V. НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

V. НА ВОСТОЧНОМ ФРОНТЕ

1

Вести о рейде по тылам врага армии южноуральских партизан пронеслись по всей Советской республике. Член Уральского Совета и Уральского комитета РКП (б) старый большевик А. П. Спунде 19 сентября 1918 года беседовал с В. И. Лениным о героическом походе южноуральцев от Белорецка до Кунгура. Владимир Ильич попросил Спунде прислать подробные сведения о главнокомандующем армией Блюхере. В тот же день Спунде написал письмо, в котором дал высокую оценку боевой деятельности Василия Константиновича Блюхера как по ликвидации дутовщины, так и в организации и проведении рейда. От имени руководителей Уральской областной партийной организации А. П. Спунде просил о том, чтобы:

«1) Блюхер с его отрядами был бы отмечен высшей наградой, какая у нас существует, ибо это небывалый у нас случай;

2) чтобы он получил командный пост такой, который дал бы ему возможность руководить III армией. Указывают на III армию, так как т. Блюхер тесно связан с Уралом, в частности с казачьей молодежью, и потому здесь он был бы максимально полезен…»[23]

Революционный Военный совет 3–й армии обратился с ходатайством к Председателю ВЦИК Я. М. Свердлову о награждении В. К. Блюхера орденом Красного Знамени. В нем говорилось: «Без снарядов, патронов и снаряжения Блюхер ведет своих героев, пролагая свой путь чаще всего штыками. Разбивая отряд за отрядом, он пользуется взятой военной добычей для новых наступлений и новых побед. Он рвет путь между Златоустом и Уфой на 44–й версте и тем облегчает казанскую операцию… Переход войск Блюхера в невозможных условиях может быть приравнен разве только к переходам Суворова в Швейцарии.

Мы считаем, что русская революция должна выразить вождю этой горсточки героев, вписавшему новую славную страницу в историю нашей молодой армии, благодарность и восхищение.

А поэтому Военный совет ходатайствует о награждении Блюхера революционным орденом Красного Знамени»[24].

Ходатайство уральских большевиков и Реввоенсовета 3–й армии было удовлетворено. Вопрос о награждении Блюхера разбирался на заседании ВЦИК 30 сентября 1918 года. Председательствующий Я. М. Свердлов предложил первым орденом Красного Знамени наградить главнокомандующего Южноуральской армией Василия Константиновича Блюхера. Это предложение было принято единогласно и на следующий день опубликовано в газете «Известия».

Первым поздравил Блюхера командующий 3–й армией Рейнгольд Иосифович Берзин.

Поблагодарив командарма, Блюхер счел своим долгом заметить:

— Чувствую себя неловко. Почему?то я один хожу в именинниках. Больше того — в вождях. Самой высокой награды заслуживают Иван Каширин, Николай Томин, Иван Павлищев и Михаил Калмыков. И особенно мой заместитель, первейший помощник в походе — Николай Дмитриевич Каширин[25].

…19 сентября Военный совет 3–й армии телеграфировал главнокомандующему вооруженными силами Республики И. И. Вацетису:

«3–я армия переживает критические минуты. 4–я дивизия в районе Красноуфимска окончательно разбита… В 3–й дивизии в районе железной дороги Шамры — Кунгур полное разложение… В 1–й дивизии после боев осталось только 3 тысячи штыков в районе Алапаевска. Во 2–й дивизии в районе Тагила до 900 надежных штыков…

Шлите срочно резервы»[26].

Полки, сводного Уральского отряда В. К. Блюхера по приказу командарма Берзина были включены в состав 4–й Уральской стрелковой дивизии. Ее начдивом стал В. К. Блюхер, а его заместителем — Н. Д. Каширин. Бригады приняли Иван Каширин, Иван Павлищев и Николай Томин.

4–я Уральская дивизия получила приказ «занять пункты по линии Богородское — Суксунское — Осиновское и вести наступление на Красноуфимск — Бисертский завод с целью захватить Западно–Уральскую железную дорогу у ст. Гробово-Шемаха.

В то же самое время ввиду критического положения 3–й дивизии в районе Пермской ж. д. оказать активную помощь по ликвидации наступления противника по Пермской ж.-д. и для активного перехода нашими частями в наступление на ст. Кузино»[27].

Командующий 3–й армией Восточного фронта Рейнгольд Иосифович Берзин

Полки 4–й Уральской дивизии отбили многочисленные атаки противника и перешли в наступление. 27 сентября Блюхер доложил, что части дивизии заняли Молебский завод.

Через три дня враг был выбит из Нижнего и Верхнего Иргинских заводов. Продолжая наступление, части дивизии 1 октября взяли большое село Богородское. После ожесточенного боя полки 1–й бригады ворвались в город Красноуфимск.

Это были первые победы, наступившие после полосы поражений на фронте 3–й армии. Командарм Берзин прислал на имя начдива Блюхера телеграмму: «Приветствую в лице Вашем ваши доблестные войска за новую победу, взятие Красноуфимска. Результаты этой победы наш заклятый враг скоро почувствует. Вперед, без страха и сомнения, славные герои революции! От лица службы благодарю. Берзин»[28].

4–я Уральская дивизия отбросила вражеские полки за линию рек Сылвы, Батама, Бисерти, Уфы. Значительно улучшилось положение всей 3–й армии, однако ее дивизии сильно нуждались в пополнении бойцами и боеприпасами и действенной помощи 4–й Уральской оказать не могли.

Блюхер постоянно изучал силы противника. Глубокая тревога охватила начдива, когда он узнал, что белогвардейцы сосредоточили против его измученных полков свежие дивизии. Бойцы 4–й Уральской вырвались вперед и держат огромный фронт. Нет уверенности в том, что фланги надежно прикрыты. Обстановка подсказывает — дальше наступать нельзя, могут отсечь и уничтожить. О своих опасениях начдив докладывает командарму. Тот согласен с выводами Блюхера: в армии только одна боеспособная дивизия — четвертая, она должна сорвать наступление противника на кунгурском направлении.

Остановить врага! Только мужество и стойкость боевиков Урала могут спасти истекающие кровью малочисленные дивизии 3–й армии. И начдив Блюхер вновь напоминает своим бойцам — смело и отважно защищайте каждую позицию. Ни шагу назад!

И уральцы стояли так, как приказал начдив.

У села Осинцево боец Богоявленского полка Игнат Комаров первым ворвался в окоп, штыком заколол наводчика и заряжающего, повернул пулемет и открыл меткий огонь по белогвардейцам.

Красноармеец Архангельского полка Ахмет Купов по–пластунски подполз к вражеской огневой позиции и, подняв гранату–лимонку, крикнул:

— Сдавайся, пока живы!

Пулемет «максим» и пять пленных захватил Ахмет Купов.

Рядовой того же полка коммунист Бабушкин с восемью товарищами был окружен взводом чехословаков.

— Возьмем в штыки, ребята! В штыки! — воскликнул Бабушкин. Сильный, рослый красноармеец штыком и прикладом уложил пять солдат. Подвиг героя рождает героев. В рукопашной схватке бойцы одолели врагов, отбили два станковых пулемета и сразу же пустили их в дело — били в упор по бегущим в атаку и рассеяли вражескую цепь.

Узнав о подвигах бойцов–героев, начдив Блюхер посоветовал военному комиссару А. Л. Борчанинову:

— Организуйте беседы о Комарове, Купове, Бабушкине и других храбрецах. Об их подвигах должна знать вся дивизия.

В полночь 17 октября враг повел наступление насело Богородское. Внезапная атака была отбита. Через час около двух тысяч белогвардейцев снова двинулись на Богородское и окружили село. Бой был затяжным, яростным, беспощадным. О его исходе Блюхер сообщил по дивизии: «…Наши части разбили противника окончательно. На месте осталось не менее 100 убитых, не считая раненых. Для преследования брошена кавалерия. Конница противника, пытавшаяся прикрыть бегущих, опрокинута и частью изрублена. Преследование продолжалось до позднего вечера. Захвачены пленные, оружие и предметы боевого снаряжения»[29].

Каждая победа достается тяжелой ценой. Просматривая ежедневно сводки потерь, начдив Блюхер с глубокой болью прощался с боевыми друзьями–товарищами. Вот уже месяц стоят уральцы на линии огня. Ни умыться, ни согреться, ни починить обмундирование и обувь. Даже у сильных сдают нервы. Командир Богоявленского полка, человек несгибаемой воли, редкого самообладания и храбрости, Михаил Калмыков со слезами на глазах рассказывал, как погибли под Осинцевом командир 1–й роты родной брат Федор и самый юный боец Петр Воронов. И в памяти Блюхера встала незабываемая ночь прощания дружинников с родными в Богоявленском заводе. Как будто вчера это было: привел коммунист Воронов шесть сыновей, молодец к молодцу, и сказал, не скрывая гордости:

— Бери, Федор Васильевич, всех нас добровольцами.

И вот уже нет большевика ротного Федора Калмыкова. И нет младшего брата в большой дружной семье Вороновых. Тают полки. Гибнет несгибаемая гвардия Южного Урала. Слишком неравные силы встречаются на опаленных огнем рубежах. И начдив Блюхер просит командарма Берзина усилить дивизию хотя бы двумя полками.

Ответ командарма предельно краток — резервов нет, все на фронте.

Усиливаются морозы. Нет глицерина и вазелинового масла, и главная огневая сила — пулеметы все чаще и чаще отказываются работать. А противник вводит в бой все новые и новые части. Не менее трех дивизий сдерживают уральцы. 24 октября 1918 года два полка белогвардейцев навалились на сводный батальон, возглавляемый Михаилом Калмыковым. Три дня отбивали атаки. Белое командование подбросило новые силы, обрушив их на левый, плохо прикрытый фланг. Калмыков вынужден был отвести бойцов на новые позиции.

Прочитав донесение Калмыкова, начдив Блюхер вызвал своего заместителя Николая Каширина и военкома Оскара Калнина. Показав на стулья, попросил:

— Присаживайтесь, товарищи. Подумаем, что делать.

— А что случилось?

— Калмыков отступил.

— На войне всякое бывает.

— Калмыков никогда без приказа не отступал. Значит, пришел предел физическим силам. Это нам с вами сигнал — решайте, пока не поздно, как спасти дивизию. Наш левый фланг не прикрыт. Нам надо выравнивать линию фронта — отходить.

Николай Каширин осторожно заметил:

— Не только левый, но и правый фланг явно не надежен. Наши полки обескровлены. И все?таки, прежде чем принять решение об отступлении, нужно обратиться с просьбой к командарму о выделении хотя бы двух свежих полков в наше распоряжение.

— Мы просили — нам отказали, — угрюмо сказал Блюхер.

— Попросим еще. Может быть, подошли резервы.

В тот же день Блюхер обратился в Реввоенсовет 3–й армии с просьбой прислать не менее двух полков пехоты. Не получив ни одного бойца, Блюхер приказал командирам бригад отвести полки на позиции по реке Сылве. Это было единственно правильное решение. Сократив линию фронта и заняв выгодные оборонительные рубежи, 4–я Уральская в предельно короткий срок привела в боевой порядок свои части.

Объезжая бригады, Блюхер почувствовал, как вновь заныли старые раны. Комбриг Павлищев, здороваясь с начдивом, покачал головой:

— Ой, как вы скверно выглядите, Василий Константинович. В чем только душа держится?

— Надо выполнять свой долг, Иван Степанович. Надо. Докладывайте обстановку.

— Вначале попьем чайку. Подкрепитесь с дороги. Не беспокойтесь. Позиции удобные, держим прочно…

В канун первой годовщины Октября полки 4–й Уральской вновь перешли в наступление. 14 ноября белогвардейцы были выбиты из села Урминское. Двое суток кипел бой на подступах к Молебскому заводу. Укрепленные позиции были прорваны. Разбиты 6–й Чешский, 25–й Екатеринбургский и 27–й Камышловский полки. Красные флаги взвились над Молебским заводом.

Революционный Военный совет армии приветствовал героев: «С радостью мы узнали, что соединенными усилиями 1–го Уральского и Богоявленского полков противник раздавлен и Молебский завод взят. Вы с гордостью можете сказать, что исполнили свой долг перед Революцией. Ваше мужество и стойкость послужат примером для других частей армии.

Именем Революции Военный совет объявляет вам свою сердечную благодарность»[30].

Бессонные ночи, напряженные боевые дни свалили Блюхера. Снова открылись раны. Медицинская комиссия, обследовавшая начдива, отметила: «В области левого тазобедренного сустава спереди… тянется рубец размером 30 см в длину и 20 см в ширину.

Часть повздошной кости раздроблена и части ее удалены при операциях.

Движения в области сустава ограничены во все стороны.

При непродолжительной ходьбе появляется боль в пораженном месте».

Врачи настаивали на госпитализации. Блюхер попросил краткосрочный отпуск. Перед отъездом в родную Барщинку начдив обратился к бойцам и командирам с теплым, сердечным словом: «…Уезжая, я душой остаюсь с вами. Дни боевого счастья будут моими днями, и уверен, что по возвращении встречу у вас тот же бодрый дух, ту же тесную семью, которую не поколеблют никакие испытания суровой борьбы за счастье пролетариата. От всей души желаю вам боевого счастья и славы!»[31]

2

Мать обрадовалась:

— Вася, сынок, ты ли это? Почитай, с полгода ни слуху ни духу не было. Думали, не отслужить ли панихиду. Слава богу, живой. А ты чего с дубинкой?то? Раненый или как?

— Это царские раны покоя не дают. Когда много хожу, сильно болят рубцы. Вот отдохну немножко, поправятся.

— Худущий ты. Гляжу и не признаю. Во всем обличье нос да глаза остались прежние. Где ты сейчас, Васенька?

— На Восточном фронте, мама.

— Солдат или фельдфебель какой?

Василий улыбнулся:

— Командир. Начальник дивизии.

— Ну а если по–старому, в каком будешь чине?

— Да что?то вроде генерала.

Мать замахала руками:

— Ну и насмешил! Посмотри?ка на самого себя, генерал. Гимнастерка выгорела, сапожонки ободранные, разбитые. Я два раза видела генерала. От него блеск на версту. Ты об этом соседям не брякни, засмеют. Садись?ка к столу, я тебя тюрей угощу.

— У меня деньги есть. Купи что?нибудь.

— Сейчас ничего не купишь. Всем власть хороша, только вот есть нечего.

Василий ничего не сказал, сел к знакомому столу.

Мать проворчала:

— В божий угол?то и не глянешь?

— Бога нет, мама. Но ты особенно не горюй, проживем и без него.

— Вижу, как живете. Сахара нет, мыла нет, керосина нет.

— Все будет, потерпи немножко, все будет…

В избу вошел невысокий коренастый краснощекий Павел. Ахнул, увидев брата, кинулся на шею, поцеловал в щеку:

— Живой, я говорил, что живой! Насовсем отпустили или на побывку?

— В отпуск. За тобой приехал. Поедем белых бить.

— А что! Поедем. Хоть завтра!

— Никуда не пущу. Одного покалечили, теперь и другого. Не пущу, — сердито сказала мать. — Все разлетелись в разные стороны. Одна осталась.

Василий почувствовал себя виноватым. Ничего не писал и ничего не посылал домой. А ведь она ждала весточки, думала, плакала. Нехорошо, очень скверно. Приехал и подарка не привез. Надо Павла наладить в Рыбинск, пусть купит что?нибудь на базаре.

Павел смотрел широко открытыми влюбленными глазами на старшего брата и не мог дождаться, когда же он пообедает и будет рассказывать о том, что видел и пережил на фронте. Как только мать вышла в сени, шепнул:

— А я с тобой все равно удеру. Что мне здесь зря пропадать. От девок и баб проходу нет. Ни парней, ни мужиков. Все на войне. Подожди, и тебе тоже достанется.

— Да я не из пугливых, — рассмеялся Василий. — Ты лучше расскажи, как живете? Землю?то поделили?

— А как же, по новому закону. По справедливости. Земли много. Может, по весне приедешь? Станем жить вместе… Женишься…

— Не знаю, что будет по весне, но домой, пожалуй, не вернусь. Куда партия пошлет, туда и поеду…

— А может, в Барщинке?то лучше? Исхудал ты, страшный весь.

— Болею.

— Ничего, вылечим. Меду достану, свинины. Здорово помогает.

И верно — достал. Принес бутылку самогонки.

— Первач! Хватим на радостях. За встречу!

— Не пью. Доктора запретили.

— Им видней. Да ты ешь, ешь, поправляйся. И ни про что не думай…

«Весь в маму и рассуждает точь–в-точь, как она, — усмехнулся Василий. — Да разве можно не думать о друзьях южноуральцах, ведущих непрерывные бои под Кунгуром! Разве можно спокойно лежать в теплой пахнущей яблоками и квашеной капустой хате, если родную землю со всех сторон атакуют враги! Трудное, смертельно опасное время».

Тягостно вынужденное безделье. Днем можно читать. Спасибо Павлу, в волости достает и приносит газеты и книги. А с наступлением темноты приходят соседки, и начинаются домашние разговоры о лошадях, коровах, поросятах и прочей живности.

Павел уговорил — свел на вечеринку. Посмотрел на перезрелых невест и поющих похабные частушки юнцов, и стало не по себе. Медленно входит новая жизнь в старую Барщинку. Ничего, прибудут фронтовики, все переменится. Злился на зудящие раны, на немощное, старческое тело.

И все?таки деревенское густое молоко, мед и сало помогли. В первых числах декабря Василий Блюхер выехал на фронт.

Своего помощника Николая Каширина начдив 30–й (дивизия получила новый номер) Блюхер не нашел в штабе.

— Николай Дмитриевич на передовых позициях, — не скрывая тревоги, доложил начальник штаба Цветков. — И комиссары уехали в бригады. Плохие дела у нас. Колчак проводит поголовную мобилизацию и гонит полки на фронт. Появились лыжные батальоны, которым нельзя отказать в нахальстве и смелости. Не успеваем отбивать атаки. Соседняя, двадцать девятая дивизия потеряла более половины своего состава. Отступаем. Наши фланги открыты.

— Покажите последние оперативные сводки, — попросил Блюхер.

Читал, нервно пощипывая карандаш. Дивизия в тяжелейшем состоянии. Много убитых, раненых, обмороженных. Мороз в тридцать градусов, а бойцы в старых разбитых ботинках. Теплых портянок и тех нет. Горячей пищи не имеют и хлеба получают четверть фунта на день. И все?таки держат фронт. Похоже, что высшее командование Республики недооценивает пермское направление. А именно здесь Колчак наносит главный удар.

Блюхер, конечно, не знал, что еще 13 декабря 1918 года Председатель Совнаркома В. И. Ленин указал Председателю Реввоенсовета Республики: «Пермь в опасном положении. Считаю необходимым послать подкрепление. Питер может дать полки советской бедноты, их там два, или другие, по указанию Реввоенсовета. Предлагаем Вам сделать надлежащие указания возможно скорее. Предлагаем указать Реввоенсовету на огромную важность Кизеловского района Перми, снабжающего углем заводы и всю железную дорогу. Потеря Кизела остановит движение»[32].

Эта телеграмма была подписана также Председателем ВЦИК Я. М. Свердловым.

Главнокомандующий И. И. Вацетис отдал распоряжение направить в 3–ю армию стрелковую бригаду. Кроме того, главком приказал командармам 2–й и 5–й перейти в наступление и отвлечь от Перми часть войск белогвардейцев.

Эти меры оказались недостаточными и запоздалыми. Противник сосредоточил крупные силы в районе Кунгура. У деревни Верхние Исады белогвардейцы окружили и уничтожили 1–й морской Кронштадтский полк.

Блюхер выехал на самый трудный и опасный участок— к Нижним Исадам. Измученные непрерывными кровопролитными боями, части отступали. Начдив ввел в сражение последний резервный-—Белорецкий полк. Командир полка А. В. Пирожников с марша повел бойцов в атаку. В рукопашной, жаркой схватке белорецкие рабочие разбили наступающих и отбросили на 20 верст.

Эта маленькая победа обрадовала Блюхера. Приведя части в порядок, он вывел их на выгодные для обороны Кунгура рубежи. Семь дней и ночей бойцы доблестной 30–й дивизии защищали Кунгур. Силы были неравными. Генерал Гайда все время бросал в атаки крупные свежие части. Днем 21 декабря белогвардейцы заняли Кунгур.

Начдив приказал отходить медленно, задерживаясь на каждом рубеже и селении, ни в коем случае не отрываться от флангов соседей.

Установить связь с соседями было очень трудно. Измученная, обескровленная 29–я дивизия и только что сформированная 4–я Уральская дивизия не могли остановить превосходящие силы противника. В ночь на 25 декабря колчаковцы ворвались в Пермь.

Тяжелая весть ошеломила Блюхера. Фронт 3–й армии разорван на части. Сейчас надеяться на пополнение полков дивизии нельзя. Да и полков, по существу, нет — есть сводные батальоны. Их надо как?то подкрепить, иначе они превратятся в роты. Единственный выход — расформировать 5–ю, 6–ю и Архангельскую бригады и влить их бойцов и командиров в другие части. За счет сокращения штабных и тыловых подразделений значительно увеличится количество активных штыков. Начдив провел перестройку в боевой обстановке. Бригад стало меньше, а дивизия боеспособнее.

Молодой полководец Василий Блюхер на собственном опыте убедился: главное зло на войне — это отсутствие должного взаимодействия между соединениями. Сколько раз соседи оставляли неприкрытыми фланги и ставили в смертельно опасное положение бригады 30–й дивизии. Так было, когда 2–я бригада 29–й дивизии, не выдержав ударов белогвардейцев, оставила село Усть–Сына и не предупредила об отступлении комбрига Ивана Павлищева. Опытный командир вовремя разгадал намерение противника прорваться в тыл его полкам и доложил об этом начдиву. Блюхер приказал Павлищеву отойти к западному берегу Камы.

Крайне сложная, тяжелая обстановка создалась на осинском направлении. На позиции 1–го Красноуфимского полка навалилась 7–я дивизия противника. Блюхер понял замысел генерала Гайды: любой ценой разгромить красноуфимцев, ворваться в город Осу и, форсировав Каму, выйти в тылы красных. Трудно, очень трудно задержать превосходящие силы противника (и особенно лыжников), если в резерве нет ни одного штыка. И самое скверное — нет должного контакта с частями 2–й армии (В. И. Шорина), которые до сих пор не заняли участок, указанный разграничительной линией.

После долгого, мучительного раздумья поздно вечером 8 января 1919 года начдив Блюхер приказал комбригу 1 И. К. Грязнову: «…Упорно оборонять занимаемый участок и подступы к Осе. В случае же невозможности больше держаться на указанной линии, медленно отходить, задерживаясь на каждом рубеже, на фронт: Ерзовка (Поташки)—Петухово — Беляево включительно, который и оборонять, обеспечивая правый фланг дивизии от могущего быть обхода противника, в случае разрыва с частями 2–й армии. Вести самую широкую разведку и наблюдение за движением противника в западном направлении от г. Осы.

Считаю нерадением перед Республикой, что до сих пор командармом 2 не занят участок, указанный последней разграничительной линией между 2–й и 3–й армиями, и не оказана помощь, за счет имеющихся армейских резервов, частям 1–й бригады, в частности 1–му Красноуфимскому полку, изнемогавшему в боях с 7–й дивизией противника в районе г. Осы, и всю ответственность за могущий произойти прорыв возлагаю на командарма 2»[33].

В этом же приказе начдив Блюхер определил пункты, опираясь на которые части должны были создать прочную оборону на западном берегу Камы.

Используя выгодные естественные рубежи, начдив Блюхер остановил продвижение противника на всем вверенном ему участке. Наконец?то представилась возможность вымыть бойцов, прожарить их обмундирование, починить обувь. Короткая передышка преобразила изнемогающие от усталости и холода полки.

В середине января Блюхер выехал в Огерский завод к комбригу Грязнову и вместе с ним разработал операцию по разгрому гарнизона противника у села Дворецкое. Этот населенный пункт защищала слывшая непобедимой и пользующаяся особым вниманием адмирала Колчака усиленная штурмовая бригада.

18 января Блюхер пожелал Грязнову:

— Стукни, Ваня, за всех нас. Не считайся с громкими титулами, бей по флангам крепче.

И на следующий день комбриг Грязнов неожиданно перешел в контрнаступление и, разгромив «непобедимых штурмовиков», занял село Дворецкое. Как нужна была эта небольшая победа! Она пролетела по фронту армии, вдохновляя бойцов на стойкость, на подвиги. Воспрянула духом пополненная 29–я стрелковая дивизия и тоже пошла вперед. С обнаглевшего противника сбили спесь, выгнали из Нытвенского завода и станции Менделееве. Рано сбросил со счетов адмирал Колчак 3–ю советскую армию. Она жила, залечивала раны и отважно сражалась за каждую пядь родной земли.

Комбриг 1 30–й стрелковой дивизии Иван Кесарьевич Грязнов Снимок 1925 г.

24 января 1919 года Военный совет Восточного фронта послал в 30–ю дивизию приветствие: «…Второй день 29–я и 30–я дивизии успешно продвигаются вперед, гоня перед собой противника, который только накануне указывал в своих приказах, что перед ним разложившиеся части 3–й армии. Реввоенсовет всегда был уверен, что временные неуспехи частей 3–й армии не могли сломить ее революционного духа, мужества, и теперь как нельзя лучше неожиданный для противника переход в наступление подтвердил эту уверенность…»[34]

3

31 января 1919 года Василия Константиновича Блюхера назначили помощником командующего 3–й армией.

Зима 1919 года была тяжелой, смертельно опасной для армий Восточного фронта.

Стремясь во что бы то ни стало соединиться с войсками интервентов и белых на севере, главнокомандующий Колчак создал крупные, хорошо вооруженные и обмундированные войсковые соединения и бросил их в наступление.

4 марта Сибирская армия генерала Гайды, насчитывавшая более 48 тысяч штыков и сабель, обрушилась на плохо прикрытые позиции между 2–й и 3–й армиями и двинулась на Оханск и Осу. К исходу дня помкомандарма В. К. Блюхер получил тревожные донесения из родной 30–й дивизии, которой сейчас командовал Н. Д. Каширин. Она приняла на себя главный удар врага. На следующий день поступили тяжелые вести из соседней, 29–й дивизии.

По приказу командарма С. А. Меженинова Блюхер выехал в район боев. Попытки организовать прочную оборону и отстоять Оханск и Осу не увенчались успехом. Используя численное превосходство, умело маневрируя ударными группами лыжников, командир 1–го Сибирского корпуса генерал Пепеляев 7 марта занял Оханск. На следующий день части Степного корпуса генерала Вержбицкого ворвались в город Осу.

Над полками 29–й дивизии нависла угроза окружения. Командование 3–й армии вынуждено было отводить части назад — в район станций Бородулино — Юлезино на железнодорожной линии Пермь—Глазов.

Дальнейшее продвижение белых на север угрожало крупному железнодорожному узлу — городу Вятке. Главное командование Красной Армии решило создать на Восточном фронте несколько укрепленных районов, опираясь на которые можно было бы остановить наступающие в глубь страны дивизии противника и затем перейти в контрнаступление. Комендантом Вятского укрепленного района был назначен помощник командующего 3–й армией Блюхер.

В начале апреля Блюхер выехал в Вятку, Долго не мог успокоиться и сосредоточиться на новом, совершенно незнакомом деле. С глубокой грустью вспоминал друзей–товарищей, павших в последних суровых боях. Особенно тяжело воспринял весть о гибели комбрига Ивана Степановича Павлищева. Сколько раз водил бойцов в атаки этот храбрый, самоотверженный и умный командир и побеждал врага. Бывшего подполковника Павлищева сразили осколки вражеского снаряда на огневой позиции под Глазовом. Блюхеру был дорог этот сугубо военный, большой силы воли человек, у него многому научился. Без школы Ивана Павлищева и помощи Николая Каширина он не мог бы стать главкомом партизанской армии.

Вятка встретила колокольным звоном двадцати трех церквей и двух монастырей. После ружейно–пулеметной стрельбы и артиллерийской канонады елейно–малиновый звон показался странным и кощунственным. На улицах нарядная веселая публика. Забавляются, как будто и нет войны. И этот город церквей и монастырей, кожевников и винокуров необходимо превратить в укрепленный район, который должен стойко держать левый фланг фронта и связывать его с северным. Пока ничего нет, все нужно начинать сначала. Сроки строительства предельно жесткие, надо немедленно разрабатывать план строительства фортификационных укреплений, создавать участки, вести работы.

Блюхер поселился в бывшем купеческом особняке по Орловской улице, дом 18. В губернской публичной библиотеке и в городской бесплатной библиотеке–читальне имени А. С. Пушкина отобрал все, что имелось по инженерному делу. Литературу изучал вечерами и постепенно освоил основы фортификационных работ.

За десять напряженных суток Василий Блюхер превратил Вятку в военный лагерь. В состав гарнизона вошли: 1–й рабочий полк тылового ополчения, Вятский отдельный караульный батальон, 1–й Вятский резервный рабочий батальон, 8–й продовольственный полк, легкий артиллерийский дивизион трехбатарейного состава и броневой взвод. Людей нужно было обмундировать, накормить, разместить, обучить военному делу. Не хватало командиров. В 1–м рабочем полку тылового ополчения на 2412 новобранцев имелось всего 12 командиров.

Укрепленный район был разделен на четыре районных участка: Слободской, Вятский, Орловский и Котельнический. Блюхер не сидел в штабе, объезжал обширный фронт строительных работ, устранял недостатки, поощрял отличившихся и наказывал нерадивых. 28 мая он вместе с представителем ЦК РКП (б) Ю. М. Стекловым приехал в город Слободской. Комендант участка, бывший начальник оперативного отдела штаба Верхнеуральского отряда, Сергей Петрович Попов толково и обстоятельно доложил о ходе работ.

— Едем на место, —сказал Блюхер. — Проверим «неприступность позиций» собственными глазами…

Долго ходил по траншеям, осматривал с высоток окружающую местность. Измазался в грязи. Следовавший по пятам худощавый и уже немолодой Стеклов взмолился:

— Хватит вам резвиться, Василий Константинович. В пот загнали.

— Не все ладно, — строго сказал Блюхер. — Плохо используются командные высоты. Надо производить в первую очередь работы, повышающие обороноспособность позиции. Вот, смотрите, участок перед нами оборудован хорошо, а замаскирован скверно, да и обзор и сектор обстрела совершенно незначительны. Все надо делать так, как будто самому придется воевать и отбивать атаки белогвардейцев. А вы как думаете, товарищ Попов?

— Совершенно верно. Да вот инженерных работников мало. Один за всем недосмотришь.

— А надо! Надо напрячь все силы. У Колчака большая и сильная армия. Его только начинают бить.

— Быстро выматываются люди. Скажешь: «Мало сделали, ребята». А они отвечают: «Больно уж харчишки тощие, товарищ комендант. Хвост селедки да полфунта хлеба. Изо дня в день. Еле ноги волочим». И это сущая правда. Спасибо матушке–природе, собираем щавель и еще какие?то съедобные корешки. Записывайте, записывайте, товарищ Стеклов. В Москве будете, передайте товарищу Ленину, как наши люди живут и работают.

— За корешки и щавель благодарю, — улыбнулся Блюхер. — Слободской районный участок — один из лучших. Однако недоделки есть, и их надо срочно устранить. К пятнадцатому июня все работы должны быть закончены.

— Постараемся, товарищ Блюхер. А сейчас поедемте ко мне. Адъютант постарался, где?то две старенькие курицы купил. Кухарка суп варит. Вот только соли нет.

— Это общая, но, безусловно, временная беда, — сказал Стеклов. — Пусть суп будет без соли, главная задача— Колчаку насолить. Поехали, товарищи.

Результаты поездки Блюхер обобщил в приказе по Вятскому укрепленному району № 4 от 30 мая 1919 года. В этом документе были вскрыты характерные недостатки строительных работ и указывались пути скорейшего завершения намеченных планов по всем четырем районам.

Много внимания Блюхер уделял боевой подготовке частей гарнизона. В ночь на 15 июня в районе городского стрельбища за станцией Вятка–вторая было проведено двухстороннее учение 1–го Вятского резервного полка. Занятия прошли успешно. В приказе Блюхер отметил лишь недостаточную активность младших командиров при решении учебных задач. В связи с этим он указывал: «…На всех учениях командирам частей требовать от своих подчиненных проявления инициативы и поощрять таковую, помня, что исход боя во многом зависит от самодеятельности и личного почина младших начальников»[35].

Блюхер внимательно следил за ходом боевых действий на обширном Восточном фронте. В кабинете висела большая карта. Вечерами Василий Константинович по газетам и сводкам переставлял алые и белые флажки. Алые теснили белых. И это очень радовало. И в то же время было грустно — боевые друзья идут в наступление, а он сидит в тылу. Строит укрепления, которые, может быть, совсем и не понадобятся. И Блюхер пишет рапорт, в котором просит направить его на фронт. Ответ задерживается. Блюхер посылает второй рапорт, где указывает, что работы по Вятскому укрепленному району завершены и он не может больше оставаться здесь, в глубоком тылу, — его место на боевых позициях. И добивается своего. В июле 1919 года ему поручают сформировать 51–ю стрелковую дивизию. Сдав дела по Вятскому укрепленному району Сергею Попову, Блюхер стал отбирать сотрудников для штаба дивизии.

Одну стрелковую бригаду Блюхер укомплектовал из частей и управлений Вятского укрепленного района. Приходилось много ездить, подбирать и проверять людей, хлопотать об их материальном обеспечении.

И в этот памятный день Блюхер возвращался в штаб усталый и недовольный. Дела идут медленно, и неумолимо надвигаются сроки выезда на фронт.

В окно вагона Блюхер увидел белокурую девушку в пестрой клетчатой блузке. Она стояла на перроне, юная, красивая, кому?то махала загорелой рукой и весело смеялась.

Поезд остановился. Блюхер вышел, осмотрелся. И, не увидев девушку, пожалел, что пассажиров много, пропала в толпе.

На следующий день Блюхер увидел девушку в яркой четырехцветной блузке у себя в штабе. Старательно, одним пальцем она переписывала на машинке какую?то деловую бумагу.

Блюхер вызвал адъютанта Баранова, спросил:

— Что это за девица сидит за машинкой? Откуда взялась?

Баранов признался:

— Это я пригласил. Ведь мы давно ищем хорошую машинистку. А она вполне грамотная — кончала гимназию. Дочь учителя.

— А как ее зовут?

— Галина Павловна Покровская. Я ее предупредил— даем испытательный срок. Не справится — уволим.

Блюхер написал на листке: «Галина Павловна Покровская», улыбнулся:

— Не спеши. Я сам проверю.

Подобрал срочные приказания и сам понес на машинку. Галина не заметила, как он подошел, и невольно вздрогнула, услышав:

— Ну как, привыкаете на новом месте, Галина Павловна?

Подняла голову, краснея, сказала:

— Привыкаю как?то медленно. Не знаю, кто составляет эти документы, но в них встречаются ошибочки. И знаете, я переписываю буква в букву и невольно вру. Получается грязно.

Блюхер почувствовал себя неловко. Может быть, это его ошибочки. С грамматикой до сих пор не в ладу. Посоветовал:

— А вы пишите смелее. Скорее научитесь. Предварительно проверяйте текст. Работники штаба спешат и, естественно, ошибаются.

— Постараюсь научиться, — пообещала Галина и склонилась над машинкой.

Василий Константинович посмотрел на юные розовые руки, на чистое, румяное лицо и невольно подумал: «Молоденькая, не больше восемнадцати. Трудно будет в походах и боях. Трудно».

Галина подняла голову, спросила:

— А вы не знаете, главный приехал? Говорят, ужасно строгий. Злой.

— Да, Блюхер приехал. Строгий? Не знаю. Все может быть, все может быть, — сказал Василий Константинович и торопливо прошел в свой кабинет.

Долго сидел, сцепив пальцы. Вот ведь какие встречи бывают! Мысли неподходящие лезут в голову. Не время и не место. И все?таки хороша, очень хороша.

День показался очень длинным. Василий Константинович ушел раньше обычного из штаба. Прошелся по городу, поинтересовался, что идет в местном театре. А что, если взять билеты и пригласить Галину? Ведь на фронте такой возможности не будет. Пусть она сама убедится в том, что главный начальник не такой?то уж строгий и злой человек…

4

Только что сформированная 51–я стрелковая дивизия получила боевую задачу — форсировать реку Тобол и освободить от колчаковцев город Тобольск.

Наступали две бригады. 1–я бригада отбросила противника за Тобол севернее города Ялуторовска, форсировала реку и заняла село Бердюгинское и Петровский завод.

2–й бригаде оказала сильное сопротивление 15–я Боткинская дивизия противника. После упорных боев 454–й и 455–й полки освободили села Покровское и Сазоновское. Белое командование двинуло против атакующих свою речную флотилию, обладавшую тяжелыми орудиями, и несколько гидросамолетов. Под ожесточенным огнем противника комполка Иван Боряев переправил батальоны через реку Иртыш, разбил 26–й Тюменский полк белогвардейцев и 4 сентября ворвался в Тобольск.

Герои захватили на реке Тавде два парохода. Начдив Блюхер объявил отличившимся частям 2–й бригады благодарность. Пароходы назвали «Спартак» и «Карл Маркс».

Первая победа радовала и настораживала начдива. Полки, продвигаясь вперед, на 300 верст оторвались от штаба дивизии и тыла. Обильные дожди размыли дороги. Тракт Тюмень — Тобольск, по которому снабжались части, превратился в сплошные глубокие ухабы. Повозки застревали в грязи.

Поздно вечером 7 сентября к Блюхеру пришел начальник штаба Манук и, ни слова не говоря, положил на стол телеграмму командующего 3–й армией. В ней предлагалось перебросить 3–ю резервную бригаду в район города Ялуторовска и временно подчинить ее начальнику 29–й дивизии.

Блюхер достал папиросу. Закурил. Развернул карту. Долго смотрел на фронт своей правофланговой соседки. Мацук не выдержал, сказал угрюмо:

— Нельзя отдавать третью бригаду. Мы ее и вооружить?то как следует не успели. Бойцы необстрелянные, и совать в такое пекло…

Блюхер погасил папиросу:

— Запишите для приказа от восьмого сентября: выделение третьей бригады провести срочно с применением подвод и девятого сентября сосредоточить в селе Усть–Ламенское. Не смотрите на меня с такой скорбью. Мне очень не хочется отдавать третью бригаду. Я ее собирался передвинуть в район второй бригады, прикрыть Тобольск. Однако приказы издаются для того, чтобы их выполняли. И обсуждать здесь нечего.

Мацук наклонился над картой и от правого фланга провел к Тобольску жирную отсекающую черту:

— А вот этот вариант вы имеете в виду? Противник потеснил части пятой армии. Перешел в контрнаступление в районе двадцать девятой дивизии. Он может отрезать наши бригады. Что мы тогда будем делать? У нас нет в резерве ни одного бойца.

— Я об этом думаю третий день. Управлять из Тюмени частями под Тобольском нельзя. Я должен немедленно выехать в первую бригаду. Вы останетесь временно исполняющим обязанности начальника дивизии. А сейчас уточним, что нужно сделать в первую очередь.

Работали до шести часов утра.

Стараясь не шуметь, Блюхер прошел в свою комнату. На кушетке, не раздеваясь, спала Галина Павловна. Чайник, прикрытый маленькой подушкой и плотно заку–тайный платком, был еще теплым. Лежали два ломтика хлеба, намазанные тонким слоем масла.

Блюхер сел на стул, и он предательски заскрипел. Галина проснулась, сказала виновато:

— Ждала, ждала и свернулась. Три раза чайник подогревала. Нельзя так работать, нельзя, Василий Константинович.

— Надо! Обстановка осложнилась. Ну, что смотришь такими грустными глазами? Не волнуйся, все будет чудесно. Только не называй меня Василий Константинович. Как?нибудь попроще.

— Прости, никак не могу привыкнуть. Как все штабные, так и я зову.

Блюхер посмотрел на розовое, юное, милое лицо и решил, что о выезде на фронт скажет только девятого. Впрочем, она узнает завтра вечером, когда будет писать приказ. А если взять ее с собой? Нельзя. Трудный и опасный путь. Первая разлука. Грустно. Тяжело. Поманил рукой:

— Галинка–малинка! Садись рядком — поговорим ладком. Чайку попьем.

— Компанию составлю, но это твоя порция. Не хитри. Ужас, как похудел.

Поцеловала, спросила:

— А как твоя немилосердная спина? Ноет?

Василий Константинович улыбнулся:

— Как увижу тебя, все болячки успокаиваются. Мне очень хорошо с тобой, Галинка–малинка. Хо–ро–шо.

…По дороге на фронт Блюхер узнал, что в районе Усть–Ламенской крупный отряд белой конницы захватил штаб 2–й бригады 29–й стрелковой дивизии. Потерявшие управление части отступают.

Нерадостные вести услышал Блюхер и в штабе 1–й бригады своей дивизии. На пароходах из Томска командир Тобольской группы генерал Франк подвез по Иртышу подкрепления и силой до двух дивизий сбил и отбросил назад 455–й полк. Вскоре в штаб бригады поступили донесения о том, что колчаковцы пробились к Тобольску и заняли его.

Блюхер достал свернутую гармошкой полевую карту и развернул ее на столе. Не спеша прошелся по ней красным карандашом, отмечая пункты, только что занятые противником. И постепенно прояснился замысел опытного и хитрого генерала Франка — он отсекал вырвавшиеся вперед бригады 51–й дивизии. Для выхода из «мешка» оставался еще не перехваченный белогвардейцами тракт на Тюмень. Это самый короткий путь спасения измученных многодневными боями красноармейцев. Значит, надо собрать полки в один кулак и немедленно отводить их на юг, к штабу дивизии, к базам снабжения.

«А как будет реагировать на такое вот прямолинейное решение генерал Франк?» — задал самому себе вопрос Блюхер. По–видимому, подтянет к тракту полевую артиллерию, пулеметы, а главное, пароходы — плавучие батареи, которые могут свободно маневрировать по рекам Туре и Тавде. И, конечно, будет бомбить отступающих с гидроаэропланов. Может, ввести в дело конницу? Расчленить полки и уничтожить каждый в отдельности?

Выходит, не всякий короткий путь ведет к успеху. Да и будет ли он коротким, если дорога превратилась в вязкое болото и с обозом и ранеными больше десяти верст в день не пройдешь? Значит, надо искать другой выход. А что, если провести что?то похожее на рейд южноуральцев, пройтись по тылам врага на Тобольск, оттянуть на себя дополнительные силы и помочь всей 3–й армии? Понятно, поход будет очень трудным. Кругом враги. Запасы патронов и снарядов подходят к концу. Их надо отбивать у противника. Хлеб и мясо на исходе. Придется питаться одной картошкой. Хватит ли сил и мужества у бойцов? Готовы ли они на такие лишения? Выдержат ли?

Блюхер ознакомил со своим планом комбрига Серебренникова. Тот потер острый небритый подбородок, сказал:

— Бойцы?то выдержат. Народ надежный. Только что будем делать, когда нечем будет отбиваться?

— Пробьемся штыками. Будем действовать, как партизаны— нападать на обозы и склады противника. В этой чертовски сложной обстановке меня тревожит другое: как помешать продвижению белых на Тюмень? Штадив ничего не имеет в резерве. Придется просить командарма, чтобы он вернул нам третью бригаду. Плохо, очень плохо, что мы не знаем подлинной оперативной обстановки на всем фронте.

— Штаб что?нибудь придумает. Пришлет, — не очень уверенно сказал Серебренников.

И он оказался прав. Вскоре в полевой штаб рейдовой группы прибыли связисты: Геннадий Маландин и Александр Вылегжанин. Одетые по–крестьянски, они прошли по глухим лесам и болотам, рискуя жизнью. В доставленном пакете Блюхер нашел оперативные документы.

Начдив горячо поблагодарил связистов:

— Молодцы! Какие вы замечательные молодцы! Такой страшный путь прошли!

Смелость, находчивость и упорство красноармейцев Геннадия Маландина и Александра Вылегжанина Советская республика отметила высшей наградой — орденом Красного Знамени.

Командарм удовлетворил ходатайство командования 51–й дивизии: потерявшая более половины личного состава 3–я бригада вернулась к своим и заняла оборону на тюменском направлении.

Блюхер стянул отрезанные противником части — пять стрелковых полков, всего 1827 человек, в район села Ашлык. Всю артиллерию, 12 орудий, подчинил командиру 2–го артдивизиона Архангельскому.

В первые дни рейда Блюхер превосходно использовал внезапность нападения. Сбивая гарнизоны противника по реке Вагай, к 4 октября подошли к большой деревне Русаново.

Высланная разведка доложила, что противник занимает выгодные позиции и имеет два ряда окопов.

Блюхер ввел в бой 453–й и 456–й стрелковые полки. Красноармейцы дружно поднялись в атаку и вышли на широкую равнину. Белые открыли сильный меткий огонь из винтовок, пулеметов и орудий.

В бинокль Блюхер увидел, как остановились, словно наткнулись на незримую стену, и поползли назад цепи атакующих. И сразу понял, что на внезапность больше нельзя рассчитывать. С каждым шагом к Тобольску сопротивление врага будет усиливаться. И задерживаться здесь нельзя. Генерал Франк подтянет к Русаново новые части, и тогда придется вести круговой бой. Надо снова атаковать. И Блюхер приказал командиру дивизиона Архангельскому открыть огонь из всех двенадцати орудий, но снаряды беречь, бить только по пулеметным позициям.

Артиллеристы отличились: накрыли три пулемета и заставили замолчать два орудия противника. Стрелковые цепи снова двинулись в атаку. Оставалось пройти полосу в двести шагов. Но это была полоса сосредоточенного смертельного огня, и затяжное, гулкое «ура» круто оборвалось. Блюхер вскочил на коня и поскакал к командиру бригады Серебренникову. Нашел его на опушке леса.

Увидев начдива, Серебренников подбежал и, с трудом подбирая слова, доложил:

— Так что и вторая не получилась… Отошли. Ураганная пальба. В лоб никак не пройти…

Комбриг потупил голову, ожидая резких слов осуждения. Блюхер сказал, не повышая голоса:

— Я все видел. Скажите, вы весь четыреста пятьдесят третий полк ввели в бой?

— В резерве оставался второй батальон. Степана Горшкова.

— Вот это хорошо. О нем я слышал как о смелом и распорядительном командире. Вызовите его сюда.

Круглолицый, загорелый, широкогрудый Горшков подошел и представился по–уставному; Блюхер догадался: видно, побывал на германском фронте, кончал учебную команду.

Начдив порывисто пожал руку комбату, кивнул головой на карабин, висевший вниз дулом:

— Охотник?

— Да, приходилось. У нас в Чердынском уезде громадные леса и болота. С пустыми руками никогда не возвращался.

— Вот и я хочу послать вас в болото. Не одного, понятно, с батальоном. Скрытно, подчеркиваю, скрытно пройдете в тыл и ударите белякам в спину. Да так, чтоб эти окаянные русановцы, как зайцы–русаки, дали стрекача. Задачу поняли?

— Так точно, товарищ начдив. Когда выступать?

— Немедленно. Пойдете в атаку — пустите две красные ракеты. Желаю успеха, Степан Дмитриевич.

Горшков круто повернулся и побежал к батальону.

Заместителю командира полка Ольшевскому начдив сказал:

— Готовьте полк к наступлению, Русаново надо взять.

Комбат Степан Горшков уверенно выполнил приказ. Одновременные удары с тыла и с фронта сломили сопротивление белогвардейцев, и они оставили Русаново.

Блюхера радовали трофеи — 3 пулемета и более 100 тысяч патронов. И в то же время было горько сознавать, что на широкой равнине полегло 200 замечательных бойцов.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.