28. Разгром «банды Берия»

28. Разгром «банды Берия»

О том, как происходили отстранение Берия Л.П. от власти и снятие его со всех руководящих постов, имеется достаточно большое количество рассказов очевидцев данного события [100]. Однако внимательное сопоставление этих материалов между собой выявляет массу нестыковок, что вызывает серьёзное недоверие к официальной версии случившегося. Несомненно одно, что организатором и вдохновителем заговора против Берия (фамилию которого с этого времени начали склонять в прямом и переносном смысле слова) являлся Хрущёв Н.С., который сам многократно и в различных вариантах, в зависимости от обстановки и состава слушателей, излагал эту «увлекательную историю». Пока Берия Л.П. находился в Германии, Хрущёв Н.С. сумел последовательно обработать и привлечь на свою сторону Маленкова Г.М., Молотова В.М., Кагановича Л.М., Булганина Н.А., Первухина М.Г., Сабурова М.З., а также «колеблющихся» Ворошилова К.Е. и Микояна А.И. Все «соратники» пришли к единодушному мнению, что слишком активную, «бешеную» деятельность «Лаврентия» следовало приостановить. Маленков Г.М. считал, что для этого возможно использовать «партийные методы», то есть пригласить Лаврентия Павловича, например, на Президиум ЦК и там устроить ему хорошую головомойку, после чего назначить на менее ответственный пост. Готовясь к такому мероприятию, он, как председательствующий на подобных форумах, и бумагу соответствующую подготовил — черновик собственного выступления и проект решения высшего партийного органа: «К решению вопроса о Берия. Протокол № 10 от 26 июня 1953 года». Изложим, насколько возможно, этот чисто «технический» документ с нашими комментариями и в удобном для чтения виде. В первых строках Георгий Максимилианович набросал тезисы своего выступления: «Враги (кто-то, но не Берия? Или Л.П. вместе с «подельниками» как раз и есть «враги»? — Ю.Б.) хотели поставить (значит, уже не «хотят», то есть вопрос решён? — Ю.Б.) органы МВД над партией и правительством. Задача состоит в том, чтобы органы МВД поставить на службу партии и правительству, взять эти органы под контроль партии». Затем эта же мысль повторилась в несколько другой интерпретации: «Враги хотели в преступных целях использовать органы МВД. Задача состоит в том, чтобы не допустить злоупотребления властью». И в третий раз о том же: «Органы МВД занимают такое место в системе государственного аппарата, где имеется наибольшая возможность злоупотребления властью». Задача состояла в том, чтобы этого не допустить. Какие порочащие факты следовало предъявить Лаврентию Павловичу? Во-первых, его предложения по Украине, Литве и Латвии: «Нужны ли эти мероприятия?» Во-вторых, «МВД стало поправлять партию и правительство», а ЦК отошёл «на второй план». Претензии намечались по Особому совещанию МВД СССР. Имелись пометки о недовольстве в решении дел по Венгрии и Германии. Далее необходимо было «вовремя поправить» вопрос о «подавлении коллектива», покончив с «безапелляционностью» Берия. Покончить с «разобщённостью», «настраиванием» друг на друга. Как Маленков Г.М. предлагал исправить положение дел? В МВД назначить другого министра, а именно Круглова С.Н., поставив его под контроль ЦК партии. Управление охраны руководителей партии и правительства подчинить ЦК, иначе «с утра до вечера шагу не шагнёшь без контроля!». Организацией подслушивания телефонных разговоров также должно заниматься ЦК, а то «товарищи не уверены, кто и кого подслушивает». Теперь, что предлагалось сделать с Берия, хотя фамилия его обозначена не была: от поста заместителя председателя Совета Министров освободить и назначить министром нефтяной промышленности [97].

По воспоминаниям Хрущёва Н.С., в процессе подготовки заговора он предложил Молотову В.М. прежде всего освободить «Лаврентия» от обязанностей члена Президиума ЦК КПСС, заместителя председателя Совета Министров и министра внутренних дел. На что Вячеслав Михайлович возразил, что этого недостаточно: «Берия очень опасен, поэтому я считаю, что надо, так сказать, идти на более крайние меры». Хрущёв Н.С. согласился: «Может быть, задержать его для следствия? — Я говорил «задержать», потому что у нас прямых криминальных обвинений к нему не было» [100].

Поскольку в круг заговорщиков оказались втянутыми практически все высшие руководители и кто-то из них мог случайно проговориться о задуманном, то Хрущёв Н.С. с ближайшими сотоварищами решили, что «надо форсировать события», иначе сведения могут дойти до Берия, и он тогда всех «просто может арестовать». Задержание «преступника» можно было произвести либо силами МВД, если заместители оказались бы готовыми выступить против своего министра (что в Истории частенько случалось), либо при помощи военных. Однако, как вспоминал Хрущёв Н.С.: «Министерству внутренних дел мы не могли доверить его охрану, потому что это было его ведомство, его люди». Про Круглова С.Н. Никита Сергеевич сказал, что он его «мало знал» и потому, то есть иными словами, не сомневался, что герой нашего повествования арестовывать Берия не станет. Другого замминистра, Серова И.А., с которым Хрущёв Н.С. много лет работал на Украине, главный заговорщик считал «очень честным человеком», преданным партии. «Если что за ним и было, как за всеми чекистами», то он просто «стал жертвой политики, которую проводил Сталин» [100]. Иван Александрович способен был выполнить поставленную задачу, но ему могли и помешать товарищи по работе. Правда, в другом современном источнике говорится, что «оба, и Серов и Круглов, без колебаний перешли на сторону участников заговора против Берия» [84]. Замминистра Кобулов Б.З. сам находился под подозрением и впоследствии был арестован как соучастник «банды Берия». На заместителя министра Масленникова И.И. надежда действительно была плоха, поскольку в будущем, после проведенного с ним допроса о якобы имевшихся у Берия планах ввода в Москву войск МВД, Иван Иванович попросту застрелился [97].

Из числа военных выбор пал на заместителя командующего противовоздушной обороной (ПВО) Московского военного округа генерал-полковника Москаленко К.С., с которым Хрущёв Н.С. в качестве члена Военного совета прошёл по дорогам войны и которому вполне доверял. По воспоминаниям самого Москаленко К.С., впервые «боевая задача» была поставлена ему по телефону АТС Кремля Хрущёвым Н.С. в 9 часов утра 25 июня 1953 года. Тогда секретарь ЦК предложил генералу собрать группу из «близких» ему людей, «преданных нашей партии», и, захватив с собой «сигары», как условно было названо оружие, прибыть в Кремль, в бывший кабинет Сталина, к Председателю Совета Министров Маленкову Г.М. Однако потом собранная и вооружённая Москаленко К.С. группа, в которую вошли офицер для особых поручений майор Юферов В.И., начальник штаба генерал?майор Баксов А.И., начальник Политуправления полковник Зуб И.Г., а также бывший начальник штаба ПВО (ставший к этому времени начальником штаба ВВС) генерал?майор Батицкий П.Ф., направилась на инструктаж к министру обороны маршалу Булганину Н.А. Поскольку для решения ответственной задачи группа оказалась маловата, её «усилили» маршалом Жуковым Г.К., имевшим к Берия «давнюю неприязнь, перешедшую во вражду», и ещё несколькими военными. На следующий день, 26 июня 1953 года, в 11 часов утра на машинах Булганина Н.А. и Жукова Г.К. все «захватчики» прибыли в Кремль и вслед за министром обороны прошли «в комнату ожидания при кабинете Маленкова». «Через несколько минут, — вспоминал Москаленко К.С., — вышли к нам (то есть в «комнату ожидания») Хрущёв, Булганин, Маленков и Молотов. Они начали нам рассказывать, что Берия в последнее время нагло ведёт себя по отношению к членам Президиума ЦК, шпионит за ними, подслушивает телефонные разговоры, следит за ними, кто куда ездит, с кем члены Президиума встречаются, грубит со всеми и т. д. Они информировали нас, что сейчас будет заседание Президиума ЦК, а потом по установленному сигналу, переданному через помощника Маленкова — Суханова, нам нужно войти в кабинет и арестовать Беря. К этому времени он ещё не прибыл». Удивительно, что столь конфиденциальную на ту пору информацию члены правительства-заговорщики сообщили группе захвата в такой обстановке, когда, по словам того же мемуариста, «в приёмной всё время находилось человек 15–17 людей в штатской и военной одежде. Это порученцы и лица, охраняющие и прикреплённые. А больше всего это люди от Берия». Представляете, в присутствии профессиональных охранников открыто говорилось о том, что их «хозяин» такой плохой человек и что его сейчас «будут брать», а они даже ухом не повели, и «никто, конечно, не знал и не предугадывал, что сейчас произойдет, все беседовали на разные темы». Вот шляпы! Иначе не скажешь. Как Лаврентий Павлович набрал таких работников? В 13.00 последовал условный сигнал, и пять вооружённых человек плюс шестой, невооруженный тов. Жуков «быстро вошли в кабинет, где шло заседание. Тов. Маленков объявил: «Именем советского закона арестовать Берия». Все обнажили оружие, я (то есть Москаленко К.С. — Ю.Б.) направил его прямо на Берия и приказал ему поднять руки вверх. В это время Жуков обыскал Берия, после чего мы увели его в комнату отдыха Председателя Совета Министров, а все члены Президиума и кандидаты в члены остались проводить заседание, там же остался и Жуков. Все это произошло так неожиданно для Берия, что он полностью растерялся». Потом заседание закончилось, и «все члены Президиума ЦК и Жуков» спокойно уехали домой отдыхать. Только всего лишь пять человек группы захвата остались «с глазу на глаз с Берия» да ещё столько же вспомогательных сил стояло снаружи у дверей. Остальным, видно, всё это дело было, как говорят, до лампочки. Решили дожидаться темноты, «чтобы вывезти Берия из Кремля незаметно». Создаётся такое впечатление, что с ночным освещением в «сердце столицы» было неважнецки. «Берия нервничал, пытался подходить к окну, несколько раз просился в уборную, мы все пять человек с обнажённым оружием сопровождали его туда и обратно». Причём (в таком, прямо скажем, необычном составе) проходили мимо вооружённой охраны, «которая всюду и везде стояла в военной форме и в штатском платье». Это, видимо, не очень нравилось генералу Москаленко, а потому, попив чайку, поскольку все проголодались, «в ночь с 26 на 27 июня, примерно около 24 часов, с помощью Суханова (помощника Маленкова) я вызвал пять легковых машин ЗИС-110 с правительственными сигналами и послал их в штаб Московского округа ПВО на улицу Кирова». На этих машинах в Кремль без проверки прибыли «30 вооруженных офицеров-коммунистов штаба округа», которые без всяких помех взяли да и заменили собой всю охрану внутри здания, где находился Берия. «Окружённый охраной, Берия был выведен наружу и усажен в машину ЗИС-110 на среднее сиденье. Там же сели сопровождавшие его вооружённые Батицкий, Баксов, Зуб и Юферов. Сам я сел в эту машину спереди, рядом с шофёром». Вместе с ещё одной машиной с охраной «мы проехали без остановки через Спасские ворота и повезли Берия на гарнизонную гауптвахту города Москвы» [100], которая находилась и находится на Новой Басманной улице.

Этот подробный рассказ дополнил маршал Жуков Г.К., вспоминая о том, как он участвовал в «рискованной операции». Только он, хотя и был у министра обороны Булганина Н.А., совершенно не представлял, зачем едет в Кремль. «Вошли в зал, где обычно проходят заседания Президиума ЦК партии… В зале находились Маленков, Молотов, Микоян, другие члены Президиума. Берия не было. Первым заговорил Маленков — о том, что Берия хочет захватить власть, что мне поручается вместе со своими товарищами арестовать его. Потом стал говорить Хрущёв, Микоян лишь подавал реплики. Говорили об угрозе, которую создаёт Берия, пытаясь захватить власть в свои руки». На заданный ему вопрос Жуков Г.К. ответил, что он сможет провести рискованную операцию по задержанию Берия. Маленков проинструктировал, как всё будет происходить. По словам Жукова Г.К., «арестовать личную охрану Берия поручили Серову. А мне нужно было арестовать Берия». Пока будет происходить заседание Президиума, «я вместе с Москаленко, Неделиным, Батицким и адъютантом Москаленко должен сидеть в отдельной комнате и ждать, пока раздадутся два звонка из зала заседания в эту комнату». В первом часу дня раздался один звонок, затем второй. «Я поднимаюсь первым… Идём в зал. Берия сидит за столом в центре. Мои генералы обходят стол, как бы намереваясь сесть у стены. Я подхожу к Берия сзади, командую:

— Встать! Вы арестованы.

Не успел Берия встать, как я заломил ему руки назад и, приподняв эдак, встряхнул. Гляжу на него — бледный-пребледный. И онемел… Скользнул по бедрам, чтобы проверить, нет ли пистолета. У нас на всех был только один пистолет. Второй взяли, уже не помню у кого. Нам же не говорили, зачем вызывают в Кремль. Поэтому поехали невооружёнными. Но и Берия, оказывается, не взял пистолета». И далее: «Держали (Берия. — Ю.Б.) до 10 часов вечера, а потом на ЗИСе положили сзади, в ногах сиденья, укутали ковром и вывезли из Кремля… Вёз его Москаленко, Берия был определён на гауптвахту, вернее, в тюрьму Московского военного округа. Там находился и во время следствия, и во время суда, там его и расстреляли» [100]. Правда, другие воспоминания прославленного маршала (который, по словам Москаленко К.С., уехал домой сразу после завершения заседания Президиума ЦК) совсем по-иному описывают картину транспортировки «арестованного»: «Чтобы при выезде из Кремля нас не проверяли, мы решили сесть в одну машину — всех нас охрана знала в лицо. Берия с кляпом во рту мы положили на пол задней кабины между ног Серова, Батицкого и Москаленко» [84].

Приблизительно такую же картину ареста, но со своими нюансами нарисовал в «эпоху гласности», в 1988 году непосредственный участник акции политработник Зуб И.Г. Он поведал, что прибывшая в Кремль на двух машинах группа вооружённых военных проследовала в комнату отдыха рядом с бывшим кабинетом Сталина. Вскоре к ним вышли Маленков и Хрущёв, которые поставили задачу: по звонку войти в кабинет и арестовать Берия. При этом Хрущёв уточнил: «Если операция провалится, вы окажетесь врагами народа». (Такую важную деталь всем «захватчикам»?мемуаристам следовало бы крепко запомнить.) По сигналу все направились в кабинет. «Когда мы вошли, некоторые члены Президиума вскочили со своих мест, видимо, деталей осуществления ареста они не знали. Жуков тут же успокоил всех: «Спокойно, товарищи! Садитесь». Когда все успокоились, Маленков сказал: «Товарищи, я предлагаю ещё раз рассмотреть вопрос о Берия». То есть до этого разговор уже был. Все согласились. Тогда Маленков продолжил: «Он такой аферист, так опасен, что может наделать чёрт знает что. Поэтому я предлагаю арестовать его немедленно». Все проголосовали «за». Берия под пистолетами сидел неподвижно… После слов Маленкова Жуков скомандовал: «Встать! Следовать за нами!». Берия вывели в соседнюю комнату, где он находился под охраной до глубокой ночи, а потом был доставлен на гарнизонную гауптвахту» [86].

К тем противоречиям, которые имеются в воспоминаниях главных исполнителей «рискованной операции», добавим рассказ совершенно стороннего человека — исполнявшего обязанности (на время отпуска штатного начальника) командира гвардейского зенитного артиллерийского полка подполковника Скороходова А. Этот полк входил в систему ПВО Московского военного округа, а потому подчинялся заместителю командующего генерал-полковнику Москаленко К.С. Так вот, по свидетельству этого полевого командира, 20 июня 1953 года, как раз в то время, когда труба просигналила обед, его срочно вызвали на командный пункт к аппарату связи. «Знакомый голос начальника штаба артиллерии округа полковника Гриба» приказал срочно снарядить машину с 30 автоматчиками и тремя офицерами, выдать всем по полному боекомплекту и отправить в штаб округа (в Москву) с тем, чтобы они прибыли на место через два часа. Тут же поступил новый приказ: развернуть батареи на огневых позициях, действовать по плану боевой тревоги! «Вой сирены привёл в движение весь военный городок». Но «главный пост молчит, никаких донесений о появлении воздушных целей не передаёт». Затем поступило новое приказание: объявить боевую тревогу и батареям, находившимся в лагере, на стрельбищах. В сложившейся обстановке командир решил вести свои войска на боевую позицию сам. «Колонна трогается и почти сейчас же останавливается. По шоссе мимо нас стремительно проносится головной танк. «Тридцатьчетвёрка» на большой скорости идёт в сторону Москвы, из глушителя вылетает чёрный дым, пушка и пулемёт расчехлены… За ней движется большая колонна машин». Наконец зенитчики получили возможность выехать на шоссе. Короткий путь к ближайшей позиции пролегал возле «таинственной дачи», мимо которой ездить запрещалось. Но в сложившейся обстановке командир решил рискнуть. «Неожиданно метров через двести перед головной машиной как из-под земли появляются двое военных. Один — полковник в кителе с погонами МВД, другой — молоденький лейтенант в гимнастёрке, тоже «малиновый», с автоматом на груди». Полковник встал поперёк дороги и потребовал, чтобы зенитчики немедленно возвращались в свои казармы. «Я уполномочен от имени правительства передать войсковым частям — все приказания отменяются!» — прокричал он. Но опытный армейский служака в ответ сообщил, что получил приказ от своего командира и будет его выполнять, «пока он сам его не отменит». Несмотря на то, что полковник «свирепел от бешенства», колонна продолжила свой путь и прибыла на огневую позицию, где немедленно привела в боевую готовность всю технику. Установили связь с КП дивизии и округа. Оттуда поступила команда: «На все огневые позиции батарей завезти по полному комплекту боеприпасов». Полк подготовился к выполнению боевой задачи, но где же противник? «По радио передают самые мирные известия — где-то убирают урожай, плавят сталь, играют в футбол, Клавдия Шульженко поёт о любви. А мы заняли боевые позиции около Москвы»… В тягостном ожидании прошло три дня. Наконец «с КП округа дают «отбой», и все батареи, кроме дежурных, возвращаются в городок» [100]. Автор очерка «Как нас «готовили на войну» с Берия» не указал точной даты снятия с боевого дежурства, но, по приведенным данным, это произошло, очевидно, 23 июня 1953 года. Значит, можно полагать, что тревожная обстановка по какой-то причине разрядилась именно к этому дню, а не 26 июня 1953 года, когда, если верить мемуаристам, произошёл арест Берия. А может, было задумано сбить «по ошибке» самолёт, на котором Берия Л.П. возвращался из Берлина?

Анализируя все эти нестыковки, исследователь Мухин Ю.И. пришёл к выводу, что Берия Л.П. не был арестован на заседании Президиума ЦК. Его, скорее всего, обманным путём сразу после возвращения из Германии заманили на командный комплекс ПВО Московского округа, где и застрелили без всякого следствия и суда [97]. Кстати, в том, что Берия Л.П. действительно был убит, а не арестован, Хрущёв Н.С. признался зарубежной (но не советской!) прессе: «Мы стояли перед сложной, одинаково неприятной дилеммой, — повествовал Никита Сергеевич иностранным собеседникам, — держать Берия в заключении и вести нормальное следствие или расстрелять его тут же, а потом оформить смертный приговор в судебном порядке. Принять первое решение было опасно, ибо за Берия стоял весь аппарат чекистов и чекистские войска, и его легко могли освободить. Принять второе решение и немедленно расстрелять Берия у нас не было юридических оснований (когда это «наш Никита Сергеевич» их соблюдал? — Ю.Б.). После всестороннего обсуждения (интересно, с кем это? — Ю.Б.) минусов и плюсов обоих вариантов мы (кто это, сколько вас? — Ю.Б.) пришли к выводу: Берия надо немедленно расстрелять, поскольку из-за мёртвого Берия бунтовать никто не станет». Кто конкретно привёл этот «приговор» в исполнение, не совсем ясно, но не вызывает сомнения, что содействовавших этому деянию следовало щедро наградить, о чём поговорим позднее. Оправдывая свои незаконные действия, Хрущёв Н.С. подчеркивал: «Наше дальнейшее расследование дела Берия полностью подтвердило, что мы правильно расстреляли его». Верно по этому поводу было замечено, что, «поскольку Хрущёв пустил в ход несколько версий о смерти Берия и каждая последующая разнится от предыдущей, трудно верить любой из них» [97].

Почти через полстолетия в прессе появились и другие причины и версии убийства Берия. В 1997 году академик, лауреат Ленинской и трижды лауреат Государственной премии Кишкин С.Т., чьи работы многие десятилетия были помечены грифом «Совершенно секретно», решил поделиться «умопомрачительно интересными историями» со знакомым ему корреспондентом Общей газеты «Мы» Григорием Цитриняком. Вот что, в частности, он рассказал. В 80-х годах прошлого столетия Сергей Тимофеевич лежал в глазном отделении Кремлёвской больницы в одной палате с человеком, служившим в охране Сталина, которого он условно стал называть Чекистом. Так вот, однажды этот Чекист шёл по улице и встретил своего приятеля, главного электронщика КГБ, у которого на груди светилась звезда Героя Советского Союза. (Странно, неужели в службе госбезопасности не учили сотрудников, в том числе главных, скромности, а тем более воздержанности от показухи и болтовни? — Ю.Б.). Естественным был вопрос, за что его наградили (и когда, хотелось бы спросить — Ю.Б.)? Разговорчивый приятель поведал вот какую историю:

«Вскоре после смерти Сталина его позвал Берия и сказал, что нужно повышать бдительность, а потому лично ему — персонально ему одному — поручает поставить подслушивающие аппараты («жучки») всем членам Политбюро и всем его, Берия, заместителям. Электронщик задание выполнил, после чего подкараулил момент, когда тот, кому он верил, — заместитель Берия Сергей Круглов — собирался сесть в машину, чтобы ехать на дачу.

— Товарищ Круглов, мне надо с вами серьёзно поговорить.

— Что, не мог зайти в кабинет?

— Возьмите меня в машину, но в машине со мной не говорите.

Круглов почувствовал неладное:

— Садись.

Когда приехали на дачу, электронщик отвёл Круглова в ближайший лесок и там рассказал о задании Берия.

— Что, — удивился Круглов, — и у меня «жучок»?

— Идёмте, покажу, — и показал «жучки» и на даче, и в машине. — А ещё есть у вас в служебном кабинете.

— Что — у Маленкова тоже?

— Я же и ставил.

— Поехали к Маленкову!

Приехали, и электронщик показал, где спрятаны подслушивающие устройства у Маленкова. После чего Круглов произнес фразу, которую мне передал Чекист:

— Товарищ Маленков, теперь я понимаю, почему Берия стягивает войска КГБ к Москве — явно готовит переворот.

Вот реальная первопричина ареста Берия: члены Политбюро поняли, что готовится переворот. Остальное опубликовано» [19].

Ирина Сергеевна Круглова говорила мне, что когда они начали делать ремонт в своей квартире в Малом Каретном переулке, то были поражены, сколько же под обоями и штукатуркой находилось всяких проводов. Правда, эти работы выполнялись значительно позднее относительно описываемых событий.

Возвращаясь к рассказанному, можно заметить, что если внимательно посмотреть штатный состав МВД СССР на март 1953 года, то становится совершенно неясно, какие «войска КГБ» мог стягивать в ту пору к Москве министр Берия Л.П. В его распоряжении имелись лишь пограничные войска, которые от границ не уведёшь, войска внутренней охраны (как их снять с конкретных объектов?), войска конвойной охраны (это сильные вояки!) да ещё военные снабженцы и строители. Так что оперативных частей, вооружённых той мощной военной техникой, которая была в МВД перед войной, теперь в распоряжении министра внутренних дел не имелось. Конечно, штатная численность объединённого МВД по состоянию на 15 мая 1953 года была достаточно велика: в Центральном аппарате имелось около 20 тысяч должностей (которые 2 июня 1953 года министр приказал сократить на 8704 единицы), а вместе с войсками (но без милиции) значилось 1095678 человек [4]. Как заместитель председателя Совета Министров СССР Берия Л.П. Министерство обороны, а следовательно, и все вооруженные силы, не курировал. Правда, в распоряжении Лаврентия Павловича имелись два спецподразделения, которые начали создаваться ещё при Сталине И.В. как «наступательные силы» контрразведки и внешней разведки. Это были в 1?м главном управлении 11?й отдел, предназначенный для розыска вражеских агентов-парашютистов, и 9?й отдел, созданный для активных действий в зарубежных странах, о которых говорилось в предыдущей главе. Для государственных переворотов эти силы действительно очень подходили. Но «стягивать» их куда-то совершенно не требовалось. Наоборот, до поры до времени они должны были сидеть тихо, незаметно и начинать активно действовать только после получения соответствующей команды. Какую роль сыграло одно из этих подразделений в судьбе Берия, мы сейчас расскажем на основании ещё одной современной публикации в информационно-справочном издании «Неделя» [101].

Вот что спустя почти полвека рассказал корреспонденту Сергею Горяинову доктор технических наук А. Веденин. В самом конце 1952 года его, студента выпускного курса физфака, вызвали в партком института, где он встретился с сотрудником госбезопасности. Представитель МГБ заявил, что внимательно изучил личное дело выпускника, и предложил ему сотрудничать с компетентными органами, поскольку молодой человек, как член партии и бывший офицер полковой разведки, имевший боевой опыт, награды и ранения, полностью соответствовал требованиям, «предъявляемым к людям, отбираемым во вновь формируемое специальное подразделение». Отказываться не имело смысла, и потому А. Веденин «согласился» на сделанное ему предложение, в связи с чем уже «через несколько дней оказался на одной из тренировочных баз в Подмосковье». В группу набрали 18 бывших боевых офицеров самых разных воинских специальностей, обучавшихся сейчас в различных московских вузах. О задачах, поставленных перед подразделением, ничего сказано не было, сообщили только, что все отобранные находились теперь «в непосредственном подчинении высшего руководства госбезопасности». Несколько месяцев было посвящено обучению по интенсивному и многоплановому курсу — «от наружного наблюдения до радиодела и криптографии». Масса времени уделялась изучению обстановки на Западной Украине с несколькими командировками в Киев и Львов, смысл которых «был совершенно неясен». К марту 1953 года в группе остались 12 человек, но куда перевели остальных, сообщено не было. В первых числах июня 1953 года на базу приехал заместитель министра Круглов. «Он был в генеральской форме, в сопровождении двух человек в штатском. Круглов с ходу, без всяких предисловий, заявил, что Берия готовит антиправительственный переворот и необходимо его остановить и что нашему подразделению отводится ключевая роль в этом деле. Впечатление от его слов было шоковое. После смерти Сталина Берия был вновь назначен министром, причём сохранил за собой пост заместителя председателя Совмина, авторитет его в органах был очень высок, и он только что приступил к глубокой реорганизации всей системы госбезопасности. Нам было ясно, что после слов Круглова мы оказались в положении заложников, даже, пожалуй, смертников. Предположение о возможной провокации было, очевидно, несостоятельным». Начиная с этого дня, в группу стали поступать агентурные материалы на Берия и его ближайшее окружение. Эти досье привозил «человек Круглова», представившийся Николаем Коротко, который обычно бывал в штатском, «но однажды приехал в форме подполковника МГБ». Группа досконально изучила «все особенности поведения, маршруты, расположение комнат в особняке на улице Качалова, состав охраны Берия». Было разработано несколько сценариев ликвидации.

26 июня 1953 года примерно в 6 часов утра поступила команда на проведение операции. Вначале предполагалось, что будет использован вариант «автокатастрофа», но к 8 часам был принят к исполнению вариант «особняк». «К 10 часам на трёх «Победах» мы приехали к дому Берия на Качалова, 28. Группой руководил Коротко. Круглов позвонил Берия по ВЧ и договорился, что Коротко привезёт секретные документы и будет с охраной из трёх человек. На этот час нам было уже известно, что кроме самого Берия в особняке было четыре человека. Коротко и трое «сопровождающих» из нашей группы были беспрепятственно пропущены внутрь здания, остальные заняли оговоренные схемой операции позиции у фасада и во внутреннем дворе. Спустя две или три минуты раздалось несколько выстрелов — я слышал пять, может быть, шесть. Я находился рядом с окнами кабинета Берия, выходящими во двор. Две пули, пущенные изнутри кабинета, разбили стекла второго окна от угла здания. Через несколько минут Коротко вышел наружу и скомандовал — всех в дом. Убитых было трое: два охранника и сам Берия, у нас потерь не было, сказались подготовка и неожиданность акции. В течение последующего часа мы собрали все документы, какие только смогли найти в доме, их было довольно много. Потом к дому подошло какое-то армейское подразделение. Все документы из дома Берия увёз Коротко, а мы вернулись на подмосковную базу» [101].

Факт убийства своего отца в особняке подтвердил и Серго Берия в написанной им книге [102].

Однако опять же не все здесь «однозначно», как теперь модно говорить. Известно, что «27 июня 1953 года, в субботу», то есть на следующий день после убийства или ареста Берия, Круглов С.Н. и Серов И.А. вместе «прибыли на гарнизонную гауптвахту Москвы (улица Новая Басманная. — Ю.Б.) и потребовали доставить им Берия», мотивируя это тем, что они «имели поручение Хрущёва (в другом источнике [100] «и Маленкова». — Ю.Б.) участвовать в проведении следствия по его делу» [84]. Если Круглов сутки назад организовал убийство Берия, то какой смысл было ему теперь, говоря по-русски, «Ваньку валять?» Другое дело — Серов, который, по словам Жукова Г.К., якобы в кабине машины ЗИС-110 почти верхом сидел на арестованном Берия. Но предоставим слово одному из «главных исполнителей акции» генерал-полковнику Москаленко К.С., который как раз в это время вместе «с товарищами Батицким, Гетманом и другими товарищами» находился в канцелярии гауптвахты: «Я почувствовал себя неудобно, так как обвинялся их начальник — и вдруг его заместители будут вести следствие. Тогда я потребовал, чтобы на допросе присутствовали вместе со мной тов. Батицкий и тов. Гетман. Серов и Круглов категорически и наотрез отказались от такого предложения. Долго мы спорили и ни к чему не пришли. Я позвонил в ЦК Маленкову. Никого не оказалось. Мне ответили, что все члены Президиума ЦК находятся в Большом театре на премьере. (Это был отвлекающий маневр, служивший для того, чтобы успокоить общественность, которая пока что ни о чём не знала, хотя слухи уже появились. — Ю.Б.). Позвонил я туда и попросил к аппарату Маленкова или Хрущёва. Подошел первый и, когда я доложил, в чём дело, он, посоветовавшись с другими товарищами, сказал мне: приезжайте все трое сюда, в театр. Во время антракта в особой комнате Большого театра собрался весь состав Президиума ЦК. Серов и Круглов доложили, что я и мои товарищи неправильно обращаемся с Берия, порядок содержания его неверный, что я не хочу сам с ними вести следствие и т. д. Дали слово мне. Я сказал: я не юрист и не чекист, как правильно и как неправильно обращаться с Берия, я не знаю. Я воин и коммунист. Вы мне сказали, что Берия враг нашей партии и народа. Поэтому все мы, в том числе и я, относимся к нему, как к врагу. Но мы ничего плохого к нему не допускаем. Если я в чём и не прав, подскажите, и я исправлю. Выступили Маленков и Хрущёв и сказали, что действия тов. Москаленко правильны, Президиум их одобряет, и тут же сказали, что следствие будет вести вновь назначенный Генеральный прокурор тов. Руденко Р.А. в присутствии Москаленко. После этого Серов и Круглов вышли…» Интересно, с каким чувством? Складывается впечатление, что два эмвэдэвских генерал-полковника влезли в дело, о котором имели весьма слабое представление, но хотели в данном вопросе хоть как-то сориентироваться и что-то предпринять для своего непосредственного начальника. Однако невзначай собравшиеся в особой комнате Большого театра члены Президиума ЦК попросту попросили их выйти вон. И что же было дальше? Москаленко К.С. так продолжил оборванную нами фразу его воспоминаний: «…а мне предложили сесть… за стол и выпить рюмку вина за хорошую, успешную и, как сказал Маленков, чистую работу» [100]. Если Круглову и Серову заговорщики даже по рюмке не налили, а за их спиной отметили между собой это «хорошее дело», то, значит, «заместители Берия», как их назвал Москаленко К.С., не входили в круг лиц, посвящённых в какие-либо варианты «рискованной операции». Вообще ситуация весьма любопытная: коварный и крайне опасный главарь «банды» сидит на гауптвахте, его подельники ещё не выявлены и не арестованы, а высшие руководители страны, над которыми нависает (или нависала?) страшная угроза, спокойно слушают оперу и попивают себе крепкие напитки. Их не насторожило даже то, что представители МВД (а сподвижники Берия, «как оказалось», находились именно в этой среде!) стали предпринимать какие-то действия, чтобы выйти на контакт со своим шефом. Правда, ответственный за «охраняемого» Москаленко К.С. всё-таки обеспокоился: «После возвращения из Большого театра для большей надежности мы перевели Берия во двор штаба МВО (улица Осипенко, ныне Садовническая, 29. — Ю.Б.), в бункер, заглублённый в земле, сделанный как временный командный пункт штаба округа» [100].

Пребывание Берия Л.П. на гарнизонной гауптвахте, а затем в штабе Московского военного округа и здесь же в бункере командного пункта подтвердил через 40 с лишним лет комендант штаба ПВО майор Хижняк М.Г., который с 27 июня и до дня расстрела «врага народа» 23 декабря 1953 года был приставлен к арестованному в качестве персонального охранника и «обслуги». Первое впечатление о своём «подшефном» майор изложил так: «Он сидел на кровати, упитанный такой мужчина, холёный, в пенсне. Почти нет морщин, взгляд жёсткий и сердитый. Рост примерно 160–170 см. Одет в костюм серого цвета, поношенный…» В этот день Берия, отказавшись от еды, потребовал бумагу и карандаш. В архиве сохранилось четыре рукописных письма «соратникам», которые Лаврентий Павлович успел написать, пока его не лишили такой возможности. После исходного неприятного эксцесса, когда Берия вылил суп на своего «кормильца», в дальнейшем между ними «установились удовлетворительные отношения, основанные на взаимной симпатии» [86].

Современные историки, с которыми мне случается общаться в ходе моей работы над книгой и на ежегодных конференциях «Исторические чтения на Лубянке», склонны считать, что Берия Л.П. былвсё-таки арестован, а затем расстрелян.

Впрочем, вскрытие всех «натяжек» как в случае смерти Сталина И.В., так и в истории с «арестом» Берия Л.П., не входит в наши нынешние планы. Автора сейчас интересует только поведение героя повествования в описанных ситуациях. По моему мнению, несмотря на приведенные воспоминания очевидцев, невозможно признать прямую причастность Круглова С.Н. к устранению Берия Л.П. от власти и к его «аресту». Оставив в стороне этот вопрос, вернёмся к основной канве повествования.

Итак, не ожидая приговора суда, 26 июня 1953 года Президиум Верховного Совета СССР издал указ за подписью Ворошилова К.Е., которым Берия лишили полномочий депутата Верховного Совета, сняли с должности первого заместителя Предсовмина СССР и министра внутренних дел СССР, лишили всех званий и наград, а дело о его «преступных действиях» предписали передать на рассмотрение Верховного Суда СССР. Другим указом от этого же числа министром внутренних дел СССР назначили Круглова С.Н., а Серов И.А. (постановлением Совмина СССР от 1 июля 1953 года) стал его первым заместителем [4]. Несмотря на то, что оба бывших «заместителя Берия» долгие годы работали с Лаврентием Павловичем (в «Особой папке Л.П. Берия» фамилия Круглова по частоте упоминания занимала первое место), заговорщики не причислили их к стану «бериевцев». Но в любой момент всё могло измениться к худшему, стоило только совершить один неверный шаг. Поэтому для «старых эмвэдэвцев» единственный выход виделся в том, чтобы полностью подчиниться той «политике партии и правительства», которая стала проводиться «соратниками», на время «тесно сплотившимися» после июньского (1953 года) переворота.

Отныне «под чутким руководством» ЦК КПСС в МВД наступила пора серьёзных кадровых преобразований, принцип которых был прост: уволить тех, кто раньше был арестован по делу Абакумова, а при Берия оказался восстановленным на службе в органах внутренних дел. С другой стороны, возвратить «игнатьевские кадры», уволенные с работы весной 1953 года. Кроме того, следовало произвести аресты лиц, причисленных к «банде Берия». Первым делом, чтобы обезопасить от всяких неприятностей компанию заговорщиков, 27 июня 1953 года начальником 9?го управления (охрана правительства) был назначен Лунёв К.Ф., являвшийся до этого заведующим отделом административных органов Московского комитета КПСС. Прежний руководитель этого управления генерал-лейтенант Кузьмичёв С.Ф. был арестован. Первым заместителем министра внутренних дел назначили Шаталина Н.Н., который при этом по-прежнему оставался в ранге секретаря ЦК КПСС. На новой работе представитель ЦК партии пробыл недолго: только принял участие в приёме-передаче дел по МВД министру Круглову С.Н., провёл обыски и изъятия в кабинете и сейфах Берия и побывал в ранге первого зама на партийных мероприятиях. К ранее командовавшему войсковыми подразделениями МВД заместителю министра генералу армии Масленникову И.И. постановлением Совмина СССР от 8 июля 1953 года добавился в качестве замминистра ещё один армейский генерал-лейтенант, Переверткин С.Н., ранее являвшийся заместителем начальника Главного управления боевой подготовки Сухопутных войск Министерства обороны. Секретариат МВД СССР вновь возглавил полковник Воронков С.П. [4].

Для увеличения «партийной прослойки» постановлением Совета Министров СССР от 8 июля 1953 года членом Коллегии и начальником 3?го управления (контрразведка в СА и ВМФ) МВД СССР был назначен генерал-лейтенант Леонов Д.С., входивший ранее в Военный совет Ленинградского военного округа. На следующий день членом Коллегии и начальником Управления кадров МВД СССР стал Петушков В.П., заведовавший до этого Сектором административных органов ЦК КПСС. Из «старых кадров» остался генерал-лейтенант Харитонов Ф.П., бывший начальником Специального главного управления «Главспеццветмет» золотоплатиновой промышленности, которого теперь утвердили членом Коллегии и начальником 4?го (секретно-политического) управления МВД СССР. Также членом Коллегии и начальником 2?го управления (разведка за границей) МВД СССР был назначен Панюшкин А.С., бывший ранее послом в США и Китае, а последнее время являвшийся председателем комиссии по выездам при ЦК КПСС. Произошёл ряд и других назначений [4].

Одновременно производились аресты участников «банды Берия». 26 июня 1953 года в Германии был задержан начальник 3?го управления МВД Гоглидзе С.А. В Москве аресту подверглись первый заместитель министра внутренних дел Кобулов Б.З. и начальник следственной части по особо важным делам МВД СССР Влодзимирский Л.Е. На аэродроме у трапа самолёта был взят под стражу прибывший в столицу министр внутренних дел Грузинской ССР Деканозов В.Г. В Киеве за решёткой оказался министр внутренних дел Украинской ССР Мешик П.Я. Несколько позднее был арестован бывший министр государственной безопасности Меркулов В.Н., в последнее время работавший министром государственного контроля СССР [100].

Но самым главным для верховных правителей страны являлось оправдание в глазах советского народа тех репрессивных мер, которые были предприняты в связи со свержением Берия и других руководителей государственного аппарата. Для начала по Москве был пущен слух о том, что Берия якобы намеревался во время премьеры оперы «Декабристы» в Большом театре (о которой упоминалось выше) арестовать всех членов партии и правительства и таким путём прийти к единоличной власти. Сообщение о том, что Берия Л.П. снят со всех постов и арестован, появилось в центральных газетах только 29 июня 1953 года. В разделе хроники доводилось до сведения общественности, что министром внутренних дел СССР назначен Круглов С.Н. Для того чтобы всесторонне «заклеймить позором» нового «врага народа», со 2 по 7 июля 1953 года был проведён Пленум ЦК КПСС, на котором обсуждался вопрос «О преступных антипартийных и антигосударственных действиях Берия». Сама формулировка темы заседания говорила о том, что в отношении «подлого предателя дела социализма» в выражениях можно было не стесняться, взваливая на него всю вину за имевшиеся в стране трудности и восхваляя как никогда тесно сплочённых соратников, демонстрируя тем самым свою лояльность верховной партийной власти.

Первым выступил Маленков Г.М., суть обвинений которого сводилась к следующему. Берия «развил активную деятельность, чтобы поставить МВД над партией и правительством». Берия «взял на себя управление охраны членов Президиума ЦК для контроля за ними» (как же он тогда заговор против себя просмотрел? — Ю.Б.). Берия через МВД (у которого имелась хорошая агентурная сеть) пытался урегулировать отношения с Югославией. Предложения по Германии, наработанные Берия, хотя и были приняты на заседании Президиума три недели назад, но вызвали недовольство Молотова и Хрущёва. В вину Берия была поставлена и амнистия, начатая по его инициативе в конце марта 1953 года, поскольку «вместо бытовиков на свободу вышли рецидивисты». Недовольство было высказано и в отношении руководства Берия«атомным проектом», так как он в этом вопросе «обособился и стал действовать, игнорируя правительство». Берия ещё при жизни Сталина сеял семена недоверия в отношении многих видных руководящих деятелей партии. По поводу того, «почему ЦК раньше не принял мер в отношении Берия», докладчик сказал, что «надо было разгадать и разглядеть Берия во всей его красе. Надо было всем увидеть его как нарушителя и подрывника единства нашего ЦК. Надо было сплотиться, чтобы единодушно решить вопрос о Берия».

Одним из основных аспектов выступления Хрущёва Н.С. явилось обвинение Берия в попытках проведения разделения между партийной и государственной властью, при котором влияние партии ограничивалось только кадровыми вопросами. Отсюда следовал не совсем логичный вывод о том, что Берия вообще хотел уничтожить партию. Плодотворным (на десятилетия вперед!) оказалось стремление Хрущёва Н.С. списать на одного Берия все репрессии, все преступления режима, сделать его главным и практически единственным «козлом отпущения». В изображении нового политического вождя Берия оказался виновным почти во всех проблемах СССР — от внешней политики до состояния сельского хозяйства. А уж в эпитетах Никита Сергеевич в своей речи отнюдь не скупился, называя Берия «прохвостом», «провокатором», «агентом империализма», «умным, хитрым и вероломным», открывая тем самым возможность и другим выступавшим пофантазировать в данном вопросе [83].

Всего на этом Пленуме готовились выступить 46 членов Президиума и ЦК, секретарей республиканских компартий и областных комитетов, из которых слово предоставили 24 записавшимся. Выделим из этих речей выступления лишь тех, кто имел отношение к Наркомату-Министерству внутренних дел. Начальник Первого главного управления Спекомитета по созданию атомного оружия, являвшийся в 1941–1951 годах заместителем наркома?министра внутренних дел, Завенягин А.П. сказал: «Мне кажется, в оценках Берия, как работника, имеется преувеличение его положительных качеств. Всем известно, что он человек бесцеремонный и как таковой нажимистый, не считался ни с кем, легко мог продвинуть любое дело. Это качество было. Но с точки зрения того, чтобы понять вопрос, вникнуть в суть дела — я бы сказал, туповатый был человек. Без лести членам Президиума могу сказать, что любой член Президиума ЦК гораздо быстрее и глубже разбирался в вопросах и мог разобраться, чем Берия. По своей тупости он не мог вникнуть в дело. Когда мы занимались каким-либо вопросом, он говорил: бросьте вы к чёрту заниматься этим делом, вы организаторы. Как работу можно организовывать, не разобравшись в сути?» По словам Завенягина А.П., «подлец Берия» позволил себе решать вопрос об испытании атомной бомбы помимо Центрального Комитета. Главным его качеством являлось «презрение к людям», «он презирал весь советский народ, презирал партию, презирал руководителей партии». Он считал «членов Президиума ЦК за простаков», а на деле сам оказался «простаком, слепым бараном». Берия являлся «отчаянным бюрократом», зажимщиком ценных инициатив у подчинённых работников: «Чтобы какое-либо наше предложение получило поддержку, надо было поставить вопрос так, что оно вносится по поручению Берия». А ещё «была у него замашка после смерти товарища Сталина вести игру в экономию», мол, деньги надо не только на атомную бомбу тратить, но и «промышленность развивать, культуру, сельскому хозяйству помогать». В этот момент Маленков Г.М. подал реплику, что «вы там деньги расходовали без всякого контроля», теперь придётся за этим следить. Завенягин А.П. со сделанным замечанием согласился и, ещё поругав Берия за его позиции по ГДР и национальному вопросу, в заключение своей речи произнес: «Нет сомнения в том, что Центральный Комитет, освободившись от этого прохвоста, поведёт нашу партию и государство к новым успехам» [86, 93].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.