Уроки “Курска”

Уроки “Курска”

Российское общество должно наконец понять, что оно обретается в великой морской державе. Великой даже в грандиозности своих морских катастроф, не говоря уже о своих великих бесспорных достижениях, о которых оно не знает, да и знать, похоже, не желает. О них у нас сообщают шепотом, зато о катастрофах трубят во все иерихонские трубы… Сегодня каждый россиянин просто обязан знать имена своих подводных асов, первопроходцев и мучеников так же, как он уже усвоил имена поп-звезд и футбольных форвардов. “Жеватели котлет, читатели газет” по-прежнему полагают, что Баренцево море также далеко от них, как и Чечня.

Когда ядерный флот выходит в море — это действующий флот. Любая потеря действующего флота — боевая потеря.

Герой Советского Союза подводник Магомед Гаджиев, сложивший голову в арктических морях, сказал вещие слова: “Нигде нет такого равенства перед судьбой, как на подводной лодке: либо все побеждают, либо все погибают”.

В мирные послевоенные годы подводников и подводных лодок в России погибло больше, чем в русско-японскую, первую мировую, гражданскую, советско-финскую войны вместе взятые. Что же это за такие “мирные” годы? Есть у них более жесткое и точное название — Холодная война в Мировом океане. Именно так — с прописной буквы и без кавычек — пишут эти слова американцы. А они знают в том толк.

В ходе этой необъявленной, но тем не менее реальной, до сводок многочисленных жертв, войны мы потеряли пять атомных и шесть дизельных подводных лодок. Противостоящие нам ВМС США — две атомных субмарины. Все это надо брать в расчет, чтобы понять, что именно могло послужить причиной катастрофы “Курска”, ибо Холодная война в океане вовсе не окончена, как о том поторопились возвестить некоторые политики. Слежение и выслеживание российских подводных лодок по-прежнему продолжается, разве что с большим для противника удобством — на выходе из баз и в полигонах боевой подготовки.

Скрытый подход к чужим берегам атомной, да и неатомной подводной лодки должен считаться недружественным актом, рецидивом Холодной войны. Если мы доверяем друг другу в космосе, если мы приглашаем на маневры сухопутных войск иностранных наблюдателей, а в суперрежимные части — иностранные комиссии, то почему мы не доверяем друг другу под водой? Почему надо скрытно подкрадываться к чужим морским полигонам, создавая реальную угрозу для столкновений, таранов, подвергая самих себя подозрению в случае каких-либо чрезвычайных происшествий? Разве нельзя распространить уже достигнутые и проверенные жизнью международные соглашения о предупреждении столкновений самолетов в воздушном пространстве и кораблей в нейтральных водах на пространство подводное? Тем более что российские, равно как и китайские атомные лодки вот уже сколько лет не ходят к американским берегам.

Нет нужды доказывать, как необходима Военно-Морскому Флоту спасательная техника. Председатель севастопольского Морского собрания, бывший подводник-североморец Владимир Стефановский высказался по этому поводу очень резко, но справедливо: “Гибель “Комсомольца” мы переморгали. Неужели переморгаем и “Курск”?! Неужели и она нас ничему не научит? Доколе мы будем относиться к подводникам, как к торпедному мясу, недостойному спасения?.. Необходима международная стандартизация спасательной техники, чтобы не примерять в последнюю минуту тубусы и люки спасательной техники…” Жизненно важная мысль! Об этом же сказал и президент России Владимир Путин — нужна унификация спасательного оборудования для подводников.

Воистину, пока гром не грянет… Гром грянул в очередной раз, и сразу же было принято постановление о создании трех морских спасательных центров под эгидой МЧС. Насколько эффективной окажется такая структура, покажет жизнь. В любом случае это лучше, чем ничего.

Катастрофа “Курска” еще раз показала, что ВМФ совершенно не готов к той информационной войне, в которую он уже давно втянут и которая ведется против “военно-морского монстра России” асами средств массовой информации, точнее будет сказано — средствами формирования общественного сознания. Проигрывать в этой войне так же опасно, как и в реальном сражении.

Уважаемые коллеги, собратья по журналистскому цеху, если б вы только знали, как нас не любят на флоте. Некоторых просто ненавидят. Причем не только адмиралы, а что обиднее всего — корабельные офицеры, мичманы, матросы. Нелюбовь эта пошла с 1989 года, после гибели “Комсомольца”. Потеря корабля, а тем более подводной лодки воспринимается на флоте чрезвычайно остро и болезненно — от главкома до матроса-свинаря на подсобном хозяйстве. И когда вокруг трупов погибших подводников развернулась беспрецедентная вакханалия поспешных дилетантских обвинений, подтасовок, явной лжи, флот обиделся. Весь флот, а не только Главный штаб. Хорошо представляю себе, как и сейчас, едва пришли первые тревожные известия о “Курске”, кто-то из московских адмиралов распорядился: “Этих… — не пускать!” И флот с большой охотой стал исполнять это приказание. А кому понравится, когда на похороны близкого вам человека вдруг ввалится настырная крикливая бесцеремонная толпа да еще начнет задавать вопросы — признавайтесь, а не вы ли ухайдакали покойничка?!

Приказ — журналистов не пускать — эмоционален, и, как все эмоциональное, неразумен. Флот не прав. Ему никогда не удастся вычлениться, отгородиться от того общества, которое его породило и часть которого и составляет “личный состав ВМФ”. За каждым журналистом, даже самым “длинноволосым и расхристанным, наглым и полузнающим” (именно такой образ нашего брата сложился у моряков), стоят тысячи читателей и миллионы телезрителей, которые жаждут информации о том, что резануло по сердцу всех. Флот обязан был, несмотря на все свои обиды, предоставить журналистам офицера, хорошо знающего морское дело и владеющего правильным русским языком (а не чудовищным канцеляритом — “личный состав “Курска” пресек критическую границу своего существования”), который бы не дергался в предписанных ему рамках, а внятно объяснил, что к чему, да еще бы провел корреспондентов по отсекам ближайшей подводной лодки. Многие бы сменили тон своих выступлений. Увы, ничего из этого не было сделано.