Жуков докладывает в Кремль: «Противник истощен!»

Жуков докладывает в Кремль: «Противник истощен!»

Сталин нервничал. 16-го была сдана Керчь, после чего в руках немцев оказался весь Крым, кроме Севастополя. 19-го или 20-го он позвонил Жукову. По рассказу последнего, Верховный обеспокоенным голосом спросил его:

« –  Вы уверены, что мы удержим Москву? Я спрашиваю с болью в душе. Говорите честно, как коммунист.

 –  Москву, безусловно, удержим. Но нужно ещё не менее двух армий и хотя бы 200 танков.

 –  Это неплохо, что у вас такая уверенность. Позвоните в Генштаб и договоритесь с Василевским о сосредоточении резервных армий. Две армии будут готовы в конце ноября. Танков пока дать не могу»[514].

Жуков тоже был встревожен, но не слишком. За восемь дней наступления противник, как на юге, так и на севере, продвинулся всего на 40 км, не было ни окружений, ни паники. Войска отступали медленно, в полном порядке, на заранее подготовленные позиции, где уже была размещена артиллерия, ведшая по противнику все усиливавшийся заградительный огонь. Немцам нигде не удалось осуществить прорыв; их атаки отбивались с большими для них потерями. Жуков втянул их в такую войну, в которой они не могли победить. Гёпнер писал: «Русские располагают развитой системой оборонительных сооружений, построенной заранее. Наши войска ночуют под открытым небом в тридцатиградусный мороз. Сражение увязает в серии локальных стычек. Больше невозможно говорить об операции. От мороза я несу такие же потери, как от действий противника. Атакуемая с фронта и с флангов, танковая группа стоит на месте»[515]. И тем не менее советские фланги пусть и медленно, но отступали. 23-го на севере были оставлены Клин и Солнечногорск, на юге – Венёв и Михайлов. Жуков, использовавший сдачу каждого нового города для получения подкреплений, позвонил Сталину и попросил немедленно ввести в дело резервные армии. Было условлено, что шесть из них (1-я ударная, 10, 61, 26, 24, 60-я) образуют второй эшелон на проходящей в 40–50 км позади Западного фронта линии, которую они должны были занять между 2 и 5 декабря.

Жукова очень заботил его правый фланг, брешь между 30-й и 16-й армиями. Шоссе Ленинград – Москва оказалось в пределах досягаемости противника! В ожидании прибытия наскоро сформированной «оперативной группы» Лизюкова Жуков приказал саперам заминировать шоссе и мосты на нем; по обеим сторонам дорожного полотна были заложены тысячи противотанковых мин, очень быстро снег скрыл смертоносные ловушки. Дивизия СС «Дас Райх» сумела выйти на шоссе, но 25 ноября 78-я сибирская дивизия полковника Белобородова остановила ее перед Истрой. Были открыты шлюзы большой плотины: на много часов равнина протяженностью 50 км ушла под воду на глубину 2,5 м. Эти два события временно спасли Рокоссовского от окружения, но III танковая группа все-таки сумела занять Рогачев, в 14 км от канала Москва – Волга – последнего рубежа обороны Москвы на севере. Три десятка батарей ПВО, переброшенных из столицы, стабилизировали ситуацию, расстреливая танки противника прямой наводкой. На юге положение было таким же: Гудериан наступал по шоссе Елец – Москва и находился в 6 км от Каширы. Возникла серьезная опасность, что он дойдет до столицы и/или окружит Тулу, соединенную с остальным фронтом коридором шириной всего в 20 км. Жуков остановил продвижение Гудериана на подступах к Кашире, бросив против него оперативную группу в составе 1-го гвардейского кавкорпуса Белова и 112-й танковой дивизии полковника Гетмана.

Гёпнер и Рейнхардт чувствовали, что 16-я и 30-я армии – слабое звено в советской обороне. 27 ноября они возобновили наступление. К концу дня 30-я армия потеряла 70 % личного состава. Но, что удивило немцев, она не побежала, а организованно отошла за канал. Однако в Яхроме не был взорван один мост, и 28 ноября, в 6 часов утра, танки VII танковой дивизии и мотопехота перешли на другой берег канала. Москва находилась в 60 км к югу, и до нее больше не было никаких естественных препятствий. Бок поверил в скорую победу. Он попросил Рейнхардта перебросить через канал все имеющиеся у него силы, чтобы «создать трамплин для прыжка на восток»[516] и деблокировать действовавшего справа от него Гёпнера. Соединившись, обе танковые группы могли бы совершить бросок на Москву. Настал кульминационный момент битвы.

Жуков не испугался. Он принял предложение Рокоссовского направить под Захаров боевую группу, составленную из остатков трех дивизий и из отряда курсантов училища имени Верховного Совета. Эти 10 000 человек получили приказ любой ценой удержать западный берег канала, чтобы не дать двум немецким танковым группам соединиться. Им в помощь направили всю свободную авиацию. Но главное – Жуков связался со скрытно расположенной в лесу 1-й ударной армией генерала Кузнецова, первым сталинским резервом, подошедшим к полю боя. 1 декабря ее передовые части ударили на немцев, отбили у них Яхрому и заставили отступить за канал.

Бой за Яхрому был очень важным. Для немцев – потому что Гёпнер и Рейнхардт потерпели моральное поражение, отказавшись от дальнейшей борьбы за нее. Для советской стороны – потому что, вместе с одновременной остановкой Беловым наступления Гудериана на Каширу, он окончательно подтвердил все те признаки, что Жуков отмечал уже на протяжении восьми дней. Те самые признаки, которые побудили его 29 ноября позвонить Сталину: «Противник истощен. Если мы их [его опасные вклинения в советскую оборону] сейчас же не ликвидируем, противник может в будущем подкрепить свои войска в районе Москвы крупными резервами за счет северной и южной группировок своих войск, и тогда положение может серьезно осложниться». Так зародилось контрнаступление, лишившее Гитлера надежд на быстрое завершение войны и, вследствие этого, ставшее его первым поражением во Второй мировой войне.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.