Hilfspolizei) и службы порядка (Ordnungsdienst), но эти формирования все равно не смогли в полной мере обезопасить тыловые коммуникации[307].

Вот лишь некоторые оперативные сводки о положении в тылу группы армий «Центр» в декабре 1941 г.:

«14.12.1941 г. Начальник тылового района группы армий доносит. В полосе 221-й охранной дивизии на участке железной дороги Почеп — Брянск возобновлено движение. Треть 350-го полка отгружена. 286-я охранная дивизия приняла район 221-й охранной дивизии. В полосе 403-й и 339-й охранных дивизий и бригады войск СС идут бои с партизанами…

16.12.1941 г. Начальник тылового района группы армий доносит, что в различных местах тылового района происходят нападения, грабежи, акты саботажа и бои с партизанами…

20.12.1941 г. Начальник тылового района группы армий доносит, что на всем пространстве охранения идут бои с партизанами»[308].

Военнослужащие вермахта в ходе антипартизанской операции. 1942 г.

В тылу группы армий «Центр» основными центрами партизанского движения зимой и в начале весны 1942 г. стали районы севернее Борисова, между Бобруйском и Червенем, южнее Бобруйска (Октябрьский партизанский край), между Ельней, Дорогобужем и Днепром (Дорогобужский партизанский край), район между Демидовом и Духовщиной (т. н. Северо-Западный партизанский край) и район восточнее Гомеля. Угроза, исходившая от «бандитских» зон, потребовала проведения крупных антипартизанских мероприятий[309].

Одной из первых была подготовлена операция под кодовым наименованием «Бамберг» (Bamberg) против Октябрьского партизанского края (Калинковичский, Петриковский, Светлогорский районы Гомельской, Бобруйский район Могилевской обл.). В партизанскую зону была направлена 707-я пехотная дивизия, выполнявшая в тот момент охранные функции. Генерал фон Шенкендорф критически отозвался о результатах операции. Тем не менее в запросе командующему группы армий «Центр» он написал: «Район южнее Бобруйска в период с 29.3. по 3.4.1942 г. был очищен от партизан силами 707-й пехотной дивизии, находящейся в подчинении командующего охранными войсками. Ввиду того, что на проведение этих операций было предоставлено мало времени, не удалось произвести очистку других районов под Бобруйском…»[310]

Однако наиболее угрожающее положение в тылу группы армий «Центр» сложилось в районе между Ельней, Дорогобужем и Вязьмой. В результате успешно проведенного советскими войсками контрнаступления под Москвой в декабре 1941 г. — начале января 1942 г. ударные силы вермахта, пытавшиеся обойти Москву, были отброшены на 150–200 км. В этой обстановке советское Верховное главнокомандование решило развивать успех на Западном направлении. Цель наступательной (Ржевско-Вяземской) операции заключалась в том, чтобы, развивая удар на Вязьму с северо-востока и юго-востока, окружить и разгромить основные силы группы армий «Центр» (более 50 дивизий). Однако начавшееся 8–9 января 1942 г. наступление шло медленно. Хотя в ходе продвижения отдельных соединений Калининского и Западного фронтов германская группировка войск оказалась охваченной с севера и юга, между войсками Калининского и Западного фронтов оставался еще промежуток шириной около 100 км, в котором обоим фронтам необходимо было сомкнуться[311].

Предполагалось, что силы 33-й, 50-й, 10-й армий и спешно созданной группы войск под командованием генерал-майора Павла Алексеевича Белова (весной 1942 г. получил воинское звание генерал-лейтенанта) завершат окружение соединений 4-й и 9-й немецких армий и уничтожат их. Корпусу Белова командование Западным фронтом поставило задачу прорвать оборону противника северо-западнее Мосальска, развивая удар на север, выдвинуться к Вязьме, соединиться с 11-м кавалерийским корпусом (командир — генерал-майор С. В. Соколов) Калининского фронта и завершить окружение[312].

9 и 10 января 1942 г. началось наступление соединений Западного фронта. В ходе ожесточенных боев юхновская группировка вермахта была охвачена с трех сторон. Части 50-й армии (генерал-лейтенант И. В. Болдин) и корпус Белова обошли Юхнов с юга и юго-востока, а с севера и северо-востока его обошли войска 43-й (генерал-майор К. Д. Голубев) и 49-й армий (генерал-лейтенант И. Г. Захаркин). В середине января группа Белова начала бои в районе Варшавского шоссе, 27 января пять кавалерийских дивизий (1-я и 2-я гвардейские, 41-я, 57-я и 75-я дивизии) прорвались через него в тыл к немцам и устремились на Вязьму. В ночь с 29 на 30 января 1942 г. Варшавское шоссе пересекли около 7 тысяч человек (и три лыжных батальона — около 900 человек), то есть четвертая часть группы. Стрелковые дивизии, артиллерия, средства ПВО, тылы корпуса остались за линией фронта. Вскоре это дало о себе знать, так как беловцам не хватало боеприпасов и горюче-смазочных материалов. Поддержка фронтовой авиации была слабой[313].

Кавалеристы корпуса генерала П. Белова

Определенную помощь соединениям Белова оказали десантники 201-й воздушно-десантной бригады 5-го воздушно-десантного корпуса и 250-го отдельного стрелкового полка, десантированные 18–22 января южнее Вязьмы. С 27 января началась высадка 8-й воздушно-десантной бригады 4-го воздушно-десантного корпуса (командир — генерал-лейтенант А. Ф. Левашов, затем — генерал-майор А. Ф. Казанкин). Высадка прошла неудачно: из выброшенных в районе Озеречни 2300 человек удалось собрать только 1300. Большое количество грузов, вооружения, боеприпасов и продовольствия найти не удалось[314].

Появление советских войск в тылу группы армий «Центр» не могло не вызвать беспокойства у германского командования. Для ликвидации соединений РККА, прорвавшихся в район Вязьмы, немцы перебросили с других участков фронта части 3-й моторизованной и 5-й танковой дивизий. Активизировала свои действия и немецкая авиация, которая осуществляла разведку и бомбардировку частей корпуса Белова, поэтому советским кавалеристам приходилось передвигаться, в основном, в темное время суток[315].

Пока беловцы продвигались к Вязьме, немцы стянули к городу моторизованные и танковые части. При попытках советских частей прорваться между оборонительными порядками вермахта они попадали под перекрестный огонь и фланговые контратаки пехоты и танков. В начале февраля 1942 г. соединения группы армий «Центр», используя подкрепления, нанесли несколько контрударов по войскам 33-й армии и 1-му гвардейскому кавалерийскому корпусу, перерезали их коммуникации севернее и южнее Юхнова. Группировка войск Западного фронта, которая совместно с партизанами вела бои под Вязьмой, оказалась отрезанной[316].

Столкнувшись с прочной обороной в районе Вязьмы, Белов стал собирать трофейную немецкую артиллерию (своя артиллерия, выделенная группе, осталась за линией фронта). После 10 февраля он принял решение наступать навстречу 11-му кавалерийскому корпусу, обходя Вязьму с запада. Но для этого следовало овладеть гарнизоном в Семлеве, где находились продовольственные склады и другое военное имущество, в которых нуждалось объединение. Кроме того, понеся большие потери за первые недели боев, руководство корпуса искало возможность пополнить свои ряды личным составом в немецком тылу. Получив разрешение командования Западным фронтом, политорганы приступили к набору партизан, местного населения, подлежащего мобилизации и освобожденных советских военнопленных. В течение короткого времени в объединение приняли свыше 11 тыс. человек[317].

13 февраля «беловцы» атаковали Семлево. Три дня шли жестокие бои за населенный пункт, гарнизон которого был окружен и оказывал сопротивление. Вскоре, однако, гарнизон получил подкрепление, и блокаду удалось прорвать, а 8-я воздушно-десантная бригада временно попала в «кольцо», из которого ей удалось вырваться с помощью кавалерийских частей[318].

Несмотря на то что Семлево захватить не удалось, корпус Белова и партизанские формирования (соединение «Дедушка»[319], партизанские полки В. В. Жабо[320], им. 24-й годовщины РККА[321], им. Сергея Лазо[322]), подчиненные ему, 16 февраля освободили город Дорогобуж. «Народные мстители» и красноармейцы удерживали несколько станций, в результате чего движение по железной дороге Занозная — Вязьма было прервано на четыре месяца. К концу февраля 1942 г. группа Белова освободила 610 населенных пунктов и контролировала территорию внутри треугольника, образованного железными дорогами Вязьма — Смоленск, Смоленск — Занозная, Занозная — Вязьма[323].

Операция по овладению Вязьмой не увенчалась успехом, однако в тылу группы армий «Центр», в 60–70 км от фронта, образовался «партизанский край», представлявший для вермахта большую опасность. К началу марта 1942 г. территория, занимаемая группой Белова и партизанами, простиралась с востока на запад — от станции Угра до Соловьевой переправы на Днепре и с севера на юг — от Дорогобужа до Ельни. От немецких войск было освобождено 90 процентов территории Дорогобужского, 80 процентов Ельнинского, 60 процентов Глинковского, 50 процентов Знаменского, 30 процентов территории Семлевского и Екимовичского районов[324].

Генерал П. Белов обсуждает план предстоящей операции

Разумеется, командование группы армий «Центр» не собиралось мириться с тем, что в тылу немецких войск появился район, откуда постоянно наносились удары по коммуникациям, имевшим особое значение для вермахта.

19 марта 1942 г. войска 4-й полевой армии при поддержке 221-й охранной, 10-й и 11-й танковых дивизий, полицейского полка «Центр» начали операцию «Мюнхен» (M?nchen). Цель операции сводилась к тому, чтобы разгромить корпус Белова и смоленских партизан в районе Ельня — Дорогобуж. Части 221-й охранной дивизии вели ожесточенные бои за Ельню, получив приказ оборонять город любой ценой. Несмотря на яростные атаки, «народные мстители» не сумели взять Ельню. На помощь гарнизону со стороны Спас-Деменска вовремя прибыла помощь — 30 танков с десантом пехоты. Благодаря этому красноармейцев и партизан отбросили от города, а 221-я охранная дивизия вклинилась на территорию партизанского края и создала плацдарм для дальнейшего наступления[325].

В то же время операция «Мюнхен», завершившаяся 28 марта 1942 г., не принесла желаемых результатов — разгромить советские части и партизанские формирования не удалось. Угроза транспортным коммуникациям по-прежнему оставалась, а активные действия «народных мстителей» отвлекали на себя значительное количество сил и средств, которые были необходимы на фронте, где шло сражение за Ржев.

Учтя предыдущие ошибки, германское командование приступило к разработке общевойсковой операции «Ганновер» (Hannover). На этот раз немцы подошли к вопросу уничтожения корпуса Белова еще тщательнее. Так, Дорогобужский партизанский край был блокирован пехотными, танковыми и охранными частями. По сведениям, полученным разведкой «народных мстителей», на 25 мая 1942 г. группировка сил и средств вермахта перед фронтом Особой группы войск генерал-лейтенанта П. А. Белова состояла из следующих частей и соединений:

— 11-я танковая дивизия (110-й и 111-й мотопехотные полки, 13-й танковый батальон);

— 19-я танковая дивизия (73-й и 74-й пехотные полки, 27-й танковый полк);

— 23-я пехотная дивизия (9-й и 67-й пехотные полки, 67-й запасной батальон, 23-й артиллерийский полк);

— 31-я пехотная дивизия (17-й пехотный полк, 82-й пехотный полк);

— 34-я пехотная дивизия (253-й пехотный полк, 34-й артиллерийский полк, подразделения тылового обеспечения);

— 93-я пехотная дивизия (270-й пехотный полк);

— 131-я пехотная дивизия (431-й, 432-й и 434-й пехотные полки);

— 197-я пехотная дивизия;

— 221-я охранная дивизия;

— 442-я дивизия особого назначения;

— 46-й строительный батальон;

— 47-й саперный батальон;

— подразделения 71-го зенитного дивизиона;

— 100-й батальон тылового обеспечения;

— подразделения 118-го минометного полка;

— 213-й разведывательный батальон;

— 225-й запасной батальон;

— 230-й охранный батальон;

— 322-я корректировочная батарея;

— 334-я корректировочная танковая батарея;

— 413-й запасной батальон;

— 431-й батальон связи;

— 578-й пехотный батальон;

— 584-й дорожно-строительный батальон;

— 608-й зенитный батальон;

— 667-й пехотный батальон[326].

П. Белов возле трофейного гусеничного транспортера

В общей сложности командование группы армий «Центр», оценив обстановку и желая в кротчайшие сроки покончить с группировкой Белова, запланировало привлечь к оперативным мероприятиям силы нескольких армейских корпусов, в том числе 43-го (XLIII) и 46-го (XLVI). Численность немецких войск оценивалась в пределах 30–45 тыс. человек.

Однако прежде чем соединения и части вермахта должны были взломать партизанскую оборону и приступить к уничтожению красноармейцев и «народных мстителей», германская военная разведка предложила план по засылке диверсионно-террористической группы в район дислокации штаба 1-го гвардейского кавалерийского корпуса с целью пленения или, если это будет невозможно, ликвидации лично Белова и сотрудников его штаба. В ходе операции диверсанты должны были также воспользоваться имевшейся в штабе радиостанцией, расстроить управление войсками и партизанскими формированиями и путем активной пропаганды склонить как можно больше бойцов и командиров РККА к переходу на немецкую сторону[327].

Для проведения диверсионной операции отдел I с штаба группы армий «Центр» решил использовать личный состав из Особого соединения «Седая голова». Разработкой деталей этой акции занимался куратор русских коллаборационистов — подполковник В. Геттинг-Зеебург, который, как видно из журнала боевых действий начальника отдела «Абвер II» (организация диверсий и саботажа) полковника Эрвина Лахузена, информировал руководство военной разведки в Берлине о ходе операции, а также о ее конечных результатах[328].

Интерес представляет вопрос: сколько человек было выделено для проведения диверсий?

К. Г. Кромиади, а вслед за ним историки В. В. Захаров, С. А. Колунтаев, С. И. Дробязко и К. М. Александров, пишут о 300 диверсантах[329]. В одном из документов НКВД называется другая цифра — 208 человек[330]. Ветераны советских органов госбезопасности А. И. Зевелев, Ф. Л. Курлат, А. С. Казицкий указывают на 313–315 коллаборационистов[331]. В дневнике Э. Лахузена и в исследовании Г. Уайнберга встречаются цифры 350 и 400 человек, соответственно[332]. П. В. Каштанов, лично участвовавший в операции, вспоминал, что его подразделение «численностью 300 человек» было брошено против сил генерала Белова[333]. Мы склоняемся к мнению, что для операции из РННА выделили около 350 солдат и офицеров, переодетых в советскую униформу. Именно такая цифра фигурирует в сообщении подполковника В. Геттинг-Зеебурга для начальника отдела «Абвер II»[334].

Как уже отмечалось, командовать русской диверсионной группой назначили С. Н. Иванова и его заместителя К. В. Сахарова, а непосредственной подготовкой личного состава занимался Кромиади. Перед тем, как диверсанты отправились на задание, последний произнес напутственную речь: «Офицеры и солдаты Русской Народной Национальной Армии, сегодня вы выступаете на первую нашу операцию. Не на братоубийственную борьбу мы вас посылаем, ибо там вы можете встретить, в прямом смысле этого слова, ваших родных братьев. Не для этого дано вам оружие в руки, а для обороны, для вашей собственной защиты и безопасности. Вашим же оружием должны служить ваша освободительная идея и ваши правдивые слова. Вы должны стараться своим братским обращением к той стороне заставить автоматы и пулеметы замолчать. И если вы этого добьетесь, то цель ваша будет достигнута»[335].

Перед антипартизанской операцией

Конечно же, Кромиади лукавил, говоря, что оружие диверсантам якобы было дано только для обороны. Такими же далекими от реальности являются и фразы о братском обращении к красноармейцами. Думается, военнослужащие, отобранные для операции, прекрасно осознавали, какое задание им поручили.

Судя по различным источникам, диверсионное подразделение «Граукопф» состояло из нескольких групп, имевших свои цели и задачи (к примеру, С. Фрелих пишет о двух отрядах, которыми командовали Бочаров и Иванов[336]). Детали предлагаемого использования диверсантов были устно сообщены командованию 43-го (XLIII) корпуса, на участке которого и решили задействовать коллаборационистов. Перед атакой (начало операции «Ганновер» назначили на 24 мая 1942 г.) командиров немецких частей заранее уведомили, что в районе боевых действий будет проводиться спецоперация, личный состав, который будет проводить оперативные мероприятия, переодет в советскую форму. Во избежание путаницы было решено использовать особые отличительные знаки[337].

Надо отметить, что еще до использования диверсионной группы Иванова абвер неоднократно пытался заслать своих агентов в партизанский край, используя для этого все средства. Так, комиссар партизанского полка имени 24-й годовщины РККА Г. Я. Амиров вспоминал: «В этот период (май 1942 г. — Примеч. авт.) враг не брезговал ничем: вербовал и засылал в партизанские отряды даже женщин и детей. Многие из них с прибытием в расположение партизан сразу же признавались в том, какое задание получили от фашистов, часто давали ценные сведения о намерениях противника. Фашисты забрасывали парашютистов в партизанский край для захвата штабов рейдировавшего по тылам гитлеровцев кавалерийского корпуса, его дивизий и Отдельного партизанского полка»[338].

О случаях подобного рода упоминает в своем дневнике и сам П. А. Белов: «7.5.42 г. командиром „Р“ задержан 15-летний мальчик Порхачев в д. Семидворки юго-западнее Игнатково, шедший по заданию немцев, при опросе сообщил: немцы поставили ему задачу разведать Карново и установить наличие партизан»[339].

Немецкая разведка прилагала все усилия к тому, чтобы сохранить в тайне готовящуюся акцию. Однако планы абвера были частично раскрыты еще до того, как подчиненные Иванова приступили к выполнению боевой задачи. В воспоминаниях бывшего бойца специального отряда НКВД «Грозный» А. С. Казицкого встречается такой эпизод: «На железной дороге Смоленск — Орша есть станция Красное. Однажды там с бидонами молока появились наши разведчицы Галя Меерович и Ольга Рылова. На путях стояли воинские эшелоны. В дверях теплушек, на платформе — всюду были видны солдаты и офицеры. Девушки ахнули: фашисты были одеты в красноармейскую форму.

— Ясно, — сказал Федор Озмитель (командир отряда „Грозный“. — Примеч. авт.), выслушав рассказ разведчиц, — гитлеровцы готовят провокацию.

На следующее утро на стол начальника управления в Москве легла радиограмма:

„20 мая 1942 г. в 7 часов 30 минут через станцию Красное со стороны Орши на Смоленск прошли два эшелона. Люди одеты в форму командного и политического состава Красной армии. Один в форме генерала…“»[340].

Сообщение советских разведчиков передали в штаб Западного фронта, а затем в группу Белова[341]. Позднее немцы узнали, что за день до операции из группы Иванова дезертировал военнослужащий, которого сразу же допросили офицеры разведки из 214-й воздушно-десантной бригады (4-го воздушно-десантный корпус генерал-майора А. Ф. Казанкина). Перебежчик рассказал о «подразделении, состоящем из белогвардейцев», о его целях и задачах[342].

Немецкие солдаты конвоируют плененных партизан

Как же проводилась специальная операция?

Сохранились документы и воспоминания участников тех событий, и по ним можно составить определенное представление, как действовали русские диверсанты.

Насколько известно, операция началась 23 мая 1942 г. Группа солдат и офицеров РННА, по воспоминаниям Белова (которому передали информацию о появлении диверсантов в районе оборонительных порядков корпуса), появилась неожиданно: «Взвод парашютистов 8-й воздушно-десантной бригады возвращался после выполнения боевого задания…

Вдруг на поляне парашютисты увидели большой вооруженный отряд. Командир взвода решил, что это партизаны. Остановив бойцов среди кустарника, он пошел выяснить, что за подразделение. Его провели к пожилому человеку, назвавшемуся полковником Рогожиным (возможно, это был оперативный псевдоним Иванова. — Примеч. авт.). Командир взвода представился и доложил, какую задачу он выполняет. На его вопрос, что делает здесь отряд полковника, Рогожин ответил: выполняет особое задание генерала Белова.

Во время разговора командир взвода присматривался к людям, отдыхавшим на поляне. Их было около трехсот. Странным показалось то, что все они одеты щеголевато, в новенькую форму. На всех — курсантские мундиры со стоячими воротничками и с одним рядом светлых пуговиц, на головах — каски, за спиной у многих ранцы. Такой формы не было ни у кавалеристов, ни у десантников, ни у партизан. Наши бойцы донашивали старое, истрепанное обмундирование. „Наверное, недавно прибыли к нам“, — подумал командир взвода, возвращаясь к парашютистам.

Десантники двинулись дальше по узкой лесной тропинке. Но не прошли они и полкилометра, как из кустов появился запыхавшийся человек в кителе, с четырьмя треугольниками в петлицах. Озираясь по сторонам, он жестом позвал командира взвода.

— Тише. Вы знаете, с кем разговаривали на поляне? Это белогвардейский полковник, — быстрым шепотом произнес старшина. — Полковник ведет диверсионный отряд. Завтра немцы начнут наступление, а диверсионный отряд должен захватить в плен Белова и уничтожить его штаб. Давайте незаметно подойдем к поляне с другой стороны. У вас ведь ручной пулемет, автоматы. Как только откроете огонь, все разбегутся. Люди набраны в лагерях военнопленных, пошли к Рогожину, чтобы не умереть с голоду. А против своих воевать не будут. Я тоже из этого отряда»[343].

Далее Белов (сам не принимавший участия в этих событиях) рассказывает о том, что десантники поверили перебежчику, отправили донесение в 8-ю воздушно-десантную бригаду, заняли позицию на краю поляны и открыли кинжальный огонь по диверсантам. Перепуганные коллаборационисты бросились врассыпную в лес, а десантники стали их вылавливать. Через некоторое время к месту происшествия прибыли две роты парашютистов. Они прочесали лес и якобы поймали почти всех лазутчиков, а те, которые сопротивлялись, были уничтожены. Генерал А. Ф. Казанкин направил в штаб Западного фронта и в штаб Белова сообщение о появлении немецких диверсантов[344].

В документах разведподразделения, подчиненного Белову, события изложены иначе, чем в его мемуарах:

«Из 4 ВДК — 23.5.42 г.

т. Белову

Отряд, предназначенный для уничтожения Вашего штаба, силой 300 чел. пленных кр-цев. Возглавляет отряд полковник и майор, все в нашей форме. Наступление намечено на 11.00 24.5.42 г. Через 1 ч. 30 мин. после начала наступления в этот район должны прибыть немцы. Пароль — Рига, опознание своих — помахивание красным флагом и красной повязкой на шее. На головах у большинства каски, сзади ранцы.

Принимаю все меры к розыску. Пойманы два человека.

1486/ Ш Казанкин.

Верно: А. Акишин»[345].

При сопоставлении фактов получается, что десантникам удалось захватить поначалу в плен только двух диверсантов, которые дали показания в разведотделе 8-й воздушно-десантной бригады. О том, как закончился бой, Казанкин не сообщает. Кроме того, в документе нет ни одного слова о поимке почти всех «народников».

Белов подтверждает факт поимки диверсантов после первого боя. В мемуарах он пишет о сведениях, которые дали коллаборационисты во время допроса. Казанкину стало известно о засылке в партизанскую зону нескольких диверсионных групп, имевших задачу перед началом немецкого наступления напасть на штабы соединений и уничтожить их. Полковник Рогожин вел свою диверсионную команду к деревне Подлипки, где, по данным абвера (как оказалось, неточным), располагался штаб Белова. Для уничтожения командования корпуса немцы подготовили 315 человек[346].

О первом бое подразделения Иванова пишет и Кромиади. С его слов, события происходили так: «Когда советский отряд, высланный против них, с близкого расстояния открыл огонь (вероятно, это были две роты парашютистов из 8-й воздушно-десантной бригады. — Примеч. авт.), Иванов вышел вперед со словами: „Товарищи, с ума сошли, в кого стреляете? Мы такие же русские, как и вы!“ Те перестали стрелять, тогда наши бросились к красноармейцам, произошло братание. Все смешалось. Одни из красных бросились бежать, другие остались. В результате, хотя дело и кончилось не так, как мы себе представляли, но много солдат и офицеров перешло к нам, в том числе и легендарный разведчик Князев»[347].

П. В. Каштанов вспоминает, что диверсанты РННА «обошли войска Белова с тыла и захватили множество пленных. Кроме того, военнослужащие обращались с призывами к противнику со словами: „Зачем вы стреляете в нас? Переходите на нашу сторону…“ Однажды в плен попал комиссар. Он был ужасно зол по этому поводу. Тогда я… дал ему пистолет и сказал: „Выходи вперед и убей меня, если хочешь. Я — русский, и я служу в Русской освободительной армии (так в тексте. — Примеч. авт.). Вы хотите сражаться с нами?“ Комиссар ответил: „Да“»[348].

Белорусские партизаны на привале

Любопытная картина представлена и в немецких документах. Исследователь Г. Уайнберг приводит выдержки из секретного донесения командующего 43-го (XLIII) корпуса генерала от инфантерии Курта Бреннеке, который 26 мая 1942 г. побывал на совещании у Шенкендорфа: «Он (Шенкендорф. — Примеч. авт.) отметил, что само появление белогвардейского отряда в советском тылу наверняка внесло неразбериху, поскольку, во-первых, красные не знали, откуда появилось это подразделение и как ему удалось пересечь линию фронта; в дальнейшем, поскольку телефонная связь была нарушена, комиссары и политруки убиты, несколько сот солдат противника были взяты в плен, а захваченное у противника оружие уничтожено. И, наконец, подразделение внесло вклад своим участием в нескольких сражениях с вызванными по рации или телефону отрядами противника, понесших крупные потери, в результате чего возникла настоящая паника»[349].

Из этого сообщения следует, что, помимо группы Иванова (которая случайно нарвалась на десантников и вступила с ними в бой), другие диверсионные команды действовали успешно. Их неожиданное появление в партизанском районе вызвало неразбериху, чем коллаборационисты воспользовались. Во-первых, они нарушили связь между советскими частями, убили ряд политработников и командиров. Во-вторых, несколько сот красноармейцев им удалось распропагандировать и привлечь на свою сторону. И, в-третьих, используя радиостанции или телефонные аппараты, стоявшие в пунктах управления партизанской зоны, диверсанты дезинформировали штаб Белова, просили подкрепление и наводили его на засады.

В документе также приводились примеры. Так, по словам взятого в плен телефониста, отвечавшего за связь со штабом Белова, командование кавалерийским корпусом было вынуждено вывести из резерва 1000 человек и направить их в районы, где действовали диверсанты. В результате один из участков обороны партизанского края лишился поддержки, благодаря чему германские войска овладели деревней Платоновка, где находился опорный пункт, после чего пехотные части вермахта устремились вглубь «бандитской» зоны[350].

Кроме того, диверсанты стреляли «народным мстителям» в спину, а затем быстро отходили. Боевые группы партизан, высланные вслед за «народниками», преследовали их и пытались уничтожить. Однако во время боя, не особо разбираясь, где свои, а где чужие, партизаны нередко стреляли друг в друга, что действовало на бойцов и командиров деморализующим образом[351].

Уайнберг ссылается в своей работе на захваченный дневник одного советского офицера, где дана характеристика действиям русских диверсантов: «…Это началось 23 мая… Было установлено наличие в районе действий нашего корпуса диверсионной группы, используемой немцами. В ее составе были бывшие военнопленные, переодетые в нашу военную форму и вооруженные нашим оружием. Командование в этой группе осуществляли белогвардейские эмигранты — подполковник, майор и другие. Эта группа представляет большую опасность; вести бои с такими диверсантами очень сложно, поскольку их легко можно принять за своих. Но вскоре представилась возможность рассеять и частично уничтожить эту группу. Как удалось выяснить, группе было поручено найти штаб Белова и устроить там кровавую бойню. Мы не перестаем удивляться хитрости немцев»[352].

Белов отдал приказ немедленно ликвидировать всех диверсантов, действующих в партизанской зоне. Но сделать это оказалось очень непросто, хотя группе Иванова, как уже говорилось, десантники нанесли ощутимые потери.

24 мая 1942 г. Белов докладывал генералу армии и командующему Западным фронтом Г. К. Жукову:

«Истекшей ночью уничтожено до 120 диверсантов пр-ка в р-не Богородицкое, ст. Вертерхово, 6 человек взяты в плен, остальные рассеялись в лесах, частично отошли к ст. Баскаковка»[353].

Тем не менее, диверсии в тылу 1-го гвардейского кавалерийского и 4-го воздушно-десантного корпусов продолжались. 24 мая генерал Казанкин сообщал Белову: «Истребление группы диверсантов продолжается»[354]. Но столкновения с «народниками» продолжались еще два дня.

В разведсводке № 0131 от 26 мая 1942 г. отмечалось:

«Задержанная группа диверсантов в ночь с 25 на 26.5 на допросе показала, что диверсионная группа, переброшенная немцами через фронт, имела своей задачей делать налеты на штабы, убивать командный состав и взять в плен генерал-лейтенанта Белова и его штаб»[355].

Диверсанты из РННА, таким образом, активно действовали в расположении особой группы Белова с 23 по 26 мая 1942 г. Для поимки разведчиков и террористов командованию кавалерийского корпуса пришлось выделить значительные силы. Большую часть диверсантов беловцы нейтрализовали, но ликвидировать все подразделения оказалось невозможно. План немецкой разведки по захвату Белова в плен и уничтожению его штаба был сорван, но оставались опасения, что это, возможно, только первый этап операции и за ним будет второй. Видимо, этим объясняется то, что политуправление Западного фронта, получившее сведения, что ряды диверсантов состоят из бывших военнопленных, предложило 31 мая 1942 г. выпустить серию листовок:

«Против нас противник привлек много обманным путем военнопленных. Целесообразно заготовить серию коротких листовок к обманутым русским военнопленным. Смысл таков. Военнопленных, изморенных голодом, врагу удалось временно обмануть благодаря их тяжелому положению. Получив оружие у врага, бью его при всяком удобном случае его же оружием. Переходи к нам, русским братьям, вместе будем драться за Советскую Родину. Вырвался из лагеря — вреди, чем можешь, врагу.

Как бы коварны фашисты ни были, не сидеть им на спине свободолюбивого советского народа. Как бы немцы не кичились, все равно мы, русские, советские люди, победим. Правда на нашей стороне.

Район забрасывания листовок — Рославль, Ельня, Ярцево, Спас-Деменск, Всходы. По жел. дороге ст. Угра и Баскаковка, ст. Издешково. Листовки на русском языке…»[356]

Насколько успешной была акция политорганов Западного фронта, сказать сложно. Листовки подготовили, когда диверсионная фаза операции «Ганновер» близилась к завершению. Вместе с тем агитационные материалы могли распространять и дальше, так как вопрос использования немцами советских военнопленных оставался актуальным. Наряду с этим необходимо было хоть как-то парировать удары германской пропаганды. Например, в ходе операции «Ганновер» в партизанский край забрасывалась специальная, сфабрикованная немцами брошюра «Уничтожим шпионов и диверсантов», в которой в самой неприглядной форме показывалась работа сотрудников особых отделов в РККА[357]. В пространном «Обзоре мероприятий германских властей на временно оккупированной территории с июня 1941 г. по март 1943 г.», подготовленном для советского руководства, сообщается: «Известно о существовании на оккупированной территории отрядов, причисляющих себя к „русской народной армии“. Некоторые из них скрывают свою связь с германским командованием, но открыто говорят о своей враждебности советскому строю и партизанам. Эти отряды объявляют своей целью „борьбу за новую Россию“. Следует отметить, что в районе Могилева, где появились отряды „русской народной армии“, распространялись также брошюры от имени организации „русских фашистов“»[358].

Рассматривая вопрос о деятельности диверсионной группы РННА, нельзя пройти мимо эпизода с захватом в плен майора А. М. Бочарова (носившего, согласно Кромиади, псевдоним — Бугров, по советским источникам — Богатов, Богачев). Бочаров находился в группе Иванова и во время боя с десантниками попал в плен.

Кромиади описывает этот момент так:

«В то же время красные опознали и захватили двенадцать наших солдат и офицеров, в том числе и нашего „политрука“, майора Бугрова (псевдоним майора Бочарова, в РОА он был произведен в полковники).

На допросе Бочарова один из старших красных командиров (говорят, что он уже умер, но точно не знаю) спросил: „Скажи, майор, что тебя привело к такому позорному шагу?“ „О каком позорном шаге спрашиваете, товарищ?“. „А ты не считаешь позором то, что во время войны вы идете с врагом против своего народа и своей родины?“ „Мы не идем против своего народа и нашей родины. Мы идем за освобождение нашей родины и нашего народа и от коммунистов, и от нацистов“. „А кто вы такие?“ „Мы — Русская Народная Национальная Армия“. „А сколько вас?“ „Пока пять тысяч“. „Почему так рано начали?“ „Как вас понять, товарищ?“ „Как хочешь!“ Произошла пауза. „Ну что, брат, война есть война. Мне придется расстрелять тебя“. „Я это знаю, я готов“.

Пленного не расстреляли, как и остальных двенадцать человек, хотя и выстроили их для расстрела, и те, кто должны были расстреливать, выстроились против них с заряженными винтовками и ждали приказа.

В эту ночь немецкие дивизии атаковали беловцев, и в возникшей суматохе, при переправе через Угру, наши пленные вместе со своей охраной скрылись и пробрались к нам»[359].

Похожую картину мы встречаем в работе С. Фрелиха, с той лишь разницей, что допрос пленных диверсантов проводил не безвестный советский командир, а якобы сам Белов:

«Бойцам РННА удалось без труда пройти защитную линию окруженных советских войск, не вступая в бой, благодаря тому, что они были одеты в советскую форму и говорили по-русски… Начальник разведывательного взвода окруженных советских войск последовал по следам появившегося неизвестно откуда отряда. На привалах бойцов РННА, которые они только что покинули, он обнаружил окурки папирос немецкого происхождения. На основании этих доказательств ему удалось возбудить тревогу в штабе, и там смогли вовремя приготовить часть к „приему“ вторгнувшихся врагов. После короткого боя все они были взяты в плен, а их офицеры на следующий день были приведены к генералу Белову… „Вы же, по существу, изменники!“ — сказал Белов. „Нет, мы — патриоты“, ответили те. В более узком кругу разговор продолжался следующим образом: „Вы же знаете, что я должен сделать с вами!“, — сказал Белов. „Да. Вы должны нас расстрелять“. Генерал: „Правильно. Как вы, дураки, могли так рано взяться за такое дело?!“ На следующую ночь штаб-квартира Белова переменила свое местопребывание. При этом пленные не только не были расстреляны, а, наоборот, воспользовавшись этим случаем, они бежали вместе с приставленной к ним стражей»[360].

Другая версия излагается в воспоминаниях самого Белова:

«Старшина, который первым сообщил о диверсионном отряде, опознал среди пленных помощника Рогожина, некоего Богатова (или Богачева — точно не помню). Изменник, имея звание майора, служил в 160-й стрелковой дивизии, входившей в ударную группировку 33-й армии генерала Ефремова. Когда гитлеровцы окружили войска Ефремова и бойцы и командиры героически сражались с превосходящими силами противника, Богатов, стремясь спасти свою жизнь, перешел на сторону фашистов. Гитлеровцы посадили его в самолет и немедленно отправили куда-то под Кёнигсберг. Там предатель подвергся соответствующей обработке и через сутки был доставлен назад.

Фашисты замышляли уничтожить штаб Ефремова и захватить в плен самого генерала. Они послали Богатова с радиостанцией туда, где еще продолжали сражаться остатки ударной группировки 33-й армии. Предатель разыскал лесную деревушку, где находился генерал Ефремов, и оттуда связался по радио со своими хозяевами…

По приказанию, полученному из штаба Западного фронта, парашютисты должны были доставить Богатова на „Большую землю“. Через несколько суток, ночью, когда 4-й воздушно-десантный корпус пробивался к главным силам нашей группы, парашютисты завязали в лесу ожесточенный бой с противником. Во время боя вражеская пуля сразила старшину, который помог разоблачить диверсантов. А предатель Богатов, воспользовавшись темнотой и неразберихой, бежал»[361].

Наконец, для полноты картины приведем еще один документ, подготовленный в штабе 4-го воздушно-десантного корпуса 26 мая 1942 г.:

«Диверсионная группа численностью 300 человек почти полностью ликвидирована. Захваченный в плен майор 33-й армии Богатов Алексей Матвеевич бывшей 160 сд, показал:

На ликвидацию нашей группировки привлечен 4 армейский резервный корпус, 43 корпус с Милятино, с Богатырей и др. направлений.

Танков для этой операции придается около 600 танков 20 тбр и 59 бронетанкового соединения, кроме того, привлекается корпус, сформированный из бывших военнопленных под командованием генерал-лейтенанта Лукина… командующего 16 или 20 армий. Наступление этого корпуса предполагается со стороны Дорогобуж.

Ликвидация всей группы намечена в 2–3 дня. Первая задача разъединить Белова с 4 ВДК и дальше уничтожить по частям.

Этой операции они придают большое значение, считая ее началом главного наступления.

Немцы готовят еще ряд диверсионных групп, в том числе десант из русских. Основной целью ликвидированной группы было постановлено захват штаба Белова.

В штабе Белова есть… работающие в пользу немцев.

Все наши шифры известны немцам и наши радиограммы они перехватывают. О наших планах немцам известно.

Опрос произведен ввиду сложной обстановки кратко.

…донесу дополнительно. Его показания в ночь на 26.5.42 г. должны пройти еще группы 400 человек между Богородицкое, Акулово.

Его показаниям командир 43-го армейского корпуса высоко расценивает действия десантников»[362].

Итак, Бочаров дал ценные показания в разведывательном отделе 4-го воздушно-десантного корпуса. Фактически он раскрыл намерения германского командования, поделился данными, совпадавшими с информацией, полученной разведчиками партизан. Неизвестно, был ли в действительности откровенный разговор между ним и начальником разведотдела 4-го вдк, но исключать такую возможность нельзя. Правда, вызывают сомнение тональность беседы, во время которой декларировались энтээсовские аксиомы, и приказ о расстреле Бочарова. Как следует из мемуаров Белова и донесения генерала Казанкина, расстреливать майора-террориста не собирались: он представлял интерес для советских спецслужб, и его хотели переправить через линию фронта.

Как удалось бежать диверсанту? По одной из версий, Бочаров совершил побег, когда сопровождавшие его десантники отбивали атаку превосходящих сил противника, по другой — во время паники, возникшей в боевых порядках 4-го вдк, который прорывался к 1-му гвардейскому кавалерийскому корпусу.

Не дают четкого ответа на поставленный вопрос и документы из дневника Белова. В донесении начальнику Особого отдела НКВД Западного фронта от 30 мая 1942 г. подчеркивалось: «Сегодня явился в штаб группы Белова пом. нач. разведотдела 4 вдк капитан Виноградов… Виноградов сообщил, что диверсант Богатов во время обстрела противника особого отдела бежал»[363]. На следующий день, 31 мая 1942 г., о побеге Бочарова сообщал и Белов: «Казанкин доложил, что во время боя сбежал пленный диверсант майор Богачев, и убит пленный диверсант ст. лейтенант Андреевский. Оба предназначались к отправке ОО фронта. Производится расследование»[364].

Бочаров, по-видимому, бежал, когда его вели под конвоем из разведотдела 4-го вдк на партизанский аэродром. Воспользовавшись тем, что охрана вступила в бой, Бочаров и старший лейтенант Андриевский совершили побег. По ним открыли огонь, и Андреевский был убит. Если события происходили именно так, то рассказ Кромиади и Фрелиха о пленных, бежавших вместе со своей охраной, является вымыслом.

К разряду мифов, с другой стороны, относятся слова Белова, что Бочаров якобы принимал участие в операции по уничтожению окруженной группы командующего 33-й армией генерал-лейтенанта М. Г. Ефремова. Бочаров не мог привлекаться к этой операции, поскольку находился на сборно-пересыльном пункте № 8, а затем в пересыльном лагере № 124, где его и завербовала немецкая разведка[365].

Итоги диверсионной акции с участием личного состава РННА были не такими уж и радостными, хотя командование 4-й полевой армии вермахта отметило подразделение «Граукопф», посчитав его действия полезными[366]. Кромиади соглашается с такой точкой зрения, однако старается скрыть неудачу группы Иванова. Из 300 человек, отправленных на задание, по его словам, на советскую сторону перебежал лишь один. А конечный вывод Кромиади и вовсе удивляет: «… часть наша тогда оказалась весьма стойкой, под огнем с той стороны, не прибегая к оружию, водворяла в жизнь идеи и методы борьбы РННА»[367].

В советских документах, приуменьшавших результаты диверсионной операции, приводятся другие цифры. В одной из радиограмм Белова сообщалось об уничтожении 120 и пленении 6 человек в течение 23–24 мая 1942 г.[368] В докладной записке особого отдела НКВД Северо-Западного фронта от 6 января 1943 г. отмечалось следующее: в Осинторф с операции вернулись только 80 диверсантов[369].

Историки Захаров, Колунтаев и Дробязко, опираясь на советские источники, склоняются к мнению, что 100 человек перебежали к Белову, 70 были убиты и 120 вернулись к немцам[370].

Американский исследователь Уайнберг, использовавший в своей работе немецкие оперативные документы, говорит о возвращении 100 диверсантов[371]. Эта цифра встречается и в записях Э. Лахузена («В целом, чуть более 100 человек возвратились в немецкие войска»[372]). На наш взгляд, эти данные, проходившие по линии германской военной разведки, заслуживают наибольшего доверия.

К слову, кроме РННА, для выполнения диверсионных задач в рамках операции «Ганновер» привлекались и другие группы русских коллаборационистов. Уайнберг, например, отмечает использование на одном из участков партизанской зоны роты добровольцев фон Рентельна, также переодетых в советскую униформу. Судя по донесениям офицеров абвера, действия этой группы были весьма успешными[373].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.