Глава 2 Битва стальных лавин
Глава 2
Битва стальных лавин
Приграничное сражение Юго-Западного фронта. 22 июня — 1 июля
Самый длинный день. Осознание советским руководством вечером 21 июня неизбежности начала войны с Германией в ближайшие дни или даже часы не означало немедленной реакции на этот факт в войсках у границы. Страшные слова «возможно внезапное нападение немцев» еще должны были электрическими импульсами с кропотливым процессом шифровки и расшифровки в промежутках пройти сотни километров из кремлевского кабинета в штабы приграничных армий.
Директива НКО о приведении в боевую готовность войск и занятии ими огневых точек на границе была получена в армиях уже ночью. Например, в 5–й армии директива была доложена командарму только в 2.30 ночи 22 июня. Подобное запаздывание было связано с неизбежными потерями времени на расшифровку. Дело в том, что вместо условного сигнала на ввод в действие планов прикрытия передавался полный текст Директивы № 1. Передача только условного сигнала могла привести к началу мобилизации на территории округа и действиям войск, которые потом было бы трудно объяснить на дипломатическом уровне. Надежда на политическое урегулирование конфликта не покидала советское руководство вплоть до встречи с послом Ф. фон Шулленбургом, когда война была объявлена официально, и поэтому в директиве НКО были заложены ограничения в действиях войск.
Тем временем уже ночью 22 июня в тылу советских войск действовали немецкие диверсанты, разрушавшие линии связи. Эти скользящие в темноте июньской ночи тени были первыми, кто с оружием в руках перешел линию границы. Линию, преодоление которой разделило солдат двух стран на живых и мертвых. Для рядовых и офицеров обеих армий война стала совсем не такой, какой они себе ее представляли. Вместо нескольких недель охватов и окружений немцев ждали тяжелые бои, ожесточенные бомбежки, бескрайние поля, раскисшие дороги, горящие города, недружелюбные взгляды жителей в бесконечной череде деревень с труднопроизносимыми названиями. Бойцов и командиров Красной Армии вместо воспетого в песнях о завтрашней войне и книге H. H. Шпанова «Первый удар» блестящего отражения нападения врага ждали оглушительные поражения первого года войны, изматывающие марши и отступления, брошенная техника, унижения плена, шок от столкновения с сильным и безжалостным противником. Но иллюзиям еще только предстояло развеяться. В первый бой люди шли со смешанным чувством страха и любопытства, еще уверенные в своих силах.
В 3.30 вдоль всей линии границы от Балтики до Черного моря загрохотала артиллерия и небо наполнилось гулом двигателей самолетов. Началась артиллерийская и авиационная подготовка немецкого наступления. Под ее аккомпанемент немецкие спецназовцы захватывали мосты через Буг. Всем группам армий были приданы отдельные роты 800 полка «Бранденбург», предназначенного для проведения спецопераций. Многие акции осуществлялись солдатами и офицерами, переодетыми в советскую униформу и вооруженными советским оружием. Появление на сцене столь необычных персонажей было отмечено уже в первом донесении управления политпропаганды КОВО, они были названы «диверсионными группами, переодетыми в нашу форму». «Бранденбургом» были захвачены автодорожный мост в Устилуге и железнодорожный мост у Выгоданки (13 км юго-западнее Устилуга). Чего — либо экстраординарного в самом факте захвата мостов «Бранденбургом» нет. Подобные спецоперации проводились и в 1941 г., и в 1942 г. Например, в 1942 г. немецким спецназом была захвачена плотина на Дону, стратегически важный мост на подступах к Пятигорску. Захват приграничных мостов был первым, но, к сожалению, далеко не последним успехом «учебного полка 800» на Восточном фронте. В первый день войны успеху «брандербургеров» способствовала обстановка переходного между миром и войной периода.
Но мосты не были единственным переправочным средством. Река форсировалась на широком фронте огромной массой войск. В этих условиях большинство соединений вермахта было вынуждено переправляться с помощью понтонных парков. Переправившись через реку, немецкие пехотные дивизии вступили в сражение за укрепления Владимир — Волынского и Струмиловского УРов. Собственно на границе в момент нападения немцев находились только пограничники, дежурные батальоны стрелковых дивизий, артиллерийские полки на позициях и гарнизоны УРов. Они и завязали бой с частями немецких пехотных дивизий.
С началом боевых действий командование округа инициировало выполнение армиями планов прикрытия. Усложняло нормальную работу штаба то, что многие офицеры на момент начала боевых действий находились в пути и смогли приступить к работе только через несколько часов после германского нападения.
До этого начальник штаба округа М. А. Пуркаев связался с командующими армиями и приказал ввести в действие план прикрытия. Начальник штаба 12–й армии Б. Арушнян вспоминает:
«Примерно через час генерал М. А. Пуркаев вызвал меня к аппарату „Бодо“ (буквопечатающий телеграфный аппарат, в котором текст принимаемой телеграммы печатался на бумажной ленте. — А. И.) и передал условный сигнал для ввода в действие плана прикрытия государственной границы — КОВО–1941. Я сразу же доложил командарму, в кабинете которого находился и член Военного совета. Мы немедленно оповестили соединения и части»[117].
Первый день войны. На направлении главного удара. Главный удар немецких войск пришелся по полосе обороны 5–й армии М. И. Потапова. Предназначенные для обороны госграницы по планам прикрытия стрелковые соединения 5–й армии находились на момент начала боевых действий в 10–40 км от форсируемого немцами Буга. Для занятия назначенных для обороны позиций им нужно было пройти более десятка километров. Стрелковые полки 87–й стрелковой дивизии находились в районе Когильно (15 км восточнее Владимира — Волынского и в 30–40 км от государственной границы), артиллерийские полки — в военном городке во Владимире-Волынском. Ближе к границе находились части 124–й стрелковой дивизии. 622–й стрелковый полк майора Ш. Д. Кирцхая начал движение к границе из Порицка (14 км от границы). 781–й стрелковый полк полковника К. Ф. Савельева следовал из Тартакова (8 км от границы). Дальше всего был 406–й стрелковый полк полковника Т. Я. Новикова, он выдвигался из Горохова (30 км от границы). Около 6.00–7.00 соединения были подняты по тревоге и начали выдвижение к границе. Марш постоянно замедлялся ударами немецкой авиации.
В 7.00 по итогам официального объявления войны Шулленбургом и первых донесений из округов последовала Директива № 2. Задачи войск по этой директиве звучали уже куда решительнее:
«1. Войскам всеми силами и средствами обрушиться на вражеские силы и уничтожить их в районах, где они нарушили советскую границу.
2. Разведывательной и боевой авиацией установить места сосредоточения авиации противника и группировку его наземных войск.
Мощными ударами бомбардировочной и штурмовой авиации уничтожить авиацию на аэродромах противника и разбомбить группировки его наземных войск. Удары авиацией наносить на глубину германской территории до 100–150 км»[118].
Этот текст уже больше походит на предвоенные планы, когда с первого дня войны предполагалось вести активную воздушную войну с целью завоевания господства в воздухе и срыва сосредоточения противника. Директива была получена в штабе Юго-Западного фронта в 8.45. Но оперативно известить подчиненных руководство штаба фронта уже не успевало. Поэтому, например, разрешение использовать артиллерию 99–я стрелковая дивизия 26–й армии получила только в 10.00 22 июня.
В 11.00–13.00, не доходя до границы 10–15 км, обе оказавшиеся на направлении главного удара немцев стрелковые дивизии, 87–я и 124–я, столкнулись с передовыми частями 6 армии Рейхенау. С оперативной точки зрения бои у границы в первый день войны проходили при отсутствии сплошного фронта. Вследствие того что занятия обороны до начала боев не было, дивизии приграничных армий вступили в бой в плотных походных построениях и могли оказать серьезное сопротивление и даже атаковать немецкие части и соединения, переправившиеся через Буг. Но между походными колоннами были большие промежутки. Фактически это означало, что советские стрелковые дивизии вступили в бой с открытыми флангами. В ближайшей перспективе это означало угрозу окружения. Реальностью эта угроза стала уже к вечеру первого дня войны.
Передовой отряд 87–й стрелковой дивизии подошел к южной окраине Владимира — Волынского уже в 9 утра. Он завязал бой с частями 298 пехотной дивизии немцев. Вскоре к городу подтянулись основные силы дивизии. Видя, что немцы стремятся захватить Владимир — Волынский, командир 87–й стрелковой дивизии генерал Алябушев принял решение контрударом ликвидировать образовавшийся плацдарм у Устилуга. 96–й стрелковый полк при поддержке 212–го гаубичного артполка повел наступление с юго-западной окраины Владимира — Волынского с целью выйти к Бугу южнее Устилуга. 16–й стрелковый полк полковника П. И. Филимонова при поддержке 178–го артполка начал наступление с северо-западной окраины Владимира — Волынского с целью захвата Устилуга и выхода на Западный Буг севернее города. Атаку поддерживали два батальона танков, выделенные по распоряжению командующего 5–й армией из состава 41–й танковой дивизии. 283–й стрелковый полк оставался в резерве командира дивизии. В течение дня 87–я стрелковая дивизия смогла потеснить немцев на 6–10 км к западу от Владимира — Волынского, деблокировав окруженные ДОТы 19–го пулеметного батальона.
Но пока дивизия вела наступление на плацдарм у Устилуга, обстановка в ее полосе обороны неуклонно ухудшалась. Во-первых, в 13.00 в сражение вступила переправившаяся на советскую сторону 14 танковая дивизия III моторизованного армейского корпуса, резко изменив баланс сил в пользу немцев. Во-вторых, в остальной полосе 87–й стрелковой дивизии до Литовижа, то есть до стыка ее с 124–й стрелковой дивизией, образовался разрыв шириной свыше 20 км. На этом пространстве, кроме пяти пограничных застав и трех опорных пунктов УРов (до 40 редко расположенных ДОТов с немногочисленными гарнизонами), советских войск не было. В этот разрыв в течение дня 22 июня, преодолевая упорное сопротивление гарнизонов ДОТов, поддержанных пограничниками, продвигались части 44 и 299 пехотных дивизий, обходя открытый фланг дивизии Алябушева. Пулеметно — артиллерийские батальоны, опиравшиеся на ДОТы «линии Молотова», оказали им ожесточенное сопротивление, вечером эти бои были охарактеризованы в журнале боевых действий ГА «Юг» как «локальные неудачи на участке 44 дивизии». 44 пехотная дивизия формировалась в Австрии (131 и 134 полки дивизии переформировали из 3 и 4 полков 2 венской австрийской дивизии, 132 полк из 6 полка 3 австрийской дивизии), и ее боеспособность была ниже немецких дивизий. Поэтому даже УР без пехотного заполнения стал для 44 пехотной дивизии серьезным препятствием. Австрийское происхождение имела также 45 пехотная дивизия (бывшая 4 австрийская дивизия), понесшая большие потери у стен Брестской крепости. Но так или иначе к вечеру 22 июня передовые части 299 пехотной дивизии смогли выйти к железной дороге, идущей с севера на юг из Владимира — Волынского к Сокалю.
Не менее драматичными были первые часы войны для соседней 124–й стрелковой дивизии Ф. Г. Сущего. 622–й стрелковый полк около 9 часов у развилки железных дорог (6 км западнее Порицка) вступил в бой с частями 111 пехотной дивизии. 781–й стрелковый полк при подходе к рубежу колхоз Тартаков — Горбков столкнулся с 57 пехотной дивизией. 406–й стрелковый полк при подходе к Грушуву (6 км южнее Порицка) завязал бой с передовыми частями 75 пехотной дивизии противника, которые к 11–12 часам отступили на рубеж Бараньи Перетоки — Стенажев. На этом рубеже 406–й стрелковый полк был остановлен и в течение дня отражал сильные атаки главных сил 75 пехотной дивизии. Серьезным средством поддержки для 124–й стрелковой дивизии стал 21–й корпусной артиллерийский полк 27–го корпуса, вооруженный двадцатью 122–мм пушками А–19 и сорока восемью 152–мм гаубицами — пушками МЛ–20. Но соотношение сил было не в пользу советских войск, и главной проблемой 124–й дивизии стал охват открытых флангов и мощный нажим с фронта силами трех немецких пехотных дивизий — 111, 75 и 57.
В течение дня обстановка неуклонно ухудшалась. Как и на плацдарме у Устилуга, во второй половине дня 22 июня немцы ввели в бой на сокальском направлении механизированные соединения. В 13–15 часов в направлении Сокаль — Тартаков — Стоянов была введена в бой 11 танковая дивизия. Проложив частям 57 и 297 пехотных дивизий путь через Сокальский узел обороны Струмиловского УР, танковая дивизия начала свое движение в глубину построения советских войск, одновременно обходя фланг 124–й стрелковой дивизии. В 23.00 отряды 11 танковой дивизии расположились лагерем к западу от Стоянова, в 25 км от границы. С севера позиции дивизии Ф. Г. Сущего были обойдены 299 пехотной дивизией. Фактически 124–я стрелковая дивизия уже к вечеру первого дня войны оказалась в полуокружении. Ночная стоянка 11 танковой дивизии находилась на линии позади ее обороны.
Если резюмировать, то о положении оказавшихся на направлении главного удара немецких войск соединений 27–го стрелкового корпуса можно сказать следующее. На стороне дивизий 6 армии и 1 танковой группы было неоспоримое количественное и качественное преимущество. Обеспечить оборону широкой полосы от Сокаля до Устилуга две стрелковые дивизии не могли, и, несмотря на местные успехи, их фланги были охвачены, и вскоре дивизии оказались под угрозой окружения. Наши 124–я и 87–я дивизии были словно два островка на пути бурного потока массы людей в шинелях цвета фельд — грау с винтовками и пулеметами, а также танков, артиллерийских орудий, лошадей и автомашин.
Первый день войны. Пассивные участки фронта. Не следует думать, что немецкие войска везде оказывали такой нажим, как в полосе от сокальского выступа до Устилуга. Как севернее, так и южнее этого участка границы обстановка была куда спокойнее. Здесь соединениям приграничных армий практически не мешали действовать согласно запечатанным в «красные пакеты» приказам в рамках планов прикрытия. В некоторых случаях обстановка даже благоприятствовала активным действиям.
Внешне похожим на бои 27–го стрелкового корпуса, но более вялым было столкновение правого крыла 5–й армии, дивизий 15–го стрелкового корпуса с 63 и 56 пехотными дивизиями XVII армейского корпуса немцев. Части 45–й стрелковой дивизии генерал-майора Г. И. Шерстюка завязали встречные бои с противником в 8–10 км от границы. 62–я стрелковая дивизия полковника М. П. Тимошенко боевые действия в течение 22 июня вела в основном на своем левом фланге, к северу от Устилуга. Положение дивизии осложнялось тем, что она вступила в бой в неполном составе: один ее полк (104–й) находился в корпусном резерве в районе Подгородно — Хоростков, а в 306–м стрелковом полку полковника Гавилевского в наличии оказалось только два батальона, так как один батальон был оставлен в Луцке для несения караульной службы.
Первым действительно неприятным сюрпризом для немцев стали действия 41–й стрелковой дивизии 6–й армии, находившейся южнее направления главного удара немецких войск. Части этого соединения под командованием генерал-майора Г. Н. Микушева совместно со сводными подразделениями пограничников на 8–километровом участке вторглись на территорию Германии (точнее, территорию оккупированной Германией Польши) на глубину более чем 3 км. Немецкие источники объясняют это так:
«262 п*ехотная** д*ивизия** оказалась подвержена „боязни противника“ и отступила. Восточное крыло корпуса, несомненно, находится в состоянии тяжелого кризиса. Это положение будет исправлено за счет того, что в течение ночи 296 пехотная дивизия будет введена между боевыми порядками 24 и 262 пехотных дивизий»[119].
Начальник штаба 17 армии даже попросил перебросить на помощь 295 и 24 дивизиям 13 танковую дивизию. С другой стороны, помимо успеха дивизии Г. Н. Микушева, в первый день появилась и «ахиллесова пята» построения 6–й армии. Для прикрытия ее правого фланга из района Жолкев на фронт Белз — Угнув была выдвинута 3–я кавалерийская дивизия. Согласно плану прикрытия, кавалерийское соединение, не предназначенное в силу своей организационной структуры занимать статичный фронт обороны, должно было оборонять этот участок только до третьего дня мобилизации. Далее предполагалось, что 3–ю кавдивизию сменит 159–я стрелковая дивизия, «приняв его (участок обороны. — А. И.) от 3–й кав*алерийской** дивизии с 5 часов 3–го дня действий»[120]. Однако смены кавалерийской дивизии не произошло ни в первый день войны, ни в третий. Именно через ее фронт немцы впоследствии ввели в бой 9 танковую дивизию.
В первый же день началось и раздергивание механизированных соединений. Не зная масштабов немецкого наступления, командарм–6, И. Н. Музыченко, бросил навстречу ему совершенно ничтожные силы. В середине дня штаб 6–й армии приказывает командиру 4–го механизированного корпуса выделить два батальона средних танков от 32–й танковой дивизии и один батальон мотопехоты для уничтожения противника в районе Радзехова.
Чем дальше мы сдвигаемся на юг, тем спокойнее выглядит обстановка. Полки 8–го стрелкового корпуса 26–й армии получили приказ занять оборонительные рубежи у границы. Однако до 10.00 командир корпуса не разрешал использовать артиллерию. 8–й механизированный корпус в 5.40 был поднят по тревоге и начал выдвижение во второй эшелон 26–й армии. Сотни грузовиков и танков, выдвигающихся к границе, были замечены немцами, что и вызвало большую тревогу в штабе 17 армии. В журнале боевых действий ГА «Юг» мы находим такие слова:
«Командующий 17 армией, находясь под впечатлением полученных данных воздушной разведки о марше крупных моторизованных сил противника из района Старый — Дрогобыч в западном направлении, первоначально не решается отдать приказ на наступление 101 легко — пехотной дивизии»[121].
Поэтому весь день в полосе 26–й армии прошел в мелких стычках вдоль реки Сан, крупномасштабных наступательных действий ни та ни другая сторона не предпринимала.
Войска 12–й армии ранним утром 22 июня также получили приказ на вскрытие «красных пакетов» и выдвижение к советско-венгерской границе. 13–му и 17–му стрелковым корпусам предстояло пройти от 50 до 100 км по горно-лесистой местности. Однако единственным противником армии была авиация немцев, неоднократно в течение дня атаковавшая колонны советских войск.
События первых дней войны в 9–й армии. На рассвете 22 июня войска Одесского военного округа приступили к выполнению плана прикрытия.
35–й стрелковый корпус выходил своими 176–й и 95–й стрелковыми дивизиями на участок Липканы, Унгены, (иск.) Леово, 2–й кавалерийский корпус — Леово, Кагул и 14–й стрелковый корпус (25–я, 51–я стрелковые дивизии) — Кагул, Измаил, Килия.
Резервные корпуса сосредоточивались в районах:
48–й стрелковый корпус (74–я стрелковая дивизия, 30–я горнострелковая дивизия) — Бельцы, Флорешты, Рыбница;
2–й механизированный корпус (11–я, 16–я танковые дивизии, 15–я моторизованная дивизия) — район Кишинева;
18–й механизированный корпус (44–я, 47–я танковые дивизии, 218–я моторизованная дивизия) — Березино, Тарутино, Аккерман (Белгород-Днестровский);
116–я стрелковая дивизия — Николаев;
150–я стрелковая дивизия — выдвигалась в район Комрат.
7–й стрелковый корпус приступил к погрузке и перевозкам в полосу главных сил Юго-Западного фронта, как это предполагалось по предвоенным планам.
С 22 июня немецкие войска пытались захватить переправы на реке Прут, атакуя наши войска в районе Скулени — Унгены — Фелчиу. Крупномасштабные наступательные задачи 11 армии немцев не ставились. До начала июля она должна была сковывать находящиеся перед ней войска Красной Армии, не позволяя перебрасывать соединения из ОдВО в полосу главного удара. Основной задачей армии Евгения Риттера фон Шоберта был захват и удержание плацдармов на восточном берегу реки Прут. Наиболее важным из перечисленных выше плацдармов был участок берега на советской стороне у селения Скулени, примерно в 20 км севернее румынского города Яссы. Его предполагалось удерживать наиболее упорно:
«На совещании в 11.50 начальник штаба 11 армии поставил вопрос о необходимости удержания при любых обстоятельствах плацдарма Скулени, мост которого разрушен ударом русской авиации, в обстановке усиления войск противника перед плацдармами на р. Прут и возрастающей активности его ВВС»[122].
Менее ценным был плацдарм у Фелчиу, который был ликвидирован кавалеристами 2–го кавалерийского корпуса генерал-майора П. А. Белова. В упорных боях 24–26 июня плацдарм был ликвидирован. Этими действиями умело руководил помощник командира 9–й кавалерийской дивизии полковник Н. С. Осликовский. Эти бои впоследствии широко освещались в советских исследованиях о начальном периоде Великой Отечественной войны. В журнале боевых действий ГА «Юг» сведений об этом плацдарме найти не удалось. Похоже, что Фелчиу немцы не придавали большого значения.
«Воздушный Перл-Харбор». Одной из главных целей 4 воздушного флота немцев были аэродромы ВВС КОВО и ОдВО. В сравнении с другими приграничными округами авиадивизии, дислоцировавшиеся на Украине, оказали люфтваффе наибольшее сопротивление. Этому способствовал целый ряд субъективных и объективных факторов. Во-первых, наилучшим для особых округов было соотношение сил немецких и советских ВВС. Во-вторых, руководство ВВС округа в лице Е. С. Птухина уделяло много внимания маскировке аэродромов. Незадолго до вторжения командующий ВВС округа лично произвел облет аэродромов с целью проверки выполнения приказа НКО от 19 июня о маскировке. В-третьих, система базирования ВВС КОВО была эшелонирована на большую глубину и не все аэродромы оказались под ударом люфтваффе в первый день войны.
С 4 до 5 часов утра 22 июня около четырехсот самолетов 5 авиакорпуса 4 воздушного флота немцев нанесли удар по 24 аэродромам КОВО. Под ударом оказались в основном авиадивизии, дислоцировавшиеся непосредственно у границы. Из шести аэродромов 14–й авиадивизии 5–й армии подверглись бомбардировке пять — Велицк, Колки, Киверцы, Млинов и Дубно. Еще более плотным было воздействие на аэродромы в львовском выступе. Уже в первый день войны все аэродромы 15–й и 63–й смешанных авиадивизий, три из четырех аэродромов 16–й авиадивизии подверглись воздушному нападению. Первый удар был, разумеется, неожиданностью даже в условиях повышенной боеготовности. Вспоминает командир 87–го истребительного авиаполка майор И. С. Сульдин:
«22 июня около 4 часов 30 минут из штаба авиадивизии в полк поступила телеграмма следующего содержания: „По имеющимся данным, немецкая авиация бомбит пограничные города Перемышль, Рава — Русская и другие. Полк привести в боевую готовность“. Остававшийся за командира полка командир эскадрильи старший лейтенант П. А. Михайлюк поднял личный состав по тревоге. Летчики, инженеры, техники, младшие авиаспециалисты заняли свои места у истребителей в соответствии с боевым расписанием, а летчики — приемщики из 36–й авиадивизии — у принятых ими 10 самолетов и в свою очередь тоже запустили моторы. Казалось, боеготовность полная. Но была допущена серьезная промашка, за которую основательно поплатились многие. Примерно в 4 часа 50 минут с восточной стороны аэродрома показался плохо видимый в лучах восходящего солнца двухмоторный бомбардировщик. Все сочли, что для проверки готовности полка к действиям по тревоге прилетел на СБ командир авиадивизии. Но то был немецкий бомбардировщик Ju.88. На бреющем полете он атаковал выстроенные в линию самолеты. Увидев зловещие кресты на бомбардировщике, находившиеся на аэродроме командиры и бойцы открыли по нему огонь из винтовок. Но было уже поздно. Немецкий самолет сбросил прицельно мелкие осколочные бомбы, обстрелял из пулеметов личный состав: из 10 выстроенных в линию самолетов 7 сгорели, были убиты два находившихся в кабинах летчика и ранены два младших авиаспециалиста…»[123]
7 уничтоженных самолетов — это 7 из 10 И–16, предназначавшихся для передачи в 36–ю истребительную авиадивизию. Как мы видим, боеготовность была необходимым, но недостаточным условием устойчивости авиаполков к ударам с воздуха. Тем более успешными для немцев были удары по «спящим» аэродромам. В 66–м штурмовом авиаполку 15–й авиадивизии 6–й армии пилоты сочли воскресную тревогу учебной, прибыли на аэродром с опозданием. Результатом была одномоментная потеря 34 машин, более чем половины из 63 самолетов авиаполка. Пилоты 17–го истребительного авиаполка 14–й авиадивизии 5–й армии на выходные обычно уезжали к семьям в Ковель. Суббота 21 июня не стала исключением. Когда аэродром полка оказался под ударом немецких бомбардировщиков, организованного сопротивления они не встретили: «Противодействовать ударам бомбардировщиков мы не могли: летный состав находился в Ковеле у своих близких»[124]. На аэродроме Черновиц сгорел ангар и был уничтожен 21 самолет, на аэродроме Станислав было уничтожено 36 самолетов. В общем случае немцам противостояло дежурное звено истребителей, которое поднималось в воздух по сигналу поста ВНОС (воздушного наблюдения, оповещения и связи). Так произошел первый воздушный таран в небе Украины. Старший лейтенант с чисто русским именем Иван Иванович Иванов на И–153 в лобовой атаке таранил немецкий бомбардировщик, рвавшийся к аэродрому. Оба самолета, охваченные пламенем, рухнули на землю. И. И. Иванов был пилотом дежурного звена 46–го истребительного авиаполка 14–й авиадивизии. В вышеупомянутом 87–м истребительном авиаполку, оправившись от первого удара, организовали постоянное дежурство в воздухе. Уже в 5 часов 30 минут патрульное звено старшего лейтенанта В. Я. Дмитриева перехватило на подходе к аэродрому три бомбардировщика Ju. 88.
Но было бы ошибкой считать, что успех был обеспечен одной внезапностью нападения. Многие полки сумели достойно встретить уже первый удар люфтваффе. С аэродрома Куровице взлетели все исправные истребители 164–го истребительного авиаполка 15–й авиадивизии и встретили немецкие истребители и бомбардировщики в воздухе. За день летчики 164–го авиаполка сбили четыре вражеских бомбардировщика и один истребитель. И это полк, оснащенный только «ишачками» и «чайками»! Однако одной из характерных черт воздействия немецкой авиации на советские аэродромы были последовательность и упорство в достижении поставленной задачи. Советские аэродромы методично обрабатывались в течение всего дня. И этот расчет оказался правильным, плана рассредоточения у ВВС ЮЗФ попросту не было. Не было и технической возможности сменить вскрытую немецкой разведкой систему базирования ВВС округа. Дело в том, что весной 1941 г. на аэродромах военно-воздушных сил Киевского особого военного округа было развернуто строительство бетонных взлетно-посадочных полос. Вследствие этого значительная часть аэродромов по состоянию на 22.6.41 г. для производства полетов была непригодна. Большинство летных частей запасных аэродромов не имело и оставалось на ранее занимаемых площадках. Об опасности такого подхода предупреждали военные теоретики еще до войны:
«Необходимо отметить при этом, что аэродромы, занимаемые авиацией в мирное время, противнику будут известны. Они должны быть покинуты, как только обозначится возможность неприятельского налета на них…»[125]
Поэтому уничтожение значительной части самолетного парка КОВО на аэродромах было делом времени. Если не удавалось добиться решительного результата при первом налете, успех немецким летчикам приносил второй, третий, а иногда и десятый авиаудар. Как показала еще война в Испании, эффективность воздействия на аэродромы напрямую зависела от успешной разведки. Необходимо было, во-первых, вскрыть места базирования ВВС, а во-вторых, застать самолеты на аэродроме. В ходе войны в Испании были трудности как с первым, так и с последним. В первые дни Великой Отечественной войны дислокация советских аэродромов немцам была известна. Оставалось только методично наносить удары, стремясь повредить возможно большее число машин. И если не удавалось добиться поставленной цели в первый день, ее достигали на второй или третий. Например, 17–й истребительный авиаполк, базировавшийся на аэродроме Велицк, был добит только на третий день войны:
«…утром третьего дня прилетела дюжина истребителей Ме–109. Стали в два круга: шесть самолетов с правым креном и шесть самолетов — с левым и проштурмовали, как на полигоне. Обстрелы были точные, уверенные, как по мишеням. В результате на аэродроме осталось 10 исправных И–153 и один МиГ–1, все остальные машины числом около 150 — были повреждены. Среди них были и старенькие самолеты И–15бис с неубирающимися шасси, которые стояли в линейке и не были рассредоточены, и „миги“, и наши „чайки“, и самолеты житомирского авиаполка»[126].
На земле советских летчиков поджидали методичные бомбардировки в течение всего дня, в воздухе основным противником пилотов КОВО была почти сотня истребителей Bf. 109F эскадры JG 3, впоследствии получившей название «Удет». Возглавлял эскадру Гюнтер Лютцов, ветеран Испании. Уже в 4.30 он записывает на свой счет истребитель И–18 (так немцы называли МиГ–3). А первый сбитый летчиками эскадры советский самолет зафиксирован в 3.40 утра. Это был истребитель И–16, сбитый обер-лейтенантом Робертом Олейником из 1–й эскадрильи JG3.
Всего в первый день войны ВВС КОВО потеряли 301 самолет[127]. Из общего числа потерь, согласно тому же источнику, на земле было уничтожено и повреждено 174 самолета. Современный исследователь Д. Б. Хазанов дает несколько большую цифру — 277 уничтоженных на земле самолетов[128]. Цифра большая, но Западный особый военный округ 22 июня потерял куда больше — 738 самолетов. На направлении главного удара уничтожение советской авиации на аэродромах и в воздухе велось намного интенсивнее. Соответственно ВВС ЗапОВО уже в первый день потеряли 41 % самолетов, а ВВС КОВО — только 15,5 %. Удар, нанесенный военно-воздушным силам Красной Армии на киевском направлении, был сильным, но далеко не смертельным.
Ущерб, нанесенный противнику, по сей день является предметом оживленной дискуссии. Согласно подсчетам Д. Б. Хазанова, в первый день войны 5 авиакорпус недосчитался 35 самолетов и 27 экипажей. В официальной истории 55 бомбардировочной эскадры в списке потерь в первый день войны с СССР значатся 13 самолетов. Семь экипажей погибли или пропали без вести[129]. Большинство «Хейнкелей» эскадры были сбиты истребителями в ходе атаки аэродрома Млынув, став жертвой И–16 и И–153 14–й авиадивизии 5–й армии. Еще большие потери понесла 51 бомбардировочная эскадра «Эдельвейс». Журнал боевых действий эскадры рисует далеко не радужную картину завершения самого длинного дня 1941 г.:
«После посадки последнего самолета в 20.23 во дворце Полянка около Кросно коммодор подполковник Шульцхейн подвел итоги дня: 60 человек (15 экипажей!) летного персонала погибли или пропали без вести, в третьей группе оказались сбиты или получили повреждения более 50 % машин»[130].
Не следует думать, что действия ВВС Юго-Западного фронта в первый день войны носили только пассивный, оборонительный характер. 62–я авиадивизия 5–й армии бомбила боевые порядки немцев в районе Устилуга, израсходовав сто тридцать четыре 50–кг авиабомбы. Эти удары подтверждаются немецкими данными: «Также наступление встретилось с первыми бомбами противника, которые принесли первые потери»[131].
Сражение в воздухе над Украиной 22 июня только началось. Даже подвергшиеся жестокому избиению в воздухе и на аэродромах авиадивизии приграничных армий еще не утратили боеспособность. А в глубине построения войск Юго-Западного фронта оставались целые и невредимые самолеты 17, 19, 44–й авиадивизий. Их аэродромы 22 июня ударам с воздуха не подвергались вовсе. Согласно планам прикрытия, эти авиаполки 22 июня начали перебазирование на приграничные аэродромы, готовясь вступить в бой на второй день войны. Например, на аэродром 17–го истребительного авиаполка вскоре после нескольких налетов немцев 22 июня начали прибывать истребители с дальних аэродромов: «В 11 часов дня из Житомира к нам прилетел авиаполк на самолетах И–153»[132]. Скорее всего, речь идет о соединении 44–й авиадивизии из района Винница — Умань. В Житомире базировался только 315–й разведывательный авиаполк. Немецким летчикам еще предстояло столкнуться с сотнями самолетов «глубинных» авиасоединений в воздушных боях. Ни о каком завоевании люфтваффе господства в воздухе в первый день войны не было и речи. Немецкие ВВС владели инициативой, но ни воспрепятствовать советским самолетам наносить удары по войскам на поле боя и в тылу, ни хотя бы свести это воздействие к минимуму 4 воздушному флоту не удалось. Авиация Юго-Западного фронта могла сыграть и сыграла впоследствии заметную роль в танковом сражении в районе Броды — Дубно.
Начало битвы в воздухе в полосе Одесского военного округа было вялым и бесцветным. Для обоих противников южный фланг был, очевидно, второстепенным направлением, и силы сторон на нем были примерно равными. Основной ударной силой 4 авиакорпуса были 27 бомбардировочная (KG 27) и 77 истребительная (JG 77) эскадры, насчитывавшие, по разным оценкам, 240–257 самолетов. С учетом армейской авиации и ВВС Румынии авиационным соединениям ОдВО противостояли около 800 самолетов различных типов. Румынские ВВС были значительно слабее и куда менее опытны, чем их союзники. Удар был нанесен всего по шести аэродромам. Развитие событий было типичным — предупреждение ВНОС, взлет дежурного звена или эскадрильи. Поскольку 4–й авиакорпус был намного слабее действовавших на других участках фронта, удары получались менее массированными и их отражение было вполне по силам дежурным самолетам. Характерный пример — это действия летчиков 55–го истребительного авиаполка 20–й авиадивизии в ходе налета на аэродром Бельцы в шестом часу утра 22 июня. Благодаря своевременному сообщению постов ВНОС о приближении противника дежурная эскадрилья в составе 8 МиГ–3 немедленно взлетела и вступила в бой с 20 Не. 111 и 18 Bf. 109. Прицельной бомбардировки «спящего аэродрома» не получилось, и немецким пилотам удалось лишь повредить три самолета и поджечь небольшой склад с горючим. 4–й истребительный авиаполк той же авиадивизии, несмотря на десять (!) налетов, не потерял ни одного самолета на земле. Но не следует думать, что «воздушный Перл-Харбор» первых дней войны никак не коснулся ОдВО. Командир 20–й авиадивизии генерал A. C. Осипенко указал на целый ряд недостатков в действиях своих подчиненных:
«1. Несмотря на достаточное количество времени с момента объявления тревоги до налета противника, части все же не смогли уйти из-под удара с наименьшими потерями (45–й С*коростной** Бомбардировочный** Полк**, Бельцы) и нанести ущерб противнику. Противник ушел безнаказанно, а мы понесли большие потери на земле благодаря преступной халатности и неорганизованности. 2. Рассредоточение материальной части было неудовлетворительным во всех полках. Самолеты скучены; вместе на одном поле стоят исправные и неисправные самолеты. 3. Маскировки, можно считать, нет, особо плохо в 55–м Истребительном** А*виа** Полку**»[133].
Потери самолетов в ОдВО в первый день войны были хотя и невелики в сравнении с другими направлениями, но в абсолютных цифрах выглядят достаточно внушительно. По немецким данным, приведенным Д. Б. Хазановым, только экипажи 4 авиакорпуса сбили 16 советских самолетов и еще 142 уничтожили на земле[134]. Цифры, очевидно, завышенные. Вместе с тем неубедительно выглядят и советские данные, признающие потерю всего 23 самолетов. Истина лежит где-то посередине, и можно предположить, что ВВС ОдВО лишились не менее чем 40–50 самолетов.
Итоги первого дня. «К исходу 24.6 овладеть районом Люблин». Как это ни странно звучит, но у нас сведений о том, что случилось 22 июня 1941 г., куда больше, чем у непосредственных участников событий с советской стороны. Мы знаем силы, состояние войск сторон, цели и задачи немецких армий. Принимавшим решение руководителям округов и армий было известно куда меньше. Враг для них был окутан «туманом войны», они располагали только противоречивыми сведениями авиационной разведки и докладами из войск. Первая разведсводка Юго-Западного фронта не выглядела устрашающей:
«1. Луцкое направление
Противник в течение дня ведет активные боевые действия; его основные группировки: в направлении Любомль наступает пехотная дивизия; в направлении Владимир — Волынский — пехотная дивизия и танковая дивизия; в направлении Прецк — Увольвонек — пехотная дивизия; с направления Сокаль, Крыстынополь — пехотная дивизия.
Млынув (15 км северо-западнее Дубно) высажен парашютный десант в 16 часов. На аэродроме Свидник (юго-восточнее Люблин) в 11 часов 30 минут отмечено 100 самолетов.
2. Рава — русско — львовское направление
На участке Махнув, Любыча Крулевска в направлении Рава Руска наступают две пехотные дивизии, кавалерийский полк и танковый полк.
Из района Любачув, Олешице, Старе Село (10 км западнее Олешице) в 12 часов в южном направлении действовало свыше пехотной дивизии при поддержке мелких подразделений танков.
В лесу севернее Олешице в 14 часов отмечалось скопление мотопехоты и танков.
3. Перемышль — львовское направление
На участке Ярослав, Медыка в 14 часов 45 минут в направлении Краковец, Мосьциска наступало до пехотной дивизии и подразделение конницы.
В районе Перемышль действует до пехотной дивизии, пытаясь обойти Перемышль с востока и запада.
В районе Львов частая бомбардировка аэродромов небольшими группами самолетов.
Выводы:
1. Противник перешел госграницу на фронте Влодава, Перемышль и Липканы, Виковерхня (10 км северо-западнее Рэдэуци) в составе:
луцкое направление — четыре — пять пехотных дивизий и танковая дивизия;
рава — русско — львовское направление — три — четыре пехотные дивизии с танками;
перемышль — львовское направление — две — три пехотные дивизии;
черновицкое направление — четыре румынские пехотные дивизии»[135].
Хорошо видно, что силы немцев недооценены. Наступающие на главном направлении, на стыке между 5–й и 6–й армиями, силы не отличаются в разведсводке от действующих на направлении вспомогательном. Сила удара из сокальского выступа занижена в три раза: вместо трех пехотных дивизий указывается всего одна. Появление 11 танковой дивизии разведка не заметила. Было вскрыто только появление 14 танковой дивизии у Устилуга.
Как ответ на столь благостную картину происходящего вечером 22 июня из Москвы последовала Директива № 3. Директива была отправлена из Москвы в 21.15. В ней констатировалось, что «противник, *…** понеся большие потери, достиг небольших успехов», и приказывалось перейти в решительное наступление. Задачи армий Юго-Западного направления формулировались следующим образом:
«г) Армиям Юго-Западного фронта, прочно удерживая госграницу с Венгрией, концентрическими ударами в общем направлении на Люблин силами 5 и 6 А*рмий**, не менее пяти мехкорпусов и всей авиации фронта, окружить и уничтожить группировку противника, наступающую на фронте Владимир — Волынский, Крыстынополь, к исходу 26.6 овладеть районом Люблин. Прочно обеспечить себя с краковского направления.
д) Армиям Южного фронта не допустить вторжения противника на нашу территорию. При попытке противника нанести удар в черновицком направлении или форсировать рр. Прут и Дунай мощными фланговыми ударами наземных войск во взаимодействии с авиацией уничтожить его; двумя мехкорпусами в ночь на 23.6 сосредоточиться в районе Кишинев и лесов северо-западнее Кишинева»[136].
Сегодня для нас текст этой директивы выглядит дикостью. О каком Люблине может идти речь, когда обладающие огромным численным перевесом немецкие войска перемалывают приграничные дивизии? Если задаться вопросом: «Соответствовала ли Директива № 3 сложившейся на границах обстановке?» — то ответ будет однозначным: нет. Но если поставить вопрос по-другому: «Соответствовала ли Директива № 3 дневным донесениям округов?» — ответ будет положительным.
Штаб ЮЗФ и Г. К. Жуков собирают ударные «клещи». В Директиве № 3 было и рациональное зерно. В ней предписывалось задействовать против ударного кулака немцев «не менее пяти мехкорпусов» и всю авиацию фронта. И создаются группировки, которые с 23 июня начнут молотить по вторгнувшимся на советскую территорию дивизиям 1–й танковой группы. Решение это как в ближней, так и в дальней перспективе было вполне разумным — на направление главного удара немцев рокировались подвижные соединения с целью оказания со всех сторон нажима на фланги и острие немецкого танкового клина. Немецкое наступление, как магнит, начинает притягивать к себе механизированные корпуса Юго-Западного фронта. Во-первых, это 9–й механизированный корпус, дислоцировавшийся в районе Новограда — Волынского. Командовавший 9–м мехкорпусом К. К. Рокоссовский вспоминал:
«В четырнадцать часов 22 июня корпус выступил по трем маршрутам в общем направлении Новоград — Волынский, Ровно, Луцк»[137].
Во-вторых, это 19–й механизированный корпус. Уже в 12.00 22 июня он получил приказ на выдвижение в район юго-западнее Ровно. Движение соединений корпуса в назначенный район началось около 21.00 22 июня. Но помимо этих, сравнительно слабых соединений, на фланг немецкого наступления рокировались и более внушительные силы. В 20.40 22 июня 8–й механизированный корпус 26–й армии получил приказ о переподчинении 6–й армии и выдвижении в ее полосу обороны. К утру 23 июня корпус должен был выдвинуться в район Куровице, Винники, Борыниче. Это населенные пункты юго-восточнее Львова, в 25–30 км южнее Буска, узлового пункта в последующих перемещениях соединения под командованием Д. И. Рябышева. 15–й механизированный корпус получил приказ штаба фронта нанести контрудар по наступающим в районе Радзехов танковым соединениям немцев в 18.00 22 июня. Совместно с 15–м механизированным корпусом должен был наносить контрудар в направлении Радзехова сильнейший в КОВО 4–й механизированный корпус. Вечером 22 июня в штаб фронта прибыл генерал армии Г. К. Жуков. Георгий Константинович одобрил принятые М. П. Кирпоносом решения по нанесению фланговых контрударов, и сам активно включился в работу. Он лихорадочно собирал наиболее боеспособные механизированные соединения для удара всей массой во фланг наступающим немецким войскам. Параллельно 15–му механизированному корпусу должен был бить 8–й механизированный корпус. С оперативной точки зрения замысел советского командования предусматривал фланговый удар в форме буквы «V». Один мехкорпус должен был отрезать наступающие немецкие дивизии, другой — обеспечивать фланг контрудара, создавая внешний фронт окружения. С севера на левый фланг танкового клина немцев должны были наступать соединения 22–го механизированного корпуса совместно со стрелковыми дивизиями 5–й армии.
Теперь давайте посмотрим, как виделась обстановка из штаба группы армий «Юг».
Во-первых, последовала реакция на проблемы, возникшие на Владимир — Волынском направлении:
«В 23.50 начальник штаба 6 армии кратко обрисовал первому офицеру штаба группы армий критическое положение III моторизованного армейского корпуса, сложившееся в результате:
а) локальных неудач на участке 44 дивизии;
б) тяжелого оборонительного боя 268 дивизии;
в) ожидаемого к утру 23 июня ввода в бой механизированных войск противника из направления Луцк.
Первым мероприятием по оказанию помощи явится усиление 298 дивизии частями 14 танковой дивизии. Командующий 6 армией приказал, кроме того, перебросить 13 танковую дивизию через Грубешов в район ведения боевых действий 44 дивизии в ночь с 22 на 23 июня, так как он считает, что только введением в бой еще одной танковой дивизии можно будет избежать тяжелого положения в районе Владимир — Волынский, в случае, если упомянутые механизированные силы противника начнут там наступление 23 июня»[138].
Как мы видим, немецкое руководство предполагало контрудар советской стороны днем 23 июня. Это было вполне логичным ходом, и вопрос был в том, кто сыграет лучше — наступающий или обороняющийся.
Во-вторых, руководство группы армий отказало в использовании 13 танковой дивизии для парирования действий 41–й стрелковой дивизии Г. Н. Микушева. Командующему 17 армией генерал — полковнику Штюльпнагелю было рекомендовано задействовать для этой цели 296 пехотную дивизию.
Общий вывод немецким командованием по итогам дня 22 июня были сделан следующий:
«Противник, преодолев первые последствия внезапного нападения, начал собираться с силами и вступать в бой»[139].