Вертолетная война. Вертолеты Ми-8

Вертолетная война. Вертолеты Ми-8

Виктор Марковский

Продолжение.

Начало см. в «ТиВ» №3,4,6/2011 г.

Фото предоставлены автором.

В статьях цикла «Вертолетная война» использованы фото В. Максименко, А Артюха, В. Паевского, Л. Мельникова, Д. Евсютина, С. Пазынича, Н. Гуртового, Н. Лисового.

Решающим доводом в пользу назревшего «разоружения» вертолетов стало то, что проведенные доработки, накопившись, повлекли за собой рост массы вертолета. Потяжелевший более чем на полтонны Ми-8Т с трудом взлетал с полной нагрузкой и мог висеть лишь в полуметре над землей. Недостатки приобрели хронический характер и стали нетерпимыми, заставив снять утратившие эффективность ферменные пулеметы и АГС. Показательно, что в неприкосновенности оставили средства защиты: броню, АСО-2В и дополнившую их станцию постановки помех тепловым зенитным ракетам «Липа», позволившую иногда снимать и объемистые «лопухи» ЭВУ (это делали на Ми-8Т, страдавших ощутимой слабостью двигателей). В составе стрелкового вооружения остались носовой и незаменимый для защиты хвоста кормовой пулеметы, часто дополнявшиеся запасным «ручником» в грузовой кабине для стрельбы через дверь и боковой блистер.

Использование кормовой стрелковой установки во многих случаях позволяло избежать неприятностей. Не будет преувеличением сказать, что само ее наличие служило хорошим сдерживающим фактором для противника. Свидетельством тому было резко уменьшившееся количество случаев ведения огня по вертолетам с кормовых ракурсов: убедившись в том, что при попытке обстрелять «восьмерку» сзади можно нарваться на пулеметную очередь, душманские стрелки проявляли понятную сдержанность (а самые непонятливые платили за это головой). Убедительным свидетельством тому были цифры статистики по отмеченным случаям обстрела вертолетов – у Ми-8 число попаданий при заходе на цель было втрое выше, чем при выходе из атаки, составляя 73-75% и 25-27% соответственно (другими словами, на «восьмерках» наличие огневой защиты задней полусферы втрое снизило ее уязвимость). Подтверждением являлись также данные по поражаемости вертолетов Ми-24, такой стрелковой установки не имевших, где распределение попаданий на этих этапах было почти одинаковым: пользуясь возможностью, противник вел огонь по вертолету с равной интенсивностью как при заходе вертолета на цель, так и при отходе, как с передних, так и с кормовых ракурсов.

Ми-8МТ заходит на посадочную площадку у горной заставы под Кабулом. Рядом кружат Ми-24 прикрывающей пары.

В итоге «восьмерка», существенно преобразившаяся после модернизаций силовой установки, системы управления и гидравлики, направленных на повышение характеристик, живучести и надежности, мало изменилась в части вооружения. В число немногих новшеств вошло обеспечение возможности применения на вертолетах пушечных контейнеров УПК-23-250 с 23-мм пушками ГШ-23А. Доработанные Ми-8МТ могли нести два таких контейнера, подвешиваемых на наружные держатели. Пушки оказались неожиданно эффективным средством против толстостенных глинобитных дувалов, где малодейственными были и осколочные бомбы-«сотки», и ракеты типа С-5, неспособные пробить метровой толщины преграды. В то же время пушечные снаряды с их высокой начальной скоростью обладали хорошим пробивным действием, прошивали дувал насквозь и поражали засевшего там противника.

В целом, пройдя круг перемен, оружие Ми-8 стало соответствовать принципу разумной достаточности. Избыточное его усиление мешало основному назначению вертолета (лучшим подтверждением чему был чисто транспортный Ми-6, вопрос о «довооружении» которого вообще не поднимался). При необходимости Ми-8 вполне обходился наружной подвеской вооружения, где в большинстве случаев хватало пары блоков НАР. Вместе с тем, как неизбежные исключения, появлялись самодеятельные доработки, большей частью как реализация собственных взглядов на возможности вертолета. Так, в Газнийской эскадрилье 335-го ОБВП в 1986 г. несколько Ми-8 получили крупнокалиберные ДШК, смонтированные на специальной поворотной раме в двери. Существовал и заводской доработочный комплект для установки в двери более современного крупнокалиберного пулемета «Утес» (НСВ-12,7), однако он также не пользовался популярностью по причинам, аналогичным АТС.

Недолгой оказалась карьера в Афганистане и специального вооруженного варианта Ми-8ТВ – модификации «вертолета-штурмовика», щедро оснащенного разнообразным оружием. Количество держателей вооружения на нем было увеличено до шести против обычных четырех, а бомбовая нагрузка доведена до 1500 кг, включая и бомбы 500-кг калибра. Вертолет нес также комплекс управляемого вооружения «Фаланга» с четырьмя ПТУР типа 9М17М на фермах подвески. Набор вооружения дополняла стрелковая установка с крупнокалиберным пулеметом А-12,7 с боекомплектом 700 патронов и прицелом К-10Т, управлявшаяся вручную, такая же, как и на первых Ми-24. Ввиду ограниченности места в пилотской кабине, боезапас пришлось разместить в грузовой кабине, в патронном ящике на передней стенке, откуда лента по наружному рукаву на борту фюзеляжа тянулась к пулемету. Для управления ПТУР у рабочего места правого летчика установили стойку с аппаратурой комплекса «Радуга-Ф» с оптическим прибором наведения – визиром, заимствованным от танка, довольно громоздким и мешавшим штурману в полете. Помимо этого, вертолет сохранял возможность брать на борт отделение десантников, которые могли вести огонь из личного оружия с помощью шести шкворневых установок в иллюминаторах, для чего предназначался бортовой боезапас в 2500 патронов.

«Восьмерка» мостится на посадку у горного поста. Все оборудование посадочной площадки состоит из конуса-«колдуна», указывающего направление ветра. Высунувшийся в дверь машины борттехник следит за снижением и подсказывает командиру маневры.

Ми-8МТ из состава 50-го ОСАП уходит на облет площадок в зоне охранения Кабула.

Снаряжение кассет АСО-2В тепловыми ловушками. 262-я ОВЭ, Баграм, 1987 г.

Ми-8МТ отстреливает тепловые ловушки из кассет АСО-2В. 50-й ОСАП, окрестности Кабула, 1988 г.

По оснащенности вооружением вертолет ни качественно, ни количественно не уступал Ми-24, а кое в чем даже превосходил его, располагая большим числом узлов подвески и будучи способным, в частности, нести до шести блоков УБ-32А и до полутора тонн бомб. Именуемый «боевым вертолетом» Ми-8ТВ располагал солидным бронированием: кабину экипажа защищали бронеплиты из листовой стали КВК-2 толщиной 5-8 мм общим числом 19 штук. Из броневой стали выполнялись и сиденья летчиков, включая чашки и бронеспинки. Несколько плит брони крепились сзади по переборке со стороны грузовой кабины, а часть остекления спереди была заменена плоскими бронестеклами толщиной 50 мм из нескольких слоев силикатного и органического стекла. Восьмимиллиметровой стальной броней защищались также топливные насосы двигателей, маслобак и агрегаты гидравлики системы управления.

Поскольку машина получилась порядком перетяжеленной и все вновь установленные агрегаты были сгруппированы в носовой части, для сохранения приемлемой центровки пришлось перенести в корму аккумуляторы, где их разместили на створках грузолюка. По замыслу, Ми-8ТВ должен был служить «летающей БМП», пригодной как к высадке десантов, так и уничтожению различных целей, включая танки и прочую бронетехнику, а само наименование внушительно выглядевшего вертолета многие так и расшифровывали как «тяжело вооруженный».

В авиации 40-й армии тяжело вооруженные «восьмерки» имелись в 280-м ОВП, использовали их также вертолетчики пограничных войск, работавшие на севере страны. Количество Ми-8ТВ, однако, исчислялось единичными машинами (их выпуск был ограниченным, и в вертолетные полки такие вертолеты раздавали буквально по несколько штук, в дополнение к обычным «восьмеркам»).

В специфичной афганской обстановке туг же проявились особенности Ми-8ТВ не самого лучшего характера: вооружение и защита вертолета стоили немалой прибавки в весе, притом что силовая установка осталась прежней. Ее мощности, слабоватой даже для обычной «восьмерки», откровенно недоставало для работы с таким перегрузом. При том количестве вооружения и брони, которые имелись на Ми-8ТВ, из-за ослабленных несущих свойств в жарком воздухе высокогорья и «просадки» мощности вертолет попросту не мог взлететь. Выбирая «летучесть», сохранение несущих и маневренных качеств и управляемости, с вертолетов старались снять все лишнее, включая и часть бронеплит. Никогда не использовались ПТУР, а подвески ограничивали максимум парой блоков, и все равно тяжелая машина уступала обычным «восьмеркам» в дальности и продолжительности полета. Даже при проведении доработок по «афганскому комплексу» (иначе – «мероприятия по плану для ВВС 40-й армии») все нововведения для Ми-8ТВ ограничивались установкой системы АСО-2В с кассетами под хвостовой балкой, без использования обязательных на других «восьмерках» эжекторов на выхлопных соплах с их массивными коробами, «крадущими» и без того недостаточную мощность.

Ми-8МТ на пятачке у горного наблюдательного поста вблизи Кабула. Для полетов на снабжение таких точек со сложными схемами захода и непростой посадкой назначались самые опытные и слетанные экипажи.

Отметки боевых вылетов на бронеплите баграмского Ми-8МТ. Звездочка у вертолетчиков обычно соответствовала 50 совершенным вылетам. Декабрь 1988 г.

Борттехник Ми-8МТ на рабочем месте.

В задних карманах жилета НАЗ-И находится пара магазинов к автомату.

Тем не менее вертолеты этой модели имели своих сторонников, в частности, благодаря крупнокалиберному пулемету, огонь из которого был куда внушительнее обычного ПКТ. Так, не упускал возможности полетать (и пострелять из пулемета) генерал Табунщиков, заместитель командующего по армейской авиации ВВС ТуркВО, частенько наведывавшийся к подчиненным в вертолетные части. Два Ми-8ТВ из состава 280-го полка участвовали в известной операции «Юг» в апреле 1982 г. против «Бермудского треугольника» – душманской базы в Рабата-Джали на иранской границе, когда из-за ошибок в организации вертолетная группа численностью в 80 машин оказалась на иранской территории. Почти сразу после этих событий Ми-8ТВ кандагарского полка завершили свою службу в Афганистане: в ходе плановой замены их отогнали в Союз, заменив обычными «восьмерками».

У пограничников Ми-8ТВ задержались несколько дольше. Звено таких машин служило, в частности, в душанбинской эскадрилье авиации погранвойск (с 23 октября 1983 г. развернутой в 23-й отдельный авиаполк), имелись они и в пограничной эскадрилье в Мары (позднее переформированной в 17-й отдельный авиаполк), где использовались весьма активно. Так, в декабре 1981 г. в ходе десятидневной операции по чистке местности в зоне ответственности Пянджского погранотряда на участке между Наиабадом и Дашти-Калой количество использованных боеприпасов на одном из Ми-8ТВ достигло следующих цифр: патроны калибра 12,7 мм – 1590 штук, калибра 7,62 мм – 930 штук, ракеты С-5КПБ – 270 штук и бомбы, включая осветительные при ночных ударах, – 30 штук.

Полугодом позднее, в первой половине мая 1982 г., в районе Куфабского ущелья вновь проводилась спецоперация с широким привлечением авиации. Поскольку речь шла о наведении порядка в крайне неспокойном районе у самой советской границы, для руководства действиями войск прибыла внушительная группа высшего командования во главе с начальником погранвойск КГБ СССР генералом армии В.А. Матросовым, специально прилетевшим из Москвы в здешний Московский погранотряд (погранотряд именовался по месту дислокации в таджикском поселке Московский). Действиями авиации руководил прибывший вместе с ним командующий авиацией погранвойск генерал-майор Н.А. Рохлов, в составе экипажей вылетавший на бомбардировку и штурмовку. В одном из таких ударов в бомбардировке кишлака Муштива участвовали сразу девять вертолетов, атаковавших противника последовательно, колонной звеньев. Экипажем одного из Ми-8ТВ за период операции, продолжавшейся 17 дней, были израсходованы 1845 патронов к пулемету А-12,7, патронов к ПКТ-500 штук, ракеты типа С-5КПБ – 646 штук, бомб калибра 100 и 250 кг и зажигательных баков – 42 единицы, а также десантированы 66 человек и 7850 кг груза. Стоитотметить вполне обоснованную предпочтительность использования крупнокалиберного пулемета, тогда как «Калашникову» на борту отводилась вспомогательная роль и из него отстреляли всего одну ленту.

В ходе этой операции в первый же ее день 2 мая 1982 г. был разбит Ми-8ТВ старшего лейтенанта И.А. Ефремова. Экипаж при вынужденной посадке у Сайдана не пострадал, однако вертолет восстановлению не подлежал.

Пограничные Ми-8ТВ время от времени применяли ПТУР, хотя эффективность управляемого комплекса «Фаланга-М» оставляла желать лучшего. Будучи первенцем среди отечественных систем подобного класса, «Фаланга-М» обладала рядом недостатков и требовала хорошей натренированности в пользовании. Наведение ракетой осуществлялось по радиолинии в ручном режиме – от «встреливания» в поле зрения прицела до удержания на линии визирования вплоть до самого попадания, с буквально ювелирными движениями, из- за чего первостепенным являлось постоянное поддержание навыков оператора. Однако и при этом даже в полигонных условиях и у хорошо подготовленных летчиков вероятность попадания в цель типа танка составляла, в лучшем случае, величину порядка 0,4-0,5, а средние результаты в строевых частях не превышали 0,2.

Вертолетчики 239-й ОВЭ с командиром спецназовцев (в центре, с трофейным «буром»). Трое в группе одеты в жилеты носимого аварийного запаса НАЗ-И, в карманах которого помещаются перевязочный пакет, сигнальные патроны, рация, а также прочие вещи, необходимые для выживания, – пистолет, гранаты и запасные магазины к автомату. Газни, осень 1987 г.

Летчик-штурман Ми-8 50-го ОСАП старший лейтенант А. Дегтярев. На летчике – жилет НАЗ-И, бронешлем ЗШ-56 и автомат АКС-74 с двумя магазинами.

Вертолетчики занимаются подготовкой боеприпасов, вскрывая ящики с реактивными снарядами С-5. Кундуз, 1983 г.

Один из случаев использования ПТУР с «восьмерки» описал замначальника погранвойск генерал-лейтенант И.П. Вертелко, находившийся на борту вертолета вместе с экипажем комэска майора Ф. Шагалеева (свое присутствие генерал объяснял тем, что «дело это было тогда необычным»):

«Душманы постоянно обстреливали участок дороги вдоль Пянджа с одной из господствующих высот. Огневая точка противника находилась в глубокой пещере, практически неуязвимой для наших пуль и снарядов. Добраться туда с нашей территории невозможно – сплошные скалы. Искать тропу с афганской стороны – дело сложное и рискованное. Вот и возникла идея накрыть их ПТУРСом, выпущенным с вертолета. Сделать это вызвался Шагалеев. В назначенный час мы поднялись в воздух. Зеленой гусеницей к опасному месту подползала колонна. Вот-вот «осиное гнездо» заговорит. Точно! На сером фоне скалы обозначились мигающие вспышки выстрелов.

– Цель вижу! – доложил Шагалеев. – Схвачено.

Хитрый снаряд, «учуявший» цель, ушел, посланный легкой рукой Фарида. Спустя несколько секунд в горах прогремел мощный взрыв. Цель была уничтожена с первого пуска» (в эпизоде сохранено изложение генерала, хотя в него вкралась неточность – пускал ракету, разумеется, вовсе не комэск Шагалеев, а штурман вертолета, работавший с визиром и аппаратурой наведения, – летчик в экипаже такой возможности не имел по определению, поскольку вся система управления «Фалангой» была смонтирована у рабочего места штурмана).

Следует заметить, что авиация погранвойск не входила в состав ВВС 40-й армии и действовала самостоятельно. Даже комплектование авиационных частей у пограничников осуществлялось по своим штатам. Так, все части имели смешанный состав из разнотипных самолетов и вертолетов, а в звене у них было по три вертолета вместо четырех в ВВС. В то же время налет у летчиков погранвойск был куда выше, чем в авиации 40-й армии, многие из них имели по тысяче боевых вылетов и больше (таких насчитывалось за 50 человек), а у Героя Советского Союза В. Попкова их было более 2500! Причиной таких достижений являлось то, что экипажи армейской, фронтовой и транспортной авиации, принадлежавшие ВВС, откомандировывались из своих частей для работы в Афганистане сроком на год, после чего возвращались домой (более длительный срок пребывания в боевой обстановке вполне обоснованно считался губительно сказывающимся на здоровье личного состава из-за морального и физического износа организма).

В противовес им летчики пограничной авиации постоянно несли службу на месте, из года в год продолжая летать «на войну». Считалось, что базирование пограничной авиации на своей территории с периодическими вылетами «на войну» носит менее напряженный характер, нежели постоянное пребывание «за ленточкой» ВВС 40-й армии. Так, Фарит Шагалеев выполнил первый вылет на территорию Афганистана в январе 1980 г. и, будучи уже Героем Советского союза в должности командира 23-го ОАП, не прекращал летать «на боевые» до самых последних дней войны. Валерий Попков, начав боевую работу молодым лейтенантом сразу по окончании училища и прихода в пограничную авиацию осенью 1982 г., продолжал выполнять боевые вылеты до самого вывода войск в феврале 1989 г.

Об интенсивности использования Ми-8ТВ в ВВС 40-й армии позволяют судить приводимые в отчетности штаба авиации армии цифры по расходу боеприпасов: так, из общего числа 1310 тыс. патронов к авиационному оружию, подготовленных за 1980 г., 309190 патронов предназначались для пулеметов А-12,7 и 674210 штук-для пулеметов ЯкБ-12,7. Если последние использовались только на Ми-24, то боеприпасы к А-12,7 шли не только на Ми-8ТВ, но и на Ми-6 (впрочем, на т яжелых транспортных «сараях» пулемет если и использовался, то нечасто- разве что при необходимости уточнить ветер при посадке, дав очередь и ориентируясь по поднявшимся фонтанчикам пыли). Названный расход патронов, с учетом немногочисленности Ми-8ТВ, выглядит порядочно завышенным (особенно притом, что использование боеприпасов пограничной авиацией и их Ми-8ТВ, числившихся по другому ведомству, здесь не учитывалось: шедшие для них средства поражения завозились на аэродромы в Союзе по своим заявкам, по линии авиации КГБ СССР). Чтобы израсходовать такое количество боеприпасов, экипажи Ми-8ТВ должны были расстреливать почти по тысяче патронов каждый день, тогда как в приведенных выше случаях реального боевого применения расход крупнокалиберных пулеметных патронов на «восьмерках» составлял, в среднем, порядка сотни штук в день.

Наиболее вероятной причиной такого расхождения и завышенности общих цифр представляется неточность в учете: числящиеся израсходованными боеприпасы могли быть не расстреляны «по назначению», а списаны по утрате. Разумеется, речь не шла об «усушке и утруске» – непременных атрибутах интендантского промысла, в боевой обстановке могла иметь место убыль по самым что ни на есть форс-мажорным причинам. Так, весьма значительных запасов авиация 40-й армии лишилась при пожаре складов боепитания на Кандагарском аэродроме 23 сентября 1980 г. От случайной трассирующей пули караульного бойца занялись ящики, тлевший штабель разгорелся и вскоре полыхающий пожар охватил весь склад. Тушить его было невозможно из-за разрывов бомб, разлетавшихся по всему аэродрому осколков и реактивных снарядов. Сгорело находившееся рядом звено истребителей МиГ-21 и вертолет Ми-6, а рвущиеся в огне ракеты и патроны исчислялись многими тысячами. Случай этот в перечне утрат был далеко не единственным.

Пара санитарных «восьмерок» идет забирать раненых. Для того, чтобы забраться на высокогорные точки, с вертолетов обычно снимали фермы подвесок, а то и створки грузолюка.

Подобная убыль, которая вряд ли может быть отнесена к целевому назначению, списывалась обычным порядком как «израсходованные в ходе боевых действий», всех устраивающим (подобно тому, как и потери авиатехники значились почти повсеместно «боевыми», пусть даже речь шла о машинах, разбитых по вине летчиков или другим причинам, которых насчитывалось до половины). Примером того, как часть значащихся израсходованными боеприпасов отнюдь не шла в дело, могут служить полтора десятка авиационных ракет Р-ЗР, присутствующие в той же отчетности расхода средств поражения за 1980 г. Со всей очевидностью, ракеты класса «воздух-воздух» к истребителям МиГ-21 ни в каких воздушных боях не были использованы, будучи утраченными при том же пожаре и взрыве складов.

Штурмовые удары и налеты дополняли предупредительные меры – минирование окрестностей враждебных кишлаков, подходов к лагерям оппозиции и разрушение горных троп, по которым могли перемещаться отряды противника и шли караваны с оружием. Помимо прочего, минирование позволяло «обездвижить» противника, блокируя его передвижения и лишая одного из главнейших козырей – подвижности и неуловимости. В расчет следовало принимать такую специфичную черту психологического типа противника, как фатализм, свойственный восточному характеру: притаившаяся незримая смерть пугала тех гораздо больше, чем столкновение с врагом в открытом бою, и мины служили надежным «останавливающим средством».

Для минирования часто использовали обычные бомбы, устанавливая их взрыватели на большое замедление с тем, чтобы время от времени гремящие взрывы делали район непроходимым, на несколько суток перекрывая перевал или тропу. Воздействие при этом оказывалось не столько целевым, сколько превентивным, устраняя у противника всякое желание соваться в заминированные места. С весны 1980 г. для минной блокады пошли в дело контейнеры вертолетной системы минирования ВСМ-1. Ми-8 мог нести четыре контейнера, каждый из которых снаряжался 29 кассетами КСФ-1, а их трубы вмещали по 72 противопехотных мины.

Осколочные ПОМ-1 в горах использовались мало, каменистый грунт не позволял им углубиться при падении, а на поверхности стальные шары были слишком заметны. Массовое применение нашли фугасные ПФМ-1 массой всего 80 г, однако содержавшегося в них жидкого взрывчатого вещества ВС-6 было достаточно, чтобы оторвать пальцы или раздробить ступню, обездвижив противника. Мина-«бабочка» в полиэтиленовом корпусе с крылышком стабилизатора, почти не содержавшая металла, оставалась необнаруживаемой миноискателями; крохотный лепесток трудно было заметить под ногами даже на ровном месте.

ПФМ-1 первое время были зеленого цвета, затем их сменили мины «песчаного» желто-коричневого оттенка. Стоило наступить на мягкий пластиковый корпус, чтобы от давления сработал гидростатический взрыватель. Слабость убойного действия «бабочки» на деле была просчитанной и коварной: пострадавший оставался в живых и получал только ранения конечностей, лишившись пальцев или размозжив стопу, однако утрачивал способность самостоятельно передвигаться, и хлопот причинял напарникам побольше, чем в случае гибели, – оттаскивать его должны были по крайней мере два человека, тем самым также терявшие боеспособность.

Вместе с ними рассыпались ПФМ-1C с самоликвидатором, хлопки которых, звучавшие на тропах и в завалах несколько суток, окончательно отбивали охоту пробираться навстречу притаившейся смерти. При этом самоликвидация минного заграждения позволяла ограничить срок блокирования временными рамками, через определенный период открывая путь своим войскам с направления, которое сам противник, оставаясь в неведении, продолжал считать непроходимым. Интервалы и серии сброса задавались пультом в грузовой кабине. За одну минуту Ми-8 мог высыпать 8352 мины, «засеяв» полосу длиной до двух километров при ширине 15-25 м. Плотность такого минного поля (в зависимости от высоты и скорости сброса) составляла от одной мины на 5-6 квадратных метров до нескольких «лепестков» на метр.

Минные постановки обычно сочетали с бомбовыми ударами, делая совершенно непроходимыми забитые обвалами камня ущелья, не позволяя противнику выбираться из завалов и отрезая обходные пути. Ранним утром 24 июня 1981 г., в ответ на душманские вылазки в районе Гульханы, шестерка Ми-8 из состава 181 -го ОВП разбомбила восемью ФАБ-500М62 перевалы на путях к лагерям в Пакистане, сорвав скальные карнизы и вызвав обвалы. Уцелевшие тропы завалили минами, в пяти заходах оставив 8352 противопехотных «бабочки». Общее же количество мин, израсходованных в Афганистане только за первый год войны, превысило полмиллиона штук.

Тяжеловооруженный Ми-8ТВ с крупнокалиберным пулеметом и шестью блоками УБ-32А на подвеске (машина не принадлежит ВВС 40-й армии, снимок сделан дома, в Союзе).

Снаряжение контейнеров вертолетной системы минирования ВСМ-1 кассетами с минами на вертолете Ми-8МТ (борт № 10). Файзабад, июнь 1981 г.

«Трофейный» снимок сбитого Ми-8МТ с подвесными контейнерами ВСМ-1. Разбитую машину фотографировал в Панджшере западный журналист, нелегально пробравшийся в Афганистан.

В декабре 1981 г.у Джелалабада вылет на минную постановку имел скандальные последствия. Требовалось перекрыть минами тропы и перевалы на караванных путях в полосе у пакистанской границы. Задача поручалась экипажам пары «восьмерок» Бабинского и Мартынкина из 335-го ОБВП, прикрытие обеспечивали два Ми-24. Дело, в общем-то, было знакомым и выглядело обычным, однако в вылете пожелал принять участие прибывший из Кабула старший штурман ВВС 40-й армии. Присутствие на борту руководства само по себе не было хорошей приметой, а тут еще начальник сразу взялся «рулить», указывая маршрут и свое направление выхода в нужный квадрат. Летчики рассказывали: «Мест здешних он не знал, по карте что-то вычислил и погнал нас, петляя межгорьями, прямо за «ленточку». Пробовали остановить – мол, там за горой уже Пакистан, но начальник знал лучше и рулил твердой рукой. Найдя на карте похожее место, дал команду сыпать мины. Идя по ущелью, вынырнули из-за склона и вдруг перед нами оказалась железнодорожная станция, народ с узлами возле вагончиков и все такое. Приехали.. .В Афгане-mo железных дорог нет, ясное дело -пакистанская сторона. А мины так и продолжали валиться, так что слегка мы им жизнь подпортили».

Вылеты на минирование были далеко не безопасным делом. Занятие это, на первый взгляд, не очень сложное и даже рутинное («все-таки не на пулеметы идти»), на поверку оказывалось весьма рискованным. По числу приносимых боевых повреждений и потерь вылеты на минирование уступали только десантированию, что с некоторым удивлением воспринималось руководством. При десантировании на занимаемой противником территории причины были понятны: на площадках высадки вертолеты нередко попадали под огонь, однако потери при вылетах на минирование выглядели менее объяснимыми (на этот счет звучала фраза о «неполной корреляции представлений о характере потерь с фактическими данными»). Между тем без ясных представлений о причинах повышенной уязвимости говорить о мерах, позволяющих их избежать, можно было лишь в самых общих фразах.

Минирование практически всегда требовалось производить в самых что ни на есть душманских районах, куда по доброй воле и соваться бы не следовало – в небезопасной близости от душманских баз и селений, на облюбованных и просматриваемых противником караванных тропах, зачастую – в горных теснинах и ущельях, где враг располагал хорошими возможностями для зенитной обороны, а летчикам, напротив, трудно было уклониться от огня. Рискованность таких заданий выглядит вполне убедительной, если добавить к этому достаточно жесткие ограничения на условия постановки минных заграждений, требовавшие соблюдения режима полета с небольшой высотой, выдерживанием курса и отсутствием каких- либо маневров, когда вертолет для точной постановки минного заграждения должной плотности должен был находиться на линии боевого пути продолжительное время.

Противопехотная мина ПФМ-1 при крохотных размерах и защитном цвете пластикового корпуса была практически незаметна под ногами и необнаружима миноискателем.

Борттехник ведет огонь из бортового блистера. На шкворневом узле вместо обычного «ручника” установлен пулемет ПКТ на раме (по-видимому, взятый в качестве запасного или с кормовой точки), вместо штатной патронной коробки лента уложена в деревянный ящик от боеприпасов.

Ми-8МТ спецназовской 205-й ОВЭ ведет просмотр караванных троп под Кандагаром. Задний иллюминатор распахнут для немедленного открытия огня при встрече с противником.

16 мая 1983 г. мины при сбросе начали рваться прямо под Ми-8. Вертолет получил множественные осколочные повреждения фюзеляжа, лопастей несущего винта, пострадали оборудование и топливные баки, что заставило его садиться на вынужденную в горах и ждать помощи. Прибывшая группа ремонтников возилась с машиной почти весь день, латая пробоины, устраняя течи в баках и меняя перебитые трубопроводы, чтобы вертолет мог подняться в воздух и перелететь на базу.

Несколькими месяцами спустя, 9 сентября 1983 г., при минировании местности южнее Файзабада были потеряны сразу два Ми-8 из состава 181-го ОВП. Минную постановку выполнять пришлось в ущелье на высоте 3800 м, где вер толеты вошли в горную узость и попали в засаду. Расстрелянные из ДШК вертолеты упали тут же. Один из них был разбит при жесткой посадке и сгорел, другой с повреждениями успел отвернуть, на отходе сел на вынужденную и разрушился. В кабине сбитого вертолета погиб штурман одного из экипажей – старший лейтенант В.В. Бураго, от тяжелых ран умер командир – комэск майор В.Н. Балобанов, остальные летчики получили травмы и были подобраны ведомой парой.

Продолжение следует