История одного командира

История одного командира

– Американцы – хорошие люди.

– Да с чего ты взял!

Наш спор с Вадиком продолжался уже битый час. Съемки на сегодня все сорвались, и мы теснились в нашем вагончике.

– Какие же они хорошие? Что за страна такая – двести лет, двести войн.

– Это государство, Белый дом. А народ при чем?

– Да и народ такой же.

Я был спокоен. Вадим кипятился.

– Да не может плохой народ писать такую прекрасную музыку.

– Какую? Этот твой негр Синатра? Джаз – это музыка?

Вадик остановился. Его глаза сузились и мелькнули огнем. Он нащупал какой-то козырь и не спешил выкладывать его на стол. Закурил. Потом приблизил свое лицо к моему:

– Саша. Фрэнк Синатра – белый. Ты знаешь об этом?

Я не знал. Откуда? В Курганском высшем военно-политическом училище мы Синатру не изучали. Маркс был. Ленин. Энгельс, опять же. Кстати, Шопенгауэр, Клаузевиц. Но Синатра… Мне было нечем крыть, и мы поменяли тему.

– Про Куцубея ничего не слышно?

– Да бродит где-то в горах.

Майор Куцубей был нашем приятелем. Слава. Десантник, комбат. Вся его внешность говорила о том, что родился он не в своем веке. Он должен был жить в Древнем Риме и быть центурионом. Носить не затертую «горку» и вязаную черную шапочку, а блестящий шлем с щеткой, доспехи и меч. У Куцубея мощная голова с хищно выступающим подбородком. Правильный прямой крупный нос и глубоко посаженные голубые глаза. Квадратная фигура с мощным торсом и мускулистыми ногами-руками.

Говорил он вследствие контузии очень невнятно. Чтоб его понимать, нужно было привыкнуть к его волне. «Слава на ЗАСе» – так выражались мы. Имелась в виду булькающая, плохоразбираемая речь, проходящая через Засекреченную аппаратуру связи (ЗАС).

Мы подружились еще во время горной войны. Со своими десантниками Слава совершал ночные многокилометровые переходы, и его несколько раз посылали для ударов с тыла. Потом частенько приезжали к нему в хозяйство. Пили чай и не только, ели блины с тушенкой, которые пекли десантные повара. Иногда Слава приходил к нам. Всегда с солдатом-связистом. Это моя мобильная связь, говорил он.

Комбат Слава Куцубей

А в марте девяносто шестого, когда боевики попытались отбить у федералов Грозный, батальон Куцубея воевал на Минутке. Это площадь такая большая, окруженная высотными домами. Посередине нее – кольцо с углубленным далеко вниз цилиндрическим пространством. Эдакий гигантский колодец. Что там было внизу, я до сих пор не ведаю. Знаю одно, что периодически туда, вниз, сваливались то танк, то БМП. Машины гоняли по городу без преград. А на Минутке… Зачем им объезжать кольцо, если крепкая броня позволяет идти напрямки. Бац, а там обрыв. Вот так было. Кстати, Минуткой площадь называлась давным-давно. Это трамвай, который развозил работяг по заводам, стоял там ровно одну минутку. Затем кафе открыли в том месте. И тоже называли «Минутка». Потом появилась одноименная площадь.

И вот когда в марте духи поперли в город, они разгромили ряд блокпостов, блокировали ГУОШ, взяли улицу имени Ленина, Минутку, ну и еще часть кварталов. На каналах МВД стоял сплошной крик.

– Мы окружены!

– Да у вас там боеприпасов – на третью мировую хватит!

– У нас потери!

– Терпите!

И потихонечку спецназ и десантники стали духов гасить. Едва поутихло, Куцубей вдруг заметил в своем батальоне странную вещь. Часть бойцов его ходила с Георгиевскими крестами и другими царскими наградами на груди. Выяснилось. Встретилась на пути одной из штурмовых групп квартира со складом видеокассет. Копнули дальше, а там склад с орденами. С хозяином квартиры там что-то случилось… В общем, он умер. А коллекция пошла по рукам. Слава это все быстро пресек. Собрал награды опять в кучу. И вручал уже сам. Мне досталась малая серебряная медаль «За усердие». С одной стороны был изображен царь Николай II. С другой – пышная ветвь и, собственно, само название.

Вадика Куцубей наградил медалью «За двенадцать лет безупречной службы в жандармерии». Однажды на каком-то празднике «Вестей» я увидел ее у Вадика на груди.

– Офонарел?!

– А что, на войне же дали…

В начале лета Куцубей вручил командующему группировкой Минобороны Шаманову медаль «За взятие Чечни и Дагестана», из той же коллекции.

Вручил и вручил, мы ее даже не обмыли.

А в начале апреля мы отправились с ВМГ-2 в горы. Со второй войсковой маневренной группой, которой руководил Шаманов. А как мы к нему попали? Просто. Наши вагончики стояли в лагере ФАПСИ, правительственной связи. И я имел возможность поговорить по телефону хоть с Кремлем. Но я выбрал Шаманова.

– Владимир Анатольевич! Заберите нас к себе!

– Так. Через час на взлетке тебя будет ждать сороковой борт. Мухой ко мне!

Только мы успели собраться, к нам прибежал начальник пресс-службы группировки полковник Астафьев. Запыхавшись, он плюхнулся на лавку и между вдохами-выдохами сообщил:

– Ну, что вы сидите?! Я вам вертолет выбил! В горы полетите, поработаете. На полосе стоит, номер сорок.

– Ой, вот подарок! Спасибо большое!

Мы приземлились в горах возле памятника, воздвигнутого горцами еще царских времен. С надписью, что-то типа: здесь еще никогда не ступала нога русского солдата. Памятник, к слову, был сильно загажен. Этими самыми солдатами. Вокруг ступить было невозможно. Рядом стояли рядами танки «Т-80», бойцы жгли костры.

– А где Шаманов?

– Ну, вы хватились. Он уже уехал.

– Куда?

– В сторону Ведено.

Пока мы ехали вслед в колонне радиоразведчиков из Прохладного, пару раз заблудились. Прибыли под вечер на высоту 991. Там был штаб.

– Товкомандующий!

– Заходите.

Посидели душевно. Заночевали в вагончике у Шаманова. Всю ночь мне чем-то кололо ухо. Утром я обнаружил, что под головой у меня скомканный бушлат, колет мне ухо большая звезда на погоне. Генералу уже присвоили генерала.

Командующий 2-й войсковой маневренной группой генерал Владимир Шаманов

А Куцубея тем временем подняли по тревоге. Сначала его батальон простоял неделю у села Гойское, в предгорье. Там блокировали боевиков. Ну, а потом десантников отправили под Ведено, где у Первомайского в свою очередь боевики заблокировали 506-й российский пехотный полк. Надо было выручать. Заехали в ущелье. Справа хребет, слева обрыв и река Хулхулау. Доползли до населенного пункта Биной, и тут началась стрельба. Засада. Старшего группы, полковника Ачалова, тяжело ранили. Руководил комбат Куцубей. Машины встали, на всем протяжении колонны шел бой. Где врукопашную, где стреляя друг в друга с расстояния пять-десять метров. Дорога кусками была занята или десантниками, или боевиками. Дрались сначала днем, а как стемнело, и ночью. Одному солдату отрезали голову и надели на ветку. Другой наш солдат, маленький ме?хан Цибулин, остался один. Вокруг все погибли. Тогда он закинул оружие и тела пятерых десантников на БМД, одной рукой стреляя из выставленного вперед автомата, а другой управляя машиной, прорвался через духов к своим. Выскочил к Коцубею, подбежал и заплакал.

– Тов-арищ май-ор…

– Ты что, Цибулин!

– Я автомат потерял…

Куцубей прижимал его к груди и гладил по голове.

– Ерунда, Цибулин. Успокойся, Цибулин. Мы найдем его, твой автомат.

Потом на руках у Куцубея умер зам по вооружению старший лейтенант Сурков. Бой шел пятнадцать часов. Но Куцубей хитрый. Он взял да и запустил по кромке хребта, на котором сидели боевики, одну из рот. И духи оказались между двух огней. Быстро с ними справились. А наутро боевики приехали извиняться.

– Мы не на вас засаду делали.

– А какая разница?

– Других хотели стрелять.

– А у вас какие потери?

– Сто восемнадцать убитыми.

– У нас двадцать пять. Это что ж получается, в засаду попали мы, а ваших набили в шесть раз больше?

Духи смутились.

– Получается.

Через две недели в засаду попал 245-й Мулинский пехотный полк.

Семьдесят три солдата и офицера погибли. Шесть БМП сожгли, один танк и одиннадцать автомобилей. Но это уже в соседнем, Аргунском, ущелье. Куцубей тем временем уже разблокировал 506-й полк. А мы засобирались домой, в Ханкалу. Уже неделю на высоте 991 стоял плотный туман. Я уговаривал Шаманова отпустить меня с Куцубеем.

– Да я сяду с ним в колонну и доберусь. А здесь еще неделю проторчу, пока погода для вертолетов появится.

– Нет. Жди авиацию.

И, о чудо, небеса расступились, в солнечную дырку к нам тут же клюнули вертолеты и унесли нас на Ханкалу. А Куцубей по пути назад только за первые двадцать пять километров снял пять фугасов. Опасное это дело – путешествовать по чеченским горам.

После первой войны Куцубей жил холостяком, жена от него ушла. Стал встречаться в Ульяновске с другой женщиной, Ольгой. Через год пошел свататься. Увидел портрет. С него смотрел первый муж Ольги. Старший лейтенант Сурков, тот самый, что умер в Биное у Куцубея на руках. Слава так и говорил его сыну, маленькому Пашке: у тебя два папы, один на кладбище, а второй я. Потом авария, Пашка погиб, семья распалась. В общем, в реальной жизни не все истории бывают со счастливым концом.