Глава 8. Начало славных дел

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 8. Начало славных дел

Место, выделенное для новой организации Грушина на окраине подмосковных Химок, к тому времени уже не один десяток лет было связано с авиационной и ракетной техникой. Здесь в начале 1930?х годов находился аэродром аэроклуба МАИ, а также организация, называвшаяся вполне в духе того времени – «Фотолет» – и занимавшаяся аэрофотосъемкой.

В конце 1939 года эта территория стала базой для опытного авиационного завода № 293 и конструкторского бюро, которое возглавлял Виктор Федорович Болховитинов. Здесь в последние предвоенные месяцы велась разработка ряда новых перспективных боевых самолетов, особую известность среди которых приобрел первый советский ракетный истребитель?перехватчик БИ?1. В годы войны КБ и завод № 293 эвакуировали на Урал, а аэродром стал одной из баз московской ПВО.

В конце войны и в первые послевоенные годы на этой территории работали конструкторские коллективы Алексея Михайловича Исаева и Матуса Рувимовича Бисновата. Коллектив Исаева занимался разработкой ракетных двигателей для самолетов и ракет, а ОКБ Бисновата – как самолетов, так и ракет.

Являясь одним из первых выпускников МАИ, Бисноват в начале 1930?х годов прошел незаурядную школу инженерного мастерства в конструкторском бюро «короля истребителей» И. И. Поликарпова. В 1938 году он перешел на самостоятельную работу, возглавив существовавшее в ЦАГИ конструкторское бюро. Здесь под руководством Бисновата в предвоенные годы создали несколько экспериментальных скоростных самолетов. В годы войны Бисноват занимался обеспечением серийного выпуска ЛаГГов, работал над созданием ракетного самолета А. Г. Костикова. Весной 1948 года ОКБ Бисновата поручили выполнение работ по созданию берегового противокорабельного ракетного комплекса «Шторм» и управляемой ракеты класса «воздух – воздух» СНАРС?250, предназначенной для вооружения боевых самолетов. В те же годы в этом ОКБ в целях проведения исследований в области высоких скоростей полета разработали экспериментальный беспилотный сверхзвуковой самолет?лабораторию с ЖРД и пилотируемый ракетный самолет «5». На «пятерке» в конце 1940?х годов летчики?испытатели Г. М. Шиянов и А. К. Пахомов совершили несколько испытательных полетов.

В процессе работ над «Штормом» в ОКБ Бисновата создали целый ряд летающих моделей, внешне похожих на будущую ракету. Для проверки создаваемой для нее аппаратуры изготовили два пилотируемых образца «Шторма». В 1950 году их испытывали летчики?испытатели Г. М. Шиянов и Ф. И. Бурцев. На необходимую для выполнения успешного полета двухкилометровую высоту эти пилотируемые ракеты поднимал бомбардировщик Пе?8.

Первые пуски с наземной катапульты беспилотного «Шторма», проведенные в 1952 году, оказались неудачными. Аппаратура не выдерживала стартовых перегрузок, и ракета падала, пролетев лишь часть пути. Для устранения обнаруженных недостатков испытания прекратили, но в апреле 1953 года их планировалось возобновить.

Работы по СНАРС?250 также шли с максимальной интенсивностью. Летом 1952 года начались испытания сразу двух вариантов этой ракеты – с тепловой и радиолокационной головками самонаведения. Поначалу для первого варианта СНАРСа в качестве мишени служила Луна, а затем – специальный аэростат с трассером. Испытания обоих вариантов СНАРСа также проходили с переменным успехом, но позволяли надеяться на положительный результат.

Однако судьба сыграла с Матусом Рувимовичем и его коллегами злую шутку, хотя в начале 1950?х годов успешный ход работ над новым ракетным оружием (с учетом того, что создавали его впервые) ни у кого не вызывал сомнений – ни в министерстве, ни у заказчиков. Сомнения появились в другом месте…

Начав работы по созданию «Шторма» одновременно с «Кометой», о которой уже говорилось выше, химчане были почти на год впереди своих серьезных конкурентов. И это при всем различии в весовых категориях, которое существовало между двумя организациями. Различий было немало – и в количестве работников, и в получаемой ими зарплате, но главное в том пароле – «Берия», которым химчане воспользоваться не могли ни в общении со смежниками, ни козырнуть где?нибудь при случае. А имевшийся тогда узкий круг смежников?разработчиков аппаратуры управления и агрегатов ракет должен был работать параллельно на обе организации.

Сегодня, спустя многие десятилетия, можно перечислить немало технических различий между «Штормом» и «Кометой», можно привести и немалое количество допущенных при разработке «Шторма» ошибок и просчетов – а какому КБ удавалось их избежать? Но тогда до выяснения вопроса – чья разработка лучше? – дело так и не дошло. Причины этого, как говорится в подобных случаях, носили нетехнический характер.

* * *

Пришедшие летом 1951 года первые успехи КБ?1 и его смежников в деле создания «Беркута» дали основания не только для перехода к началу серийного производства и полномасштабного развертывания еще толком не «обстрелянной» системы, но и для того, чтобы приступить к решению вопросов о ее дальнейшей модернизации. И в этой ситуации для ученых и инженеров из КБ?1 созданная в ОКБ?301 Лавочкина одноступенчатая ракета В?300 была, что называется, «бельмом на глазу». Многими из них эта ракета едва ли не с самого начала работ не воспринималась как последнее слово техники.

Действительно, проработки, которые были сделаны в первые месяцы работ по «Беркуту» и на которые было сориентировано руководство ТГУ, уже в следующем году могли с полным основанием считаться устаревшими. Со всей отчетливостью это проявилось, когда выяснилось, что ракета у Лавочкина получается почти в три раза тяжелее, чем у американского аналога – зенитной ракеты для комплекса «Найк», сообщения о пусках которой стали все чаще появляться с осени 1951 года.

Меры для исправления этого недостатка в ОКБ?301, конечно, предпринимались, но далеко не самые радикальные. Для радикальных мер, сопряженных со значительным техническим риском, прежде всего следовало отказаться от формулы Сталина «создать ракету для ПВО в течение года» и заменить год на два, а то и на три… Хотя работы по такой «трехлетней» схеме у Лавочкина для «Беркута» велись. Эти двухступенчатые ракеты с твердотопливным ускорителем и маршевой ступенью с ЖРД получили обозначения В?500 и В?600. Стартовая масса первой составляла 1300 кг, второй – 1600 кг. Однако работы по ним не отличались такой же интенсивностью, как по В?300 и воспринимались руководством авиапромышленности и ТГУ как перспективные.

Для реализации аналогичных перспектив еще до первого пуска В?300 в КБ?1 создали специальный конструкторский отдел № 32. Ведущую роль в новом отделе отвели бывшим работникам КБ Н. Н. Поликарпова – Д. Л. Томашевичу и Н. Г. Зырину Начав с конструкторской проработки силовых элементов антенн для «Беркута», спустя считаные месяцы конструкторы 32?го отдела взялись за проектирование ракет, которые в самое ближайшее время могли бы стать конкурентами изделиям Лавочкина. Руководство КБ?1 оказало значительную поддержку новому отделу – из ряда организаций им передали техническую документацию, образцы уже изготовленных ракет, работники отдела постоянно присутствовали на испытаниях В?300 в Капустином Яре. Проведя детальный анализ исходных данных по В?300, а также результатов ее первых испытаний и дополнив их полученной к тому времени «специнформацией» о «Найке», в КБ?1 сделали целый ряд соответствующих выводов. Они касались, прежде всего, схемы построения ракеты, ее конструкции, вида старта, принципов выполнения аппаратуры и боевой части. Но центральным в этих выводах было, конечно, то, что сделать ракету с требуемыми характеристиками можно, и первые результаты на этом пути в КБ?1 были получены уже к началу 1952 года.

Ракета, разработка которой началась в КБ?1, получила обозначение 32Б (ШБ). Официально она не заявлялась как конкурент В?300 в системе «Беркут», хотя ее расчетная дальность действия 30–32 км и максимальная высота полета 20–21 км полностью вписывались в требования к этой системе. И в ТГУ, и в министерствах первое время о ней говорилось только как о ракете будущего, поскольку никто не сомневался, что зенитных ракет потребуется еще немало. Поэтому специалисты КБ?1 не были, как создатели В?300, связаны по рукам и ногам «почасовыми» графиками разработки, испытаний и развертывания серийного производства ракеты. И все же темп при создании ШБ был взят максимальный.

Изначально ШБ проектировалась как двухступенчатая ракета – ускоритель и маршевая ступень. Использование подобной схемы позволяло ракете стартовать с наклонной направляющей пусковой установки и значительно сократить потери энергии на стартовом разгоне и развороте в сторону цели. Для реализации такого старта спроектировали специальную поворотную пусковую установку 140Е с изменяемым углом подъема направляющей.

Ускоритель ШБ представлял собой твердотопливный двигатель ПРД?10, который должен был разгонять ракету до сверхзвуковой скорости и после завершения работы отделяться. Ускоритель тягой около 20 т создавался под руководством Ивана Ивановича Картукова в КБ?2 завода № 81. Полет ракеты после отделения ускорителя должен был происходить с маршевым ЖРД С2.168Б, разгонявшим ее до 800 м/с. Разработку этого двигателя осуществляли под руководством А. М. Исаева в ОКБ?2 НИИ?88. Введение двух ступеней позволило значительно снизить требования к маршевому двигателю, поскольку от него не требовалось отрывать ракету от земли, а значит, не требовалось иметь столь большую тягу – хватало 1300 кгс вместо 9000 кгс для В?300. Соответственно снижалась и его масса, почти на порядок уменьшались запасы компонентов топлива, в качестве которых использовались «тонка» и азотная кислота.

Снижению массы ракеты способствовало и выполнение аппаратуры управления, автопилота и радиоаппаратуры в одном отсеке. Еще одним новшеством стало использование на ШБ мультикумулятивной боевой части, состоявшей из 108 кумулятивных зарядов.

В то же время ШБ имела ряд общих черт с В?300. Так, обе ракеты использовали аэродинамическую схему «утка», а для подачи компонентов топлива в двигатель использовалась вытеснительная система подачи. Хотя следует отметить, что на первых этапах проектирования ШБ в ОКБ?2 НИИ?88 для нее рассматривалась и более перспективная турбонасосная система подачи.

В совокупности принятые решения позволили обеспечить для ШБ стартовую массу 1354 кг, равную массе американской «Найк?Аякс».

* * *

Весной 1952 года статус работ по ШБ был значительно повышен благодаря активному влиянию на этот процесс Л. П. Берия. По его указанию изготовление первых ракет ШБ для испытаний в Капустином Яре было поручено одному из лучших на тот момент в стране ракетных заводов – Опытному заводу № 88 в Подлипках. Причем приоритетность этой работы для завода была поставлена на столь высокий уровень, что это сказалось на темпах работ по изготовлению здесь баллистических ракет. Подобное ускорение позволило уже летом 1952 года начать стендовые испытания твердотопливного двигателя, а в конце 1952 года – летные испытания ракеты. Именно с этого момента у В?300 появился серьезный конкурент.

Для первых пусков готовились два варианта ШБ, обозначенных Б?44 и Б?45. Первый из вариантов ракеты был оснащен автопилотом, самописцами и предназначался для изучения поведения ракеты во время старта и в автономном полете. На Б?44 планировалось исследовать и работу ускорителя, и процесс его отделения от маршевой ступени. Вариант Б?45 предназначался для изучения поведения ракеты в управляемом полете и имел на борту радиоаппаратуру, телеметрическое оборудование и программный механизм для выдачи в полете команд управления.

Пуски первых вариантов ШБ состоялись в конце 1952 года, и в их процессе был задействован центральный радиолокатор «Беркута», захватывавший и сопровождавший ракеты по отраженному от их корпуса сигналу. Однако к этому времени уже приняли решение о начале серийного производства В?300 сразу на нескольких заводах. И здесь создатели ШБ предприняли еще один рывок в своей работе, чтобы одновременно с В?300 выйти на этап перехвата средствами «Беркута» воздушных целей.

Конечно, Лавочкин находился в курсе затеянного соревнования, но, связанный по рукам и ногам «почасовым» графиком, предпринять что?либо для ускорения работ по своим «легким», наклонно стартующим зенитным ракетам В?500 и В?600 не мог.

Непростая ситуация складывалась и в КБ?1. Для интенсификации работ по ШБ количество имевшихся в КБ?1 конструкторов?ракетчиков было совершенно недостаточно. Не могли помочь и поддерживаемая на самом высоком уровне дисциплина, и жесткий контроль за получаемыми результатами. Тем не менее все подразделения КБ?1, разрабатывавшие бортовое оборудование ракеты и систему ее наведения на цель, были объединены. Однако на этом возможности КБ?1 по дальнейшему увеличению темпа работ подошли к своему пределу – фирме требовались новые кадровые и производственные «инъекции». Предпринятые в те дни поиски «дополнительных» мощностей обратили взгляды руководства КБ?1 на ОКБ М. Р. Бисновата. С этого момента часы организации были сочтены.

19 февраля 1953 года Сталин подписал Постановление Правительства № 533–271, в соответствии с которым Министерству авиационной промышленности предписывалось передать ОКБ Бисновата и его опытный завод в КБ?1 «для усиления работ по заказам 3?го Главного управления при СМ СССР».

Слухи о том, что с их организацией собираются покончить, поползли среди работников КБ Бисновата еще за несколько дней до выхода постановления. О том, что оно действительно появилось, Бисноват и его сотрудники узнали 23 февраля. В тот день в Химки приехал руководитель кадровой службы КБ?1 и, собрав всех работников уже несуществующей организации, с абсолютно невозмутимым видом раздал им для заполнения анкеты о приеме на новую работу в «серьезную организацию».

Такой поворот событий для людей, не сомневавшихся в успешной работе своего КБ, оказался более чем неожиданным.

«Где же мы теперь будем работать?» – на этот вопрос ответа не последовало. Без ответа остался и «наводящий» вопрос насчет того, за какое спортобщество теперь будут выступать работники КБ. Как известно, в те годы за каждым спортивным обществом стояли вполне конкретные организации и люди.

Бисноват от заполнения предложенной ему анкеты отказался (впрочем, его и не особенно уговаривали), и на ближайшие два года местом работы для него стал один из подмосковных заводов. Отказались поначалу в КБ?1 и еще от двух десятков «бисноватовцев» по причине «космополитических» проблем, принявших в стране нешуточный размах. Правда, через несколько недель после смерти Сталина и закрытия «пятой графы» в анкетах этот вопрос быстро уладили и всех перевели на работу в КБ?1.

Однако перевод работников ОКБ?293, концентрация сил в КБ?1 так и не смогли повлиять на темпы работ по ШБ. Поставленную в феврале 1953 года задачу обеспечить в кратчайшие сроки испытания в составе первого опытного образца «Беркута» решить так и не удалось. Ракета КБ?1 не успела ни к стрельбам по уголковым отражателям, ни к стрельбам по самолетам?мишеням…

История же столь драматичного ракетного состязания закончилась буквально через несколько недель. Арест Берия?отца, а следом и Берия?сына моментально уравняли в весовых категориях КБ?1 с КБ?«донорами». Само КБ?1 на несколько месяцев стало популярным адресом для выражения негодования по поводу «вредительской деятельности» работавших там «бериевских» ставленников. Тем не менее к лету 1953 года ОКБ Бисновата расформировали, а опытный завод получил статус филиала КБ?1. Сотрудников бывшего ОКБ Бисновата стали возить на работу в Москву, где большинство из них трудилось в 32?м отделе. Специалистов, которые остались работать на химкинской территории, загрузили второстепенными заданиями – ремонтом аппаратуры, проверкой приборов.

Официально руководство отделом № 32 КБ?1 осуществлял Минулла Садриевич Ямалутдинов. Фамилия этого человека в те годы пользовалась большой известностью в определенных, конечно, местах. Еще до войны он был заместителем Г. Я. Кутепова в КБ?29 НКВД и «руководил» работой конструкторского коллектива В. М. Петлякова, создававшего знаменитый впоследствии фронтовой бомбардировщик Пе?2. С аналогичным заданием Ямалутдинов оказался и в КБ?1, «возглавив» работу 32?го отдела, в котором вместе с уже ставшим немногочисленным «спецконтингентом» работали и реабилитированные специалисты, и те, кого эта участь, к счастью, миновала.

Несмотря на столь драматическое развитие событий, работы по ракетам в КБ?1 продолжались. После ряда перестановок в руководстве КБ?1 в сентябре 1953 года была сформирована новая структура предприятия, в которой вновь выделили участников работ по ШБ. Одновременно главным конструктором ракеты назначили Д. Л. Томашевича. К концу года для ШБ наконец изготовили всю необходимую аппаратуру, и можно было переходить к испытаниям ракеты в «замкнутом контуре».

* * *

Реорганизации, которые в течение лета – осени 1953 года держали в напряжении все КБ?1, не затронули новый химкинский филиал. Тем не менее судьба его территории, цехов и построек была уже предрешена. В одном из «ходивших» летом 1953 года по кабинетам Совета Министров проектов постановлений Министерству среднего машиностроения предписывалось бывший завод № 293 «в двухнедельный срок возвратить в МАП», а далее «в месячный срок перевести опытно?конструкторское бюро № 1 главного конструктора т. Сухого с завода № 51 на завод № 293».

Однако очередная ракетно?авиационная рокировка в судьбе химкинского завода не состоялась. К осени 1953 года страсти вокруг организации бериевских ставленников понемногу улеглись и уникальному по своему научно?техническому потенциалу коллективу КБ?1 была поставлена новая задача – создание передвижного зенитного ракетного комплекса. Разработку ракеты для него поручили новой организации – Особому конструкторскому бюро № 2 Министерства среднего машиностроения во главе с Петром Дмитриевичем Грушиным. Местом для работы новой организации и стал опытный завод № 293, а его первыми сотрудниками стали работники отдела № 32 КБ?1. Основу специалистов?производственников нового КБ составили работники бывшего опытного завода № 293.

В соответствии с первым приказом, подписанным Грушиным в понедельник, 4 января 1954 года, на основе отдела 32 создали конструкторский, расчетно?теоретический и испытательный отделы. Их руководителями назначили соответственно Н. Г. Зырина, Е. И. Кринецкого и В. Н. Елагина.

Николай Григорьевич Зырин еще в 1936 году после окончания МАИ оказался в КБ Н. Н. Поликарпова. В 1938 году по рекомендации Поликарпова Зырин, в числе других перспективных молодых авиационных специалистов (в эту группу входил, например, будущий генеральный конструктор ракет Михаил Кузьмич Янгель), был направлен на многомесячную стажировку в США. Там Зырин познакомился с множеством передовых авиационных технологий, с работой ряда авиационных заводов, в том числе предприятия Северского. Приобретенные во время этой командировки знания немало способствовали его успешной работе в военные и послевоенные годы – на заводе

№ 22 в Казани, в конструкторских бюро В. М. Мясищева, В. Н. Челомея, П. О. Сухого, А. Н. Туполева. В октябре 1950 года «по направлению ЦК КПСС» Николай Григорьевич был направлен на работу в КБ?1 и до января 1954 года работал заместителем технического руководителя отдела № 32. В ОКБ?2 у Грушина Зырин проработал до мая 1956 года, после чего он вернулся в ОКБ?1 П. О. Сухого, став одним из его заместителей. За создание там новой авиационной техники Н. Г. Зырину присвоили звание Героя Социалистического Труда. А в ОКБ?2 после ухода Зырина несколько лет отделом конструкторских разработок руководил Григорий Андреевич Станевский. Он также обладал немалым опытом работ в авиационной и ракетной технике, приобретенным во время учебы в МАИ и работы в маевском КБ Грушина, а также в послевоенные годы на авиазаводе в Харькове и в ОКБ Бисновата. Затем этот отдел долгое время и с успехом возглавлял Арсений Васильевич Караулов.

Возглавивший проектный отдел Евгений Иванович Кринецкий также был очень грамотным и опытным специалистом, ранее он занимался проектированием ракет в НИИ?88 и в КБ?1. В те годы он был, вероятно, одним из наиболее компетентных в стране проектировщиков зенитной ракетной техники. Однако проработал Евгений Иванович в ОКБ?2 недолго – в конце 1950?х годов он перешел на преподавательскую работу в МАИ, где в 1960?70?е годы написал несколько книг и учебников, посвященных вопросам проектирования ракет различного назначения.

Заместителем Кринецкого, а в дальнейшем и начальником проектного отдела стал Георгий Евгеньевич Болотов. К 1953 году он также обладал немалым опытом работы, полученным в конструкторских бюро А. И. Туполева, А. А. Архангельского, В. Ф. Болховитинова и М. Р. Бисновата. Довелось Болотову внести свой вклад и в разработку легендарных самолетов – скоростного бомбардировщика СБ и ракетного перехватчика БИ?1. А весной 1946 года в качестве представителя Министерства авиационной промышленности Георгий Евгеньевич был командирован в Австрию. Целью поездки было выяснение возможности создания там авиационного конструкторского бюро по типу тех, которые работали в Германии над воссозданием оставшегося там после войны ракетного задела. В последние месяцы войны в одном из гротов неподалеку от Вены немецкие специалисты начали подготовку к серийному производству «народного» реактивного истребителя «Хейнкель?162». «Народным» он именовался потому, что, представляя собой один из образцов, созданных для «тотальной» войны, «Хейнкель?162» по планам немцев должен был выпускаться с темпом до 5000 самолетов в месяц. Но, как и во многих аналогичных случаях, реализация столь радикальных программ не удалась. Не удалось получить и какого?либо значимого практического результата от взаимодействия с немецкими авиаконструкторами, оказавшимися после войны в Австрии.

Владимир Николаевич Елагин работал в Химках с конца 1940?х годов заместителем Бисновата. В ОКБ?2 он занялся не только подготовкой и проведением испытаний первых ракет, созданных в конструкторском бюро, ему довелось сыграть немалую роль и в появлении в новом КБ первых электронных вычислительных средств. В 1954 году после возвращения Бисновата к конструкторской работе Елагин перешел на работу в ОКБ?4.

В ОКБ?2 начали работать и десятки весьма грамотных и подготовленных специалистов?ракетчиков. Большинство из них обладало немалым опытом практической работы по созданию первых образцов ракетного оружия в нашей стране, полученным в ОКБ?293, НИИ?88, КБ?1. И, конечно, особая роль в начальный период работы новой организации выпала «королям», как называли тогда высококвалифицированных рабочих, которые прошли еще довоенную выучку и военную закалку на производстве и были способны воплощать в металл любые, самые невероятные идеи и конструкции. Работа, да и просто общение с ними, приносили огромную пользу молодым и не только молодым специалистам, которые в большом количестве стали приходить в ОКБ?2. Именно этому человеческому сплаву и довелось встать у истоков создания традиций и школы нового конструкторского бюро.

* * *

Первые годы подбором специалистов для ОКБ?2 занимался опытнейший кадровик Иван Кириллович Михайлюк, пришедший сюда из КБ?1. Конечно, полностью укомплектовать новое конструкторское бюро опытными работниками было невозможно – для этого потребовалось бы буквально «разорить» другие предприятия, разрабатывавшие ракеты. Выход из этой ситуации Трушину виделся в одном – в активном привлечении к новому делу молодежи. А потому, вероятно, не было в те годы в технических вузах Москвы и Подмосковья ни одного студента, с которым бы не пообщался Иван Кириллович. В результате уже к третьему курсу отобранные Михайлюком студенты знали, что им после института предстоит работать в весьма серьезном и неплохо оплачиваемом месте. Причем и это следует отметить особо – в первые годы работы ОКБ?2 сюда попадали, как правило, лишь те молодые специалисты, кто заканчивали свои институты с отличием. Да и в последующие годы в предприятие Грушина привлекались только хорошо подготовленные молодые инженерные кадры. Это стало одной из весомых составляющих эффективной работы организации.

Один из тех, кто пришел в ОКБ?2 в этот период из МАИ, получив полностью «ракетную» специальность, так вспоминал об этой процедуре:

«Распределение на ракетные „фирмы“ (так тогда в студенческой среде именовались различного рода КБ и НИИ) происходило уже на третьем курсе. Происходило оно очень своеобразно. В помещение, где сидела комиссия по распределению, поодиночке приглашались студенты, которые ни сном ни духом не знали заранее, о чем пойдет речь. В составе комиссии среди известных им людей (декан факультета, его заместитель, ведущий этот курс, кое?кто из преподавателей спецдисциплин) сидели и несколько лиц совершенно незнакомых. Как потом выяснялось, это были представители тех самых „фирм“ и среди них Иван Кириллович Михайлюк. Председатель комиссии (декан), обращаясь к очередному приглашенному студенту, сообщал: „Вам предлагается работать после окончания института на предприятии п/я 24. Согласны?“ На недоуменный вопрос, а что это такое и где „оно“ расположено, следовал ответ: „В свое время узнаете“. Полностью растерянному студенту ничего не оставалось сделать, как подписать согласие. И только на последнем курсе обучения, попав на эту „фирму“ на преддипломную практику, а затем и на дипломную работу, он узнавал, что „это“ такое.

На время прохождения практики и выполнения дипломной работы все распределенные оформлялись на работу в качестве техников. Предварительно приходилось заполнять множество анкет и документов, после чего следовал довольно длительный период неизвестности, в течение которого они проходили соответствующую проверку. И только после этого будущие работники предприятия приглашались на беседу к И. К. Михайлюку или Л. Е. Перевалу, в процессе которой студенты подробно инструктировались о том, что они могут и, самое главное, чего не могут делать с этой минуты. А не могли они многого. Нельзя было никому, даже жене, рассказывать о том, где ты работаешь и чем занимаешься. Категорически запрещалось без разрешения организации выезжать за границу и общаться с иностранцами, посещать ряд ресторанов и других увеселительных заведений (перечислялись конкретно), лечиться надлежало только в медсанчасти № 10, детей (если таковые имелись) определять только в ясли и детсады предприятия, отдыхать в санаториях и домах отдыха ведомственной подчиненности.

Дипломный проект делался на предприятии и по его тематике, руководителями дипломной работы назначались специалисты предприятия, защита диплома происходила там же, председателем Государственной экзаменационной комиссии в те годы неизменно был П. Д. Трушин.

После защиты диплома Трушин собирал молодых инженеров у себя в кабинете для беседы. Проходила она, как правило, в очень доброжелательной обстановке. Петр Дмитриевич достаточно подробно рассказывал, чем занимается КБ, о его структуре и основных направлениях деятельности отдельных подразделений. Тепло напутствовал, призывал к напряженной и очень ответственной работе, от итогов которой зависела обороноспособность страны. В заключение он, ссылаясь на традицию „фирмы“, предлагал всем молодым инженерам набраться необходимого практического опыта сначала в цехах опытного производства. И этой традиции он на протяжении многих лет следовал неукоснительно. „Наберетесь практического опыта – милости прошу в КБ“, – заканчивал он беседу. Не всем это нравилось, но делать нечего – другого пути не предлагалось. По прошествии нескольких лет работы все молодые специалисты убеждались в полной целесообразности процедуры. Полученный на производстве опыт позволял совсем по?другому, более ответственно относиться к конструкторскому труду, понимая, какими материальными и временными затратами оборачиваются на производстве конструкторские „ляпы“.Да и понимание производственных проблем, а таких было немало при создании новейшей техники, становилось совсем иным».

* * *

К началу 1950?х годов подмосковные Химки стали второй родиной для многих тысяч людей. Этому способствовали и окончание войны, и то, что здесь стал складываться один из крупнейших ракетных центров страны, в котором находились конструкторское бюро С. А. Лавочкина, двигателестроительное конструкторское бюро В. П. Глушко и «замкнувшее» ракетный треугольник конструкторское бюро П. Д. Грушина.

В то время сюда из Москвы можно было попасть по железной дороге на электричке или же на 32?м автобусе, ходившем от станции метро «Сокол» до железнодорожной станции Химки, славившейся в те годы своими летними ресторанами. От «Сокола» ходил и 21?й автобус, сложный маршрут которого пролегал через Грабаровский поселок до Лобаново, где собственно и располагалось ОКБ?2. Дорога была долгой, поскольку моста через Октябрьскую железную дорогу тогда еще не было, а переезд около станции из?за интенсивного движения поездов был постоянно перегружен.

Для большинства химчан, работавших в ОКБ?2, обычный путь на работу пролегал по дороге, проходившей мимо деревянных домиков с садами и огородами. Мало кому тогда могло прийти в голову, что всего через несколько лет все это будет застроено жилыми домами, а вдоль них проложат асфальтированные дороги.

Но жизнь подтвердила эти, казалось бы, самые фантастические для послевоенных лет замыслы. В те годы люди жили не только ожиданиями будущей светлой жизни, как никогда они тянулись к общению, улыбкам, доброте. После работы или в обеденный перерыв молодежь, которая тогда составляла подавляющее большинство среди работников химкинских конструкторских бюро, бескомпромиссно сражалась на волейбольных и городошных площадках, на футбольных полях. Но, конечно, особой популярностью пользовались шахматы. Редко когда шахматисты, склонившиеся над доской, не были окружены многочисленными болельщиками, которые, комментируя действия соперников, создавали атмосферу коллективной игры.

* * *

Деление на проектантов и конструкторов в ОКБ?2 сложилось практически сразу. Задачей проектантов являлось создание ракеты в целом. Они формулировали (вместе с заказчиками) тактико?техническое задание (ТТЗ), уточняли накладываемые ограничения по массе, габаритным размерам, времени работы и всему остальному, искали принципиальные решения наиболее сложных частных задач, прорабатывали различные варианты компоновочных схем новых ракет и выбирали из них наиболее оптимальный. Далее они намечали состав оборудования, формировали требования к нему для заказа в других конструкторских бюро или организациях. За проектировщиками сохранялась и разработка программ и логики функционирования как всей ракеты, так и ее основных систем. В итоге всех этих работ проект создаваемой ракеты начинал «завязываться», постепенно вырисовываться в логично выстроенную систему. Затем готовили исходные данные для последующих работ в других отделах конструкторского бюро и опытного производства.

Дальнейшая работа проектантов состояла в постоянном контроле за ходом проектирования и конструирования ракеты. Разработчикам предстояло непрерывно следить за тем, чтобы в любом случае сохранялись и ни в коем случае не ухудшались основные характеристики ракеты, не нарушались ее габаритные размеры и балансы по массе, моментам инерции, энергопотреблению, расходу топлива и временным графикам бортовых операций. И, конечно же, по ходу работ приходилось вносить изменения в детали первоначального замысла.

Работа конструкторов в соответствии с требованиями, сформулированными проектантами, заключалась в разработке конструкции ракеты: корпуса, крыльев (если таковые имелись), рулей, двигательных установок, агрегатов и механизмов. Им же требовалось разрабатывать чертежную и текстовую документацию, по которой в опытном производстве шло изготовление и сборка ракеты. Для этой работы требовались лидеры конструкторских разработок, способные ежедневно и ежечасно предлагать или принимать предложенные другими решения по конкретным узлам, деталям, механизмам. И все это находилось под повседневным контролем главного конструктора (его на «фирме» называли «ПД»). Ни одно серьезное изменение по вновь создаваемой ракете не имело права пройти мимо него. И в этом таился глубокий смысл. Допустить вольность в проведении различных изменений в конструкции ракеты значило в конечном счете получить не то, что было задумано и заложено на начальном этапе. Только жесткий контроль со стороны «главного» позволял сохранить общую идею, обеспечить безусловное выполнение ТТЗ, основного «закона» для коллектива.

Одновременно к созданию ракеты приступали и другие группы специалистов – проектировщики и конструкторы системы управления, бортового оборудования, технологи, производственники и испытатели. По заведенному Трушиным с первых же дней порядку работники опытного производства приступали к работе над ракетой еще на стадии разработки ее проекта – знакомились с конструкторской документацией, с которой им предстояло работать. Технологи подписывали конструкторскую документацию, приступали к разработке чертежей на технологическую оснастку, необходимую для изготовления и сборки элементов ракеты, создавали технологические процессы и паспорта, содержащие полную последовательность изготовления как отдельных отсеков и агрегатов, так и сборки ракеты в целом, наземной проверки и упаковки для отправки на полигон.

Одновременно велся поиск предприятий?смежников, готовых взяться за тот или иной элемент, при изготовлении которого намечались наибольшие трудности. Со временем у «фирмы» Грушина, и в этом большая его заслуга, был создан круг смежников, надежных партнеров по созданию новых образцов ракет. Большую роль в этом сыграли личные контакты Грушина с руководителями таких организаций.

* * *

Бригада проектов с первых же дней существования ОКБ?2 стала одним из центральных подразделений предприятия. Организационно она не входила в состав какого?либо отдела, а ее начальником стал Д. Л. Томашевич.

Несомненно, Дмитрий Людвигович Томашевич был одной из колоритнейших личностей в новой организации. Его путь в авиационной технике к тому времени составлял уже более четверти века. Начав еще в 1920?е годы с ремонта самолетов, он в 1931 году пришел в КБ Н. Н. Поликарпова, где принял самое активное участие в создании знаменитых самолетов?истребителей И?15 и И?16. Будучи уже в ранге ведущего конструктора, Томашевич занимался разработкой истребителя И?180. В декабре 1938 года, после гибели на этом многообещающем самолете легендарного Валерия Чкалова, Томашевич в числе других авиаспециалистов оказался в заключении. Но и здесь, через некоторое время, ему удалось вернуться к разработке новых самолетов, возглавив один из конструкторских коллективов КБ?29, созданного в НКВД. Известность в те годы получили два самолета, разработанные под руководством Томашевича, – истребитель «110» (названный так по номеру конструкторского подразделения Томашевича) и легкий штурмовик «Пегас». Оба самолета отличались, прежде всего, невероятно высокими технологическими качествами, позволявшими обеспечивать их выпуск в больших количествах, даже в условиях военного времени. Однако до серийного производства эти самолеты не дошли – причин для этого в годы войны оказалось более чем достаточно. В конце войны коллектив Томашевича был объединен с КБ В. М. Мясищева, у которого Томашевич стал одним из заместителей. В феврале 1946 года, после закрытия КБ Мясищева, Томашевич перешел на работу в конструкторское бюро В. Н. Челомея, основу которого в те годы составляли бывшие работники КБ Н. Н. Поликарпова. С этого времени Томашевичу пришлось заняться делами, далекими от авиации. Перед приходом в ОКБ?2 Томашевич в течение нескольких лет занимался разработкой ракет в КБ?1.

С первых шагов при проектировании ракет в ОКБ?2 в эту работу были заложены принципы, совсем не похожие на те, которыми руководствовались создатели ракет в КБ Лавочкина, Бисновата и других. И самым горячим сторонником использования новых принципов стал Томашевич, заявивший своим коллегам:

«Ракеты – это не самолеты, и поэтому они требуют при своем создании принципиально иных подходов. Зенитная ракета нужна только для одного полета, но полета такого, который необходим для успешного поражения ею воздушной цели. Самолеты – перехватчики, летающие на сверхзвуковых скоростях, должны иметь совершенные аэродинамические формы, все их выступающие наружу элементы должны быть максимально облагорожены, зализаны. Зенитная ракета же, летающая на еще больших скоростях, должна изготавливаться в количествах, в десятки раз превышающих количество самых массовых истребителей?перехватчиков, а потому и требования к ней соответствующие. Они должны предъявляться не только разработчиками ракетного комплекса, баллистиками и аэродинамиками, но и серийным производством и условиями последующей эксплуатации ракет – от заполярной тундры до среднеазиатской пустыни…»

Обстановка, сложившаяся в то время в КБ, не позволяла кому бы то ни было просто отбывать рабочее время, не позволяла становиться хорошим, но ремесленником, побуждала становиться творческим, ищущим специалистом.

Как вспоминал пришедший в те годы на предприятие после окончания института проектировщик Юрий Гаврилович Калошин:

«От одного сознания причастности к работе по созданию крайне необходимого стране новейшего оружия у нас молодых, неопытных, еще не знавших всех своих возможностей инженеров буквально захватывало дух. Мы были очень горды сознанием этого. В то же время, может быть впервые в жизни, многим из нас довелось ощутить чувство ответственности за порученное дело. А работали мы тогда по 10–12 часов ежедневно. Редко вспоминали о выходных и праздниках – но все это не воспринималось нами как принуждение. Работать было захватывающе интересно. Следует сказать и о том благожелательном и вдумчивом отношении к нам наших учителей. Нас не просто „натаскивали“ на выполнение стандартных конструкторских операций, а терпеливо учили сознательному, творческому отношению к конструкторской работе. Все это было одним из проявлений школы Трушина, его линии на сочетание нашего обучения с выполнением плановых работ в самые сжатые сроки».

Постепенно новое КБ становилось коллективом единомышленников, способным работать с самой высокой отдачей. И, конечно, создание подобного коллектива было одним из приоритетных направлений деятельности Грушина. Он старался не жалеть для этого ни времени, ни сил. Именно поэтому с самого начала работы в ОКБ?2 Грушин с особой ответственностью подошел к рациональной расстановке оказавшихся под его руководством людей, к созданию работоспособного сплава из их энергии, знаний и опыта. Все это позволило новому коллективу за короткий срок набрать силу и начать движение вперед.

* * *

Первой работой, связанной с зенитными управляемыми ракетами в ОКБ?2, стало участие в 1954–1955 годах в доработках, изготовлении и испытаниях ракеты ШБ. Было очевидно, что заложенные в нее перспективные идеи требовали соответствующей оценки. Грушин, работавший до конца 1953 года заместителем у Лавочкина, «конкурента» этой разработки, став главным конструктором и получив в наследство от КБ?1 ШБ, которая к тому времени прошла значительный объем летных испытаний (35 пусков), решил распорядиться этим наследством по?хозяйски. По иному Грушин и не мыслил – ведь на разных стадиях производства на заводе в Подлипках находилось почти пятьдесят этих ракет.

Уже в первые недели работы ОКБ?2 Грушин досконально изучил все возможные варианты ее использования. Немалых трудов ему стоило навести порядок во взаимоотношениях со своей «внутренней и внешней оппозицией», которая убеждала его принять ШБ в качестве уже готового варианта ракеты для передвижной зенитной ракетной системы. Именно в этих дискуссиях (а иногда и в самых настоящих «боях») многим впервые довелось испытать на себе, каков он, новый главный…

Окончательное же решение Грушина гласило: задел из нескольких десятков ШБ будет использован в качестве «летающей лаборатории». В результате работы, проведенные с ШБ, принесли в ОКБ?2 массу информации, благодаря которой удалось избежать многих, свойственных молодым организациям, ошибок.

Так, в составе ШБ был впервые опробован в полете механизм изменения передаточных чисел (МИПЧ), который согласовывал отклонения ее рулей со скоростным напором в полете на различных скоростях и высотах. Этот сложный механизм начал свою жизнь на ракетах ОКБ?2 именно в составе ШБ.

Для экспериментального выяснения достоинств и недостатков нормальной аэродинамической схемы на одном из вариантов ШБ в дополнение к крыльям установили как передние, так и задние рулевые поверхности. Получилась своего рода «ракета?триплан». В этом случае управление ракетой при работе ускорителя осуществлялось передними рулями, а после его сброса – задними. В проведенных пусках проверялись устойчивость и управляемость ракеты, определялось воздействие на ее полет возмущающих моментов из?за «косой обдувки» крыльев за счет скоса потока за расположенными впереди рулями.

В ряде пусков на ШБ устанавливались специальные датчики, предназначенные для измерений температуры ее корпуса в процессе сверхзвукового полета.

Проводились испытания ШБ и с измененной конструкцией ее стартового ускорителя, в сопле которого устанавливалось специальное устройство – «груша». Подобное устройство давало возможность до запуска регулировать размеры критического сечения сопла, а это в свою очередь позволяло добиваться большей стабильности работы ускорителя при различных условиях окружающей среды. Впервые «грушу» испытали в полете 5 апреля 1955 года, во время 71?го пуска ШБ. После проведения еще двух успешных подобных пусков дорога «грушам» на последующих ракетах Грушина была открыта.

Испытания ШБ включали в себя не только автономные пуски, но и пуски в замкнутом контуре управления. В этом случае ракета двигалась в соответствии с командами полигонного образца станции наведения Б?200. В начале 1955 года был также проведен ряд пусков ШБ по «условным» целям, «летевшим» с высокими дозвуковым скоростями в диапазоне дальностей от 15 до 25 км и на высотах от 5 до 24 км.

Последний, 74?й по счету, пуск ШБ был произведен 16 апреля 1955 года. Дальше работать с этой ракетой смысла не было – в Капустином Яре уже готовили к пуску В?750 – первую ракету, созданную в ОКБ?2 под руководством П. Д. Грушина.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.