Подводя итоги октябрьского переворота
Подводя итоги октябрьского переворота
Окончание.
Начало см. в «ТиВ» № 7/2004 г.
Наверное, больше всего антихрущевских мифов скопилось в заводи отечественного флота. Никите Сергеевичу приписывают инициативу решения о прекращении строительства красавцев — тяжелых крейсеров пр.82. Между тем абсолютная боевая бессмысленность подобных кораблей в 1950-е гг. была очевидна как для руководства флота, так и для судостроительной промышленности. Поэтому они постарались провести соответствующее решение через правительство буквально через месяц после смерти И.В. Сталина, когда важнейшие государственные мужи были озабочены куда более важным вопросом — кто же из них станет Первым лицом государства Н.С. Хрущева.
До неузнаваемости затоптана толпами мемуаристов, включая самого Н.С. Хрущева, истинная история прекращения строительства легких крейсеров пр.68бис (головной корабль — «Свердлов»). Боевая ценность этих кораблей была также весьма сомнительна. Немецкие рейдеры хозяйничали в Атлантике только в первые годы войны. К 1943–1944 гг. зоны действия самолетов береговой авиации союзников полностью перекрыли просторы этого океана. Туго пришлось даже немецким подводным лодкам, а гитлеровский линкор смог выйти только под прикрытием кромешной тьмы полярной ночи, да и то для лишь того, чтобы с честью погибнуть. С послевоенным развитием радиолокации ни о каком рейдерстве и речи быть не могло.
Разумеется, это не исключало принципиальной возможности отдельных дерзких операций типа захвата немцами Норвегии в 1940 г. Но для этого не обязательно располагать могучим флотом. Примером может служить измышленная пресловутым фантазером Томом Клэнси в романе «Красный шторм» операция «красных агрессоров» по захвату Исландии. Для ее проведения вполне хватило внешне безобидного лихтеровоза «Юлиус Фучик», без какого- либо привлечения армад ракетоносцев и десантных судов.
Неоднократно вспоминалось о советских крейсерах и как об основном средстве огневой поддержки десанта. При этом забывалось, что громить придется чужой берег, на котором, среди прочего, находятся и аэродромы вражеской авиации… А что может сделать береговая авиация с кораблями, не прикрытыми своими истребителями, прекрасно поняли наши черноморцы, не показывавшиеся в море после гибели лидера «Харьков» и эсминцев «Беспощадный» и «Способный».
В дальнейшем жизнь нашла «экологическую нишу» и для советских крейсеров. Эти корабли лучше других подходили для непосредственного слежения за авианосцами противника. С началом войны, даже погружаясь в пучину под огнем противника, они успели бы своими 152-мм снарядами разворотить палубу авианосца, выведя из строя его авиацию и обеспечив успех прорыва к главной цели ракет самолетов берегового базирования и подводных лодок.
С другой стороны, такая угроза была очевидной и для американцев, которые старались устранить ее всеми законными и незаконными средствами. Советский флот весной 1986 г. сам показал, как надо обходиться с излишне назойливыми мореплавателями. Черноморцы бесстрашно наваливались на американские корабли, нарушившие непризнанные США 12-мильные пределы советских территориальных вод.
Среди командиров многочисленных кораблей охранения американских авианосцев нашлись бы «неаккуратные» судоводители, способные в тревожной обстановке не щадя борта своего «совершенно случайно» намертво сцепиться с нашим кораблем непосредственного слежения, надолго обездвижив его и обеспечив тем самым отрыв прикрываемого соединения.
Так или иначе, но крейсеров пр. 68бис было построено немало — 14 единиц. В совокупности с пятью еще не старыми кораблями пр.68К на каждый из флотов пришлось по четыре-пять крейсеров. Этого вполне хватило бы и для боевой службы, и для других реальных областей применения. Но по пр. 68бис и его модификациям велись работы по 27 кораблям, был заложен 21 крейсер, спущено на воду девятнадцать. В 1955 г. работы на недостроенных кораблях были приостановлены, при этом два-три из них (в том числе «Щербаков» на Балтийском заводе, «Адмирал Корнилов» на Черноморском заводе) находились в очень высокой степени готовности. Вопреки распространенной версии, тогда эти корабли вовсе не предполагалось разделать «на иголки». Приостановление строительных операций предусматривало их последующую достройку как ракетоносцев. Предполагавшееся ракетное оружие (комплекс «Стрела», позднее П-40 или П-6) еще находилось в стадии разработки, и корабли годами вынужденно стояли у стенок заводов. В последовавшей к концу 1950-х гг. дискуссии о будущем этих крейсеров флот настаивал на их достройке по современным проектам, а промышленность, напротив, стремилась поскорей направить их на переплавку, понимая, что построить корабль заново обойдется дешевле: не потребуется тратить силы и средства на аккуратный демонтаж уже построенного.
Министр судостроительной промышленности подчеркивал, что достройка крейсеров пр.68бис как ракетоносцев обойдется стране в 2 млрд. рублей, да и эксплуатация их будет стоить по 200 млн. рублей ежегодно.
Кроме того, результаты исследований показали, что для сколько-нибудь надежного прикрытия кораблей потребуются три полка истребителей берегового базирования, ежедневно осуществляющих по пять вылетов полным составом. При этом нашим морякам настоятельно рекомендовалось «не заплывать за буйки» — не удаляться более чем на 200 миль от родных берегов.
Только в 1959–1960 гг. было принято решение о ликвидации недостроенных крейсеров. Разумеется, резка почти готовых кораблей вызывала боль в душах моряков и корабелов. По преданию, николаевские рабочие предложили бесплатно достроить «Адмирал Корнилов», движимые как патриотизмом, так и стремлением получить премии, причитающиеся при вступлении корабля в строй. Можно согласиться и с Хрущевым, утверждавшим в своих мемуарах, что мощи нашей стране они реально не прибавили бы. А вот эксплуатация их до 1980-х гг. обошлась бы в копеечку.
Многие авторы ставят в вину Хрущеву, и не только ему, отказ от строительства авианосцев. Наверное, сегодня никто уже не сомневается в том, что «его величество авианосец» стал повелителем морей уже в 1940-е гг. и остается им по настоящее время. Не будем даже вспоминать об отсутствии в СССР какого-либо опыта постройки и эксплуатации кораблей этого класса, задаваться вопросом о готовности нашей промышленности к постройке хотя бы единичного столь сложного корабля. Напомним, какую реконструкцию потребовалось провести для этого на Черноморском судостроительном заводе — и это в 1980-е гг., а не в середине века! Предположим, что удалось бы построить один, два, даже три авианосца, не уступающих «Форрестолу» и даже «Энтерпрайзу». Все равно мощность не только судостроения, но и всей промышленности США многократно превышала возможности СССР. Такая ситуация уже не раз была в истории. К началу XX века, почувствовав угрозу со стороны Германии, англичане в законодательном порядке постановили закладывать по два киля в ответ на каждый возводимый на немецкой верфи.
Вне зависимости от героизма экипажей и таланта командиров наших надводных кораблей их ждало бы неизбежное поражение, как немцев и японцев в прошедшей войне. Символической для надводных кораблей этих стран стала судьба мощнейших в мире линкоров типа «Ямато» — геройски пойти на дно под градом бомб и торпед, даже не сблизившись с врагом на дальность выстрела своих уникальных 18-дюймовых пушек!
Поэтому единственной эффекттивной военно-технической политикой экономически более слабой стороны мог быть только «несимметричный ответ» — наращивание подводного флота. Эту стратегию и стал реализовывать «наш Никита Сергеевич» с присущей ему склонностью несколько перегибать палку.
Был взят верный курс на создание атомного подводного флота. При этом практически сразу развернулось серийное строительство подводных атомоходов, в то время как американцы в течение двух-трех лет осуществляли опытную эксплуатацию своих первенцев — «Наутилуса» и «Си Вульфа», убедились в ненадежности натриевого реактора последнего и лишь после этого приступили к массовой постройке торпедных «Скорпионов», а затем и подводных ракетоносцев «Джордж Вашингтон» с оправдавшими надежды водо-водяными реакторами. Но у нас не было времени на планомерное освоение атомной энергетики. Подводная лодка К-3 (будущий «Ленинский комсомол») вышла в море спустя четыре года после «Наутилуса». Спешка довела до беды: реакторы один за другим выходили из строя. В результате в дни Карибского кризиса к берегам Кубы не смог направиться ни один атомоход. Но, как говорится, все это от нашей бедности.
Она же определила и выбор не самых оптимальных решений по первым подводным ракетоносцам. Из-за массивности приборов бортовой аппаратуры и ядерных зарядов баллистические ракеты получились очень громоздкими. Их можно было размещать только в ограждении рубки, всего по две-три на подводную лодку. Американцы, даже используя твердотопливные двигатели с худшей энергетикой, сумели создать аккуратные «Поларисы», которые устанавливались в прочном корпусе, по 16 ракет на каждой лодке.
В развитии советских морских стратегических сил был и период эксплуатации стратегических крылатых ракет П-5. Американцы создали нечто аналогичное в виде ракет «Регулюс» и «Регулюс-2». Работы в этом направлении были оправданы как подстраховка на случай задержки в разработке баллистических ракет. Американцы сняли с вооружения стратегические крылатые ракеты в начале, мы — в середине 1960-х гг.
Но звание истинно «национального оружия», по определению С.Г. Горшкова, на протяжении трех десятилетий командовавшего нашим флотом, получили противокорабельные крылатые ракеты. При этом они эксплуатировались как на подводных лодках, так и на надводных кораблях. Ракеты П-35 неплохо проявили себя в полигонных стрельбах, да и в боевых условиях имели шанс прорваться к авианосцу противника. Вот только как бы узнать, где находится это авианосец! Целеуказание при стрельбе на загоризонтные дальности превратилось в важнейшую задачу, для решения которой в рассматриваемый период начали создавать принципиально новые специальные средства — самолеты, ретранслирующие наблюдаемую радиолокационную «картинку» непосредственно на борт корабля, спутники аналогичного назначения.
Другая проблема состояла в обеспечении боевой устойчивости. Еще в «угрожаемый период» палубная авиация вероятного противника постаралась бы отправить на дно ракетный крейсер пр.58 по факту начала предстартовой «гонки» двигателей его ракет. Собственные средства ПВО пр.58 — одна батарея зенитного ракетного комплекса М-1 и два спаренных 76-мм автомата — имели скорее символическое значение. Не решало проблему и предусмотренное нашими флотоводцами придание ракетным крейсерам эскорта из двух больших противолодочных кораблей пр.61, несших каждый по паре батарей М-1. Поэтому строительство ракетных крейсеров велось в ограниченных масштабах: было построено по четыре корабля пр.58 и пр.1134.
Совершенно правильно выбор был сделан в пользу подводных лодок как основного носителя крылатых ракет. Аналогичным П-35 комплексом П-6 оснастили 29 атомных субмарин пр.675 и 16 дизельных пр.651, построенных в 1960-е гг. Правильным было и решение сосредоточиться на строительстве атомоходов с противокорабельными, а не со стратегическими ракетами. Действительно, стационарные цели на территории США уже могли поражаться баллистическими ракетами РВСН, а вот с авианосцами, несущими самолеты с ядерным оружием, мог справиться флот и только флот, а именно — его корабли и авиация.
Однако как раз в эти годы американские авианосцы становятся всего лишь резервным компонентом стратегических ядерных сил, передавая ведущую роль «большой дубинки» флота подводным лодкам системы «Поларис». Последующие события показали, что создание эффективной системы стратегической противолодочной обороны оказалось столь же принципиально невыполнимой задачей, как и разработка действенной системы ПРО. В конце 1950-х гг. наши ракетчики поддержали ошибочное мнение о том, что оружие американских подводных ракетоносцев еще на протяжении длительного периода будет обладать ограниченным радиусом действия. Психологически вполне можно понять этих людей, во всей полноте ощутивших особую сложность морского ракетостроения, тем более что заокеанские ракетчики пошли по еще более трудному пути создания малогабаритных ракет на твердом топливе с невысокой в те годы энергетикой.
Действительно, первые модификации «Полариса» — А-1 и А-2 — имели максимальную дальность 2200 и 2800 км соответственно. Это ограничивало районы их боевого патрулирования относительно небольшими акваториями восточного Средиземноморья, Северной Атлантики и Арктики. Предполагалось, что по завершении постройки серии из десятков противолодочных крейсеров пр. 1123 советский флот сможет систематически отслеживать американские лодки в этих водах, а с началом военных действий уничтожать их до пуска ракет. Однако к моменту вступления в строй первого противолодочного крейсера «Москва» американские ракетоносцы были перевооружены на ракеты «Поларис А-3» с дальностью 4600 км. Зона их патрулирования охватила все приевропейские воды и стала практически необозримой.
Таким образом, оказались напрасными усилия, затраченные на создание противолодочных кораблей. В их число помимо обладавших реальным противолодочным потенциалом вертолетоносцев пр.1123, входили также корабли пр.61, не имевшие эффективных средств поиска подводных лодок, а также ненамного превосходящие их большие противолодочные корабли пр. 1134А и пр.1134Б. Практически все они вошли в строй после октября 1964 г., но ошибочная идеология их разработки была заложена как раз в хрущевский период, при этом планы постройки противолодочных кораблей находили понимание и поддержку тогдашнего первого лица.
Несомненно, вопиющей нелепостью того времени стало проектирование погружающегося ракетного катера пр. 1231, работы по которому велись для претворения в жизнь замысла, выдвинутого лично Никитой Сергеевичем. Объединенные в этом проекте недостатки совокупности кораблей различного назначения явно перевешивали сумму их достоинств. В результате получился гибрид плохого ракетного катера и никудышной подводной лодки. К счастью, проект был прекращен на «бумажной» стадии и обошелся стране намного дешевле, чем другая «царская прихоть» — сталинский тяжелый крейсер пр.82.
Также ошибочной можно признать и ликвидацию речных бронекатеров, к концу 1960-х гг. остро потребовавшихся на пограничных дальневосточных реках. Но это скорее проявление недальновидности внешней политики.
Понятно негодование, с которым воспринял коллектив феодосийского завода прекращение строительства малых торпедных катеров, но спрашивается, что вообще смогли бы сделать эти катера после распространения радиолокации и что могло спасти их от истребления авиацией противника. И неужели мало оказалось для нашего флота более чем тысячи этих практически бесполезных корабликов, построенных в первое послевоенное десятилетие!
Подводя итог деятельности Н.С. Хрущева по руководству военно-технической политикой СССР, отметим, что, в отличие от 1953 г., к концу 1964 г. безопасность страны оказалась практически гарантированной. Хотя еще и не удалось достигнуть формального паритета с США (по численности стратегических вооружений СССР отставал в несколько раз), главным фактором стало равенство возможностей взаимного уничтожения при любом развитии военных действий. Причем это было подтверждено в ходе Карибского кризиса, когда США не рискнули развязать военные действия против СССР, несмотря на численное преимущество в средствах доставки более чем на порядок. Ведь в те дни 175 американским МБР, 128 ракетам на подводных лодках, 105 ракетам средней дальности и 1306 бомбардировщикам противостояло до 42 советских МБР, 24 ракеты на Кубе, а также 230 бомбардировщиков, способных хотя бы в один конец долететь до Америки, что еще не гарантировало возможности преодоления ими мощнейшей противовоздушной обороны.
Решение наиважнейшей задачи обеспечения практической безопасности при ограниченных ресурсах страны потребовало определенной перестройки структуры Вооруженных Сил, сокращения доли авиации, флота и, в какой-то мере, Сухопутных войск. Но это было вынужденной мерой, а не капризом руководителя. Для экономии средств вполне обоснованно прекращались разработки неперспективных образцов техники, тех же тяжелых танков, мощных пушек и артиллерийских кораблей.
Разумеется, в военном строительстве был допущен ряд ошибок. Некоторые из них носили достаточно объективный характер, проявившийся не только в нашей стране. Например, погоня за миражом фактически неразрешимых задач создания эффективных ПРО и «стратегической» ПЛО, отказ от пушечного вооружения истребителей. Число же субъективных ошибочных решений минимально: поспешная ликвидация самолетов Ил-28 и бронекатеров, нелепая затея с погружающимся ракетным катером.
Свидетельством обоснованности военно-технической политики Хрущева является и то, что практически ни одно из важнейших решений в этой области не было пересмотрено после его отстранения от власти, хотя определенные попытки в данном направлении предпринимались. Так, в конце 1964 — начале 1965 г. работала комиссия во главе с президентом Академии наук СССР М.В. Келдышем, так сказать, «по расследованию вредительской деятельности В.Н. Челомея». Ее результатом стало прекращение нескольких явно мертворожденных проектов, работы по которым к тому времени практически уже и не велись, например, по боевому варианту УР-500 («Протон»). Абсолютное же большинство разработок признали вполне отвечающими требованиям Вооруженных Сил как по замыслу, так и по исполнению. Они были успешно завершены в последующий период.
Не найдется и принципиально новых работ, не получивших одобрения в период руководства Н.С. Хрущева и начатых непосредственно после его завершения.
Чем же все-таки определялся столь низкий авторитет Хрущева в Вооруженных Силах и военно-промышленном комплексе?
Можно выдвинуть следующие предположения.
Во-первых, в 1955–1958 гг. было проведено радикальное сокращение общей численности Вооруженных Сил на 2 миллиона 140 тысяч человек, а в начале 1960 г. было объявлено о дальнейшем уменьшении их численности еще на 1 миллион 200 тысяч человек. Сократился срок службы призывников. Необходимость этой меры определялась тем, что с конца 1930-х до середины 1950-х гг. наши армия и флот находились в частично либо полностью отмобилизованном состоянии. В 1955 г. численность Вооруженных Сил составляла 5 миллионов 763 тысячи — половину от соответствующего показателя в дни войны. Так не могло продолжаться бесконечно, народное хозяйство и без того было ослаблено колоссальными потерями населения в годы войны, когда погибли в основном именно те мужчины, которые в 1950-е гг. находились бы в самом трудоспособном возрасте.
Досрочно вернувшийся к труду рядовой состав мог только благодарить партию и правительство, но для уволенных из армии офицеров, как тогда говорили ЖОР — «жертв одностороннего разоружения», случившееся означало крах жизненных планов, который не каждый мог воспринять, внутренне не сломавшись. Судьбу своих товарищей офицеры запомнили всерьез и надолго.
Во-вторых, по личным пристрастиям Хрущев не был, в отличие от Сталина или Гитлера, энтузиастом военной техники, с удовольствием вникавшим в детали технического облика нового оружия. Более того, именно при нем впервые с 1920-х гг. начали если не считать расходы на оборону, то хотя бы осознавать их ограниченность. В частности, его потряс тот факт, что Черноморский флот за один выход в море на учения сжег больше мазута, чем все народное хозяйство Украины за год.
В-третьих, он осознал неприменимость военного мышления Великой Отечественной войны к реалиям ядерной эпохи. По свидетельству сына, Н.С. Хрущев резко прервал доклад командующего Сухопутными войсками маршала А.А. Гречко, излагавшего блестящие планы будущей войны: «на второй день форсируем Рейн, на пятый — шестой берем Париж, а там и за Пиренеи…». «Вы что, не слыхали об атомном оружии? Какой Париж? В наполеоны метите? От вас в первый же день мокрое место останется… Вы что, на самом деле воевать собираетесь?»
При этом Никита Сергеевич отнюдь не был пацифистом, жестко реагируя на происходившие события в ходе Суэцкого кризиса и Будапештского восстания, действуя на грани авантюры в Берлинском и Карибском кризисах.
Возможно, сказалось и то, что не так уж много лет прошло после окончания Великой Отечественной, в которой активно участвовали все генералы и большинство старших офицеров 1950-1960-х гг. Напротив, фронтовая деятельность Хрущева сводилась к не слишком почтенной роли говоруна — политработника, пусть и на очень высоком уровне члена военного совета фронта. Не придала любви военных и отставка Г.К. Жукова, воспринятая как черная неблагодарность Хрущева за решающую помощь Георгия Константиновича в разгроме «антипартийной группы».
Мы еще не отошли от событий середины XX века настолько, чтобы «добру и злу внимая беспристрастно», оценивать людей, которых хоть издали, но довелось увидеть своими глазами. Тем не менее настала пора отказаться от сложившихся стереотипов и по достоинству оценить роль Н.С. Хрущева, и в военной области ярко проявившего противоречивость своей натуры, столь наглядно отображенную в знаменитом черно-белом монументе, возведенном на месте его захоронения.
Операция «Касатка». Северный флот встречает Первого секретаря ЦК КПСС Н.С. Хрущева. 21 июля 1962 г.
Иллюстрации к статье Ростислава Ангельского «Подводя итоги октябрьского переворота»
Автор выражает благодарность участнице испытании ракетного крейсера «Грозный» М.С. Жидковой
Павел Константинов