3. Включение сигнальных огней госпитальных судов "Орел" и "Кострома"

3. Включение сигнальных огней госпитальных судов "Орел" и "Кострома"

Вопрос о сигнальных огнях возник в августе 1904 г., когда главный доктор госпитального судна "Орел" Яков Яковлевич Мультановский выдвинул предложение об установке на корабле дополнительных сигнальных огней. Эти огни предназначались для того, чтобы показать милосердное назначение госпитального судна. Днем это требование легко выполняется благодаря тому, что госпитальное судно узнается по таким признакам, как белая окраска, наличие второго флага Красного Креста, зеленая или красная полоса по борту и другим. Предложения Я.Я. Мультановского получило поддержку в Российском обществе Красного Креста, его поддержали также в Морском министерстве и флотские начальники, имеющие в своем распоряжении госпитальные суда: наместник царя на Дальнем Востоке адмирал, генерал-адъютант Е.И. Алексеев и командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой контр-адмирал З.П. Рожественский, усмотревший возможность реализации предложения Мультановского на госпитальных судах в виде трех гафельных огней - белого, красного, белого на грот-мачте. Именно в таком виде на госпитальных судах установили дополнительные огни.

Согласно Гаагской конвенции 1899 г. Россия и Япония по дипломатическим каналам информировали друг друга о новых госпитальных судах. В информации о госпитальном судне "Орел" Японии сообщили и о дополнительных сигнальных огнях. В ответе Японии говорилось: "Ношение ночью особых огней на госпитальных судах не достаточно для представления судам с такими огнями прав и преимуществ в виде многих неудобств, могущих возникнуть из этого". Управляющий Морским министерством адмирал Ф.К. Авелан в данном ответе усмотрел несогласие японцев на установку гафельных огней на "Орле" и распорядился об их демонтаже на всех госпитальных судах.

Высокие начальники, причастные к делу о госпитальных судах, выразили свое согласие с позицией Ф.К. Авелана. Только командующий 2-й Тихоокеанской эскадрой имел иное мнение. По З.П. Рожественскому Гаагская конвенция не требует согласия Японии на установку специальных огней на русских госпитальных судах. Японцам нужно только сообщить об огнях и использовать их по международным правилам. На такие взгляды России японцы не высказали возражений. Повторная установка дополнительных сигнальных огней на госпитальных судах России производилась по приказанию генерал-адмирала, великого князя Алексея Александровича.

Твердая позиция контр-адмирала Рожественского в деле установки дополнительных сигнальных огней на госпитальных судах, горячая заинтересованность его в дополнительных огнях стали важным фактором в подготовке к Цусимскому бою.

Новые огни прибавились к штатным огням судов — топовым, отличительным и гакабортным. На японских госпитальных судах дополнительных огней не было. При встрече с русскими госпитальными судами преимущество во времени и дальности обнаружения принадлежало японцам.

В чем цель адмирала Рожественского - неизвестно. Можно лишь предполагать наличие в его действиях военной хитрости. Началом реализации адмиральской хитрости, по-видимому, можно считать его приказание (сигнал) госпитальным судам "Орел" и "Кострома" о включении сигнальных огней, всех основных и дополнительных.

В вахтенном журнале госпитального судна "Кострома" 11 мая 1905 г. записано: "3 часа 35 минут пополудни сигнал адмирала - "Госпитальным судам "Орлу" и "Костроме" идти позади эскадры. Ночью нести огни".

Вахтенный журнал госпитального судна "Орел" после захвата и конфискации судна японцами был ими изъят, где он находится в настоящее время — неизвестно. Сохранился только японский перевод журнала. Переводчики Масахиса Судзикава и Василий Молодняков из японского перевода вахтенного журнала подготовили документ под названием "Копии фрагментов из вахтенного журнала русского госпитального судна "Орел". Документ хранится в рукописном отделе Центрального военно-морского музея, инвентарный номер № В-38668. 11 мая 1905 г. в документе записано: 3 часа 20 минут пополудни получили флажный сигнал — "Орлу" и "Костроме" на ночь выйти в арьергард эскадры и включить огни".

Данные о включении сигнальных огней из вахтенных журналов "Костромы" и "Орла" не являются единственными источниками. По этому вопросу имеется печатное сообщение иеромонаха Зиновия (Дроздова), священника госпитального судна "Орел". В изданной им книге "С эскадрой до Цусимы" он пишет о сигнале адмирала: "Госпитальным судам отстать от эскадры и идти с огнями". Видимо, память подвела батюшку, и он изменил дату события с 11-го на 13-е мая. Но это не исказило сути произошедшего события.

11 сентября 1905 г. кронштадтская газета "Котлин" опубликовала статью "О плавании госпитального судна "Кострома", где говорится: "11-го мая последовало распоряжение адмирала, чтобы госпитальные суда "Кострома" и "Орел" несли все огни и шли сзади эскадры". Тут не указывается только, в котором часу было получено это распоряжение адмирала, но ясно, что исполнение сигнала началось 11-го мая с наступлением темноты.

Четыре названные источника имеют подлинные сведение о том, что включение основных и дополнительных огней на госпитальных судах "Орел" и "Кострома" произведено по сигналу командующего 2-й Тихоокеанской эскадрой вице-адмирала Рожественского 11 мая 1905 г. В архивных делах, книгах, журналах, газетах встречаются сведения об офицерах, которые видели и докладывали о огнях госпитальных судов по данным собственного наблюдения за обстановкой или заимствованных из доступных источников информации. Об этих сведениях мы еще будем иметь возможность сообщить читателям.

Включение сигнальных огней на русских госпитальных судах перед Цусимским боем оказало определяющее влияние на обнаружение эскадры японцами. Естественно, это получило отражение в описаниях боя обеими сторонами. Важное место в этом деле занимал вице-адмирал З.П. Рожественский, знавший и понимавший ход событий в бою. Однако его положение осложнялось тем, что некоторые важные вопросы по госпитальным судам он сообщал неверно. Так, в июле 1905 г. он, находясь в японском плену, докладывал морскому министру: "С 10-го мая по ночам эскадра не носила топовых огней; боковые же и гакабортные огни были ослаблены у всех, кроме госпитальных судов, которые имели полностью положенное им освещение, не исключая гафельных огней". Адмирал не называет документ, который определяет положенное госпитальным судам освещение. Ниже историческая комиссия проинформирует читателей об отсутствии такого документа. Мы сообщим читателям и о ложной информации, о том, что включение сигнальных огней производилось, в основном, по усмотрению командиров кораблей.

19 декабря 1905 г. приказом по морскому ведомству № 539 была назначена следственная комиссия по выяснению обстоятельств Цусимского боя. В состав комиссии входили: вице-адмирал Я.А. Гильдебрант-председатель и члены контр адмиралы Молас и барон Э.А. Штакельберг, капитан 1 ранга А.Ф. Гейден и капитан 2 ранга Г.К. Шульц. Делопроизводителем комиссии назначен капитан 2 ранга Шульц.

Комиссия ознакомилась с официальными документами, относящимися к плаванию и снабжению отрядов эскадры, с полученными донесениями о Цусимском бое, приняла показания участников боя по вопросам, предложенным комиссией. Среди 75 вопросов следственной комиссии только один под номером 25 относился к огням госпитальных судов. В нем был поставлен вопрос: "почему "Кострома", отстав от эскадры, шла в ночь на 14 мая с огнями". На этот вопрос командующий эскадрой вице- адмирал в отставке З.П. Рожественский ответил: "Госпитальные суда "Орел" и "Кострома" шли в ночь на 14 мая с топовыми огнями, потому что того требовала конвенция о госпитальных судах". Члены следственной комиссии обязаны были проверить этот ответ по тексту конвенции или по изданной в 1901 г. книге полковника О.А. Овчинникова "Красный Крест на море". Он служил в Главном морском штабе, представлял Морское министерство на международных конференциях и в комиссиях по международному праву. Но комиссия обстоятельной проверки дела не производила.

В заключении следственной комиссии указывается, что эскадра принимала меры, чтобы не открыть своего присутствия неприятелю. Такими мерами с 10 мая названы выключение топовых огней, ослабление отличительных и гакабортных огней. Ночные сигналы подавались слабыми клотиковыми лампами.

Рассмотрение вопроса о принимаемых на эскадре мерах завершается поверхностным выводом: "Однако госпитальные суда "Орел" и "Кострома" продолжали идти с эскадрой, в нескольких кабельтовых от нее. Неся по-прежнему полные ночные огни и сводя таким образом на нет принимаемые эскадрой меры предосторожности". Тут комиссия показывается органом, готовым бороться вместе с эскадрой с госпитальными судами, нарушающими меры предосторожности.

10 мая эскадра принимала уголь, причем в последний раз и никаких происшествий, задержек, аварий не случилось. Переход в район маневрирования кораблей в бою в полной мере обеспечивался углем. Корабли, не погибшие в Цусимском бою, совершили переходы в базу (Владивосток)-крейсер "Алмаз", миноносцы "Бравый" и "Грозный", крейсера "Аврора", "Олег", "Жемчуг" прорвались в Манилу. Миноносец "Бодрый", пароход "Корея" и буксир "Свирь" - в Шанхай. Крейсер "Изумруд" оторвался от преследования японских кораблей, зашел в бухту Святого Владимира, где сел на камни и был подорван по приказу командира корабля. Транспорт "Анадырь" ушел на о. Мадагаскар.

В тот же день командующий эскадрой отдал приказ № 243, который определял организацию управления эскадрой в бою. Приводим его текст:

"Быть ежечасно готовыми к бою.

В бою линейным кораблям обходить своих поврежденных и отставших передних мателотов.

Если поврежден и неспособен управляться "Суворов", флот должен следовать за "Александром", если поврежден и "Александр" - за "Бородино", за "Орлом". При этом "Александр", "Бородино", "Орел" имеют руководствоваться сигналами "Суворова", пока флаг командующего не перенесен или пока в командование не вступил младший флагман.

Миноносцы обязаны неусыпно следить за флагманскими броненосцами; если флагманский броненосец получил крен или вышел из строя и перестал управляться, миноносцы спешат подойти, чтобы принять командующего и штаб". Забегая несколько вперед, отметим, что приказ оказался весьма необходимым и полезным в бою. Флагманский корабль броненосец "Суворов" "водил" эскадру в течение 40 минут, затем без приказания или сигнала командующего эскадрой "водителем" стал броненосец "Император Александр III", который выполнял задачу в течение 1 часа 50 минут. Последним "водителем" был броненосец "Бородино", показавший максимум работы - 2 часа 50 минут. Суммарное время вождения трех броненосцев равно 320 минутам, или 5 часов 20 минут. Совместных усилий трех броненосцев хватило на весь дневной период огневых ударов японских главных сил 14 мая 1905 г.

Но обратимся к делам, которые выполнялись на эскадре, при ее следовании по Корейскому проливу и приближении к району Цусимского боя.

Суда "Орел" и "Кострома" включили сигнальные огни, в том числе и гафельные - белый, красный, белый. Полные сведения об этом уже сообщались.

Вице-адмирал Рожественский - главное лицо в делах о-включении сигнальных огней на госпитальных судах, высказывал разноречивые показания, они не опирались на положения документов международного права.

Вместе с тем, участвуя в переписке с Японией об огнях госпитальных судов, он показал уверенные знания международной конвенции по этому вопросу. Однако его доклад морскому министру и отношения со следственной комиссией не содержат следов обращения к конвенции о госпитальных судах. Это дает ему возможность по-своему толковать положения этого документа. Так, обращаясь к морскому министру, он доносит, что с 10 мая госпитальные суда "имели полностью положенное им освещение, не исключая гафельных огней". В показании следственной комиссии говорится: "Госпитальные суда "Кострома" и "Орел" шли в ночь на 14 мая с топовыми огнями, потому что того требовала конвенция о госпитальных судах".

В этих документах различное содержание в докладе морскому министру речь идет о госпитальных судах с полностью положенным им освещением, не исключая гафельных огней. В показании следственной комиссии говорится, что госпитальные суда шли с топовыми (точнее - гафельными) огнями, потому что того требовала конвенция о госпитальных судах. Конвенция-документ международного права — на гафельные огни не распространяется. Эти огни были введены во флоте России по приказанию генерал-адмирала, великого князя Алексея Александровича. Никто из высоких флотских начальников и членов следственной комиссии не поинтересовался, чем объясняются указаные различия в документах, исходивших от Рожественского.

Следственная комиссия, как видно из вышеизложенного, занимала позиции оправдания командующего эскадрой. Никакой вины его в том, что госпитальные суда "Орел" и "Кострома" перед входом в Корейский пролив идут с включенными огнями, комиссия не усматривает. Она не захотела осветить вопрос о том, к каким последствиям привело русскую эскадру раннее обнаружение госпитальных судов, а по ним и всей русской эскадры.

12 мая по данным младшего флагмана контр-адмирала О.А. Энквиста, на эскадре было запрещено телеграфировать. В тот же день отряд из шести пароходов под флагом заведующего транспортными судами капитана 1 ранга О.Л. Радлова, в сопровождении вспомогательных крейсеров "Днепр" и "Рион", проследовал в Шанхай. Закончив сопровождение транспортов, крейсера "Днепр" и "Рион" ушли в Желтое море для борьбы с пароходами, перевозившими японскую контрабанду. Адмиралу Того стало ясно, что без пароходов с углем 2-я Тихоокеанская эскадра не пойдет к северным проливам - Сангарскому и Лаперуза.[* Весь ход событий показывает что X. Того, по английским агентурным источникам, заранее знал и не сомневался в том, что русская эскадра пойдет самым удобным для японцев путем — стесненным Цусимским проливом. Огни русских госпитальных судов были нужны лишь для точного выведения на цель всего японского флота. — В.А.]

Некоторые недостатки в деятельности следственной комиссии поправила комиссия историческая. Она установила для своих членов и привлекаемых к работе офицеров не имеющее строгих доказательств заключение, что нахождение в эскадре госпитальных судов "погубило в самом начале все предприятие". Иначе говоря, стало причиной поражения 2-й Тихоокеанской эскадры с Цусимском бою. Вывод этот якобы доказывается на основании трех положений, которые мы попытаемся опровергнуть.

Начнем с 1-го.

1. "Стремясь пройти незаметно, адмирал Рожественский вел с собой, в хвосте эскадры, два госпитальных судна со всеми огнями. Он [адмирал Рожественский - В.Ц.] утверждает в своем показании следственной комиссии, что этого требовало международное право. В постановлениях Гаагской конвенции 1899 г. нет никаких указаний о том, чтобы госпитальные суда обязаны были носить огни".

Историческая комиссия МГШ, в 1917 г. сообщив об отсутствии в постановлениях Гаагской конвенции 1899 г. указаний о том, что госпитальные суда обязаны были носить огни, тем самым с большим опозданием опровергает Рожественского и лишает командиров госпитальных судов права на самостоятельное включение огней.

2. "Можно предполагать, что адмирал Рожественский считал, что он не имеет права отдавать госпитальным судам, как некомбатантным [не участвующим в боевых действиях - В.Ц.], приказание идти при эскадре без огней. Нельзя не считать такого отношения к делу иначе как слишком щепетильным".

Читателям внушается мысль, что применение огней госпитальных судов не относится к функциональным обязанностям командующего эскадрой, акцентируются в первую очередь обязанности командиров госпитальных судов, включение и выключение огней производится по усмотрению судового начальства. Между тем, в походе 2- й Тихоокеанской эскадры на Дальний Восток все огни на боевых кораблях, транспортах, пароходах и госпитальных судах включались и выключались по приказаниям и сигналам командующего эскадрой. На госпитальном судне "Орел" такие сигналы помечены следующими датами: 23 декабря 1904 г. - "не зажигать огней", 26 января 1905 г. - "потушить все огни", 18 марта - "всем кораблям включить боевое освещение" и 13 апреля - "погасить все огни". Командующий эскадрой, как видно, добросовестно выполнял свои обязанности в походе.

Капитаны госпитальных судов "Орел" и "Кострома" капитан 2 ранга Я.К. Лахматов и полковник корпуса штурманов флота Н.В. Смельский соответственно в донесениях, показаниях, статьях и записках не высказывали претензий в адрес адмирала Рожественского, определявшего режим сигнальных огней госпитальных судов. Они добросовестно исполняли все сигналы старшего флагмана, своих собственных приказаний на включение огней они не признают.

Историческая комиссия пытается снять с адмирала Рожественского ответственность за то, что по огням госпитальных судов японцы обнаружили 2-ю Тихоокеанскую эскадру и переложить вину на командиров госпитальных судов. Позиция комиссии вытекала из прошлых заслуг адмирала Рожественского, когда он в борьбе с высокими начальниками добился разрешения на установку дополнительных сигнальных огней на госпитальных судах, показав при этом свою заинтересованность в этих огнях.

3. "Если бы суда эти юридически лишились покровительства международных соглашений и стали бы на положение военных лазаретных транспортов, дело от этого ничего бы не потеряло. Присутствие же при эскадре транспортов с огнями погубило в самом начале все предприятие".

Первое предложение в выписке из книги "Тсусимская операция" неуместно. Успешные захваты госпитальных судов японцами обусловлены низкими знаниями офицерами требований государственных документов, определяющих назначение и организацию деятельности этих судов. Умозрительный отказ от покровительства международного права, безумная замена госпитальных судов военными лазаретными транспортами не способствовало бы повышению компетенции тех, кто служил на госпитальных судах.

Второе предложение в выписке, говорящее о роковой роли транспортов с огнями переносится в описание встречи японского разведчика "Синано-Мару" с русским госпитальным судном "Орел". Встреча закончилась тем, что японский разведчик вначале обнаружил госпитального "Орла", а затем и всю русскую эскадру (подробное рассмотрение встречи в разделе 5 "Обнаружение эскадры японцами по огням госпитального судна "Орел"). Мы же здесь раскроем лишь тот материал, в котором говорится об огнях госпитальных судов.

В 2 часа 28 мин по русским часам в 40 милях от острова "Сиросе", находившегося на передовой сторожевой цепи японцев, разведчик "Синано-Мару" заметил по левому борту огни парохода, идущего на Ost. При сближении разведчик увидел, "что на грот-мачте этого судна установлены белый - красный - белый огни". Командир крейсера "Синано-Мару" капитан 1 ранга Нарикава направился к этому пароходу с целью произвести его осмотр, как вдруг впереди себя по носу и с левого борта в расстоянии не более 1500 метров увидел несколько десятков судов и далее еще несколько дымов. Капитан 1 ранга Нарикава, поняв, что находится прямо в середине неприятельской эскадры, быстро повернул руль на борт и в то же время телеграфировал, что видит неприятельскую эскадру". Это было 14 мая в 4 часа 28 минут по русскому времени.

Дальность видимости морских целей 1500 метров примем и для русского госпитального судна. Дальность видимости гафельных огней (белый-красный -белый) с борта японского разведчика "Синано-Мару" - 3 мили (5556 м). Оценка соотношения двух дальностей видимости-5556 : 1500 = 3,74 раза. Следовательно, сигнальщики японского разведчика видели русское госпитальное судно на дальности, в 3,74 раза большей ответной дальности видимости у русских сигнальщиков. Поскольку такое или близкое к нему соотношение между дальностями видимости противников реализовано адмиралом Рожественским выбором высоты установки огней на госпитальных судах, возникает вопрос: ради чего это сделано?

Ответ на поставленный вопрос может дать исследование Цусимского боя. Видимо, не знали ответа на этот вопрос офицеры исторической комиссии. Так, вероятно, появилась мысль о транспортах с огнями, породившая заключение исторической комиссии: "Присутствие же при эскадре транспортов с огнями погубило в самом начале все предприятие". Но этот вариант заключения комиссии долго не продержался, ему на смену пришло предположение о неприятельском разведчике, который был привлечен к эскадре огнями госпитального судна, следовавшего в составе эскадры .

Важными источниками сведений о госпитальных судах и их сигнальных огнях являются донесения и показания офицеров - участников Цусимского боя, а также изданные книги офицеров русского флота по тем же вопросам. В качестве авторов таких источников нами избраны: капитан 1 ранга М.В. Озеров, командир броненосца "Сисой Великий", лейтенанты Э.Э. Овандер и Л.В. Ларионов, мичман Г.К. Граф, капитан 2 ранга М.И. Смирнов.

Капитан 1 ранга М.В. Озеров в копии донесения о Цусимском бое пишет: "По ночам эскадра шла с уменьшенными до крайней возможности, по силе света, цветными огнями, совсем не открывая топовых и только госпитальные суда, на ночь отставшие на 40-50 каб, несли все установленные для плавания огни. Есть данные, - впоследствии рассказы японских офицеров, - предполагать, что именно эти огни госпитальных судов открыли сторожевому разведочному японскому крейсеру присутствие потерянной уже из вида, в тумане Шанхая, русской эскадры" .

Старший минный офицер броненосца "Сисой Великий" лейтенант Э.Э. Овандер в своем показании представил важные данные о Цусимском бое. Их высоко оценила историческая комиссия, включив в текст основного труда "Тсусимская операция" четыре ссылки на результаты, полученные Овандером. В первой из ссылок говорится, что японский вспомогательный крейсер "Синано- Мару" по свидетельству лейтенанта Овандера, наблюдал за нашей эскадрой у берегов Аннама и на пути ее на север до момента выхода в Тихий океан, когда "Синано-Мару" ее потерял .

По этому вопросу Овандер в статье, опубликованной в Известиях Общества офицеров флота дал более полные показания: "Когда я был доставлен, после гибели броненосца "Сисой Великий", на японский вспомогательный крейсер "Синано-Мару", то первые слова старшего офицера этого крейсера были: "Скажите, пожалуйста, чем объяснить такую нелепую вещь, что вся эскадра шла без огней, а госпитальные суда [были - В.Ц.] страшно иллюминированы; знайте, что это причина всего вашего несчастья. В эту ночь у вас было сделано наоборот, ведь всегда ночью эскадра шла с огнями, а госпитальные суда на флангах ее в расстоянии 2-3 миль, но без огней". Это было сказано с таким отчаянием и с такой жалостью в голосе, что видно было, как это сильно его волновало и как сильно он был этим потрясен. На это я ему ответил, что адмирал верно имел какое-нибудь основание вести эскадру таким образом. На это он мне заметил, что если бы наши госпитальные суда шли без огней, мы имели бы возможность пройти, не будучи замечены их крейсером. Это меня, конечно, заинтересовало, и я просил объяснить, в чем дело.

Госпитальное судно "Орел"

Вот что он рассказал: "Наш крейсер-разведчик последние месяцы находился в первой линии. Мы за вами следили давно, знали все ваши движения. Вот уже на исходе 3-й месяц, как мы находимся в море. В сумерки подходили к вам настолько близко, чтобы видеть вас и так держались всю ночь, а с рассветом уходили за горизонт, откуда следили за вами по телеграфу без проводов, которым вы пользовались все время. Но так как мы всегда ходили без огней, то вы поэтому не могли нас видеть, несмотря на то, что ночью мы шли вместе с вами. Когда вы вышли в Тихий океан, то 10 мая почему-то перестали телеграфировать [по приказу командующего эскадрой это произошло 12 мая - В.Ц.], благодаря чему мы вас потеряли и, несмотря на все старания, не могли найти. Вследствие вашего выхода в Тихий океан, мы решили, что вы пошли кругом Японии.

"После такого печального для нас дня и очень выгодного, конечно, для вас, мы были посланы крейсировать в Корейский пролив. Крейсируя там в ночь с 13-го на 14-е мая, в начале 3-го часа, мы, заметив далеко на траверзе судно, очень ярко освещенное, повернули на него; <...>. Приблизившись довольно близко к первому судну, мы узнали в нем ваше госпитальное судно "Орел" и решили поэтому, что другое такое же судно, идущее параллельным курсом, есть ни что иное, как другое же ваше госпитальное судно ["Кострома" - В.Ц.]. Зная ваш строй, мы были уверены, что вы идете между ними, хотя самой эскадры не видели, так как вы шли без огней, то есть эту ночь как раз было обратное тому, что было раньше. Мы следили за вами до рассвета, а с рассветом подошел следить за вами крейсер "Идзуми". Сопровождая ваши госпитальные суда без огней, мы вас никогда не заметили бы, так как ночь была чересчур темная. И мы были все-таки от вас очень далеко, когда увидали огни, а потому вы могли бы тогда спокойно пройти во Владивосток без боя. Вот причина, почему я так взволнован и почему мой первый вопрос был об огнях на ваших госпитальных судах, столь резко названных нелепой вещью."

Таким образом, статья лейтенанта Э.Э. Овандера расширила и уточнила данные об огнях русской эскадры и её госпитальных судов. Отсутствие согласованности во времени их включения оценено японским офицером в качестве причины "всего вашего несчастья", то есть поражения в Цусимском бою. Тот же японский офицер умело проанализировал маневрирования и действия разведчика "Синано-Мару" в различных условиях обстановки. В донесениях и показаниях русских адмиралов и офицеров эти вопросы не рассматриваются. Лишенным доказательства следует признать утверждение японского офицера о возможности русской эскадры "спокойно прийти во Владивосток без боя".

Лейтенант Овандер в служебном порядке представил показание о событиях, произошедших на эскадре с 10 по 12 мая где говорится о движении эскадры, и что на траверзах головных кораблей эскадры во внешнюю сторону шли крейсера "Жемчуг" и "Изумруд" в расстоянии от вышеупомянутых судов около 3-4 кабельтовов. "Крейсерам этим в кильватер шли госпитальные суда днем, а ночью госпитальные суда удалялись от эскадры настолько, что их не было видно. До сего дня они шли по ночам без всяких огней, а в этот вечер [11 мая - В.Ц.] госпитальные суда несли все огни и имели свет в иллюминаторах" .

Младший штурманский офицер броненосца "Орел" лейтенант Л.В. Ларионов представил наиболее полное описание обстановки при включенных сигнальных огнях: "Эскадра в ночной тьме продолжала продвигаться походным строем в две кильватерные колонны, имея транспорты позади. Все корабли замерли в напряженном ожидании. Не видно никаких огней и только наши госпитальные суда "Орел" и "Кострома" несут по положению на грот-мачтах свои яркие опознавательные три огня Красного Креста. Неизвестно, смогут ли они оказать нам помощь после боя, но сейчас они выдают наше присутствие, так как их огни далеко бросаются в глаза и, конечно, прежде всего будут замечены бдительным врагом".

Как видно, Ларионов причину включения огней Красного Креста объясняет требованиями Положения, то есть какого-то действующего документа. Никакой вины со стороны госпитальных судов он не усматривает.

Молодой офицер мичман Г.К. Граф - вахтенный начальник транспорта "Иртыш" в книге "Моряки", посвященной походу судна от Либавы до Мадагаскара и далее, в составе 2-й Тихоокеанской эскадры до Цусимы, оригинально дополняет своих предшественников. В записи от 12 мая 1905 г. он описывает походный порядок эскадры. Госпитальные суда "Орел" и "Кострома" шли сзади эскадры, милях в десяти. "Ночью мы хорошо видели их ходовые огни, а сами шли с закрытыми", - уточняет обстановку вахтенный начальник. <...> "Решительный час близился. До этого момента мы не знали окончательного решения адмирала: собирается ли он вести эскадру кругом Японии или прямо - Корейским проливом, и только теперь стало ясно, что он решил идти прямо. Таким образом, мы поняли, что если вообще предстояла встреча с врагом, она, наверное, произойдет дня через два, где-нибудь в районе Корейского пролива" . Из текста книги можно сделать вывод, что мичман Граф разработал оригинальный метод расчета времени встречи противников в ночных условиях с 12 мая 1905 г. На основании выполненных расчетов он сделал вывод, что встреча русской эскадры с японским флотом произойдет через двое суток -ночью 14 мая.

После разгрома русской эскадры японцами, пребывания в плену, опалы адмирала Рожественского, Г. Граф, видимо из карьерных побуждений, решил никому не сообщать о своем расчете.

В 1930 г., издавая книгу "Моряки", автор решил сообщить читателям, что в походе 2-й Тихоокеанской эскадры существовал вариант избежать полного разгрома в Корейском проливе, применив некоторые меры, вплоть до прекращения похода и возвращения эскадры в Россию.

Капитан 2 ранга М.И. Смирнов, автор первой книги о Цусимском бое "Цусима: сражение в Корейском проливе 14 и 15 мая 1905 г." пишет: "Ночью с 12 на 13 мая шли, имея все огни закрытыми, кроме обращенных во внутреннюю сторону строя [эскадры-В.Ц.] <...> 14 мая эскадра шла в прежнем строе, неся те же огни, как и в предшествующую ночь, несмотря на приближение к Корейскому проливу. Госпитальные же суда несли все огни, чем легко могли обнаружить [выдать - В.Ц.] движение эскадры". Высказав отрицательную оценку факту включения огней госпитальных судов, что могло привести к обнаружению эскадры японцами, автор также обратил внимание на отказ командующего эскадрой от ведения разведки и организации дозорной цепи.

Вместе с тем, М.И. Смирнов указывает на выполненные мероприятия по подготовке к ожидаемой встрече эскадры с японским флотом. Среди них: подготовка к отражению минной атаки противника, заряжание малокалиберных орудия на судах, возложение на разведочный отряд задачи по отражению атаки японских миноносцев. Кроме того, в интересах безопасности эскадры адмирал Рожественский не разрешил включать беспроволочный телеграф на вспомогательном крейсере "Урал" для подавления радиосвязи на японских кораблях. Радиотелеграфным станциям командующий эскадрой установил режим радиомолчания, означающий полное запрещение работы на излучение (чем предполагалось скрыть местонахождение эскадры). На кораблях вели прием японских депеш и докладывали об этом флагману.

Вернемся к мероприятиям, получившим отказ адмирала. Первый вопрос об организации разведки в Корейском проливе мы опускаем, так как его надлежит перенести в тему, посвященную Цусимскому сражению. А вот отсутствие адмиральского сигнала о выключении огней на госпитальных судах порождает недоумение, поскольку оно не обеспечивает скрытности эскадры.

Госпитальное судно "Кострома"

Позиция адмирала в этом вопросе характеризуется двумя моментами. Первый момент - включение всех огней на госпитальных судах не содержит ничего положительного для эскадры, оно создает лишь благоприятные условия для японских разведчиков по обнаружению русской эскадры. Второй момент, в предвидении встречи с японским флотом, на эскадре проведены мероприятия по обеспечению ее боевой готовности и безопасности. Однако они не распространены на выключение огней госпитальных судов, которые продолжали гореть. По-видимому, эти огни были нужны адмиралу Рожественскому для проведения какого-то последующего действия.

На основании изложенного можно сделать выводы что:

1. Дополнительные сигнальные огни на русских госпитальных судах введены по предложению главного доктора госпитального "Орла" Я.Я. Мультановского и установлены на них, по проекту контр-адмирала З.П. Рожественского, на гафеле грот-мачты в виде сочетания белый-красный-белый. Подлинная цель огней не раскрывалась, фиктивная гласила, что они предназначены для спасения моряков, погибающих в море в ночное время.

Принятие на русском флоте дополнительных сигнальных огней не сопровождалось всесторонней оценкой последствий этого решения. Не учитывалось, в частности, влияние новых огней на обнаружение их носителя кораблями японского флота, а затем и всей русской эскадры. Русские госпитальные суда имели ограниченную дальность видимости японских кораблей, поскольку последние плавали без огней. Уверенно обнаружить врага русские госпитальные суда могли, главным образом, только при столкновении с ними.

2. Читателям служебных документов внушается мысль, что использование огней госпитальных судов не входит в круг деятельности командующего эскадрой, включение и выключение огней производится по усмотрению судового начальства. По "Копии фрагментов из вахтенного журнала русского госпитального судна "Орел" в период с 23 декабря 1904 г. по 13 апреля 1905 г. все команды и сигналы по включению и выключению огней исходили от командующего эскадрой. Капитаны госпитальных судов "Орел" и "Кострома" капитан 2 ранга Я.К. Лахматов и полковник корпуса штурманов флота Н.В. Смельский соответственно в донесениях, показаниях, рапортах и записках не высказали претензий по режиму огней госпитального судна, они добросовестно исполняли все сигналы и приказания командующего эскадрой, своих приказаний по режиму огней они не давали и не признают.

3. Командующий эскадрой вице-адмирал Рожественский в докладе морскому министру в июле 1905 г. и в ответе на запрос следственной комиссии по Цусимскому бою в августе 1906 г. утверждал, что госпитальные суда "Орел" и "Кострома" перед Цусимским боем и в бою плавали со включенными сигнальными огнями на основании требований международной конвенции о госпитальных судах. Высокие начальники не сочли необходимым организовать проверку справедливости этих утверждений. Только после выхода в свет в конце 1917 г. труда исторической комиссии "Тсусимская операция" морское министерство было оповещено, что в международной конвенции "нет никаких указаний о том, чтобы госпитальные суда обязаны были носить огни".

4. В 3 разделе книги нами установлен факт, что включение основных и дополнительных огней госпитальных судов "Орел" и "Кострома" произведено по сигналу командующего эскадрой вице-адмирала З.П. Рожественского 11 мая 1905 г.

Участники Цусимского боя капитан 1 ранга М.В. Озеров, командир броненосца "Сисой Великий", лейтенант Э.Э. Овандер - старший минный офицер броненосца "Сисой Великий", лейтенант Л.В. Ларионов - младший штурманский офицер броненосца "Орел" и мичман Г.К. Граф - вахтенный начальник транспорта "Иртыш" в донесениях и показаниях подтвердили факт плавания госпитальных судов "Орел" и "Кострома" в походе и в бою со включенными огнями. Капитан 2 ранга М.И. Смирнов - офицер Морского генерального штаба в книге "Цусима: сражение в Корейском проливе 14 и 15 мая 1905 г." также подтвердил указанный факт.

5. Отвечая на запрос следственной комиссии о том, как была открыта японцами эскадра, адмирал Рожественский признал, что он не знает, "когда именно неприятельские разведчики открыли нас". Адмирал обратил внимание на то, что эскадрой "не был усмотрен" и японский крейсер "Синано-Мару". Тут адмирал подсказывает комиссии, где именно следует искать обстоятельства, которые приведут к нахождению "истины".

6. Историческая комиссия, следуя подсказке адмирала, через 12 лет (1906-1917 гг.) разрабатывает собственное заключение о том, что имело место при обнаружении японского разведчика. По мнению комиссии: русская эскадра, уже прошедшая передовую сторожевую цепь японцев, была обнаружена японским разведчиком по огням госпитального судна, шедшего при эскадре. При этом японский разведчик "попал прямо на середину ее "компактного" походного порядка, но адмирал Рожественский "не был извещен об этом". Последнее предполагает возможные столкновения японского разведчика с кораблями русской эскадры.

7. Японский флот, обладая превосходством в силах, получил дополнительные преимущества в обнаружении противника, что благоприятно сказалось на выполнении последующих действий по маневру в район боя, выходу в огневые позиции, вступлению в бой и др.

8. Обмен мыслями японского старшего офицера крейсера "Синано-Мару" и русского старшего минного офицера броненосца "Сисой Великий" лейтенанта Э.Э. Овандера об обязательной координации использования сигнальных огней русской эскадры с огнями ее госпитальных судов "Орел" и "Кострома" породил у них различные принципиальные оценки. Японский офицер утверждает, что пребывание огней на русской эскадре в ночь с 13 на 14 мая: "включено" на госпитальных судах и "выключено" - на судах эскадры явилось главной причиной поражения 2-й Тихоокеанской эскадры в бою с японским флотом. Русский офицер предположил, что адмирал Рожественский "верно имел какое-нибудь основание вести эскадру таким образом". Взгляд русского офицера не отрицает в последующем активности в действиях русской эскадры в предполагаемых адмиралом условиях.

9. Вскрытие обстоятельств включения и использования дополнительных сигнальных огней на госпитальных судах "Орёл" и "Кострома" порождает надежду на раскрытие тайны Цусимского боя о предполагаемом манёвре 2-ой Тихоокеанской эскадры в огневые позиции.