Открой нам, Россия, объятья свои…

Открой нам, Россия, объятья свои…

Мы вели съёмку и во время встречи Алексея, Наргиз и Жасмин в Отрадном. Их встречали так же, как и десять лет назад встречали одного Алексея, — слезами радости, объятиями и праздничным застольем. Всё было так же, как в 1994 году, вот только люди за столом постарели на десять лет. И ещё не было среди встречавших матери — она не дождалась. Повторно потеряв связь с сыном, она ещё несколько лет рассылала запросы, пыталась найти его во второй раз… Потом сердце не выдержало.

Отец Алексея пытался перед камерой рассказать, как он рад видеть сына живым и здоровым, пусть столько пережившим, но всё же вернувшимся, но надолго его не хватило, и пожилой мужчина ушёл в другую комнату, где залился слезами радости и горечи одновременно.

За столом иногда кто-нибудь, забывшись, предлагал Наргиз вина. Она теперь в таком же положении, как её муж двадцать два года назад, — в чужой стране. Только пленному солдату Оленину, в отличие от неё, совсем не на кого было рассчитывать.

Встреча осталась позади, впереди — жизнь. И вновь, как когда-то в Афганистане, Алексею Оленину предстояло начать жить с нуля, в совершенно новой и не во всём понятной для него реальности. Он с любовью вспоминал свою ушедшую из жизни маму, которая всегда заряжала окружающих неистощимым оптимизмом, верила в лучшее. И смогла передать эту веру сыну. Поэтому, считает Алексей, ему и удалось выжить на чужбине, и всем своим товарищам по плену он всегда старался придать бодрости, поддерживал, старался поднять настроение.

Слава богу, решился вопрос с жильём — городская администрация выделила семье вчерашнего мухаджира, вернувшегося на родину, однокомнатную квартиру. Конечно, с голыми стенами и требующую ремонта, но всё же — собственное жильё.

Правда, для афганцев такое жильё выглядело непривычным, у них в каждом доме обязательно есть мужская и женская половины, пусть даже по три метра каждая. Но Наргиз привыкла слушаться мужа и приняла новую реальность такой как есть.

Крошка Жасмин с любопытством разглядывала игрушки, которых на своей прежней родине никогда не видела. Алексей говорил, что переехал в Россию в основном из-за неё, не хотел, чтобы его ребёнок рос и жил в каменном веке.

Афганистан многому научил Алексея, и годы, проведённые там, он не считает потерянными.

— Я научился понимать людей — это возможно только в нечеловеческих ситуациях, я в такой и оказался. Теперь я знаю, что такое человек, лишённый всего и вынужденный выживать там, где жить невозможно. Бог для чего-то послал мне все эти испытания, и я обязан их выдержать. Переезд в Россию — ещё одно звено в этой цепочке, ещё одна проверка на прочность. Что ж, будем надеяться и верить.

Ещё Алексей сказал, что если бы ему не довелось пережить всего того, что пережил, он мог бы на всю жизнь остаться в душе ребёнком. Трудности закалили его и сделали мужчиной. Могло ли всё быть иначе? Алексей иногда просматривает кассету с записью, сделанной домашней видеокамерой, где запечатлена его счастливая мама весной 1994 года, когда она спустя двенадцать лет увидела сына, который совсем скоро вновь исчез из её жизни, и дождаться повторной встречи с ним женщине было не суждено. При этом на его глазах часто выступают слёзы.

Официально оформить своё возвращение в Россию оказалось делом непростым. Каждое утро Алексей начинал с хождения по учреждениям, где выдают справки. Чтобы оформить малышку Жасмин в детский сад, нужна справка о её рождении, а такой нет, их в Афанистане не выдают. Чтобы оформить брак с гражданкой Афганистана, необходимо документально доказать, что она не состоит в другом браке. И многое-многое ещё. Да и самому Алексею необходимо было восстановить массу документов — от военного билета до водительских прав.

Когда мы в очередной раз с ним встретились, он сказал, что военный билет восстановить ему удалось, но вот льгот как воину-интернационалисту ему, оказывается, не положено. Во всяком случае, по документам. Права на вождение машины вот-вот восстановятся, но неизвестно, как там будет дальше — ведь за рулём он не сидел с тех пор, как попал в плен.

В первый день своего возвращения в Отрадное Алексей привёл жену Наргиз на речку, где он мальчишкой таскал из воды окуней. Это любимый уголок родной земли напоминал ему детство, когда вся жизнь была впереди и хотелось верить только в лучшее и светлое.

И потом, устав от хождения по кабинетам чиновников, он стал иногда приходить сюда с удочкой — словно надеясь, что у тихой речушки к нему вновь вернутся душевный покой и равновесие. Вот только, как он сам говорит, слишком много воды утекло в этой речке за прошедшие годы и клёва такого, как в далёкие детские годы, уже нет.

Встретились мы со своим героем в ещё один из драматических моментов, на которые столь богатой оказалась его жизнь. Любимая жена Наргиз сильно заболела — так, что он даже испугался за её жизнь. Возил по врачам — не помогло. Сама Наргиз была уверена, что на неё навела порчу её родная мать за то, что она уехала в Россию. Значит, единственно возможный для неё выход — это вернуться в Афганистан. Разубеждать её было бесполезно — афганцы безоглядно верят в колдунов и колдуний, которые, по их мнению, есть в каждом селении, — мать Наргиз одна из них. И вот Алексею пришлось провожать жену и дочку в аэропорт.

В разговоре с нами он высказался так:

— Слёз нет, сил нет плакать. Но внутри такая горечь, что никакими словами не выразишь. И она тоже, Наргиз, чувствует себя так, будто её перетирают между двух камней — не хочет уезжать от меня, но не может здесь оставаться. Что ж, буду ждать, чем это кончится — у меня вся судьба из крутых поворотов состоит.

В 2005 году мы вновь его навестили. Он опять занимался тем, чем жил в Афгане, — торговал на рынке, имел свой прилавок. Только если на рынке в Пули-Хумри найти его было легче лёгкого — он был местной достопримечательностью и каждый мальчишка мог показать, где найти русского торговца по имени Рахматулло, то на рынке города Самары сделать это оказалось очень непросто. С большим трудом разыскали мы торговую точку Лёши-афганца, его знали только продавцы из соседних ларьков.

Историю своей жизни он почти никому не рассказывает. Считает, что не каждому дано правильно понять, через что он прошёл. Жизнь теперь проходит перед ним ежедневной чередой покупателей.

— Уезжал я ещё при Брежневе из Советского Союза. Всё тогда было совсем другим — и жизнь, и люди. Это в Афгане ничего не меняется веками, а у нас такие перемены, что страну вовсе не узнать.

Он сказал, что редко вспоминает Афганистан — не осталось о нём светлых воспоминаний. Разве что иногда всплывают в памяти люди, вместе с которыми пришлось пережить плен. Они по-прежнему числятся пропавшими без вести, их надо искать.

На такой ноте и завершился наш фильм — опять рынок, как и в первых кадрах. Только не в Пули-Хумри, а в Самаре.