Враг у ворот Ленинграда
Враг у ворот Ленинграда
Но разведка доложила неточно… При изучении истории войны иногда приходится сталкиваться с документами, которые нельзя назвать иначе как провидческими. Еще 17 августа 1941 г. в директиве Ставки ВГК № 001029 командование Северо-Западного направления предупреждалось об угрозе окружения Ленинграда. В Директиве указывалось:
«Ставка считает, что наиболее опасным направлением продвижения противника является восточное направление в сторону Новгорода, Чудова, Малой Вишеры и дальше через реку Волхов. Если немцы будут иметь успех в этом направлении, то это будет означать обход Ленинграда с востока, перерыв связи между Ленинградом и Москвой и критическое положение Северного и Северо-Западного фронтов. При этом вероятно, что немцы сомкнут здесь свой фронт с фронтом финнов в районе Олонца. Нам кажется, что главком Сев. — Зап. не видит этой смертельной опасности и потому не предпринимает никаких особых мер для ликвидации этой опасности. Ликвидировать эту опасность вполне возможно, так как у немцев сил здесь немного, а подброшенные нами на помощь новые три дивизии при умелом руководстве могли бы ликвидировать опасность. Ставка не может мириться с настроениями обреченности и невозможности предпринять решительные шаги, с разговорами о том, что уже все сделано и ничего больше сделать невозможно»[366].
Здесь сразу бросается в глаза фраза «у немцев сил здесь немного». Сейчас, когда мы знаем о запланированном вводе немцами в бой на чудовском направлении полноценного моторизованного корпуса, эта фраза может вызвать только горькую усмешку. Буквально за день до этого, 16 августа 1941 г., последовал приказ ОКХ на передачу из группы армий «Центр» в группу армий «Север» XXXIX моторизованного корпуса в составе 12-й танковой, 18-й и 20-й моторизованных дивизий. Однако 17 августа даже никаких догадок об этом еще не было. 4-я танковая группа была выявлена и действовала на кингисеппском направлении, на подступах к Красногвардейску. Именно этому направлению, где наступали танковые дивизии немцев, командование Северо-Западного направления уделяло наибольшее внимание. Смертельная опасность, о которой говорит директива Ставки, еще не материализовалась.
Советские тральщики в море
Только 24 августа XXXIX моторизованный корпус, которым в тот момент командовал генерал танковых войск Шмидт, прибыл в группу армий «Север». В тот же день 18-я моторизованная дивизия вступила в соприкосновение с советскими частями у Чудова. Она стала первым подвижным соединением Вермахта, введенным в бой на этом направлении. 20-я моторизованная и 12-я танковая дивизии в тот момент еще находились на марше между Шимском и Новгородом. 12-я танковая дивизия генерал-майора Харпе, несмотря на потери, понесенные в боях в Белоруссии и под Смоленском, еще сохраняла свой боевой потенциал — на 24 августа она насчитывала в строю 94 танка. Дивизия вступила в бой 25 августа. В этот день вошла в прорыв через порядки 121-й пехотной дивизии, взяла Любань и продолжила наступление на запад. Пехотная дивизия отошла от шоссе, чтобы освободить дорогу для снабжения подвижных частей.
Тем временем с целью парирования возникшего в результате крушения обороны 48-й армии кризиса Генеральный штаб начал вводить на фронт на Волхове свежесформированные соединения. Первой стала 52-я армия, разворачивавшаяся в районе Тихвина по Директиве Ставки ВГК № 001200 от 23 августа 1941 г. Командующим армией был назначен генерал-лейтенант Н. К. Клыков, начальником штаба — генерал-майор П. И. Ляпин. Как и в других армиях с большими номерами, формирование управления армии произошло на базе управления одного из упраздненных стрелковых корпусов. В случае с 52-й армией это был 25-й стрелковый корпус. Согласно вышеуказанной Директиве Ставки состав армии Н. К. Клыкова был следующим:
«3. В составе 52-й армии иметь: 285 сд в районе Волхова; 292 сд в районе ст. Волховская Пристань; 288 сд в районе ст. Тихвин; 314 сд в районе Хвойная, ст. Песь; 316 сд в районе Боровичей; 312 сд в районе Валдая; 294 сд в районе Окуловки: 286 сд в районе Череповца».
Все эти дивизии были июльского формирования, самой известной из которых впоследствии стала 316-я стрелковая дивизия И. В. Панфилова. Соединения не выдвигались сразу на фронт, так как не были еще подготовлены к боям. Несколько дней спустя И. В. Сталин в телефонном разговоре с М. М. Поповым так высказался о них:
«Дивизий Клыкова передать не можем, они совершенно сырые, несколоченные, и было бы преступно бросать их на фронт, все равно разбежались бы, а технику сдали бы врагу. Недели через две, пожалуй, сумеем две сколоченные дивизии передать вам»[367].
Таким образом, поначалу новая армия была не более чем завесой, призванной прикрыть брешь в построении войск. 52-й армии и генералу Клыкову предстояло сказать свое слово позднее, уже ближе к зиме 1941/42 г. Позднее, в 1942 г., Клыков будет командовать печально известной 2-й ударной армией. До войны этот бывший штабс-капитан русской армии был помощником командующего МВО по ВУЗам.
В эти же дни последовало важное и даже знаковое организационное мероприятие. 23 августа Директивой Ставки ВГК № 001199 Северный фронт разделялся надвое — на Ленинградский и Карельский. Командующим Ленинградским фронтом был утвержден ранее командовавший Северным фронтом генерал-лейтенант М. М. Попов. Первоначально Ленинградскому фронту подчинялись 8, 23 и 48-я армии. Карельский фронт возглавил генерал-лейтенант В. А. Фролов. Ему были подчинены 14-я и 7-я армии, а также Северный флот. Своим приказом от 24 августа Попов уточнил: «Ленинградский фронт остается в составе: 23, 8 и 48 армий, Красногвардейского УРа, Копорской и Южной оперативной групп и всех частей и учреждений в границах Ленинградского фронта»[368]. В директиве Ставки оперативные группы были оставлены за скобками.
Это организационное мероприятие не было напрямую связано с событиями на чудовском направлении.
22 августа в разговоре с Ворошиловым по прямому проводу Сталин прямо сказал: «Возможно, что Северный фронт разделим на две части — на Карельскую часть от Ладоги и до Мурманска со своим фронтовым командованием и южную часть — собственно ленинградскую, которую следует назвать Ленинградским фронтом. Мотивы известны. После занятия финнами северных берегов Ладоги управлять северной частью Северного фронта из Ленинграда невозможно». Нагрузка на штаб М. М. Попова снизилась, и он полностью мог заняться возникшим кризисом.
Собственно, в тот же день, когда было оформлено разделение фронтов, приказом штаба Северного фронта была сформирована Слуцко-Колпинская оперативная группа. Она продолжала традицию формирования оперативных групп. В состав группы вошли 90, 70 и 237-я стрелковые дивизии и 1-я ДНО. Возглавил группу генерал-майор танковых войск И. Г. Лазарев, ранее командовавший 10-м механизированным корпусом. Из боев на Лужском рубеже 70-я стрелковая дивизия вышла уже изрядно потрепанной. По состоянию на 24 августа 1941 г. она насчитывала 6264 человека[369].
В последнюю неделю августа новгородское направление вызывало большую тревогу у командования. Угроза изоляции Ленинграда нарастала с каждым днем. Однако для штаба фронта это было продолжением борьбы за Лужский «котел». Немцы двигались вдоль Московского шоссе в тыл войскам так называемой Южной оперативной группы (бывшая Лужская группа). В 15.00 25 августа пала Любань. Тем не менее Слуцко-Колпинская оперативная группа нацеливалась не на сдерживание немецкого наступления вдоль шоссе, а на деблокирование окруженных в районе Луги частей.
26 августа в Ленинград отправилась комиссия в составе В. М. Молотова, Г. М. Маленкова, Н. Г. Кузнецова, А. Н. Косыгина, П. Ф. Жигарева и Н. Н. Воронова. Выданный ей мандат был подписан Сталиным и позволял от имени Государственного Комитета Обороны решение «всех вопросов обороны Ленинграда и эвакуации предприятий и населения Ленинграда». Забегая вперед, можно сказать, что время для эвакуации предприятий военной промышленности уже было безнадежно упущено. Однако нельзя не обратить внимания на присутствие в этом списке «летчика» Жигарева и «артиллериста» Воронова. Сталин определенно рассчитывал на технические средства борьбы.
240-мм пушка К-3 в боевом положении
Тем временем, ввиду ввода в бой XXXIX моторизованного корпуса, немецкая пехота 16-й армии получила определенную свободу действий. Кроме того, в 16-ю армию была передана из резерва свежая 96-я пехотная дивизия. XXVIII армейский корпус в составе 122-й (слева) и вновь подошедшей 96-й (справа) пехотных дивизий наступал на северо-запад, тогда как 121-я пехотная дивизия выдвинулась на северо-восток. 21-я пехотная дивизия сбила с позиций 70-ю стрелковую дивизию оперативной группы генерала Лазарева и 28 августа заняла Тосно.
Резерв для затыкания очередной бреши привычно изъяли из состава войск, противостоящих финнам. Эвакуируемая с острова Валаам 168-я стрелковая дивизия полковника А. Л. Бондарева перебрасывалась в район Пушкина и Павловска. Она должна была оседлать Московское шоссе по рубежу реки Ижора. Также командиру дивизии полковнику Бондареву предписывалось к рассвету 29 августа подготовить «ударную группу силою в стрелковый батальон с батареей и батальоном танков КВ»[370]. Ее задачей был контрудар во фланг и тыл наступающему по Московскому шоссе противнику.
В Москве падение Тосно вызвало большое беспокойство, если не сказать панику. До Ленинграда действительно оставались считаные километры. В посланной на имя Молотова и Маленкова 29 августа телеграмме Сталин с трудно скрываемой тревогой и даже растерянностью писал:
«Только что сообщили, что Тосно взято противником. Если так будет продолжаться, боюсь, что Ленинград будет сдан идиотски глупо, а все ленинградские дивизии рискуют попасть в плен. Что делают Попов и Ворошилов? Они даже не сообщают о мерах, какие они думают предпринять против такой опасности. Они заняты исканием новых рубежей отступления, в этом они видят свою задачу. Откуда у них такая бездна пассивности и чисто деревенской покорности судьбе? Что за люди — ничего не пойму. В Ленинграде имеется теперь много танков КВ, много авиации, эрэсы. Почему эти важные технические средства не действуют на участке Любань — Тосно? Что может сделать против немецких танков какой-то пехотный полк, выставленный командованием против немцев без этих технических средств? Почему богатая ленинградская техника не используется на этом решающем участке? Не кажется ли тебе, что кто-то нарочно открывает немцам дорогу на этом решающем участке? Что за человек Попов? Чем, собственно, занят Ворошилов и в чем выражается его помощь Ленинграду? Я пишу об этом, так как очень встревожен непонятным для меня бездействием ленинградского командования»[371].
Как мы видим, упрек Сталина не совсем верен: под Тосно был сразу же выдвинут батальон танков КВ для усиления ударной группы 168-й стрелковой дивизии. Утверждение «важные технические средства не действуют на участке Любань — Тосно» также легко опровергается документами. ВВС Ленинградского фронта, напротив, активно пытались противодействовать продвижению противника вдоль Московского шоссе. Так, еще утром 27 августа немецкие части на шоссе Любань — Чудово бомбили 6 Ар-2 под прикрытием 5 МиГ-3. Отбомбившиеся «арочки» были атакованы вражескими истребителями, потери составили 3 Ар-2. Было заявлено о сбитом Хе-113, «миги» потерь не понесли, но сели буквально изрешеченные пулями. Противником советских пилотов над Любанью, вероятно, были Me-109F-2 из II группы 52-й истребительной эскадры, прибывшей в группу армий «Север» вместе с VIII авиакорпусом Рихтгофена. О трех сбитых СБ (на самом деле похожие по силуэту Ар-2) было доложено пилотами из 4-го отряда II/JG52. 28 августа была нелетная погода, а 29 августа к ударам по войскам противника в районе Тосно активно подключились даже истребители. Так, в середине дня «сплошное движение автомашин» по дороге Ушаки — Тосно атаковали бомбами и пулеметами 5 И-153 и 6 И-15бис 235 ШАП. Два И-15бис были сбиты, летчики погибли, один И-15бис — сильно поврежден. О трех сбитых И-15 заявили пилоты 4-го отряда II группы JG52, в том числе Иоханесс Штайнхофф, ставший впоследствии известным асом Люфтваффе. Во второй половине дня 29 августа 17 МиГ-3 15-го ИАП тремя группами атаковали бомбами и пулеметным огнем автомашины противника в районе Тосно и Саблино. Вечером к ним присоединились 5 ЛаГГ-3 46-го ИАП. Вечером же район Ушаки — Тосно — Саблино атаковали 18 штурмовиков Ил-2 из 175-го ШАП 2-й авиадивизии.
Маршал К. Е. Ворошилов
4 Ил-2 из 175-го ШАП не вернулись с задания и, вероятно, стали жертвой пилотов II/JG52 или III/JG27. Что бы ни говорил товарищ Сталин, авиация Ленинградского фронта 27–29 августа сделала Тосно — Любань точкой приложения своих основных усилий, направлением главного удара. Ценные указания из Москвы для этого А. А. Новикову не потребовались. Однако как истребительное противодействие Люфтваффе, так и ударные возможности немецких ВВС под Ленинградом также существенно выросли за счет VIII авиакорпуса. Поэтому хотя бы приостановить продвижение немцев вдоль Московского шоссе только силами авиации было проблематично. Само по себе использование «важных технических средств» еще не гарантировало результата.
Задавшись вопросом «Что за человек Попов?», И. В. Сталин не стал останавливаться на этом и произвел кадровые перестановки в руководстве Ленинградским фронтом.
Постановлением ГКО № 599сс от 29 августа Военный совет обороны Ленинграда упразднялся, а все его функции были переданы Военному совету Ленфронта. Маршал К. Е. Ворошилов перестал исполнять обязанности командующего Северо-Западным направлением и 5 сентября стал командующим Ленинградским фронтом. Соответственно М. М. Попов назначался начальником штаба фронта. Членом Военного совета стал А. А. Жданов. Северо-Западное направление тем же постановлением ГКО № 599сс расформировывалось.
Тем временем обстановка осложнялась даже не с каждым днем, а с каждым часом. 29 августа немцы заняли деревню Сологубовку (к северо-востоку от Тосно) и к 29 августа находились всего в 8 км от станции Мга. В тот же день на подступы к Мге с юга и юго-востока была выдвинута по приказу штаба фронта 1- я горнострелковая бригада.
Бомбардировщик Ю-88 эскадры KG77
Захват Чудово и Тосно уменьшил число железнодорожных линий, по которым Ленинград сообщался со страной. Еще оставалась линия Октябрьской железной дороги, идущая через Мгу и раздваивающаяся на трассы в направлении на Волховстрой и на Кириши. Однако оборонять Мгу — узловую железнодорожную станцию к востоку от Ленинграда — было некому. В небольшом поселке железнодорожников в конце августа находились рота саперов под командованием подполковника С. И. Лисовского из инженерного управления штаба фронта и небольшой сводный отряд майора Лещева. Этот отряд был типичным обломком рухнувшего фронта. Его бойцы и командиры с боями отходили из Новгорода, потеряв артиллерию, минометы, станковые пулеметы. 30 августа приказом штаба Ленинградского фронта майор Лещев назначался начальником гарнизона Мги. Помимо 1-й горнострелковой бригады в его распоряжение передавался полк 1-й дивизии народного ополчения, саперная рота 106-го инженерного батальона, 1031-й маршевый батальон, рота бронемашин, рота танков КВ, два дивизиона противовоздушной обороны, бронепоезд. Всего гарнизон Мги насчитывал около 2 тыс. человек. Однако для удержания важного узла дорог этого было, конечно же, недостаточно.
Снимать что-либо с фронта 23-й армии было уже затруднительно. Поэтому резервы для парирования немецкого наступления к югу от Ладожского озера были изысканы в тылу войск на Карельском перешейке. Распоряжением Ставки Ленинградскому фронту передавалась 1-я дивизия войск НКВД под командованием полковника С. И. Донскова численностью около 6 тыс. человек. По боевому приказу штаба фронта № 007 она перебрасывалась по железной дороге в район Мги с Карельского участка фронта. Ранее части полковника Донскова обороняли Кексгольм. Однако к началу боев за Мгу она не успела. 30 августа 1941 г. 20-я моторизованная дивизия генерала Цорна выбила из Мги части горнострелковой бригады, и важнейший узел дорог был захвачен.
Относительно точной даты занятия Мги немцами имеются определенные разночтения. В очередном донесении штаба Ленфронта в ГШ КА от 4.00 31 августа указывалось: «К утру 30.8 на правом фланге остатками ГСБр, пополненной двумя маршевыми батальонами, отошли к южной окраине Мга»[372]. Во внесрочном боевом донесении от 23.30 31 августа указывается: «По докладу командиру 1 сд НКВД через делегата Штафронта тов. Полевого южная часть Мга занята противником, 31.8 идет бой (время занятия не установлено)»[373]. Таким образом, события 30 августа фактически выпали из рассмотрения. В штабе артиллерии фронта донесений от 48-й армии 28, 29 и 30 августа просто не поступало. Немецкая сторона настаивает на занятии Мги 30 августа.
Подбитый под Ленинградом экранированный КВ-1
Прорыв немцев к Мге стал не единственной плохой новостью. 30 августа утром в штаб фронта поступило донесение о выходе противника к Неве в районе Ивановского, юго-западнее Отрадного. Командующий фронтом М. М. Попов посчитал это выдумкой, но приказал проверить его. На разведку вышли два катера из Шлиссельбурга и один из Ленинграда. Когда катера-разведчики достигли устья реки Тосны, то были обстреляны и подожжены. Руководство Ленинграда осознало всю степень опасности, которая нависла над колыбелью революции с востока. Саперы в спешном порядке взорвали мост через Неву в районе Островки — Кузьминки. Прорыв противника ощутили на себе даже выдвигавшиеся по железной дороге в Мгу пограничники. Железнодорожный мост через реку Нева в районе деревни Отрадное (рядом с Ивановским), через который проходили эшелоны с частями дивизии, обстреливался немецкой артиллерией.
Обычно указывается, что 31 августа Мга была контратакована подошедшей 1-й дивизией НКВД и выбитой из города 1-й горнострелковой бригадой. Однако, согласно имеющимся документам, это произошло уже 1 сентября. Наступление дивизии полковника С. И. Донскова поддерживали 9 танков Т-26, 3 Т-50 и 7 КВ. К 18.00 1 сентября Мгу вновь контролировали советские части, однако 2 сентября немцы контратаковали и вновь захватили эту узловую станцию. Также 1-я дивизия НКВД наступала на Отрадное и Ивановское. Атаки пограничников поддерживали огнем своей артиллерии эскадренные миноносцы «Строгий» и «Стройный» у Ивановских порогов. Отрадное удалось отбить. Однако Ивановское осталось под контролем немцев. Атаки 4-й ДНО на Ивановское через р. Тосно успеха не имели. Ополченцев встретил сильный огонь с восточного берега реки, и форсировать ее они не смогли. Локальный успех пограничников оказался временным: уже 6 сентября она была частью выдавлена за Неву, а частью отброшена в сторону Шлиссельбурга.
В связи с опасностью выхода германских войск к верховьям Невы для обороны ее правого берега в ночь на 4 сентября была переброшена с Карельского перешейка в район деревни Манушкино (около Невской Дубровки) 115-я стрелковая дивизия. По состоянию на 24 августа дивизия насчитывала 9620 человек — ее пребывание на финском фронте не привело к большим потерям. Это была дивизия довоенного формирования, и это хорошо видно по ее составу: 874 СВТ помимо обычных винтовок в достаточном количестве, двадцать восемь 122-мм и двенадцать 152-мм гаубиц[374].
Для парирования кризиса под Мгой было решено снять войска даже с находящегося под ударом участка обороны. С правого крыла фронта рокировалась 191-я стрелковая дивизия. Приказом штаба фронта № 009 от 10.30 31 августа ей предписывалось «к исходу 3.9.1941 сосредоточиться в районе Вороново (15 км вост. Мга)».
1 сентября была проведена реорганизация управления войсками, прикрывающими Ленинград с юго-запада, юга и юго-востока. Теперь они объединялись в новую 55-ю армию. В ее состав вошли 168, 70, 90 и 237-я стрелковые дивизии, 1-я ДНО, и ей же был подчинен Колпинско-Слуцкий укрепрайон, выделенный из Красногвардейского УРа. Войска на колпинском направлении объединялись под управлением 55-й армии. Управление армии формировалось на базе управления 19-го стрелкового корпуса. Возглавил армию генерал-майор танковых войск И. Г. Лазарев, ранее возглавлявший оперативную группу на этом же направлении.
Организационным мероприятиям сопутствовали кадровые перестановки. Генерал-лейтенант С. Д. Акимов был отстранен от командования 48-й армией. Вместо него был назначен генерал-лейтенант М. А. Антонюк, ранее командовавший петрозаводской оперативной группой 7-й армии. Генерал Акимов погиб в авиационной катастрофе в октябре 1941 г.
Прорыв немцев к Мге и на подступы к Шлиссельбургу в конце августа 1941 г. безусловно являлся катастрофой. Однако, упрекая советское командование за прорыв германских подвижных частей к Мге и Шлиссельбургу, критики совершенно упускают из виду оценку противника разведкой. Чтобы противодействовать новой угрозе, ее нужно было сначала осознать. Целый моторизованный корпус, который радикально изменил обстановку на подступах к Ленинграду, далеко не сразу был замечен советской разведкой. Долгое время считалось, что на чудовском направлении наступают только уже известные пехотные соединения.
Эта история постепенного появления из тумана войны айсберга в лице XXXIX моторизованного корпуса заслуживает более подробного описания. Итак, откуда в советских штабах могла появиться информация о прибытии крупной механизированной группировки противника? Это опрос захваченных в ходе боев с ней пленных, это захват карт и других документов с обозначенными на них соединениями, наконец, это технические средства разведки, в частности радиоразведка. Ввиду очевидных трудностей с пленными в неуспешных боях 1941 г. захват карт и документов был важнейшим источником информации о противнике. Северному фронту, можно сказать, не повезло: никаких подарков судьбы в лице трофейных карт с нанесенной на них актуальной обстановкой на передовой захватить не удалось. 27 августа в разбитой машине была захвачена немецкая карта с данными на 18 августа. На чудовском направлении на карте были отмечены 21-я и 121-я пехотные дивизии. XXXIX корпус даже на немецкую карту от 18 августа попасть не мог, и его появление трофей вскрыть не помог.
Самые современные на тот момент инструменты не помогли выявить танковые и моторизованные дивизии немцев. В утренней разведсводке штаба фронта за 28 августа указывалось: «По данным радиоразведки… На Чудовском направлении штаб армейского корпуса в Новгороде держит связь со штабами пехотных дивизий»[375]. Подчеркнем: «армейский корпус» и «пехотные дивизии». Никаких самостоятельных механизированных соединений. Вполне подходило под определение «у немцев сил здесь немного».
Об одной из причин такой «слепоты» разведки пишет командующий ВВС Ленфронта А. А. Новиков: «Когда полевые части южной группировки противника вышли на дорогу Шимск — Новгород, вражеские истребители так оседлали все подступы к ней, что наша воздушная разведка никак не могла проникнуть в этот район»[376]. Точнее будет сказать, что количество истребителей противника в воздухе увеличилось за счет переброски авиачастей из группы армий «Центр».
Утренняя разведсводка штаба Ленинградского фронта от 29 августа 1941 г. дышит относительной безмятежностью. Описывая действия немцев на чудовском направлении, советские разведчики делают вывод: «Пр-к силами до двух пех. дивизий продолжает наступление вдоль жел. и шоссейной дорог Чудово, Колпино и сев. направлении на ст. Мга, с целью обхода р-на Красногвардейск и выхода на южное побережье Ладожского озера»[377]. Две пехотные дивизии — это, конечно, плохо, но еще не катастрофа. Однако именно в этот день были сделаны первые шаги к вскрытию перегруппировки немцами подвижных соединений из группы армий «Центр» в группу армий «Север». В утренней разведсводке от 1 сентября 1941 г. сообщается: «29.8 в р-не Чудский Бор у убитого изъяты документы, принадлежащие 51 мп 18 мд. По данным на 18.8 18 тд отмечалась на Смоленском направлении, откуда она предположительно переброшена на Колпинское направление»[378]. Одно подвижное соединение уже могло вызвать тревогу, но им дело не ограничилось. В той же разведсводке читаем: «31.8 в р-не Красная Горка захвачен пленный 5 пп 12 пд, который показал, что 12 пд переброшена со смоленского направления… Данные требуют проверки»[379]. Информация о появлении у противника новых соединений всегда требовала проверки. Подтверждение вскоре было получено. Внеочередное донесение к 10.00 1 сентября гласит: «Документальными данными и опросами пленных 5 мп 12 тд, захваченными 31.8.41 в районе Красная горка, установлено: 12 бронетанковая дивизия… [перечислен состав дивизии. — А. И.] прибыла из-под Смоленска и вступила в бой на Колпинском направлении 27–28.8.41»[380]. В вечерней разведсводке от 1 сентября 1941 г. указывается: «Пленный 407 пп подтверждает данные о наличии на Колпинском направлении 12 тд и 18 мд, входящих в состав подвижной группы, сосредоточенной для прорыва вдоль шоссе Тосно, Ульяновка, Степановка»[381]. Опрос пленных развеивал последние сомнения относительно появления на фронте новых танковых и моторизованных соединений противника. Немецкие пленные дали практически исчерпывающие сведения о составе XXXIX моторизованного корпуса, они сообщали: «В эту подвижную группу помимо 12 танк, дивизии входят еще 18, 20 мотодивизии [20-я мд подчеркнута в документе красным карандашом. — А. И.]»[382]. Тем не менее разведчики колебались относительно наличия третьей дивизии в составе «подвижной группы». В примечаниях к опросу пленных указывалось: «12 танковая дивизия перед отправкой на Ленинградский фронт получила пополнение за счет 20 мотодивизии, возможно, что пленный 407 мотополка [описка, правильнее пехотного полка. — А. И.] называя 20 мотодивизию имел это в виду»[383]. Тем временем доказательства продолжали прибывать одно за другим. Утренняя разведсводка от 2 сентября сообщала: «Захвачены документы, принадлежащие 20 мд… Данные уточняются»[384]. Наконец вечернее разведдонесение от 2 сентября поставило точку в вопросе о 20-й моторизованной дивизии. Разведчики получили практически железобетонные доказательства ее присутствия под Ленинградом: «По захваченным документам и показаниям пленного 121 пд установлено, что в направлении Мга действуют части 20 мд в составе 76 и 90 пп и двух ап. 20 мд переброшена из р-на Витебск»[385]. Однако эти данные уже безнадежно запоздали.
Может быть, это был локальный провал разведчиков Северного (Ленинградского) фронта? Может быть, мудрое ГРУ все увидело заранее? Нет, это не так. В разведсводке № 78/661387 ГРУ ГШ КА на 8.00 30 августа указывается: «На Колпинском направлении части 121 пд немцев вели бой на рубеже Старостина, Сологубовка»[386]. На чудовском направлении согласно данным ГРУ действовали «предположительно» части 21-й пехотной дивизии. Картина все та же — «у немцев сил здесь немного». Танковые и моторизованные дивизии немцев появляются в разведсводках ГРУ ГШ КА позднее. Таким образом, даже спустя пять дней после ввода в бой XXXIX корпуса, его наличие оставалось тайной для советского командования, в том числе для Генштаба Красной армии.
Те документы, которые писались по горячим следам событий, отражают не объективную картину, а субъективное представление о ней. Командование фронта предпринимало меры, пропорциональные возникшей угрозе — нескольким пехотным дивизиям. То, что эти меры не помогали против «у немцев сил здесь немного», приводило в растерянность, в том числе самого Сталина. Только потом выяснилось, что сил у немцев на самом деле было предостаточно для взлома даже куда более прочной обороны, чем наспех собранная «тонкая красная линия» резервов. В сущности, для штаба М. М. Попова захват Тосно, так взволновавший Сталина, был частью борьбы за Лужский «котел».
Основное внимание советского командования приковывало к себе направление, где действовала 4-я танковая группа. Командующий ВВС Ленинградского фронта А. А. Новиков позднее признавал: «Опасность прорыва врага на Копорское плато была столь велика, что на несколько дней заслонила собой все другие наши беды и тревоги. Мы были вынуждены, несмотря на отход 48-й армии, не только оставить 2-ю бомбардировочную дивизию для действий в Кингисеппском секторе, но и перенацелить сюда главные силы 4-й авиадивизии, входившей в состав ВВС Северо-Западного фронта»[387].
Ответ на вопрос «Мог ли Ленинградский фронт остановить XXXIX корпус при его своевременном вскрытии разведкой?» совершенно неочевиден. В распоряжении Ставки имелись только слабоподготовленные соединения недавнего формирования.
2 сентября на мгинское направление по директиве Ставки ВГК № 001563 выдвигалась еще одна армия из свежесформированных дивизий. Это была 54-я армия маршала Г. И. Кулика, управление которой формировалось из управления 44-го стрелкового корпуса. Это был один из немногих случаев в войну, когда армией командовал целый Маршал Советского Союза. Директивой Ставки ВГК в состав армии включались:
«а) из 52-й армии — 285-ю стр. дивизию в районе Волховстроя; один стр. полк ее сосредоточить в районе Иссад, Сельцо, Кобылкино;
310-ю стр. дивизию походом сосредоточить в районе Вельца, Панево, Славково;
286-ю стр. дивизию сосредоточить в районе Вячьково, рзд. Куколь, Конец;
314-ю стр. дивизию — в районе Селище, Веретье, Лынна, Усадище.
Все дивизии сосредоточиваются распоряжением командующего 52-й армией.
б) 27-ю кав. дивизию — в районе Городище, Пчева, Рысино;
в) 122-ю танковую бригаду — в районе Волховстрой, Вячьково;
г) 119-й танковый батальон в том же районе;
д) 881-й и 882-й кор[пусные]. артполки — в районе Вячьково, Веретье, Устье и 883 кап в районе ст. Кириши»[388].
Сосредоточение армии Г. И. Кулика, подчинявшейся непосредственно Ставке ВГК, должно было завершиться 5 сентября. С 6 сентября она должна была «перейти в наступление и, нанося удар, развить его одной стр. дивизией и 122-й танковой бригадой вдоль ж. д. Волховстрой — ст. Мга, остальными силами армии — на фронт Турышкино, раз. Погостье, ст. Сальцы»[389].
Однако 54-я армия не успела вступить в бой за Мгу и переломить ситуацию в пользу советских войск. 7 сентября 20-я моторизованная дивизия была усилена частями 12-й танковой дивизии. К вырвавшимся вперед подвижным соединениям подтянулись пехотные дивизии. На советские части также обрушились удары VIII авиакорпуса. Дивизия НКВД была отброшена к Неве, переправилась через реку по железнодорожному мосту, который был сразу же взорван. Тем временем усиленная пехотным полком 20-я моторизованная дивизия захватила Синявино, а 8 сентября она захватила Шлиссельбург.
Наступление армии Г. И. Кулика началось только 10 сентября, когда в бой была брошена 286-я стрелковая дивизия. Атаку единственной дивизии части XXXIX корпуса отразили, отбросив дивизию назад. Продолжение атак после сосредоточения основных сил армии также не принесло успеха. Наступающим удалось пробиться лишь на 6–10 км к Мге. Немецкие дивизии в пробитом к Ладожскому озеру «бутылочном горле» занимали оборону на фронте 12–15 км. Однако уже в первом синявинском наступлении начала действовать система поддержки осажденной крепости извне, сковывая своими ударами атакующих. XXXIX моторизованный корпус не участвовал в наступлении войск группы армий «Север» на Ленинград, начавшемся 9 сентября. В ночь на 20 сентября началась операция по деблокаде со стороны Ленинградского фронта. Через Неву переправились части 115-й стрелковой дивизии и захватили плацдарм в районе Московской Дубровки. Их поддержала 4-я бригада морской пехоты. Немецкие контратаки были отбиты, и на рабочей карте командования Ленинградского фронта появился клочок земли, прозванный вскоре «Невский пятачок». 26 сентября 54-я армия была передана в состав Ленинградского фронта, и вместо Г. И. Кулика ее возглавил М. С. Хозин. Прорвать блокаду Ленинграда сразу же после ее установления немцами, к сожалению, не удалось. Сообщение с городом на Неве по суше было прервано на долгие 500 дней.
Ленинград в кольце блокады. Уже в первые дни войны советское руководство задумывалось о худших вариантах развития событий. Активно строились линии укреплений в глубоком тылу, готовились к эвакуации предприятия. К числу худших вариантов относился выход противника к Ленинграду. Буквально в первые дни войны, 29 июня 1941 г., было принято решение об эвакуации из Ленинграда детей. К началу блокады города из него было вывезено в Удмуртскую, Башкирскую АССР, Ярославскую, Пермскую, Актюбинскую области более 311 тыс. детей. Всего за период с 29 июня по 27 августа 1941 г. по железной дороге было отправлено 164 320 рабочих и служащих с семьями, выезжавших с предприятиями, 104 692 рабочих и служащих с семьями временно нетрудоспособных, 219 691 женщина, имевшая двух и более детей, 147 500 беженцев. До выхода немецких частей к Шлиссельбургу более 700 тыс. жителей Ленинграда было отправлено в глубь страны. Однако полностью эвакуировать крупный город было невозможно, и в кольце блокады оказалось 2 млн 484,5 тыс. человек.
Ситуация со снабжением города продовольствием с самого начала войны была очень напряженной. Проходящие через город большие массы беженцев привели к быстрому расходованию запасов. Несмотря на возрастание среднесуточной выпечки хлеба с 2112 т в июле до 2305 т в августе и введение нормирования выдачи хлеба населению, нормы выдачи неуклонно уменьшались. Суточные нормы продажи хлеба населению на сентябрь 1941 г. составляли: рабочим — 600 г, служащим — 400 г, иждивенцам и детям — 300 г. Эти нормы были введены со 2 сентября. На 6 сентября для снабжения населения Ленинграда имелось: муки — на 14 дней, крупы — на 23 дня, мяса и мясопродуктов — на 19 дней, жиров — на 21 день и кондитерских изделий — на 48 дней. С 11 сентября пришлось провести второе сокращение норм выдачи хлеба. Рабочие стали получать 500 г, служащие и дети — 300 г, иждивенцы — 250 г. С 13 ноября рабочие стали получать по 300 г, а остальное население — по 150 г хлеба в день. В городе начался голод.
Подготовка маршрута по Ладожскому озеру, который впоследствии получит имя «Дороги жизни», началась еще 30 августа 1941 г. Первые перевозки по озеру начались еще до захвата Шлиссельбурга, поэтому уже 12 сентября в наспех оборудованный порт Осиновец прибыли две баржи с 800 т зерна. За первые 30 дней навигации в Осиновец было доставлено 9800 т продовольствия. Несмотря на внушительную цифру, это было очень мало для города, расходовавшего 1100 т муки в день. Норма на воздушные перевозки с 1 октября 1941 г. составляла 100 т в день. По воздуху перевозились преимущественно пищевые концентраты.
С занятием немцами Шлиссельбурга и выходом финнов к границе 1939 г. на Карельском перешейке икр. Свирь между Ладожским и Онежским озерами началась не имевшая прецедентов в новейшей истории осада крупного города. Она продолжалась до января 1943 г.
Таллинский переход. 8-я армия не только была дамокловым мечом, нависавшим над флангом нацеленной на Ленинград немецкой группировки, но и источником ценнейших резервов в критические моменты боев. Примыкание фланга войск Северо-Западного направления к Балтийскому морю имело свои достоинства и недостатки. Однако наиболее значимым фактором было взаимодействие с флотом и возможность маневра по морю. Воспрепятствовать этому маневру немецкое командование могло минными постановками и ударами по кораблям Краснознаменного Балтийского флота с воздуха.
Немецкое командование прекрасно осознавало преимущества взаимодействия сухопутных войск с флотом. В дополнении к Директиве фюрера № 33 предписывалось уничтожить советские войска и особо подчеркивалось, что «необходимо не допустить их погрузку на суда». Однако отход в крупную базу Военно-морского флота давал надежду на спасение. Решением Ставки ВГК от 17 августа руководство обороной Таллина было возложено на командующего Балтийским флотом вице-адмирала В. Ф. Трибуца с подчинением ему всех сухопутных войск. Командир 10-го стрелкового корпус генерал-майор И. Ф. Николаев назначался его заместителем по сухопутной обороне. Всего в боевых порядках на сухопутном фронте обороны Таллина было около 27 тыс. человек при 200 орудиях калибром от 76 до 305 мм, 13 танках Т-26 и 85 самолетах.
Подготовка немцев к сражению за Таллин началась уже в начале августа. Выход немецких войск к побережью Финского залива создал географические предпосылки для сооружения минного заграждения восточнее Таллина, которое получило кодовое наименование «Юминда». 9 августа минный заградитель «Кобра» установил первое минное поле. В течение двух недель «Юминда» была расширена минными заградителями «Кобра», «Кёнигин Луиза», «Кайзер», «Ролланд» и «Бруммер» 5-й флотилии минных заградителей. Постановку прикрывали 1-я и 2-я флотилии торпедных катеров. Всего было поставлено 19 минных полей. В последнюю неделю августа в ожидании советского прорыва немецкими и финскими заградителями было поставлено еще 12 минных полей. Всего до конца августа было установлено 2828 мин и 1487 минных защитников. Ряды мин находились в 8–10 м друг от друга. Уже 11 августа подорвался на мине и погиб тральщик Т-213 «Крамбол». Тяжелые повреждения в этот день получили эсминец «Стерегущий» и транспорт «Вячеслав Молотов». 24 августа на «Юминде» подорвался эскадренный миноносец «Энгельс» (типа «Новик» дореволюционной постройки), тральщики Т-209 «Кнехт» и Т-214 «Бугель».
Рассечение 8-й армии надвое и выход немецких частей на побережье Финского залива привели к появлению еще одной опасности для советских кораблей на пути из Таллина в Кронштадт — немецких артиллерийских батарей. Причем следует подчеркнуть, что речь шла не о полевой артиллерии действовавших в Эстонии соединений группы армий «Север», а о специальных батареях, изначально предназначенных для стрельбы по морским целям. По плану от 13 августа предполагалось установить в разных точках, в том числе под Таллином, три 170-мм батареи: НКВ 502, 503, 507. 17 августа прибыли батареи 929-го дивизиона береговой артиллерии сухопутных войск, вооруженного дальнобойными 105-мм пушками. В итоге к концу августа немцы располагали вдоль южного фарватера четырьмя (двумя 170-мм и 105-мм) батареями. Это означало, что при попытке прорыва флота по южным фарватерам (обозначавшимся как 13 ТБ и 12 ТБ) корабли и суда подверглись бы беспощадному расстрелу практически в упор специализированной береговой артиллерией немцев. Для прорыва из Таллина оставался только так называемый «центральный» фарватер (он обозначался 10 ТБ). К слову сказать, никакого «северного» фарватера, ближе к побережью Финляндии, в то время не существовало в природе. Любые рассуждения о возможности использования этого несуществующего фарватера для безопасного прорыва флота поэтому носят чисто спекулятивный характер.
Штурм Таллина начался 20 августа. Город атаковали 254, 61 и 217-я пехотные дивизии, объединенные управлением XLII армейского корпуса генерала инженерных войск Кунтце. С 22 августа в систему обороны города были включены корабли Балтийского флота. Огонь по наступающим немецким войскам вели крейсер «Киров», лидеры «Ленинград» и «Минск». Но заменить потерянную отступавшими от границы дивизиями артиллерию корабли полностью не могли. Медленно, но верно части корпуса Кунтце продвигались вперед. 25 августа 254-я пехотная дивизия достигла восточных пригородов Таллина. Вечером 27 августа наступающие начали атаку прибрежной части Таллина и обстрел бухты артиллерией и даже минометами. Видя, что возможности обороны города исчерпаны, командующий Северо-Западным направлением отдал приказ об эвакуации Таллина и переходе кораблей в Кронштадт. Кораблям предстояло пройти 220 миль через минные поля под огнем артиллерии и ударами с воздуха. Вечером 27 августа началась погрузка войск на корабли. Орудия крейсера и эсминцев в это время вели интенсивный огонь, не позволяя немцам приблизиться вплотную к гавани. К 23.00 27 августа корабли вышли на рейд. Не всем защитникам Таллина удалось попасть на транспорты. По немецким данным, в оставленном советскими войсками Таллине было захвачено 11 432 человека пленных, 97 орудий и 144 зенитных пушки.
Переход транспортов обеспечивали корабельные соединения и части флота, объединенные в три маневренных отряда: главных сил, прикрытия и арьергард. В отряд главных сил под командованием вице-адмирала В. Ф. Трибуца, державшего флаг на крейсере «Киров», вошли 28 боевых кораблей, в том числе крейсер, три эсминца, четыре подводные лодки, шесть малых охотников. В составе отряда прикрытия под командованием начальника штаба флота контр-адмирала Ю. А. Пантелеева (флаг на лидере «Минск») числились лидер, два эсминца, одна подводная лодка, несколько сторожевых кораблей и торпедных катеров. Наконец в арьергарде, который возглавлял командир минной обороны флота контр-адмирал Ю. Ф. Ралль (флаг на эсминце «Калинин»), находились три старых эсминца-«новика»: «Калинин», «Артем», «Володарский» и сторожевые корабли «Снег», «Буря» и «Циклон».
Первоначально планировалось начать переход в ночь на 28 августа, чтобы пройти через «Юминду» в светлое время суток. Однако начавшийся шторм спутал все расчеты, и только в 16.00 28 августа корабли отряда главных сил снялись с якоря. Через три часа после съемки с якорей корабли и суда вытянулись в одну линию протяженностью почти 30 км. Всего в переходе участвовало 153 боевых корабля и катера и 75 судов. Впереди шел отряд главных сил, затем первый конвой, отряд прикрытия, третий и четвертый конвои, а параллельно, чуть севернее, шел второй конвой.
Как пишет И. А. Киреев[390], основная трудность организации противоминной обороны заключалась в том, что предстояло провести за тралами свыше 70 кораблей и судов. Соответственно по существовавшим в то время нормам следовало бы выделить не менее сотни тральщиков. Однако в непосредственном распоряжении командования Балтфлота к полдню 28 августа имелось всего 10 базовых тральщиков и 17 тихоходных тральщиков. При таких условиях корабли и суда могли проводиться только за одним-двумя рядами тралов, а для проводки некоторых из них вообще не хватало тральщиков. Серьезным промахом в связи с этим был отказ от обвеховывания протраленной полосы, хотя технические средства для него имелись.
Вечером 28 августа конвои подверглись обстрелу немецкими береговыми батареями, почти на пределе дальности. Как указывается в немецких документах, «все конвои ставили сильные дымзавесы и переходили на зигзаг». Соответственно никаких попаданий артиллеристами не отмечалось.
К «Юминде» корабли подошли уже в сумерках, что позволило «рогатой смерти» собрать обильную жатву. Двигавшиеся впереди пять базовых тральщиков обеспечивали для проводки кораблей полосу шириной 3 кабельтова (560 м). Защитой кораблей были только так называемые «параваны», спускаемые на тросах небольшие поплавки, напоминавшие внешне самолеты. При движении корабля они гидродинамически разводились в стороны от борта и теоретически должны были отводить мины от корпуса судна. Один крейсер «Киров» своими параванами захватил две мины. Однако «параваны» не были панацеей. В последующие часы на минах погибли тральщики ТЩ-71 «Краб» и ТЩ-56 «Барометр», подводные лодки С-5 и Щ-301, эскадренные миноносцы «Артем», «Володарский», «Калинин», «Скорый» и «Яков Свердлов», сторожевые корабли «Снег» и «Циклон», 31 транспорт и вспомогательное судно. В 22.45 28 августа, когда основная масса кораблей прошла минное заграждение, В. Ф. Трибуц отдал приказ встать на якорь. В 5.40 утра отряд главных сил снялся с якоря и продолжил движение. С 7.00 начались атаки немецкой авиации (семь Ю-88 из 77-й бомбардировочной эскадры), продолжавшиеся на всем пути от острова Родшер до острова Гогланд.
Не всегда подрывы на минах приводили к гибели корабля. В 21.30 28 августа на мине подорвался лидер «Минск», однако корабль сохранил ход и вечером 29 августа встал на якорь на Большом Кронштадтском рейде.
Таллинский переход, конечно, нельзя охарактеризовать как блестящую операцию советского Военно-морского флота. Однако переход также никак нельзя охарактеризовать как поражение, подобное Цусиме. В ходе перехода из Таллина в Кронштадт было сохранено ядро флота. До главной базы дошли крейсер «Киров», оба лидера, девять подводных лодок из одиннадцати, пять эсминцев из десяти. Из принятых на борт кораблей и судов 27 800 человек погибло около 11 000 человек, в том числе немногим более 3000 гражданских лиц. Но главным приобретением защитников Ленинграда по итогам Таллинского перехода стали мощные корабельные орудия. В отражении сентябрьского наступления немцев на Ленинград участвовало 131 корабельное орудие калибром крупнее 100 мм. Из них треть (45 орудий) принадлежали кораблям, пришедшим из Таллина.
Наступление с ограниченными целями. В начале сентября германское командование все еще колебалось относительно целесообразности продолжения наступления на Ленинград. Еще до захвата Шлиссельбурга, 5 сентября 1941 г., Франц Гальдер писал в дневнике: «Ленинград. Цель достигнута. Отныне район Ленинграда будет „второстепенным театром военных действий“». Пришло время наконец-то сосредоточить силы для удара на Москву. 6 сентября Гитлер издает Директиву № 35, в которой группе армий «Центр» предписывалось приступить к подготовке наступления на московском направлении. Задачи группы армий «Север» согласно Директиве № 35 ограничивались блокированием Ленинграда:
Данный текст является ознакомительным фрагментом.