Глава 4 Изолировать районы высадки
Глава 4
Изолировать районы высадки
Французское движение Сопротивления, выросшее из разрозненных группок в самые мрачные дни оккупации, и теперь оставалось разобщенным и не организованным по военному принципу. Свести воедино группы, столь различные по своим политическим взглядам, оказалось задачей и трудной, и очень опасной. Пытаясь добиться координации между группами Сопротивления, погибли многие храбрецы, самым известным из которых стал Жан Мулен, другие чудом избежали гибели. В феврале 1944 г. удалось добиться некоторой степени единства в рамках Национального совета Сопротивления, главой которого был избран Жан Бидо. Бидо, который впоследствии стал у де Голля министром иностранных дел, оказался приемлемой кандидатурой и для коммунистов, и для представителей других политических сил.
Если свести все к самой простой схеме, то политически французы к весне 1944 г. разделялись на три лагеря, или, как они сами называли друг друга, на петеновцев (вишистов), коммунистов и голлистов. Понятно, что приверженцы этих лагерей сами себя называли чаще всего иначе. Немалая часть Сопротивления работала под руководством де Голля, причем не все эти люди были его политическими сторонниками. ОРА – Армейская организация Сопротивления – подчинялась приказам де Голля, но ее руководители не особенно скрывали, что не очень ему доверяют. ОРА во главе с генералом Ревером[50] и несколькими другими офицерами возникла на руинах армии, созданной вишистским режимом после подписания перемирия с Германией, а затем разогнанной немцами, когда в ноябре 1942 г. те заняли «неоккупированную» зону. Коммунисты считали их всего лишь вишистами-перебежчиками, которые норовят втереться в доверие к Сопротивлению. Сами же коммунисты, действуя исподволь, эффективнее всех прочих просачивались в ряды соперников, используя свою классическую тактику «проникновения». Пуская в ход разнообразные приемы, они добивались включения своих представителей (нередко выступавших под чужой маской) в различные комитеты Сопротивления, а затем овладевали этими комитетами изнутри, внешне сохраняя видимость единства различных групп. Пока действовал советско-германский пакт о ненападении, Французская коммунистическая партия (ФКП) находилась в сложнейшем положении, но с момента нападения Германии на Советский Союз радикально настроенные французы и француженки из числа членов ФКП с энтузиазмом пошли в ряды Сопротивления. Огромные жертвы, приносимые воинами Красной армии и партизанами, вдохновляли их на борьбу даже больше, чем верность Сталину в довоенный период. Кое-кто в ФТП[51], вооруженном крыле компартии, считал, что борьба против вишистского режима и немецкой оккупации должна перерасти в политическое восстание и битву за национальное освобождение. Не привыкшие к сталинской дисциплине и лишенные прямых указаний из Москвы, они не догадывались, что меньше всего Кремль хотел, чтобы во Франции, в тылу открытого союзниками второго фронта, вспыхнула революция. Пока Германия не будет разбита окончательно, Сталину была необходима вся возможная американская помощь по ленд-лизу в виде грузовиков, продовольствия, стали. Кроме того, он всерьез опасался, что союзников может привлечь идея сепаратного мира с Германией. В этих условиях его никак не устраивали осложнения со стороны местных компартий, которые могли бы дать американцам предлог для сепаратных переговоров с немцами.
Коммунисты – участники французского Сопротивления ничего обо всем этом не знали, и не только потому, что отсутствовала прямая связь с СССР. В самой Москве международный отдел ЦК ВКП (б), заменивший собою Коминтерн, получал мало указаний сверху – в отношении Франции Сталин умыл руки. Похоже, он не смог простить ей поражения в 1940 г., после чего Советский Союз, вопреки его расчетам, оказался перед угрозой агрессии гитлеровского вермахта.
По оценкам лондонского отдела специальных операций, который поддерживал связь со 137 радиопередатчиками во Франции, весной 1944 г. численность движения Сопротивления достигла примерно 350 000 человек. Из них около 100 000 имели исправное оружие, но лишь у 10 000 боеприпасов хватило бы больше чем на одни сутки боев. Главный свой вклад в успех операции «Оверлорд» Сопротивление внесло не партизанской войной, а ведением разведки и диверсиями, которые способствовали изоляции Нормандии от остальной части Франции.
В обоих видах этих действий большую роль сыграли организации Сопротивления, созданные железнодорожниками. Численность немецких дивизий можно было подсчитать, зная количество перевозящих их составов. Например, стало известно, что численность личного состава 12-й танковой дивизии СС «Гитлерюгенд» близка к полному комплекту: французские железнодорожники сообщили, что ей потребовалось восемьдесят четыре состава. «Зеленый план» предусматривал совершение диверсий. Железнодорожники совместно с другими группами Сопротивления сделали так, что поезда сходили с рельсов в туннелях, откуда их потом трудно было вытащить. Первоочередной целью как диверсий, так и воздушных налетов стали тяжелые подъемные краны. На сортировочных станциях выходили из строя паровозы, а рельсовые пути то и дело взлетали на воздух.
В Бургундии и по всей Восточной Франции железнодорожное сообщение замерло. Еще 37 железнодорожных путей было перерезано вокруг Дижона накануне самого вторжения. Немцы подвергли французских железнодорожников жестоким расправам. Несколько сот из них казнили, а 3000 человек отправили в концлагеря в Германии. Машинисты, кроме того, подвергались постоянной опасности со стороны союзных самолетов-штурмовиков. Пилоты «Тайфунов» обожали обстреливать поезда ракетами и снарядами: им нравилось смотреть, как взрываются паровозы, окутанные облаками пара. Французские служащие железной дороги совершали и не столь героические внешне дела: они задерживали немецкие воинские эшелоны, например направляя их не на ту ветку. Немцам пришлось привезти во Францию 2500 своих железнодорожников, и все же диверсии не прекращались.
Кроме очевидной причины: сорвать передвижение немецких войск и доставку техники и боеприпасов по железным дорогам, – было еще одно преимущество в том, чтобы заставить немцев двигаться по шоссейным дорогам. Запас собственного хода у танков не так велик, а регулярные бомбардировки 8-м авиасоединением[52] США нефтеочистительных и нефтехимических заводов привели к резкой нехватке топлива у вермахта. А дефицит у немцев резины для шин предоставил бойцам Сопротивления новую очевидную и легкую цель. Оказалось, что гвозди и битое стекло, рассыпанные на дорогах, по которым немцы перевозили грузы, способны сильно затруднить движение по шоссе, как и предусматривал план «Черепаха».
План «Фиалка» был рассчитан на служащих ПТТ – французской сети телефонной и телеграфной связи. Его главным пунктом была порча проложенных под землей кабелей, которыми пользовались немцы. Это имело еще и то преимущество, что немцам приходилось больше прибегать к переговорам по радио, а те нетрудно было перехватить и расшифровать с помощью «Ультра», хотя немцы этого и не знали. А «Синий план» предусматривал проведение диверсий на линиях электропередачи.
В нормандских департаментах Кальвадос и Ла-Манш Сопротивление не имело больших сил. Самой активной в военном отношении была группа Сюрку в Понт-Одеме. Бойцами Сопротивления были 200 жителей Байе и его окрестностей, да еще кое-кто из рыбаков в мелких прибрежных портах. Подальше от берега, где условия это позволяли, было припрятано до поры до времени оружие. В департаменте Орн, где можно было укрыться в лесах, в состав групп Сопротивления входило до 1800 человек, из которых треть имела оружие.
Но малочисленность подпольщиков в Кальвадосе не означала, что союзники не получили там достаточной помощи. В Лондон потоком текли разведывательные сведения. Какие немецкие дивизии прибыли в эти места – устанавливали прачки, которые видели номера частей на воротниках мундиров. От французских подпольщиков в Лондоне получили множество подробностей, благодаря которым английские десантники на планерах сумели провести на редкость успешную операцию и захватить мост через реку Орн у Бенувиля. А два француза, работавшие в конторе организации Тодта, которая осуществляла строительство оборонительных сооружений, сумели скопировать схемы и карты. Одного из них, мсье Брюне, схватили и казнили. Бойцами Сопротивления были определены минные поля, как настоящие, так и ложные, и даже предпринимались попытки точно выяснить калибр орудий, прикрывавших прибрежную зону. Сделать это было трудно, потому что рабочих-французов увезли оттуда раньше, чем прибыли сами орудия, но косвенно на калибр указывали границы запретной для рыбаков зоны, установленной на время проведения учебных стрельб.
Генерал Кениг и его лондонский штаб направляли деятельность Сопротивления, а тем временем ВШ СЭС планировал операции с участием групп спецназа – их должны были сбросить на парашютах, чтобы они действовали совместно с бойцами Сопротивления. Верховный штаб учитывал, что группы, уже заброшенные по линии ОСО, нанесут удары по железным дорогам преимущественно в глубине Франции. А вот ближе к побережью надо задействовать 2420 солдат и офицеров английских САС – парашютно-десантных частей специального назначения. Строевые офицеры из штаба американской 1-й армии генерала Брэдли посматривали на САС недоверчиво, считая тех «всего-навсего хорошо натасканными диверсантами-парашютистами». В докладе по данному вопросу говорилось: «Задача состоит в том, чтобы сбросить бойцов САС как можно ближе к районам высадки [морского десанта], и пусть они отстреливают отдельных немцев, а в дополнение к этому разбавляют водой бензин в цистернах, прокалывают шины автомобилей и сеют панику среди противника». Только позднее, уже в Бретани, американцы в полной мере оценят действия спецназовцев.
Высадка в Бретани была поручена набранному из французов 2-му парашютному полку бригады САС. Ему предстояло стать первой французской регулярной воинской частью, сражающейся на земле Франции после 1940 г. Передовые подразделения в малиновых беретах английских парашютистов, но со своей эмблемой – лотарингским крестом вылетели на «Галифаксах»[53] с базы ВВС в Фэйрфорде (графство Глостершир) поздно вечером 5 июня. К концу июля французские парашютисты превратились в ядро 30-тысячной армии бретонских партизан-маки.
Начиная с марта 1943 г. и другие подразделения готовились к десантированию во Францию с целью оказания помощи Сопротивлению и боевой подготовки его бойцов. Основным типом таких подразделений служили группы «Джедборо»[54] из трех человек: одного английского или американского офицера, одного французского офицера и радиста. В целом 83 такие группы, одетые в полную форму и прошедшие инструктаж у людей Кенига, будет заброшено во Францию, но многие из них – с большим опозданием, так что никакой пользы они не принесут.
Роммель отлично понимал, как уязвимы его коммуникации – не только для бойцов Сопротивления, но прежде всего для ударов англо-американской авиации. «Когда они высадятся, у нас возникнут те же самые трудности со снабжением, что и в Северной Африке, – сказал он еще 15 мая генералу Байерляйну. – Они разрушат коммуникации, и мы не получим ничего из-за Рейна, как не получали ничего с того берега Средиземного моря».
В планы союзников, однако, не входила изоляция района сражений на линии Рейна – ВШ СЭС ставил своей целью отрезать Нормандию и Бретань, прервав железнодорожное сообщение и разрушив все мосты через Сену к востоку от будущих плацдармов и через Луару к югу. Но оказалось, что не так-то просто начать эту операцию, получившую кодовое наименование «Транспортировка»: мешали нервозность англичан и соперничество между генералами.
Настойчивее всех проталкивал этот план заместитель Эйзенхауэра Главный маршал авиации Теддер. В феврале командующий бомбардировочной авиацией маршал авиации[55] Гаррис и командующий американским 8-м авиасоединением генерал Спаатс были предупреждены о том, что подготовка к «Оверлорду» потребует отвлечения эскадрилий тяжелых бомбардировщиков, осуществлявших стратегические налеты на Германию. Гаррис настойчиво возражал: ему упорно казалось, будто бомбардировщики и сами вот-вот поставят Германию на колени, поэтому он хотел, чтобы его летчики продолжали разносить германские города в пыль. Допустимы лишь «минимальные отвлечения» от выполнения главной задачи – «уничтожения материальных ресурсов противника, которые позволили бы ему противостоять войскам вторжения», – писал Гаррис начальнику штаба Королевских ВВС Главному маршалу авиации сэру Чарлзу Порталу.
Больше всего Гаррис не любил, когда ему указывали, что бомбить, а что нет. Из-за погодных колебаний «руки у него должны быть полностью развязаны». Что касается налетов на Францию, он мог предложить только эскадрильи «Галифаксов» и «Стирлингов», которые по радиусу действия значительно уступали «Ланкастерам» и не могли проникать в глубь Германии. Большое нежелание отказываться от привычных целей проявил и Спаатс, который считал совершенно необходимым продолжать бомбардировки немецких нефтеочистительных заводов и авиазаводов, выпускавших истребители. На большом совещании 25 марта Эйзенхауэр отдал авиаторам категорический приказ, отметавший их возражения, но они, как и прежде, пытались делать все по-своему.
Спаатс указывал и на опасность гибели под бомбами большого числа мирных жителей-французов. Этот вопрос очень беспокоил Черчилля. Он даже написал письмо Рузвельту, настаивая на том, что «главной целью [союзной авиации] должны быть самолеты люфтваффе». Он опасался, что «гибель многих людей может вызвать широкое недовольство у мирных французов как раз накануне начала операции “Оверлорд”. Бомбежки могут серьезно настроить французов против приближающихся освободителей – англичан и американцев – и посеять семена ненависти в нашем будущем тылу». 11 мая Рузвельт в своем письме решительно отмел эти опасения Черчилля: «Сколь бы ни были печальны сопутствующие потери среди мирного населения, я не готов издалека налагать ограничения на любые действия, которые ответственные командиры считают необходимыми для успеха операции “Оверлорд” и для предотвращения излишних потерь в союзных войсках вторжения»[56].
Теддеру по-прежнему приходилось с трудом преодолевать упорное сопротивление Гарриса. Летчик-бомбардировщик Гаррис был на ножах с руководством Министерства авиации, не переставал ругать Ли-Мэллори, и даже Порталу – непосредственному начальнику Гарриса – становилось все труднее справляться с ним. «Королевские ВВС стали тогда домом, разделившимся в себе[57], – сказал позднее об этом один из американских старших штабных офицеров. – Трудно поверить, в какую клоаку превратилась авиация». Столкнувшись с противодействием и Гарриса, и Черчилля, Теддер пошел к Эйзенхауэру.
– Вы должны унять этих бомбардировщиков, – потребовал он, – или же мне придется подать в отставку.
Верховный командующий не стал терять времени. Он пригрозил доложить обо всем президенту, и Черчиллю с Гаррисом пришлось сдаться. По словам Портала, Черчилль просто не верил в то, что бомбежками можно изолировать районы боев на плацдармах.
Неудача не умерила опасений Черчилля в отношении французов. Он пытался установить предел потерь среди мирного населения: 10 000 человек, – после чего бомбежки следовало прекратить. Без конца спрашивал Теддера, не превышено ли это число, а генералам верховного штаба рекомендовал посоветоваться о выборе целей для бомбардировок с французами де Голля. «Только не это!» – ответили изумленные генералы.
Потери среди мирного населения действительно оказались очень высокими, как и потери в экипажах бомбардировщиков. Бомбардировки рассчитывались таким образом, чтобы нанести удары по целям в глубине и не позволить немцам определить точки десантирования. Однако заявления Гарриса о том, что его тяжелые бомбардировщики непригодны для нанесения ударов по тактическим целям типа мостов и железных дорог, оказались глубоко ошибочными. Страхи Роммеля стали сбываться еще до того, как развернулось полномасштабное вторжение.
Первый приказ Сопротивлению привести свои силы в состояние боевой готовности был передан французской службой «Би-би-си» 1 июня. Читая якобы «личные письма», адресованные родным, диктор подчеркивал каждое слово. Сообщение шло практически открытым текстом, нарушая все правила конспирации: «L’heure du combat viendra» («Близится час сражения»). Сигнал на случай отмены высадки союзников был замаскирован чуть больше: «Les enfants s’ennuient au jardin» («Детям стало скучно в саду»). В первых числах июня бойцы Сопротивления по всей Франции напряженно вслушивались в то, что сообщало им радио: приказы нужно было понять точно. Вслушивались и немцы – абвер и служба безопасности (СД). Остальные, не посвященные в тайны, слушали радио как завороженные. Один французский интеллектуал, живший близ Лизье, сказал, что радиоприемник «напоминает горделивого сфинкса, который изрекает загадочные слова, а от них зависит судьба Франции».
И вот рано вечером 5 июня «письма домой» привели в действие машину Сопротивления по всей Франции. Союзники сочли это необходимым, поскольку не могли рисковать и позволить противнику разгадать намеченные точки десантирования. В тот вечер бойцы Сопротивления в Нормандии услышали слова диктора: «Les de?s sont sur le tapis» («Кости брошены»). Это был приказ для них – без промедления приступать к делу, резать телефонные провода и телеграфные линии связи. Затем последовала новая фраза: «Il fait chaud ? Suez» («В Суэце жарко») – сигнал уничтожать все коммуникации противника.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.