Русская эмиграция и органы германской разведки

Русская эмиграция и органы германской разведки

В результате революционных событий 1917 г. и последовавшей Гражданской войны Россию покинули от двух до трех миллионов человек[7]. Большинство из них в течение продолжительного времени не теряли надежды вернуться на Родину. Кто-то считал, что большевизм обречен на крах в силу своих внутренних противоречий, кто-то надеялся на «Второй поход», возлагая особые чаяния на внешнюю интервенцию.

Наиболее радикальная и активная — при этом довольно многочисленная[8] — часть российских изгнанников в 1920-е и 1930-е гг. сделала ставку на новую политическую силу — фашизм и национал-социализм. Значительное число эмигрантов правых убеждений сконцентрировалось в Германии и Маньчжурии. Они хотели видеть в набиравших могущество Германии и Японии державы, способные устранить ненавистный большевизм, и планировали, воспользовавшись результатами военного вторжения, возродить империю или построить новую Россию.

Историк Л. Решетников замечает, что «большинство эмигрантов все годы между двумя мировыми войнами жили с мыслью, что им еще придется с оружием в руках бороться с большевизмом. Понимая, что самим с советской властью им не справиться… эмиграция строила планы в расчете на „возрождающуюся“ после Версаля Германию»[9].

Интересно, что часть исследователей полагает, что беженцы из России сыграли значительную роль в оформлении идеологии Национал-социалистической рабочей партии Германии (НСДАП). Так, Майкл Келлог в своей нашумевшей работе под интригующим названием «Русские корни нацизма» утверждает, что «появившийся в первые годы после Первой мировой войны национал-социализм был плодом интернациональной радикальной среды, в которой озлобленные немецкие националисты и расисты… сотрудничали с радикальными представителями белой эмиграции в антибольшевистской и антисемитской борьбе… Несмотря на расхождения, неизбежные при любом межкультурном сотрудничестве, национал-социалисты и белоэмигранты обладали важной объединяющей целью. Они были едины в борьбе с „международным еврейством“, которое, по их мнению, стояло и за хищническим капитализмом на Западе, и за кровавым большевизмом на Востоке»[10].

В числе российских эмигрантов, в той или иной степени повлиявших на политическую и военную стратегию Гитлера, а также на его антибольшевистские и антисемитские воззрения, Келлог называет Макса Эрвина фон Шойбнер-Рихтера, Василия Викторовича Бискупского, Ивана Васильевича Полтавца-Остраницу, Петра Николаевича Шабельского-Борка, Сергея Владимировича Таборицкого, Федора Викторовича Винберга и Альфреда Розенберга. Шойбнер-Рихтер — человек, которого сам Гитлер считал незаменимым — стоял у истоков организации «Восстановление» («Aufbau»), организованной немецкими националистами и русскими эмигрантами. Эта конспирологическая группа в начале 1920-х гг. вложила в нацистское движение значительные суммы денег. Генерал Бискупский был ближайшим соратником Шойбнер-Рихтера в «Ауфбау», а в Третьем рейхе возглавил «Управление делами русских беженцев в Германии». Полтавец-Остраница руководил украинским сектором ассоциации и стремился к созданию национал-социалистической Украины. Шабельский-Борк перевел на немецкий язык «Протоколы сионских мудрецов» — текст, который оказал решающее влияние на антисемитов по всему миру. Вместе с Таборицким Шабельский-Борк в марте 1922 г. совершил покушение на лидера кадетской партии Павла Милюкова (при этом они смертельно ранили Владимира Набокова, отца известного писателя). После выхода из заключения, в 1927 г., Таборицкий открыто присоединился к национал-социалистическому движению, а после 1933 г. получил оплачиваемую должность в «Коричневом доме» — мюнхенской штаб-квартире НСДАП. В бюро Бискупского Таборицкий стал своеобразным «серым кардиналом». Винберг неоднократно беседовал с Гитлером на идеологические темы, именно он убедил фюрера в том, что Советский Союз был «еврейской диктатурой». Розенберг со временем стал «главным философом» НСДАП и специалистом по международным делам; в годы войны он возглавил Министерство по делам оккупированных восточных территорий[11].

В. В. Бискупский. В 1930–1940-е гг. руководитель Управления делами русских беженцев в Германии

В период после поражения мюнхенского путча 1923 г. сотрудничество между НСДАП и русскими беженцами постепенно сошло на нет. После прихода нацистов к власти германская политика в отношении эмигрантов из России отличалась противоречивостью и непоследовательностью. С одной стороны, Германия дала приют радикальным противникам большевизма, таким, как Антон Васильевич Туркул, Виктор Александрович Ларионов и Иван Лукьянович Солоневич (первые два были высланы в апреле 1938 г. из Франции как «нежелательные лица», последний, опасаясь за свою жизнь, перебрался в Рейх из Болгарии после убийства его жены в результате террористического акта)[12]. С другой стороны, немецкие власти с некоторым подозрением относились к деятельности ряда профашистских эмигрантских организаций, пытавшихся пропагандировать и распространять идеи НСДАП в среде беженцев. К концу 1930-х гг. деятельность ряда русских эмигрантских организаций была запрещена или существенно ограничена.

Однако в Рейхе была сила, которая стремилась планомерно использовать политические убеждения радикально настроенных русских эмигрантов. Речь идет об абвере — военной разведке, представители которой задолго до начала войны Германии против Советского Союза начали пристально присматриваться к российским беженцам. После 1933 г. к мечте о возрождении Германской колониальной империи присовокупился идеологический тезис о неизбежности в обозримом будущем военного конфликта с «еврейским большевизмом» и его «плацдармом» — СССР. Конечно, руководство абвера с его извечным аристократизмом, лишь маскировало свое презрительное отношение к «плебейской» идеологии коричневого движения. Зато праворадикальные круги русской диаспоры воспринимали сентенции о необходимости покончить с евреями и диктатурой пролетариата почти восторженно. Эти настроения и были использованы абвером. Исследователь Л. Соцков отмечает, что «многие эмигрантские организации связывали надежды на свое политическое будущее именно с этими странами (Германией и Японией. — Примеч. авт.), как неизбежными противниками СССР в будущей войне. Совпадение интересов не могло не привести к обоюдному желанию установления более тесных контактов»[13].

Как вспоминал бывший помощник главы абвера, Оскар Райле, «сотрудники абвера, работавшие против Советского Союза, постоянно использовали эмигрантов», руководствуясь тем соображением, что «среди них… находились люди, знавшие Россию и в совершенстве владевшие русским языком»[14]. Заместитель начальника отдела «Абвер II», полковник Эрвин Штольце также свидетельствует, что подчиненные Канариса активно вербовали агентов «в среде белогвардейской эмиграции». Более того, «русские политэмигранты сами искали контакты с представителями разведок европейских стран»[15].

Немецкая разведка стала активно использовать эмигрантов в своих мероприятиях по обеспечению военно-политических интересов Рейха приблизительно с начала 1930-х гг. В ряде случаев контакты эмигрантов с немецкой разведкой имели место еще ранее. Так, еще с середины 1920-х гг. с абвером начал сотрудничать Борис Алексеевич Смысловский. В 1928 г. он при посредничестве другого российского эмигранта, будущего адъютанта адмирала В. Канариса, барона Владимира Александровича Каульбарса поступил на разведывательные курсы при войсковом управлении рейхсвера. В годы Второй мировой войны Смысловский возглавил специальный разведывательно-диверсионный орган абвера — Особый штаб «Россия», на основе которого в 1945 г. была сформирована Первая русская национальная армия[16].

После 1935 г., когда начальником абвера стал упомянутый Фридрих Вильгельм Канарис, относительно небольшой отдел контрразведки рейхсвера начал быстро превращаться в разветвленный и действенный аппарат секретной службы германских вооруженных сил. Руководствуясь целью превращения абвера в важнейшую разведслужбу Германии, Канарис реорганизовал агентурную сеть за рубежом и предпринял ряд мер по координации сотрудничества с коллегами из СС — представителями гестапо и СД. К началу Второй мировой войны абвер состоял из центрального отдела, отделов «Абвер I» (разведка и сбор информации), «Абвер II» (организация диверсий и саботажа) и «Абвер III» (контрразведывательные мероприятия), а также управленческой группы «Заграница».

Глава абвера В. Канарис

В июне 1941 г. при управленческой группе абвера «Заграница» был создан особый орган для руководства всеми видами разведывательной и диверсионной деятельности на Восточном фронте — так называемый штаб «Валли», при котором были сконцентрированы многие белоэмигранты.

Органы управления «Валли» дислоцировались в городе Сувалки (Сулевюек), в Генерал-губернаторстве (оккупированной Польше)[17]. Отдел «Валли I» отвечал за военную и экономическую разведку. «Валли II» занимался подготовкой и проведением диверсионных операций и террористических актов в тылу Красной армии, организацией пропагандистских кампаний, направленных на разложение и деморализацию войск противника. Отдел «Валли III» руководил контрразведывательной работой, включавшей в себя борьбу с советской разведкой, партизанским движением и антифашистским подпольем[18]. Специализированное подразделение штаба вело экономическую разведку, и в его подчинении находился ряд команд и групп экономической разведки.

До лета 1942 г. на советско-германском фронте действовали три группы армий («Север», «Центр», «Юг»), которым были приданы разведывательные абверкоманды. Диверсионные абверкоманды имели аналогиячные наименования с добавлением цифры 2, а контрразведывательные — цифры 3. В составе каждой из команд находилось от трех до шести абвергрупп и целая сеть разведывательных и диверсионных школ. В начале 1942 г. наименование команд и групп было изменено, а их число — увеличено. Разведывательные получили нумерацию от 101 и выше, диверсионные — от 201 и выше, контрразведывательные — от 301 и выше, экономической разведки — от 150 и выше[19].

Все команды и группы абвера взаимодействовали с разведотделами (по германской военной терминологии — I С), которые действовали при штабах дивизий, корпусов, армий и групп армий. Отделы I С поддерживали связь с территориальными органами абвера — абверштелле и абвернебенштелле, — которые располагались в крупных городах и в стратегически важных районах. Кроме этого, отделы I С — по линии контрразведки — тесно сотрудничали с группами тайной полевой полиции (ГФП), а также полицией безопасности и СД[20].

Историк С. Чуев пишет, что «сотрудничество русских белоэмигрантов с абвером до начала военных действий против СССР проходило, в основном, на уровне абверштелле и подчиненных им абвернебештелле — региональных звеньев немецкой военной спецслужбы, а также так называемых Кригсорганизацьон — военных представительств, действовавших под прикрытием дипломатических представительств Германии за рубежом… Основной средой для вербовки агентуры были русские эмигрантские колонии и особенно участники различных антисоветских организаций… Кроме использования отдельных эмигрантов, абвер при необходимости объединял таких лиц в резидентуры»[21].

Помимо абвера, вопрос привлечения русских эмигрантов к войне против СССР серьезно рассматривался и эсэсовскими разведчиками из Главного управления имперской безопасности (РСХА). За ведение закордонной разведки отвечало Шестое управление РСХА (AMT VI; SD/Ausland, СД/Заграница). Разведывательной деятельностью в зоне влияния СССР, а также на Ближнем и Дальнем Востоке руководил отдел VI С. Как известно, ведомство Генриха Гиммлера активно стремилось к расширению своего влияния. После начала войны с Советским Союзом эсэсовские разведчики медленно, но верно продолжали теснить своих коллег из вермахта и, в конечном итоге, добились своего: 12 февраля 1944 г. было объявлено об учреждении единой разведывательной службы во главе с рейхсфюрером СС. При этом «Абвер I» и «Абвер II» были включены в состав РСХА.

Начальник VI управления РСХА (внешней разведки) В. Шелленберг

К началу войны с СССР руководство РСХА в лице Рейнхарда Гейдриха вполне отдавало себе отчет в том, что военный успех и колонизация «восточных пространств» во многом зависят от умелого использования на оккупированных территориях эмигрантских и местных национальных кадров. Бывший начальник VI управления РСХА Вальтер Шелленберг вспоминал: «Теория Гейдриха… заключалась в следующем. Военное поражение настолько ослабит советскую систему, что последующая засылка политических агентов в Россию довершит ее гибель»[22].

В перспективные планы СС входило полное подчинение русских коллаборационистских структур. Бывший разведчик, сотрудник отдела «Иностранные армии Востока» Вильфрид Штрик-Штрикфельдт (также выходец из России) свидетельствует, что летом 1942 г. полковник Клаус фон Штауффенберг предупреждал его, что «СС, несмотря на свою теорию об унтерменшах, без стеснения пойдет по пути использования людей. И если Гиммлер возьмется за русское освободительное движение, он привлечет для СС и сотни тысяч русских. Одни поверят обещаниям, другие пойдут по бесхарактерности или из карьеризма»[23].

Приведенное свидетельство согласуется с мнением американского исследователя П. Биддискомба, который пишет, что «с началом войны служба внешней разведки СС начала предпринимать собственные попытки использования агентуры по ту сторону Восточного фронта, невзирая на то, что это предусматривало тесные контакты с русскими „недочеловеками“. В течение войны целый ряд параноидальных расистских эсэсовских аксиом был нивелирован…»[24].

Шеф реферата СД «Цеппелин» Х. Грейфе

Забегая вперед, отметим, что важнейшую роль в попытках СС взять под контроль кадры коллаборационистов сыграл план «Цеппелин», разработанный осенью — зимой 1941 г. под руководством Хайнца Грейфе — начальника вышеупомянутого отдела IV C Шестого управления РСХА. План предусматривал создание специального разведывательно-диверсионного органа под условным наименованием «Предприятие Цеппелин-21». Это подразделение было призвано в короткие сроки («действие операции должно быть достигнуто уже к следующему наступлению») подготовить завербованных агентов для поддержки антисталинских оппозиционных групп, организации пропаганды, разведки, саботажа и создания повстанческих групп (разумеется, меры по разложению тыла отступающей Красной армии предпринимались и до этого, однако теперь масштаб этих мероприятий требовалось максимально увеличить).

Агентуру предлагалось подбирать, главным образом, среди военнопленных, однако допускалась возможность использования гражданских лиц из оккупированных районов, а также «активных и надежных лиц» из числа эмигрантов.

Грейфе отмечал: «Нельзя ограничиться десятками групп для разложенческой деятельности, они для советского колосса являются только булавочными уколами. Нужно забрасывать тысячи. Это необходимо еще и потому, что даже при самом тщательном обучении и отборе агентуры следует считаться с тем, что большой процент ее ненадежен, часть ее является сознательно предательским элементом, часть отсеется как неспособная»[25].

Особое внимание Грейфе уделил «реальным предпосылкам» операции: «Забрасываемым агентам должна быть внушена мысль о том, что они выполняют правильное, необходимое для них самих дело. Для этого требуется не только материальное обеспечение, но и обещание положительного разрешения национального, социального и религиозного вопросов». Особо подчеркивалось, что «эта пропаганда не должна в очень сильной степени расходиться с действительностью на оккупированной территории. От этого зависит успех операции».

В качестве «национальных лозунгов» для русских предлагалось обещать последним «национальную свободу под немецкой защитой», «охрану старой русской культуры» и «невозвращение царя и крупных помещиков». В социальном плане «необходимо явно выраженное положительное отношение к введению в будущем единоличного хозяйства, особенно в деревне». В качестве религиозной программы требовалось обещание «свободы вероисповедания любой религии» и «защиты религиозных обрядов». Кроме того, отмечалось, что «впредь нельзя говорить о Востоке как о „колонии“ Германии или Европы»[26].

План Грейфе был одобрен А. Гитлером 10 января 1942 г., а в марте были утверждены организация и штаты «Цеппелина»[27]. Подразделение получило статус специального реферата VI C/Z управленческой группы С VI управления РСХА. «Цеппелин» возглавил сам Х. Грейфе[28].

Таким образом, вопреки распространенному мнению русские эмигранты без особого труда могли включиться в пропагандистскую и разведывательно-диверсионную работу на оккупированных территориях, разумеется, при условии изъявления лояльности в отношении нацистских властей. В то же время в самом начале войны речь еще не шла о привлечении национальных кадров непосредственно к вооруженной борьбе с СССР, т. к. высшее германское военно-политическое руководство отрицательно относилось к подобной перспективе[29].

Так, еще 3 марта 1941 г. в дневнике штаба оперативного руководства Верховного командования вермахта (Oberkommando der Wehrmacht, ОКВ) была сделана запись о целях создания оккупационного режима на территории СССР. Среди прочего в документе отмечалось: «Социалистические идеи в нынешней России уже невозможно искоренить. Эти идеи могут послужить внутриполитической основой при создании новых государств и правительств. Еврейско-большевистская интеллигенция, представляющая собой угнетателя народа, должна быть удалена со сцены. Бывшая буржуазно-аристократическая интеллигенция, если она еще и есть, в первую очередь среди эмигрантов, также не должна допускаться к власти. Она не воспримется русским народом и, кроме того, она враждебна по отношению к немецкой нации…»[30]

21 мая 1941 г. председатель Объединения русских воинских союзов (ОРВС) генерал-майор Алексей Александрович фон Лампе подготовил обращение на имя главнокомандующего сухопутными войсками, генерал-фельдмаршала Вернера фон Браухича о предоставлении в распоряжение германского командования всех сил ОРВС. Ответа он не получил, что и понятно, ведь в тот момент нацисты де-юре продолжали оставаться союзниками большевиков. Их формальное согласие с предложениями фон Лампе, скорее всего, тут же стало бы известно советской разведке. Впрочем, после начала боевых действий Браухич все же ответил Лампе, сообщив тому, что участие эмигрантов в войне против СССР не предусматривается. Тем не менее 17 августа 1941 г. фон Лампе выпустил приказ по Объединению, разрешавший членам организации действовать в складывающейся обстановке самостоятельно, «поддерживая… с ним регулярную связь»[31].

Начальник отдела ОКХ «Иностранные армии Востока» (до 1942 г.) Э. Кинцель

Все это время продолжались переговоры с представителями вермахта, разведывательных служб и прочих нацистских структур о привлечении белоэмигрантов в немецкую армию. В конечном итоге они окончились положительно, поскольку в НСДАП, Министерстве оккупированных восточных территорий и в германском военном ведомстве нашлось немало прагматично мыслящих сотрудников, не отвергавших возможности активного привлечения эмигрантов. Так, в мае 1941 г. начальник отдела «Иностранные армии Востока» (Fremde Heere Ost), полковник Эберхард Кинцель пригласил русских офицеров-эмигрантов, чтобы обсудить вопрос об обеспечении вермахта переводчиками, и большая часть приглашенных ответила на предложение согласием[32].

Очень значительная работа по привлечению эмигрантов в немецкую армию в качестве переводчиков была проделана представителями Русского общевоинского союза (РОВС, германский отдел организации был с 1938 г. переименован в Объединение русских воинских союзов). Бывший член РОВС, генерал-майор Русской императорской и Белой армий Владимир Петрович Бресслер на послевоенном допросе показал: «С 1941-го до середины 1943 года „РОВС“ снабжал немецкую армию переводчиками. Часть „ровсовцев“ была мобилизована на фронт и принимала участие в боях против Красной армии… Из офицерского союза в качестве переводчиков в немецкую армию вступили: штабс-капитан Домбровский-Корсак, полковник Гаусман, капитан Шпакович, подпоручик Андреев, есаул Слепцов, подполковник Кромиади… На фронт ушло много членов „РОВСа“. Основной контингент брался из „Балтийского союза“, который по своей численности достигал 400 человек»[33].

Вербовку эмигрантов для работы в интересах вермахта, СД и абвера осуществляли также уже упоминавшееся Управление делами русских беженцев в Германии (Russische Vertrauensstelle in Deutschland) во главе с генералом Бискупским и аналогичное по задачам Управление делами русских эмигрантов во Франции (Vertrauensstelle der Russischen Emigranten in Frankreich) во главе с Юрием Сергеевичем Жеребковым[34]. Так, последний выпустил специальное «Оповещение», которое объявляло начало отбора добровольцев-эмигрантов на советско-германский фронт. При этом запрещалась любая антигерманская деятельность. С начала войны против СССР Жеребков и начальник французского отдела РОВС, генерал Николай Николаевич Головин зарегистрировали более полутора тысяч заявлений от офицеров, желавших безоговорочно участвовать в борьбе против большевизма[35]. В то же время Управление Бискупского, по оценкам немецкой исследовательницы Бетины Доденхофт, призвало для работы в качестве переводчиков вермахта примерно 1200 эмигрантов[36].

Помимо этого, в мобилизацию русских изгнанников включился целый ряд эмигрантских политических организаций, о чем речь пойдет несколько ниже.

В общей сложности за весь период Второй мировой войны через эмигрантские воинские формирования в составе германской армии прошли, по разным оценкам, от 12 до 20 тыс. человек[37]. При этом стоит оговориться, что с июня 1942 г. отправка офицеров-эмигрантов на Восток, за исключением сотрудников абвера и СД, на несколько месяцев практически прекратилась. В директиве ОКВ № 46 от 18 августа 1942 г. («Руководящие указания по усилению борьбы с бандитизмом на Востоке») запрещалось участие эмигрантов в формированиях из местного населения[38]. К концу лета большинство эмигрантов были отозваны с Восточного фронта. Некоторые из них, правда, позднее вновь вернулись на оккупированные территории СССР, о чем мы расскажем ниже на примере ряда офицеров РННА.

В любом случае можно вполне согласиться с мнением историка С. Чуева, который отмечает: «Все измышления и указания гитлеровского руководства о недопущении эмигрантов к борьбе на Восточном фронте попросту игнорировались инстанциями на местах. Армейские структуры, органы абвера и СД активно использовали белоэмигрантов в своих целях»[39].

В числе этих эмигрантов были и те, которые в начале 1942 г. составили командное звено Русской национальной народной армии…

Данный текст является ознакомительным фрагментом.