На киевском направлении

На киевском направлении

Главный удар немецких войск в полосе обороны Киевского особого военного округа пришелся по полосе обороны 5-й армии М. И. Потапова. Предназначенные для обороны госграницы по планам прикрытия стрелковые соединения 5-й армии находились на момент начала боевых действий в 10–40 км от форсируемого немцами Буга. Для занятия назначенных для обороны позиций им нужно было пройти более десятка километров. Стрелковые полки 87-й стрелковой дивизии находились в районе Когильно (15 км восточнее Владимира-Волынского и в 30–40 км от государственной границы), артиллерийские полки — в военном городке во Владимире-Волынском. Ближе к границе находились части 124-й стрелковой дивизии. 622-й стрелковый полк майора Ш. Д. Кирцхая начал движение к границе из Порицка (14 км от границы). 781-й стрелковый полк полковника К. Ф. Савельева следовал из Тартакова (8 км от границы). Дальше всего был 406-й стрелковый полк полковника Т. Я. Новикова, он выдвигался из Горохова (30 км от границы). Около 6:00—7:00 соединения были подняты по тревоге и начали выдвижение к границе. Марш постоянно замедлялся ударами немецкой авиации.

В 7:00 по итогам официального объявления войны Шулленбургом и первых донесений из округов последовала Директива № 2. Задачи войск по этой директиве звучали уже куда решительнее:

«1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу.

2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.

Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 км».

Этот текст уже больше походит на предвоенные планы, когда с первого дня войны предполагалось вести активную воздушную войну с целью завоевания господства в воздухе и срыва сосредоточения противника. Директива была получена в штабе Юго-Западного фронта в 8 часов 45 минут. Но оперативно известить подчиненных руководство штаба фронта уже не успевало. Поэтому, например, разрешение использовать артиллерию 99-я стрелковая дивизия 26-й армии получила только в 10:00 22 июня.

В 11:00–13:00, не доходя до границы 10–15 км, обе оказавшиеся на направлении главного удара немцев стрелковые дивизии, 87-я и 124-я, столкнулись с передовыми частями 6-й армии Рейхенау. С оперативной точки зрения бои у границы в первый день войны проходили при отсутствии сплошного фронта. Вследствие того что занятия обороны до начала боев не было, дивизии приграничных армий вступили в бой в плотных походных построениях и могли оказать серьезное сопротивление и даже атаковать немецкие части и соединения, переправившиеся через Буг. Но вместе с тем между походными колоннами были большие промежутки. Фактически это означало, что советские стрелковые дивизии вступили в бой с открытыми флангами. В ближайшей перспективе это означало угрозу окружения. Реальностью эта угроза стала уже к вечеру первого дня войны.

Передовой отряд 87-й стрелковой дивизии подошел к южной окраине Владимира-Волынского уже в 9 утра. Он завязал бой с частями 298-й пехотной дивизии немцев. Вскоре к городу подтянулись основные силы дивизии. Видя, что немцы стремятся захватить Владимир-Волынский, командир 87-й стрелковой дивизии генерал Алябушев принял решение контрударом ликвидировать образовавшийся плацдарм у Устилуга. 96-й стрелковый полк при поддержке 212-го гаубичного артполка повел наступление с юго-западной окраины Владимира-Волынского с целью выйти к Бугу южнее Устилуга. 16-й стрелковый полк полковника П. И. Филимонова при поддержке 178-го артполка начал наступление с северо-западной окраины Владимира-Волынского с целью захвата Устилуга и выхода на Зап. Буг севернее города. Атаку поддерживали два батальона танков, выделенные по распоряжению командующего 5-й армии из состава 41-й танковой дивизии. 283-й стрелковый полк оставался в резерве командира дивизии. В течение дня 87-я стрелковая дивизия смогла потеснить немцев на 6—10 километров к западу от Владимира-Волынского, деблокировав окруженные доты 19-го пулеметного батальона.

Но пока дивизия вела наступление на плацдарм у Устилуга, обстановка в ее полосе обороны неуклонно ухудшалась. Во-первых, в 13:00 в сражение вступила переправившаяся на советскую сторону 14-я танковая дивизия III моторизованного армейского корпуса, резко изменив баланс сил в пользу немцев. Во-вторых, в остальной полосе 87-й стрелковой дивизии до Литовижа, то есть до стыка ее с 124-й стрелковой дивизией, образовался разрыв шириной свыше 20 км. На этом пространстве кроме пяти пограничных застав и трех опорных пунктов УРов (до 40 редко расположенных дотов с немногочисленными гарнизонами) советских войск не было. В этот разрыв в течение дня 22 июня, преодолевая упорное сопротивление гарнизонов дотов, поддержанных пограничниками, продвигались части 44-й и 299-й пехотных дивизий, обходя открытый фланг дивизии Алябушева. Пулеметно-артиллерийские батальоны, опиравшиеся на доты «Линии Молотова» оказали им ожесточенное сопротивление, вечером эти бои были охарактеризованы в журнале боевых действий ГА «Юг» как «локальные неудачи на участке 44-й дивизии». 44-я пехотная дивизия формировалась в Австрии (131 и 134-й полки дивизии переформировали из 3-го и 4-го полков 2-й венской австрийской дивизии, 132-й полк из 6-го полка 3-й австрийской дивизии) и ее боеспособность была ниже немецких дивизий. Поэтому даже УР без пехотного заполнения стал для 44-й пехотной дивизии серьезным препятствием. Австрийское происхождение имела также 45-я пехотная дивизия (бывшая 4-я австрийская дивизия), понесшая большие потери у стен Брестской крепости. Но так или иначе к вечеру 22 июня передовые части 299-й пехотной дивизии смогли выйти к железной дороге, идущей с севера на юг из Владимира-Волынского к Сокалю.

О том, как развивались события под Владимиром-Волынским, вспоминает К. А. Малыгин (начальник штаба 41-й танковой дивизии): «В воскресенье 22 июня мы с Д. А. Васильевым [заместитель по технической части] решили поехать на рыбалку.

Отдав необходимые распоряжения, я пришел домой. Лег спать рано — утром надо вставать до света. Но не спалось. Ворочался, несколько раз вставал. Мной владело какое-то беспокойное чувство. Думал больше не о предстоящей рыбалке, а о неукомплектованных штатах частей и штабов дивизии…

Разбудил звонок в дверь.

— Вставай, рыбачок, — зашумел Васильев. — Зорьку проспишь!

Я вскочил, позвонил в штаб. Оттуда сообщили, что никаких изменений и происшествий нет, телеграмм и указаний не поступало.

— Если будет что, — сказал я, — мы с подполковником Васильевым на полигоне, звоните туда. Там были наши танки, выведенные из боксов. Поехали в сторону границы, где находился полигон — почти на берегу реки Луга, впадающей в Буг.

Алела заря. Полумрак рассеивался. Деревни, поля и перелески укутаны голубой дымкой. Звезды гасли. Ни ветерка. Казалось, что все вокруг находится в сладкой предрассветной дремоте: и поле, и лес, и птицы, и люди…

— Хороший будет клев! — улыбнулся Васильев и спросил шофера: — Как считаешь, Коля?

Тот неопределенно хмыкнул и, заглушив мотор, в свою очередь спросил:

— Что это?

Со стороны границы взлетело несколько красных и зеленых ракет. Не успели они погаснуть, как послышался отдаленный гром. Отражаясь от голубеющего небосвода, замигали вспышки орудийных выстрелов. Где-то впереди, рикошетируя, высоко вверх летели трассирующие пули. В укрепленном районе вздыбилась земля, перемешиваясь с дымом. Донеслась трескотня пулеметов, хлопки винтовочных выстрелов, уханье разрывов снарядов и мин.

— Разворачивай! — скомандовал я шоферу, в душе все же надеясь, что это идут учения 5-й армии, о которых мы, танкисты, могли и не знать, поскольку, находясь в стадии формирования, не имели возможности принять в них участие.

Когда воздух над нами рассек пронзительный свист, за ним другой, третий, а артиллерия стала бить по нашему городку, сомнения исчезли окончательно — война!

Выбросив ненужные нам теперь удочки и банки с червями, мы помчались в гарнизон. Над нами гудели плотные стаи немецких самолетов. Шли они на разных высотах. Одни — высоко, видимо направляясь в глубь страны, другие — ниже. Эти образовали круг и, пикируя один за другим, сбрасывали бомбы на военные городки во Владимир-Волынске. Идя в пике, летчики включали сирены. Пронзительный вой оглушал, леденил кровь. И — взрывы, взрывы, один за другим.

На окраине города, видимо, диверсант или предатель методически посылал красные ракеты в сторону наших складов, указывая фашистам цели.

В городке уже объявили тревогу. Экипажи бежали в лес, к танкам. Автомашины выкатили из парков, загружались на складах и неслись в район сбора. Двухбашенные пулеметные танки тянули за собой гаубицы артполка. Появились первые убитые и раненые.

В штабе я вскрыл сейф, распечатал пакет, в котором лежала карта с обозначенными районами сосредоточения дивизии и маршрутами выхода из них. Связь со штабами корпуса и 5-й армии была прервана. Мои попытки связаться с ними ни к чему не привели.

Начальник отделения капитан Шаров руководил погрузкой на автомашины штабного имущества. Командир дивизии полковник Павлов, широко расставив ноги, стоял на обочине дороги, по которой выходили из городка автомашины, что-то кричал шоферам и сидевшим в кабинах командирам.

Немецкие бомбардировщики заходили на склады горючего и смазочных материалов. Наши зенитчики вели по ним огонь и сбили четыре самолета.

— Я буду на наблюдательном пункте! — крикнул мне Павлов. — Будем действовать, как было подготовлено! — Он сел в подошедший броневик и укатил на НП, который находился севернее города на опушке леса.

Из 41-го мотополка поступила радиограмма: „Полк ведет бой на границе, оперативно подчинен 15-му стрелковому корпусу“.

Из Владимира-Волынска бежали жены командиров с детьми. В руках у них небольшие узелки.

Штабная колонна оставила военный городок. Чувствовалось, что немцы уже в самом городе — свистели пули, чаще поблизости стали рваться мины и снаряды.

Подразделения 87-й стрелковой дивизии заняли исходное положение для контратаки. Артиллеристы установили орудия на огневых позициях.

— Может быть, ударим на Устилуг? — предложил я Павлову.

— Нельзя! Помнишь, что говорил генерал Тамручи?

— Выходить в район сбора.

— Вот то-то. С приказами не шутят, тем более на войне. Тяжелые танки КВ-2 вводить в бой мы не можем: нет снарядов. Если ударим танками Т-26, посадим их на траншеях укрепрайона. — Павлов помолчал. — Сделаем вот что: одним батальоном 82-го танкового полка контратакуем противника во взаимодействии с 87-й стрелковой дивизией. Я останусь здесь, а ты веди остальные части в район сбора. Вышли командиров в штабы армии, 22-го мехкорпуса и 15-го стрелкового корпуса. Связь надо установить…

Полковник ставил задачу командиру 82-го танкового полка майору А. С. Суину и зампохозу Хвос-тикову. Первому — выбить немцев из Владимир-Волынска, второму — взорвать склады, если возникнет угроза их захвата.

Я вел колонну в район сбора. Авиация врага ходила над нами и частями, готовившимися к контратаке, поливая их свинцом и засыпая бомбами. Одна бомба попала в танк КВ-2. Он загорелся. Второй застрял в болоте. Когда фашисты стали окружать его, экипаж взорвал машину.

Прибыл лейтенант А. В. Талашь, оставленный в штабе для уничтожения документов, доложил, что задание выполнил, однако связи со штабами 5-й армии и 22-го мехкорпуса все еще не было. Командиры связи, посланные мной, еще не вернулись. Наконец протянули телефонный кабель из штаба 15-го стрелкового корпуса.

К вечеру стало известно, что из Владимир-Волынска немцев выбили, но дорогой ценой. Из 50 танков Т-26 батальона 82-го танкового полка сгорело около 30. Они горели от огня крупнокалиберных пулеметов, противотанковых ружей, артиллерии. Майор А. С. Суин, размазывая по лицу пот и кровь (его ранило), показал нам противотанковое ружье системы „базука“. Как жаль, что наши пехотинцы не имели такого оружия.

На командном пункте собрались жены комсостава с детьми. Наступила ночь. Измученные и перепуганные детишки хотели спать, но их нечем было даже укрыть.

Комдив приказал освободить от грузов двадцать машин и отправить семьи в Ковель. Ответственным за эвакуацию он назначил начальника политотдела дивизии полкового комиссара С. Ф. Завороткина».

Не менее драматичными были первые часы войны для соседней 124-й стрелковой дивизии Ф. Г. Сущего. 622-й стрелковый полк около 9 часов у развилки железных дорог (6 км западнее Порицка) вступил в бой с частями 111-й пехотной дивизии.781-й стрелковый полк при подходе к рубежу колхоз Тартаков, Горбков столкнулся с 57-й пехотной дивизией. 406-й стрелковый полк при подходе к Грушуву (6 км юж. Порицка) завязал бой с передовыми частями 75-й пехотной дивизии противника, которые к 11–12 часам отступили на рубеж Бараньи Перетоки, Стенажев. На этом рубеже 406-й стрелковый полк был остановлен и в течение дня отражал сильные атаки главных сил 75-й пехотной дивизии. Серьезным средством поддержки для 124-й стрелковой дивизии стал 21-й корпусной артиллерийский полк 27-го корпуса, вооруженный двадцатью 122-мм пушками А-19 и сорока восемью 152-мм гаубицам и пушкам и МЛ-20. Но соотношение сил было не в пользу советских войск, и главной проблемой 124-й дивизии стал охват открытых флангов и мощный нажим с фронта силами трех немецких пехотных дивизий, 111, 75 и 57-й.

Красноармейцы отбивают атаки вермахта.

В течение дня обстановка неуклонно ухудшалась. Как и на плацдарме у Устилуга, во второй половине дня 22 июня немцы ввели в бой на сокальском направлении механизированные соединения. В 13–15 часов на направлении Сокаль-Тартаков-Стоянов была введена в бой 11-я танковая дивизия. Проложив частям 57 и 297-й пехотных дивизий путь через Сокальский узел обороны Струмиловского УР, танковая дивизия начала свое движение в глубину построения советских войск, одновременно обходя фланг 124-й стрелковой дивизии. В 23:00 отряды 11-й танковой дивизии расположились лагерем к западу от Стоянова, в 25 км от границы. С севера позиции дивизии Ф. Г. Сущего были обойдены 299-й пехотной дивизией. Фактически 124-я стрелковая дивизия уже к вечеру первого дня войны оказалась в полуокружении. Ночная стоянка 11-й танковой дивизии находилась на линии позади ее обороны.

Если резюмировать положение оказавшихся на направлении главного удара немецких войск соединений 27-й стрелкового корпуса, то можно сказать следующее. На стороне дивизий 6-й армии и 1-й танковой группы было неоспоримое количественное и качественное преимущество. Обеспечить оборону широкой полосы от Сокаля до Устилуга две стрелковых дивизии не могли, и, несмотря на местные успехи, их фланги были охвачены, и вскоре дивизии оказались под угрозой окружения. Советские 124-я и 87-я дивизии были словно два островка на пути бурного потока массы людей в шинелях цвета фельдграу с винтовками и пулеметами, танков, артиллерийских орудий, лошадей и автомашин.

Вспоминает Сандлер М. Л.: «В звании сержанта я оказался в автороте 65-й танковой бригады. Бригада дислоцировалась в Городке, в 30 км от Перемышля, в 70 км от Львова. Служил в должности помкомвзвода. 21 июня, в субботу вечером, к нам в часть, привезли в солдатский ларек невиданное доселе для простых красноармейцев „чудо“ — пиво в бочонках. Ребята подходили с котелками, покупали пол-литра пива за 20 копеек. Многим из нас оставалось служить в армии последний месяц до демобилизации, и мы сидели в курилке, пили пиво и делились планами на гражданскую жизнь. Ларек работал допоздна, и мы пошли спать только в два часа ночи. А через два часа на нашу часть с неба посыпались бомбы. Потери от первой бомбежки были небольшие, но эмоции, которое мы испытали в это утро, — трудно передать… Это был шок…

Вроде и знали, что война рано или поздно случится, вроде и готовились к ней, но, когда видишь убитого осколками бомб своего товарища, с которым два года в казарме на соседних койках спал, на сердце становится очень тяжело… Нас готовили побеждать, а получилось, что всем „ордера выдали в Могилевскую губернию“… Уже в пять часов утра к казарме прибежал командир моего автовзвода лейтенант Фролов, вызвал 5 водителей и приказал — „погрузить на „полуторки“ семьи комсостава и вывезти их во Львов“. Я был среди названных Фроловым шоферов. В панике семьи командиров с жалким скарбом погрузились в кузова, и наша „колонна“ пошла на Львов. Ехали проселочными дорогами целый день, добрались до Львова и остановились в центре города рядом с большим костелом. С чердаков по нам стреляют. Дети из семей комсостава лежат возле грузовиков, плач стоит. Решили мы детей напоить, заходим в близлезжащие дома, просим ведро воды — никто не дал!!! Еще „зубы скалили“, мол конец вам, „Советы“. В принципе, другого поведения мы от них не ожидали, „западники“ нас не признавали… Через два дня только удалось погрузить семьи комсостава в „товарняк“, уходящий на восток. Вернуться в Городок мы не могли — район базирования бригады уже был захвачен немцами.

Летом сорок четвертого года наши танки вошли во Львов. Мой автовзвод оказался на той же площади возле центрального костела, на которой вечером 22/6/1941 г. мы стояли с семьями комсостава и не знали своей дальнейшей судьбы… Три года прошло, столько народу на моих глазах погибло, столько друзей схоронил!.. И вот я вернулся в то место, где для меня начиналась война. Мне тяжело было сдерживать слезы, так горько на душе было. Достал я фляжку, помянул друзей…

Вспомнил я, как ходили по домам и просили воды для детей… Приказал (не попросил, а приказал) своим ребятам всех жителей из окрестных домов согнать к нашим машинам. Набралось человек семьдесят. Что вы хмуритесь? Никого я расстреливать не собирался. Просто вышел к этой „толпе горожан“ и сказал: „Что, сволота, может, вспомнили меня?! Вспомнили, как детишкам воды дать пожлобились?!

Советам конец говорили?!. Вернулись Советы! Мы вернулись, Красная Армия!!! Ничего вам гадам не простим!..“

Этот день мне особенно дорог из моих фронтовых дней и ночей. Я вернулся, один из 65-й бригады, но вернулся туда!.. И вспоминал последнюю мирную субботу сорок первого, когда все еще были живы… Когда все еще были живы…»

Данный текст является ознакомительным фрагментом.