Глава 16 Последний звонок Беслана

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 16

Последний звонок Беслана

25 мая 2004 года. Последний звонок в бесланской школе номер один — самой большой и самой престижной школе мало кому известного городка в Северной Осетии.

Счастливы выпускники: позади одиннадцать лет учебы. Счастлива малышня: позади еще один школьный год. Завтра-послезавтра они разлетятся по бабушкам и дедушкам, а 1 сентября обязательно сюда вернутся.

Многим из этих детей осталось жить чуть больше трех месяцев…

Июль 2004 года. Ингушетия. Здесь базируется лагерь боевиков, разрабатывающих операцию по захвату одной из школ в Северной Осетии. Операция называется «Норд-Вест». Руководит ею уроженец села Галашки Руслан Хучбаров по кличке Полковник.

Одним из участников банды был молодой (1981 года рождения) уроженец села Энгеной Ножай-Юртовского района Нур-Паши Кулаев. Ему было суждено остаться единственным выжившим среди всех участников захвата школы. Вот что показал Кулаев на суде:

«Собрались в лесу. Этот, по кличке Полковник, сказал: «Мы должны захватить школу в Беслане». Когда мы спросили Полковника, зачем это делать — убивать, с какой целью, он сказал: «Чтобы развязать войну по всему Кавказу».

Главным идеологом теракта был Шамиль Басаев. Он лично приезжал в лагерь. Каждые два-три дня привозил новых наемников. Среди них чеченцы, ингуши, арабы. Около десяти человек — славяне. 30 августа боевики выдвинулись в сторону Беслана. Беспрепятственно, минуя блокпосты, в Осетию приехали детоубийцы. Бандиты знали, где брать заложников, они шли не наугад.

Утром 1 сентября по улицам Беслана торжественно шагали нарядные дети. Цветы, шары, белые рубашки. К девяти утра у школы собралось больше тысячи человек. Родители, бабушки и дедушки, маленькие братья и сестры школьников. Обещали салют, ждали местное телевидение.

Мы побывали в Беслане, ходили по коридорам школы, в которой произошла трагедия, беседовали с участниками и очевидцами тех событий. Одной из наших собеседниц стала заложница Инга Чеджемова, мама погибшего Зелима Чеджемова. Вот как она описывает начало того страшного дня:

«Когда мы с детьми шли в школу, я на переезде видела, как туда же завернули «семерка» и грузовая машина. Я что-то заподозрила. «Какие-то они подозрительные», — я детям говорю. Мальчик не хотел уже идти в школу. Мама, говорит, нас убьют. Это, говорит, наверно, бандиты».

В белой «семерке» сидел милиционер. Поэтому машина, которая следовала за ней, не вызвала подозрения у постовых на железнодорожном переезде.

Инга Чеджемова продолжает свой рассказ:

«Семерка» спереди ехала, а грузовая сзади. Вот мы следили за ними и шли тоже.

Торжественная линейка уже подходила к концу. Дети вместе с родителями начали заходить в здание школы. Первыми по традиции пошли первоклашки. Остальные стояли по периметру двора. Я пришла в школу и учительнице говорю, Зинаиде Изаматовне (это учительница мальчика была). Я говорю: «Зинаида Изаматовна, какие-то подозрительные там стоят». А они уже под деревьями стояли».

Часть детей уже вошла в школу. Десятиклассник посадил к себе на плечо хорошенькую первоклашку с колокольчиком. И в этот момент раздались первые выстрелы. Ничего не понимающие люди решили, что это раздаются залпы салюта.

Вспоминает мама школьницы Яны:

«Слышу одиночные эти выстрелы, а потом автоматные пошли очереди. Мы дома в это время были. Муж говорит: «Что это там?» Я говорю: «По-моему, салют, шары пустили». Он мне говорит: «Это не салют, это автоматные очереди».

Захват произошел в девять двадцать. В десять школьный двор был совершенно пустой.

Рассказывает Инга Чеджемова:

«Нас загоняли через окна в школу, через окна. И загнали нас в спортзал. Там мы сидели уже на полу все».

Весть о захвате мгновенно разнеслась по Беслану. Со всех концов города к школе стали стягиваться вооруженные люди. К одиннадцати часам утра вокруг школы выставлено оцепление. Внутренние войска, милиция, спецназ. Здесь же собираются родственники захваченных людей.

У многих истерика. Они пытаются прорваться сквозь кольцо оцепления, но из окон школы раздаются выстрелы.

Рассказывает Лидия Цкаева, жительница Беслана:

«А там уже стрельба началась. Ну, там же собрались люди. Там много людей уже собралось. А один, с пистолетом, он хотел помочь своим. Там его мать, там его жена находились. Его убили первым».

Уже есть убитые. При захвате школы в перестрелке погибли один боевик и милиционер.

Пока неизвестно, сколько человек находится внутри школы. МЧС Северной Осетии сообщает первые данные — в заложниках от 200 до 400 человек.

Создан оперативный штаб. К школе подъезжают первые официальные лица.

Вот как описывал ситуацию в то утро министр внутренних дел Северной Осетии Казбек Дзантиев:

«Налетели в 8 утра боевики в количестве 15 человек. Открыли беспорядочную стрельбу. Согнали всех — учащихся, родителей, учителей — в школу. Всех заложников, а их порядка 100–120 человек, разместили в спортзале».

Информация, которую дают власти, вызывает волну негодования у родственников заложников. Они утверждают, что в школе более тысячи человек, но официальные лица относятся к этим утверждениям скептически. В такое поверить трудно.

По проезжающим по улице бэтээрам боевики открывают огонь. В больницы Беслана поступило одиннадцать раненых.

В Северной Осетии вводятся усиленные меры безопасности. Закрыта граница с Грузией.

Боевики разбивают в школе окна — опасаются, что будет пущен газ. Со второго этажа школы стали выбрасывать первые трупы убитых заложников.

Вот что мне рассказал житель Беслана, ополченец Сослан:

«Они выбрали несколько человек. «Ты, вот он, третий, вот четвертый». Выбирали тех, кто поздоровее. Они загнали их всех сюда. Да. И начали в них стрелять. Вот так поворачивали и в голову прямо. Потом, когда тела начали вонять, их начали выкидывать из окна. Это все на моих глазах, я вот здесь стоял».

Первых трех заложников расстреливают за то, что в школе отключили электричество.

По информации официальных властей, террористы требуют освободить боевиков, арестованных за недавнее нападение на Ингушетию.

Около четырех часов дня в школе раздается несильный взрыв. Войска ОМОНа стоят наготове.

Наступила первая ночь. Возле школы по-прежнему много людей. Они ловят каждое слово тех, кому удалось сбежать во время захвата. Среди них был один мальчик, с которым мне удалось поговорить. Вот что он рассказал:

«Они говорили: «Если только штурм начнется, мы взрываем школу. Если, говорит, одного из наших убьют, то 50 человек убьем, если, говорит, пострадавший, то 20. А если будут переговоры, то или с Дзасоховым, или с Ингушетии прокурор, с Москвы который».

Родственники заложников составляют свои списки. По их данным, в школе находится почти полторы тысячи человек.

Вот что рассказала в беседе со мной одна из жительниц Беслана:

«Пусть не обманывают, а то по радию передают, что там 120 человек. У нас в третьем классе, в трех третьих классах по 35–36 человек. В первых классах, во вторых классах большое число. Там, я говорю, там детей было 1100 с чем-то. Вот так. Не считая учителей».

Двое суток нам говорили о трех сотнях детей, запертых террористами в школе. Заложников оказалось в четыре раза больше. Нам говорили о четких скоординированных действиях спецслужб, а на деле рядом со спецназом занимали позиции ополченцы — родители захваченных детей. Все ждали чуда. Но чуда не произошло.

Рассказывает заложница Инга Чеджемова:

«Первый день с нами обращались хорошо. На второй день, когда они уже требовали, чтобы Дзасохов, Зязиков приехали — вот эти все люди чтобы приехали, — и когда они узнали, что не получится из этого ничего, никто на связь вообще не выходил, они нам говорили: «Вы никому не нужны. Вот вас сами они погубят, убьют».

Второго сентября по телефону с боевиками связывается доктор Леонид Рошаль, но террористы отказываются вести с ним переговоры. Около четырех часов дня в Беслан прибывает бывший президент Ингушетии Руслан Аушев.

«Меня начали искать по линии МЧС, по линии ФСБ, — рассказал нам Аушев. — На меня вышли руководители и сказали, если можно, чтоб я вылетел в штаб. Я прибыл. Я взял трубку, представился. Там мне говорят: «Сейчас, минут 10–15 подождите, сейчас перезвоним». Я с ним пытался на вайнахском говорить, он мне сказал: «Говорите на русском». Минут через 10–15 сказали, что — заходи. Вот так я пошел».

До кольца оцепления Аушев шел в сопровождении своих охранников и военных. Вслед ему смотрели родственники заложников. Кто-то закричал: «Руслан, спаси мою дочь!»

Медленным шагом Аушев пересек двор и вошел в школу.

Рассказывает заложница Заира Бердигова, мама погибшего Альберта Бердигова:

«Нам сказали: мол, сейчас главный человек придет, вы, говорит, не жалуйтесь, что вам плохо, говорите, что хорошо. Но мы молча сидели, думали, что наше правительство заходит. Дзасохов или там кто-то. И зашел Аушев».

Рассказывает Руслан Аушев:

«Я, когда зашел в спортзал, понял, что здесь больше тысячи сразу. И плюс были битком, как рыбы в бочке, забиты вот эти все комнаты, которые вели в спортзал, эти раздевалки, душевые и все остальное. На меня пытались одеть маску. Я снял ее, сказал, маску надевать не буду. Потом они натянули на меня какой-то балахон. Потом я понял: они думали, что у меня камера. Они на меня надели, вот как бывает в операционной или там перед казнью, когда башку отрубают, такую одели. Вот я зашел. Я сказал: «Я Руслан Аушев». «Мы знаем», — отвечают. Я говорю: «Я вас очень прошу, потерпите. Сейчас вот я прибыл, чтобы переговорить, пытаться как-то сделать, найти выход из этой ситуации».

Боевики вели видеосъемку переговоров. Сохранились кадры с циничным титром «время веселья». Аушева повели в учительскую. Главарь бандитов Полковник достал школьный листок.

Руслан Аушев продолжает:

«Он вытащил и показал листок. Там написано: «Президенту России от раба Аллаха Шамиля Басаева». И требования там — 8 пунктов».

Полковник заставил Аушева зачитать требования вслух. А затем террорист протянул ему шариковую ручку.

Рассказывает Руслан Аушев:

«Потом они попросили написать еще дополнительные требования. Один убитый — 50 расстрелянных заложников. Один раненый среди боевиков — 25 расстрелянных заложников. Если потушите свет — 25 расстрелянных. «Что, — говорит, — не верите?» Они меня повели на второй этаж. Показали — внизу лежало около 20 трупов. Я говорю ему: «Грудных зачем мучаешь? Грудных отдай». Он думал, думал, потом говорит: «Хорошо, грудных отдам». Я говорю: «Точно дашь?» — «Точно». Я ему говорю: «Давай».

Появилась первая надежда на спасение. Из спортзала стали выводить женщин с маленькими детьми на руках. Самому маленькому заложнику в этот день исполнилось два месяца.

Насмерть перепуганные женщины покидают школу с тяжелым сердцем: там у них остались старшие дети. Остались одни. Без мам.

Одна из заложниц отдает маленького сына своей пятнадцатилетней дочери. Боевики это замечают, отбирают ребенка и загоняют и девочку, и ее мать обратно. Аушев берет малыша на руки.

«Все, теперь уходи», — говорит ему Хучбаров. С мальчиком на руках Руслан Аушев покидает школу. Ему удалось освободить 24 заложника, на этом переговоры закончились.

Рассказывает заложница Инга Чеджемова:

«Во второй день, уже к вечеру, какие они злые стали. Я не знаю почему, но они такие злые были. Я боевика прошу, я говорю: «Пожалуйста, мальчику плохо». У него все потрескалось, губы все, он уже не мог — в обморок упал. Я говорю: «Пожалуйста, дайте ему воду». Он еще кричал: «Дядя, воду, пожалуйста!» — «Я, — говорит, — не дядя». Говорит: «Чей мальчик? Сейчас убью!»

К концу второго дня терпение террористов заканчивается. Они кричат на заложников, их выводит из себя детский крик. Боевики стреляют в потолок, заставляя детей молчать.

Террористы явно ждут приказа от тех, кто их отправил в школу.

Я встретился с сотрудником ФСБ, который был в те дни в Беслане, в штабе по освобождению заложников. Вот что он рассказал:

«У всех, кто был среди заложников, создалось впечатление, что боевики чего-то ждут». Они ждут указаний. Заложники, сидящие ближе к выходу из спортзала, услышали, как Хучбаров закричал в телефонную трубку: «Ты что, хочешь всех погубить?»

События развивались явно не так, как изначально планировали террористы.

Заложникам перестали давать воду.

Вспоминает заложница Заира Бердигова, мама погибшего Альберта Бердигова:

«Нур-Паши Кулаев меня ударил. Когда я на колени упала, я ему говорю: «Ребенок умирает. Намочи хоть майку, дай лицо я ему протру». Он сказал: «Пусть подохнет твой ребенок. Мы, говорит, умирать пришли и вас убивать».

На видеосъемке боевиков видно, что один из террористов стоит на кнопке взрывателя. Одно неверное движение, чуть отпустить педаль — и раздастся взрыв. Совсем рядом с его ногой сидит мальчик, чудом оставшийся в живых после дальнейших событий. Вот что он рассказал.

Рассказывает заложник Григорий Фарниев:

«У одной женщины из них вот тут была взрывчатка, и пистолет она держала. Кнопку вот так, а пистолет так. А у другого был завязан пояс, куда деньги кладут. И там тоже была взрывчатка».

Поздно вечером 2 сентября Хучбаров взрывает двух шахидок. Главарь избавляется от лишних людей.

Рассказывает руководитель Управления ФСБ по Северной Осетии Валерий Андреев:

«С 7.30 утра в ходе продолжительных переговоров была достигнута договоренность о том, что бандиты готовы выдать тела погибших заложников».

Утром третьего сентября президент Северной Осетии Александр Дзасохов официально сообщает, что в школе более тысячи заложников.

В полдень сотрудники МЧС начали эвакуацию тел погибших.

В 13.05 в школе прогремели два взрыва. Началась перестрелка.

Рассказывает заложница Инга Чеджемова:

«И взрыв прямо на нас вот! Скотч оборвался, который взрывчатку держал, и взорвалось. Они не взрывали, боевики».

Ее рассказ продолжает заложница Заира Бердигова:

«Внутри сначала два взрыва было, второй взрыв сильный, мощный произошел у нас. Вот тогда погибли люди».

Началась паника. Ополченцы прорвали кольцо оцепления и побежали вперед. Раздался третий взрыв. И тогда произошло то, чего не должно было произойти. Спецназ пошел на штурм школы вперемешку с обезумевшими от горя родителями.

Бывший президент Ингушетии Руслан Аушев так описывает происходившие в тот день события:

«Самое опасное, когда огнем никто не управляет. Ведь надо же огнем управлять. Кто-то должен не стрелять, кто-то должен замолчать. Кто-то должен вести прицел. А там сплошное та-та-та-та-та по всему двору».

Из школы выбегает группа заложников. Обезумевшие от страха дети разбегаются в разные стороны.

К пятнадцати часам в больницы Беслана доставлено свыше 150 раненых заложников.

Валерий Андреев, руководитель Управления ФСБ по Северной Осетии, сообщает:

«Только сейчас пришла информация, что еще 27 детей из здания школы, под шквальным огнем бандитов, было вынесено и спасено».

Спецназ производит маломощный взрыв, чтобы проделать отверстие в стене и создать еще один путь для освобождения людей. В здании школы сильный пожар. Туда наконец прорывается «Альфа».

Рассказывает заложница Инга Чеджемова:

«И вот этот альфовец, без бронежилета, он стоит, а другой ему кричит: «Саша, куда? Бронежилет надень!» А тот прямо матом: «Какие там бронежилеты! Дети, говорит, здесь, их надо спасать!» И они втроем вот так встали и сделали щит. И мы под ними, под их ногами ползли через окно».

Группа боевиков вырывается из школы и пытается смешаться с ополченцами.

Вспоминает бывший президент Ингушетии Руслан Аушев:

«Для меня это была какая-то жуть. Как для человека военного, понимающего, что в месте, где проводится такая операция, муха не должна была пролететь. А там ходят люди в гражданской форме, с оружием. Я спрашиваю: «Это кто такой?» Мне отвечают: «Ополченец». Какой ополченец?»

Между спецназом и ополченцами едва не вспыхивает бой. Командование спецназа принимает решение блокировать зону боя.

Из школы выносят умирающих заложников. Врачей мало. Над всем этим кошмаром стоит непрерывный стон.

Вспоминает Валерий Цебиров, отец пропавшей без вести Тамерис:

«То, что я там видел, это… Если где-то есть ад, он рай по сравнению с тем, что я видел в этой школе».

Рассказывает Инга Чеджемова:

«Заходит боевик, говорит: «Куда, за мной все, сейчас стрелять буду». А уже все произошло, все мертвые в спортзале. И вот через этих мертвых нас гнали туда, в столовую. Оттуда стреляли, отсюда. Боевик рядом с нами на колени встал и кричал: «Сейчас будет Аллах акбар! Сейчас все будем в крови. Сейчас будем умирать!» Возле боевика мы лежали с Ляной. Она мне даже кричала: «Мама, ты, говорит, меня задуши». Я говорю: «Лучше пусть я тебя задушу, чем ты от пули умрешь, от ихней».

Кто-то уже нашел своих погибших детей. Кто-то мечется между машинами, пытаясь отыскать сына или дочь. Примерно в 16.30 бой в районе школы прекратился.

Родственники заложников искали своих. Шоковое состояние детей, многие из которых не могли говорить, тяжело раненные малыши, в которых родителям трудно было опознать своего ребенка, и бесформенные груды обгоревших тел усложняли эти страшные поиски.

Вспоминает Валерий Цебиров, отец пропавшей без вести Тамерис:

«Амагу мы нашли, нашли ее третьего числа, еще штурм шел, она была раненая. Ее оттуда вынес альфовец, которого впоследствии убили. Младшую искали, искали, искали — найти не могли».

К вечеру четвертого сентября появились первые списки. Кто-то кричал от счастья — ребенок жив. Кто-то начинал выть от горя. Кто-то растерянно разводил руками — нет ни в одном списке. Люди буквально осаждали больницы.

Рассказывает жительница Беслана Лидия Цкаева:

«Нам сказали: ночью, на рассвете, у нас много детей умерло. Ищите его теперь в морге. И тогда побежали все мужчины. И сын первый нашел его. Он, говорит, самый крайний лежал. Он еще был теплый».

Над городом стоял зловонный трупный запах. Прикрываясь носовыми платками, люди ходили от тела к телу, пытаясь в обожженных останках узнать своих близких.

Вспоминает Инга Чеджемова, мама погибшего Зелима Чеджемова:

«Мы искали Зелима и нашли. Я по ногам его узнала. Сразу по ногам я его узнала. Тогда его вынесли. Я хорошо посмотрела на руки: да, это Зелим, я говорю, это Зелим».

5 сентября весь город переоделся в черный цвет. Начались первые похороны. В этот день было похоронено более ста человек. Вместе с цветами к детским гробам несут игрушки и бутылки с водой. Большинство гробов закрыто.

В маленьком Беслане так много траурных процессий, что остановлено движение транспорта. Детей хоронят всем городом. Знакомые или незнакомые, православные или мусульмане, людям все равно.

Свидетельствует Заира Бердигова, мама погибшего Альберта Бердигова:

«Почти месяц я ребенка не находила. Во сне приходил: «Мама, 235-й номер посмотри». Я его, когда погибших в Ростов увозили, я с дороги сняла его».

Однако многие так и не нашли своих детей. Их фамилии оказались в списках без вести пропавших.

Вспоминает Валерий Цебиров, отец пропавшей без вести Тамерис:

«В морге я прокопался до половины восьмого утра. На следующий день опять пришли. Видимо, какие-то тела привезли. Опять пришли. Опять смотрели. Вот так было 3 или 4 дня. 7 дней».

По всему городу были расклеены детские фотографии. К десятому сентября списки пропавших без вести насчитывают 260 человек.

В моргах много неопознанных трупов. Выстраиваются очереди для сдачи крови на анализ ДНК.

Валерий Цебиров рассказывает:

«Я спрашивал, когда сдавали кровь, спрашивал специалистов: «Сколько времени это займет?» Они говорят: «От 3 месяцев до полугода». А через 8 дней они мне звонят и говорят: «Валера, так и так, мужайся, твою дочь опознали».

Тамерис похоронили на бесланском кладбище. А спустя какое-то время Валерий наткнулся в Интернете на фотографию девочки, освобожденной из лагеря подготовки шахидок. Девочка была очень похожа на его Тамерис. Он стал звонить в лаборатории, где проводят анализы ДНК. «За неделю анализ провести невозможно», — отвечали ему.

Валерий Цебиров убежден:

«Все, что связано с Бесланом, никогда не будет людям открыто, ни через 10 лет, ни через 20 лет, ни через 25 лет».

Официальные данные, обнародованные следствием, таковы: всего в результате теракта погибло 334 человека, из них 186 детей. Количество раненых превысило 800 человек; из них 72 ребенка и 69 взрослых стали инвалидами.

Когда прошел первый шок после трагедии, люди стали требовать, чтобы им назвали имена убийц. «Мы хотим, чтобы прекратили говорить о каких-то арабах или неграх, а точно сообщили жителям Осетии, кто конкретно там был, — говорили на встречах с представителями властей жители Беслана. — Фамилию, имя, отчество и так далее».

Житель Беслана, ополченец Сослан во время беседы со мной заявил:

«Я осетин, но мне жалко будет этих детей. Но как они с нашими поступили — я точно так же поступлю».

А вот что заявила Сусанна Дудиева, председатель комитета «Матери Беслана»:

«Это вина властей в том, что происходят теракты. Люди виноваты в своем равнодушии, а власти виноваты в том, что теракты происходят».

Прошел первый шок, и теперь было очень важно не допустить кровной мести. Чтобы понять, кто виновен в этой трагедии, бесланцы начали собственное расследование.

Говорит вице-спикер парламента Республики Северная Осетия Станислав Кесаев:

«Есть чересчур много вещей, которые скрываются под понятием государственной тайны. Например, родственники заложников обнаружили осколок реактивного танкового снаряда. Кто давал команду танкам стрелять — непонятно».

Свидетельствует Руслан Аушев:

«Зашел в штаб священник какой-то и говорит: «Вот танки подъехали». Какие танки? Зачем танки?»

Военным приходится признать, что танки обстреливали укрепрайон боевиков. Были ли там в тот момент заложники — государственная тайна. Спорным вопросом остается и наличие в школе к моменту захвата склада оружия боевиков. Некоторые родственники заложников утверждают, что часть оружия бандиты доставали из-под пола в спортзале.

В правильности этого утверждения убежден и Валерий Цебиров, отец пропавшей без вести Тамерис:

«Я сам слушал этого мальчика, парня. Я был внутри школы, когда парень говорил: «Вот эти доски я поднимал. И оттуда вытаскивали оружие, которое они в течение 3–4 месяцев заготавливали».

Среди оружия, изъятого у боевиков, были и гранатометы «Шмель», взрывы гранат которых образуют высокотемпературное поле. То есть в результате их применения возникает пожар. Террористы успели применить «Шмель» лишь один раз, это признают военные. Они же признают, что тоже применяли огнеметы. Стреляли по крыше.

Рассказывает заложник Эльбрус:

«Большие такие шары летели в зал, красные шары. Ну, мы понимаем, это «Шмели». Выстрелы были. И многие люди сгорели. Дети сгорели заживо. Вот в этом зале».

В то же время военные отрицали применение штурмующими подразделениями «Шмелей» и то, что они вообще способны привести к пожару.

Николай Шепель, заместитель Генерального прокурора Российской Федерации, утверждает:

«Нами назначена и произведена экспертиза в Военной академии радиационной, химической и биологической защиты. Которая четко сказала, что «РПО А» не является оружием зажигательного действия. Все разговоры о том, что применялось запрещенное международными договорами и конвенциями оружие, они сами по себе отпадают».

Через месяц после захвата школы спецслужбы Северной Осетии признают, что еще в конце августа знали о том, что в республике готовится какой-то крупный теракт. Родители погибших детей уверены: власти просто не прислушались к этим предупреждениям.

Валерий Цебиров утверждает:

«Ведь Москва и ФСБ предупреждали более 20 или 30 раз, что готовится захват школы».

«Они думали, что захватят милицию», — уточняет Лидия Цкаева.

Есть и претензии к местной, бесланской милиции. Вот что заявил вице-спикер парламента Республики Северная Осетия Станислав Кесаев:

«Процесс захвата длился как минимум минут 20–25, со стрельбой, пальбой, криком, а райотдел милиции находится в трех шагах буквально. Там он буквально за забором. И вот слыша эту стрельбу, никто из доблестных милиционеров не побежал туда и не стал препятствовать этому».

Во время захвата один милиционер погиб. Он привел в школу своего ребенка и оказался на школьном дворе случайно. Но оказался ли случайным тот милиционер, который сидел в белой «семерке», сопровождавшей машину боевиков?

Валерий Цебиров, отец пропавшей без вести Тамерис, уверен, что нет:

«Приехали, взяли якобы этого милиционера. В его слова тоже я не верю, этого милиционера. Тоже я не верю в его слова, что взяли они его в заложники».

Не верит в искренность майора Гуражева и вице-спикер парламента Республики Северная Осетия Станислав Кесаев:

«То ли он был жертвой, то ли он был соучастником. Да, он рано утром на околице села остановил машину. Но по этой дороге возят и нелегальную нефть».

Этот отрезок дороги почти не охраняется. Машин здесь практически нет. Султан Гуражев, милиционер, остановивший террористов, знает всех, кто по ней ездит.

Сотрудник ФСБ, с которым я беседовал, объяснил:

«Они прошли элементарно. Моздокский район Северной Осетии напрямую граничит с Чечней. А дальше там осетинское село, называется Хурикау. Так вот — на проселочных дорогах в районе этих населенных пунктов нет не одного блокпоста, не единого».

Первые блокпосты появляются лишь в 20 км от Хурикау. На допросе Султан Гуражев рассказал, что эти блокпосты машина террористов беспрепятственно миновала. Боевики дали деньги.

После этого своего первого и последнего допроса майор Гуражев таинственно исчез.

Во время боя из здания школы вырвалось несколько боевиков. На террористах уже не было камуфляжа, они, как и большинство мужчин, в спортивных костюмах. Однако, по крайней мере, одного из них узнают и буквально разрывают на куски. Один из боевиков взят живым, еще около тридцати погибли при штурме. Однако родители погибших уверены: боевиков было больше.

Валерий Цебиров утверждает:

«Это не 30 человек были в школе. 30 человек не могли бы захватить школу».

Однако заместитель Генерального прокурора РФ по Северо-Кавказскому федеральному округу Сергей Фридинский опроверг эти слухи:

«Обнаружены и извлечены трупы 26 боевиков. У нас нет сомнения, что это люди, которые принимали участие в террористической акции. Личности их сейчас устанавливаются. По результатам следственной работы, которая проведена на нынешний день, мы думаем, что из кольца не удалось уйти ни одному человеку».

Позже прокуратура назовет окончательное число боевиков, захвативших школу: 32 человека. Все они были убиты, кроме одного — Нур-Паши Кулаева, который был осужден. Однако многие родители не приняли эти выводы следствия.

Валерий Цебиров, отец пропавшей без вести Тамерис, заявил мне:

«Любой военный скажет: глубина обороны, плотность обороны там были такие… Держать такую школу силами 35 человек — не удержишь, никак не удержишь, даже если на две части разорвешься».

Мнение родителей разделяет и бывший президент Ингушетии Руслан Аушев:

«Они же уходили, для их задержания подняли вертолеты на юге Беслана. Они даже вертолет подбили. Вертолет подбили, он сделал вынужденную посадку. И я слышал, как со штаба наводили вертолеты на уходящую группу. И если они вышли, они могли с собой взять детей — ну, как прикрытие».

Об уходившей группе боевиков говорят и заложники. Они же утверждают, что с террористами было несколько детей.

Тайной остается и сам выбор школы. Откуда у боевиков был точный план расположения помещений, и кто помог двум террористам войти в школу до захвата?

Планируя захват школы в Беслане, бандиты имели в запасе и другой план. Об этом рассказал начальник следственной группы Генпрокуратуры Константин Криворотов:

«31 августа в районе станицы Нестеровская Сунженского района Республики Ингушетия была собрана вторая группа под руководством некого Асланбека Хатуева. В задачи которой входило при неудачном нападении на город Беслан на среднюю школу № 1 осуществить нападение и захват заложников в одной из средних школ станицы Нестеровская. Однако руководитель Хатуев получил сигнал, как он сам выразился, об успешном завершении операции в городе Беслане, после чего он свою группу распустил».

С самого начала боевики требовали приезда президента Северной Осетии Дзасохова, президента Ингушетии Зязикова, доктора Рошаля и советника президента России Асламбека Аслаханова. Все, кроме Зязикова, приехали в Беслан, но в школу входить не стали.

Сусанна Дудиева, председатель комитета «Матери Беслана», заявляет:

«Я думаю, что власти должны были идти на переговоры. Тем более что дано было 52 часа для принятия разумных решений».

Однако у представителей власти было другое мнение. Заместитель Генерального прокурора Сергей Фридинский заявил:

«Боевики выдвинули свои требования для давления на власти. Однако ни этот, ни другой раз такие требования властью, конечно, восприняты не будут. И все будет сделано для того, чтобы такие бандитские вылазки были подавлены».

В то же время Руслан Аушев был убежден, что переговоры с бандитами вести надо. Он говорил в те дни: «Нет таких людей, с которыми невозможно вести переговоры».

Утром третьего сентября Аушев и Дзасохов позвонили в Лондон представителю Масхадова Ахмеду Закаеву и попросили его связаться с Масхадовым. О ходе этих переговоров рассказывает Руслан Аушев:

«Хотел он прилететь или не хотел, не знаю, но то, что он сделал заявление, это было, распечатку нам дали. И я считаю, что вот с этой распечаткой можно работать».

Заявление Масхадова должны были передать боевикам через Асламбека Аслаханова. К полудню 3 сентября в штабе вновь заговорили о вероятном приезде лидера чеченских сепаратистов. Это подтверждает вице-спикер парламента Республики Северная Осетия Станислав Кесаев:

«Прошла информация, по-моему, от самого Масхадова, что он пообещал, что к концу 3 сентября он может появиться. Он сказал: «Обеспечьте мою безопасность для доступа к школе, а дальше я беру все на себя».

Масхадов заявил, что осуждает действия боевиков, захвативших школу, и потребовал от российских властей не связывать этот теракт со своим именем.

Руководитель Управления ФСБ по Северной Осетии Валерий Андреев в те дни заявил:

«Мы предполагали проведение дальнейших переговоров по мирному освобождению заложников. В этих целях была достигнута договоренность, и для этого прибыл сегодня в Беслан для участия в переговорах с террористами советник президента Аслаханов».

Бывший президент Ингушетии Руслан Аушев продолжает:

«Мы стояли во дворе, ждали, когда Аслаханов приедет. Хотели взять эту распечатку и сказать — вот ответ Масхадова на ваши действия, что будем делать?»

Аслаханов связался с террористами еще из Москвы. Они сказали ему: «Приезжай, поговорим».

Рассказывает советник президента РФ Асламбек Аслаханов:

«Вчера вечером договорились, и сегодня утром самолетом я прилетел сюда. Прилетел, чтобы начать мирные переговоры, и никто не готовился к тому, что здесь сегодня произошло. Начали раздаваться взрывы, и когда дети побежали, им начали в спину стрелять террористы. И тогда федеральные войска вынуждены были выступить, защищая их. Спецподразделения начали военные действия против террористов».

Взрывы были случайны. Сейчас они были меньше всего нужны террористам. Не ждал их и спецназ.

Это подтверждает и Руслан Аушев:

«Когда два взрыва произошло, командир центра специального назначения как бы не был готов еще. То есть для него, по-моему, это тоже была неожиданность».

Однако родственники погибших не желают слушать никаких объяснений. Они уверены: власти сделали не все возможное для спасения заложников. Это утверждает и председатель комитета «Матери Беслана» Сусанна Дудиева:

«То, что называют штурмом… Этот штурм должен был быть подготовлен с хирургической точностью!»

С ней согласен житель Беслана, ополченец Сослан:

«Они опоздали. Они опоздали, они там занимались учениями. И вот на 40 минут «Альфа» опоздала. А 40 минут, это имеет большое значение».

В момент взрыва бойцы «Альфы» находились в 30 километрах от Беслана. Когда они прибыли к школе, здесь уже шел беспорядочный жестокий бой.

Вице-спикер парламента Республики Северная Осетия Станислав Кесаев так описывает ситуацию:

«Была рассогласованность, отсутствие единства действий. Даже в здании администрации района было как минимум три штаба. Каждый, как мне показалось (я думаю, не только мне), пытался взять командование на себя, поскольку любой генерал, любой военный мечтает проявить свою доблесть и заработать славу».

Во время боя в бесланской школе бойцы групп спецназа «Альфа» и «Вымпел» потеряли 10 человек, 26 человек были ранены. До Беслана за всю тридцатилетнюю историю «Альфы» погибло девятнадцать бойцов.

Беслан превратился в город вечного страха. В каждый дом, где был заложник, приходили врачи-психологи, пытаясь помочь. Но помочь невозможно. Горе сильнее разумных слов. На врачей смотрят с фотографий погибшие дети, и ответить на вопрос их мам «Почему так случилось?» врачи не могут.

Долгое время после трагедии на улицах Беслана никто не улыбался, в городе не играли свадьбы и не праздновали дни рождения. Здесь шли только поминки. Каждое третье число месяца.

Мамы погибших детей организовали свой комитет. Они требуют, чтобы на скамье подсудимых вместе с Нур-Паши Кулаевым оказались те, кто допустил бесланскую трагедию. У них большой список. В этом списке и милиционеры, пропустившие боевиков, и чиновники, превратившие смерть детей в государственную тайну. Мамы поклялись своим детям, что накажут убийц. Поклялись на самом большом детском кладбище России.

В беседе со мной жительница Беслана Инга заявила:

«Мы умрем, все погибнем, но за нами еще люди. Такие же, как и мы. Мы будем продолжать».

Вспоминает бывшая заложница Яна Даурова:

«Из нашего класса там три девочки погибли, а мальчиков, по-моему, два».

Валерий Цебиров, отец пропавшей без вести Тамерис, уверен:

«Как отец, я сказал, что я буду ее искать. Куда бы мне ни надо было поехать, что бы мне ни нужно было делать, с кем бы мне ни нужно было встречаться. Даже если мне в ад надо будет спуститься, я спущусь туда».

Данный текст является ознакомительным фрагментом.