Взрыв и информационная волна

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Взрыв и информационная волна

4 сентября 1949 года на имя Берии поступила докладная записка:

«Товарищу Берия Л.П.

В соответствии с Вашим распоряжением докладываю:

Подписки о неразглашении сведений об испытании отобраны от 2 883 человек, в том числе от 713 непосредственно участвовавших в испытании работников КБ-11, полигона, научно-исследовательских организаций и руководящих органов, включая всех уполномоченных Совета Министров и учёных.

У остальных работников полигона в количестве 3 013 человек отобрание подписок будет закончено в трёхдневный срок.

В отношении работников строительства, не имеющих сведений об испытании и не бывающих на опытном поле, считаю возможным ограничиться отобранием подписок только у выбывающих с площадки и в командировку.

Ранее у всех них подписки были отобраны.

Прошу Ваших указаний.

А.П. Завенягин».

Таким образом, сам факт того, что испытание состоялось, был строжайшим образом засекречен. Даже многих создателей бомбы, не присутствовавших на полигоне в момент взрыва, не торопились ставить в известность о результатах атомного эксперимента. Анатолий Александров рассказывал:

«Мы себе представляли, что вот-вот должно „явление природы“ произойти.

И потом оно произошло.

И о том, что оно произошло, это тоже поначалу секретилось.

Но мы уже знали. Мне об этом сказал тогда директор нашего комбината Борис Глебович Музурков. Он у нас как-то был дома. Он мне сказал, что всё происходило отличнейшим образом. На этих испытаниях было очень ограниченное число людей. Ванникова там тоже не было, потому что он заболел в это время.

Первоначально, по-видимому, у наших была такая идея, чтобы засекретить то, что такое «явление природы» произошло. Но дело в том, что эти испытания показали все сейсмографы в мире.

Это не такое простое явление, что его можно скрыть. Ну, и, конечно, американцы чрезвычайно тщательно стали исследовать, какая могла быть причина этих сейсмических отметок. А радиоактивное облако, конечно, после этого образовалось колоссальное, и оно понеслось очень далеко за пределы страны. И оно было обнаружено. Было обнаружено, что за бомба, по анализу осколков. И, таким образом, это скрыть было нельзя».

Пока за рубежом разбирались, что к чему, в Советском Союзе тихо праздновали успех и готовились к награждению наиболее отличившихся «изготовителей».

Однако атомное «дело» внезапно отошло на второй план. На первый выплыло «дело» ленинградское. В сентябре 1949 года о нём высказался заместитель председателя Комиссии партийного контроля М.Ф. Шкирятов.

Но сначала несколько слов об этом человеке. Было Матвею Фёдоровичу 66 лет, из которых последние десять он входил в состав высшего органа партийного контроля.

Никита Сергеевич Хрущёв дал ему такую характеристику:

«Шкирятов — старый большевик, но Сталин обратил его в свою дубину. Он слепо делал всё так, как говорил Сталин».

Поговаривали, что Шкирятов имел даже «свою» тюрьму, в которой лично допрашивал арестантов.

15 мая 1949 года на имя Берии поступила докладная записка, в которой сообщалось, что Шкирятов использует средства, выделенные на безвозмездную помощь компартиям стран Восточной Европы. Что в одном из банков Швейцарии он открыл в счёт на подставное имя, и что на нём находится 800 швейцарских франков.

Таков (в самых общих чертах) был облик одного из главных борцов за чистоту партийных рядов в Советском Союзе тех лет.

9 сентября Матвей Шкирятов выступил с предложением вывести Вознесенского из состава ЦК и привлечь его к судебной ответственности.

Маховик репрессий завертелся ещё стремительней.

А создатели атомного оружия как ни в чём не бывало разъезжались по домам и продолжали прерванную работу. О прошедших испытаниях старались не вспоминать, скромно помалкивали — ведь дали же подписку о неразглашении государственной тайны!

И вдруг…

Владимир Комельков, так и не дождавшийся торжественных реляций, шумных банкетов и горячих поздравлений, вспоминал:

«Прошло несколько дней, и премией нам стала шумиха встревоженного и озадаченного Запада».

Это произошло 25 сентября 1949 года. В этот день «Правда» напечатала сообщение ТАСС:

«23 сентября президент США Трумэн объявил, что по данным правительства США в одну из последних недель в СССР произошёл атомный взрыв. Одновременно аналогичное заявления было сделано английским и канадским правительствами.

Вслед за опубликованием этих заявлений в американской, английской и канадской печати, а также в печати других стран появились многочисленные высказывания, сеющие тревогу в широких общественных кругах.

В связи с этим ТАСС уполномочен заявить следующее:

В Советском Союзе, как известно, ведутся строительные работы больших масштабов — строительство гидростанций, шахт, каналов, дорог с применением новейших технических средств. Поскольку эти взрывные работы происходили и происходят довольно часто в разных районах страны, то возможно, что это могло привлечь к себе внимание за пределами Советского Союза.

Что же касается производства атомной энергии, то ТАСС считает необходимым напомнить о том, что ещё 6 ноября 1947 года министр иностранных дел В.М. Молотов сделал заявление относительно секрета атомной бомбы, сказав, что «этого секрета давно уже не существует…». Научные круги Соединённых Штатов Америки приняли это заявление В.М.Молотова как блеф, считая, что русские смогут овладеть атомным оружием не ранее 1952 года. Однако они ошиблись…».

Так звучало официальное сообщение Телеграфного Агентства Советского Союза. Кремль не отрицал наличие у него грозного сверхоружия, однако самого факта испытаний атомной бомбы не подтверждал.

Анатолий Александров по этому поводу заметил:

«Конечно, это было просто смешно тогда. И тем более было смешно, потому что в то же время сами американцы писали, и мы уже это читали, что Сталину, мол, не надо иметь шпионов, чтобы обнаружить свойства атомных бомб. Что это, мол, на таких дистанциях можно всё легко делать…

Но через некоторое время, через неделю, было сообщение ТАСС, что, значит, произведён ядерный взрыв».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.