Сталин и сталинизм во внутренней политике
Сталин и сталинизм во внутренней политике
Внутрипартийные дискуссии 20-х годов современниками часто воспринимались как ругань между претендовавшими на первые роли лидерами. Было и это, но в конечном счете речь шла о путях дальнейшей эволюции нового государства. В таких случаях всегда возникает широкий спектр мнений и все участники уверены в своей правоте.
Но страна не может двигаться в разные стороны и последовательно проверять все возможные варианты. Поэтому, кто прав и что надо делать, при Ленине решал после горячего обсуждения сам Ленин. На этом дискуссии прекращались, и государство двигалось в выбранном направлении. После смерти Ленина такого авторитета не стало, но свято место пусто не бывает, и в руководстве должен определиться лидер. Им стал Сталин. И это было бы отличным выбором среди имеющихся кандидатур, если бы он затем не превратился в Хозяина.
Безусловно, Сталин добился своего положения почти в честной борьбе. Конечно, постоянно слышались упреки, что он использовал свой пост генерального секретаря партии для манипулирования делегатами на съездах и захвата контроля над партийным аппаратом и партийной печатью. Но проигравшие вожди сами оставили его в этой должности, несмотря на предупреждение Ленина. И ровным счетом ничего не сделали, чтобы разбавить секретариат ЦК своими сторонниками, хотя поначалу имели такую возможность. Вопреки здравому политическому смыслу они оставили расстановку кадров в руках одного человека. И смешно сетовать, что тот воспользовался своим преимуществом. Так что обиды и стенания безосновательны. Борьба есть борьба. Фолы допускаются не только в футболе, но и в политике. Или играй в то, что предполагает дух борьбы, или становись зрителем. Но самое главное – Сталин к концу 20-х приобрел не дутый, как это было с Хрущевым и Брежневым, а подлинный авторитет в партии и государственном аппарате. Точно так же за счет личных качеств он стал авторитетным политиком в среде таких зубров, как Черчилль и Рузвельт. Он стал политическим чемпионом заслуженно. Однако это половина дела.
Известно, что политик является выразителем подспудных исторических течений и обеспечивает реализацию скрытых тенденций путем конкретных политических и экономических мероприятий, в ином случае он терпит крах. Бисмарк и Мао Цзэдун стали объединителями своих государств – Германии и Китая, но эту историческую потребность довели бы до конца другие политики (Чан Кайши, например). Так и со Сталиным. И здесь начинается едва ли не самое интересное и спорное. Что именно создавал Сталин? Какое общество? Какой тип экономики? Какую идеологию? На какой общественный генотип опирался? Какую цивилизационную матрицу использовал? То есть какой из возможных исторических вариантов он, может и неосознанно, реализовывал? Для этого надо понять, что такое «социальный генотип» и «цивилизационная матрица».
Все люди имеют определенную генетику и генетическую «память», благодаря которой формируется внешний облик и психический склад (характер), так и общество имеет исторические корни, традиции, а народ – сложившиеся за века общие психологические черты (менталитет), что в совокупности сильно влияет на политическую жизнь народа и его историческую судьбу. Иван III – создатель Российского государства – ориентировался на европейскую цивилизацию, его внук Иван IV – на политические традиции симбиоза политического класса Руси и Орды. Иван III был государем европейского типа, Иван IV – восточным деспотом, ханом. Оба правителя стали выразителями двух имевшихся к тому времени в русском обществе цивилизационных матриц – «западноевропейской» и «азиатской». Эти две линии продолжились в веках в противоборстве и сожительстве, определяя судьбу Российского государства. Сталинский период не стал исключением и проявил себя в способах проведения индустриализации и функционировании политической системы.
Индустриализация
Была ли индустриализация осуществлена по воле и хотению Сталина, или он стал выразителем объективного процесса? Если послушать сталинистов, то создается впечатление, что, не будь его, большевики так и проваландались бы в спорах и ничего б не сделали. Конечно, это не так. Индустриализация произошла бы независимо от того, был бы Сталин у руля государства или нет. Курс на нее был избран еще при Ленине. Начало было положено знаменитым планом создания мощной энергетики – планом электрификации страны, принятым в декабре 1920 года. Строительство таких мощных предприятий, как гидроэлектростанция на Днепре (Днепрогэс), тракторный завод в Сталинграде, и десятков других успешно шло в 20-х годах без применения гулаговского труда и шараг.
Вопрос «Нужна ли индустриализация для СССР?» не стоял. Спор шел о том, где взять средства и каковы могут быть темпы промышленного развития. Бухарин считал, что старт должен быть относительно неспешным, чтобы не нарушить хрупкое социальное равновесие в стране. Троцкий и прочие «оппозиционеры» настаивали на ускоренной модернизации, для чего надо было подчинить этой задаче деревню. Сталин поначалу возражал Троцкому, пока не победил троцкистов, затем Бухарину, пока не раздавил правый уклон. После чего решительно взял план троцкистов и бросил крестьянство в топку индустриализации.
Не было бы Сталина, победила либо троцкистско-преображенская точка зрения (она фактически и победила!), либо бухаринско-рыковская. В первом случае мы имеем то, что получили в 1930-х годах, за вычетом голодомора, ибо Троцкий на такое вряд ли бы пошел и предпочел бы снизить темпы на пару лет. Он понимал, что голод сразу приписали бы его национальности. Во втором – более низкие темпы и более пропорциональное развитие народного хозяйства с сохранением частной собственности в деревне и рыночного производства (модель Югославии образца 1960-х годов). Этот вариант был бы для народа предпочтительнее, если бы не проблема Второй мировой войны. Спрашивается: хватило бы индустриальных сил при бухаринском варианте, чтобы выиграть войну с Германией? Если учесть, сколько производственных мощностей было потеряно в 1941 году, то похоже, что хватило. Тем более крестьянство не было бы озлоблено, а значит, меньше было бы добровольно сдававшихся в плен солдат и участников коллаборационистского движения. Получается, для СССР подходили оба варианта и их отдача зависела от «субъективного фактора» – умения править, не подставляя страну. А последнее, как показывает история, является «любимым» занятием российских правителей (Николай II в 1914 году, Сталин в 1941 году, Хрущев с волюнтаризмом, Брежнев с наградоманией и политикой застоя, Горбачев с неумной перестройкой и т. д.).
Подхлестывание темпов индустриализации имело теневую сторону, которую не хотят принимать во внимание сторонники Сталина. Когда появилась возможность проверить реальные достижения, то выяснилось следующее: плановые задания первой пятилетки (1928–1933) в действительности были выполнены в среднем на 60 процентов, второй пятилетки (1933–1937) – на 70 процентов. Вот некоторые цифры. В 1932 году вместо запланированных 10 миллионов тонн чугуна выплавлено 6 миллионов тонн. То же соотношение со сталью – 10 миллионов тонн плана и 6 миллионов тонн на деле. Угля добыто 64 миллиона тонн вместо намеченных 75 миллионов. И так далее. За этим «невыполнением» кроется огромный перерасход средств, замороженных в стройках и оборудовании. Убытки покрывались за счет народа. Чтобы замаскировать неувязки, первую пятилетку объявили выполненной досрочно. Позже Сталин признал ее невыполнение, но причиной назвал сложную международную обстановку. Непрестанно сложная обстановка в мире на многие десятилетия стала основным оправданием советской пропаганды при объяснении экономических трудностей.
Ради индустриализации Сталин возродил архаику, создав систему, восходящую к временам шумеров и древних египтян, империям инков и ацтеков. К. Маркс назвал ее «азиатским способом производства», антрополог К. Поланьи – редистрибутивным хозяйственным механизмом («редистрибуция» – от латинского «перераспределять»).
Редистрибуция – это внеэкономическое, принудительное изъятие государством прибавочного продукта, произведенного населением, с последующим распределением ресурсов в соответствии с целями верховной власти. В таком обществе преобладает неэквивалентный обмен, потому что заработная плата и цены назначаются сверху, исходя из возможностей государства. Правитель своей властью может назначить высокое жалованье одним и низкую зарплату другим группам работников. Цены определяются не в соответствии с законом спроса и предложения, а исходя из «целесообразности». Именно такая практика привела к укорению знаменитого советского дефицита. Он в значительной мере был явлением искусственным, вызванным политикой занижения цен. «Удешевленные» таким способом товары исчезали из открытой продажи и реализовывались «из-под прилавка».
Создание редистрибутивного хозяйственного механизма влечет за собой формирование строго иерархического бюрократического аппарата и сильных репрессивных органов принуждения. Без этого заставить людей регулярно отдавать «излишки» затруднительно. И первое (новый хозяйственный механизм), и второе (бюрократия), и третье (репрессивные органы) успешно были созданы или многократно усилены Сталиным в течение 10 лет – с 1928 по 1938 год. Эта система смогла (пусть и с огромными издержками) выиграть Вторую мировую войну и тем завоевала себе популярность в определенных умах. Она и впрямь эффективна, недаром система редистрибуции на планете просуществовала несколько тысячелетий, но только в том случае, если не принимать во внимание огромные накладные расходы в виде человеческих жизней и неприемлемость в таком обществе политических свобод. Классическим примером существующего ныне общества с редистрибутивным хозяйственным механизмом является Северная Корея. Недаром к ней благоволят современные сталинисты. Это и есть «азиатская» цивилизационная матрица, по законам которой живет государство. Оно всеми способами (репрессивными, воспитательно-пропагандистскими) закрепляет в народе традиции «восточного» менталитета. Правда, отказ от сталинизма и маоизма сразу после смерти создателей редистрибутивного хозяйственного механизма показал, что ХХ век в целом неблагоприятное время для «азиатской» цивилизационной матрицы. Вопрос – надолго ли?
Итак, вместо провозглашаемого свободного от эксплуатации социалистического общества появилось государство, похожее на те, что были в древности с поправкой на современную технику. Там тоже не было частной собственности на средства производства, земля принадлежала государству, общины походили на сталинские колхозы. Излишки урожая сдавались земледельцами в государственные амбары и затем распределялись среди населения. Размеры излишков и нормы распределения определялись управленческой кастой. Это позволяло иметь сильное государство, сильную армию и сохранять относительное социальное равенство, под которым подразумевалась бедность 98 процентов населения при достатке «номенклатуры», пекущейся о народе и государстве. Любопытствующие могут прочитать монографию Е. Старикова «Общество-казарма от фараонов до наших дней», где подробно разобрана тема подобия древнего «коллективного рабства» и сталинского социализма. Об этом же ранее написал книгу М. Шафаревич «Социализм как явление мировой истории». А вообще-то перекличка эпох была столь очевидна, что на эту тему откликнулось много ученых и публицистов. Самыми первыми, пожалуй, были Маркс и Энгельс, предсказавшие в «Манифесте коммунистической партии» возможность появления «казарменного коммунизма».
При Сталине обозначилась проблема «власть-собственность», когда производительная собственность номинально является общенародной, а фактически ею бесконтрольно распоряжается управленческая каста. Так называемая «приватизация» 1990-х годов явилась доведением этого факта до логического конца: номинальная собственность народа стала реальной собственностью узкого круга лиц – так называемых олигархов. Поэтому можно обоснованно утверждать, что сталинская система управления явилась предтечей олигархического капитализма. Дуб вырастает из желудя, и не важно, что желудь не похож на дуб.
Возрождение, казалось бы, отживших политико-экономических отношений в науке называется «инволюция» (возврат назад), что заставляет задуматься о возможных вариантах смутного грядущего. Сталин (равно как и Гитлер) доказал, что при определенных условиях возможно все, в том числе такая инволюция, о которой догадывались лишь самые проницательные умы, да и то в самом общем виде. Причем реинкарнация «азиатского способа производства» произошла во имя прогресса – индустриализации и развития наисовременнейшей науки! Форменный парадокс – сочетание несочетаемого, – однако, осуществился. Поэтому только поначалу мысль о возможном появление на просторах России православно-исламской империи – новой Золотой Орды, а с ней очередного варианта редистрибуции покажется диковатой. Но дело Сталина живет и может еще победить, в том числе в таком экзотическом «имперском» варианте. Это делает сталинизм из саги об ушедших днях актуальным феноменом.
Причина такого варианта кроется в нынешней инволюции – превращении России в сырьевой придаток мировой экономики и постепенной деиндустриализации, а также в замене коренного населения иммигрантами, что означает на деле исламизацию страны. Это та сила, которая лучше всего приспособлена к конфронтации с Западом. Так что мечта евразийцев (Л. Гумилева и др.) о симбиозе Азии и России в будущем во имя создания «самобытной» евразийской цивилизации вполне осуществима. И тогда наилучшей политико-экономической системой может стать обновленный сталинизм – редистрибуция в экономике, спаянное одной властью и одной идеей общество во главе с сакральным вождем. Такая империя может задать жару и Западу, но ценой станет откат в политическое средневековье.
Политическая система
При Сталине обвиняли в бонапартизме Троцкого и Тухачевского, но «императорскую» власть сосредоточил в своих руках почему-то обвинитель. Не было ли это тактикой Сталина: обвинять других в целях, которых он хотел достичь сам?
Вместо культа Троцкого и других вождей партии он воздвиг партийную церковь имени самого себя. Отныне и до его смерти все успехи связывались с именем Сталина, а провалы – с «врагами». Оно и понятно: папа римский не может быть грешен, равно как и глава партии – оба наделены сакральной властью. Расшифровку «культа личности» дал правитель «социалистической» Кореи Ким Чен Ир: «Бессмертная общественно-политическая жизнь дается каждому человеку в том случае, когда он через парторганизацию вступает в идейно-организационное единение с вождем – центром общественно-политического организма»[111]. Ничего не скажешь, честно и четко сформулировано. В таком обществе и вправду секса может не быть, хватает идеологического оргазма.
Секрет долгого властвования в «восточном» (традиционном) обществе прост: либо ты полностью контролируешь власть, либо тебя свергают. Этим оно кардинально отличается от демократического, где потеря власти одних и приход других лиц – естественный порядок вещей. Сталин сделал потерю власти катастрофой для теряющих, ибо это влекло за собой потерю не только социального статуса, но и самой жизни. Ты – все, пока во власти, ты – никто, когда ее теряешь. В сталинскую когорту можно было попасть, но выйти оттуда, например на пенсию, уже было невозможно. Либо ты должен умереть сам естественной смертью, либо от пули в энкавэдэшном подвале. Пришлось искать третий вариант – помочь умереть самому Сталину. И ситуация кардинально изменилась: репрессии прекратились, а Молотов, Маленков, Каганович и Хрущев, несмотря на политическое поражение, спокойно ушли на пенсию и прожили еще долго на своих дачах в кругу семьи.
Одно время в ходу были статьи с вопросом: «Что было бы, если б победил Троцкий?» Авторы не поняли, что Троцкий как раз и победил! Хотя только во внутренней политике, но победил! Правда, в виде пропагандистского образа. Отличие реального Троцкого от Сталина было фундаментальным. Троцкий был «европейцем», а Сталин – «азиатом». Не в географическом, а в смысле использования вида цивилизационной матрицы и общественного генотипа. Троцкий признавал необходимость развития демократии и гражданских свобод хотя бы в рамках партии, Сталину они были не нужны вообще. Его влекла «восточная» политическая система с четкой иерархической вертикалью: правитель – подданные. Из всех политических режимов его устроил только один – самодержавие и жесткий контроль государства над всеми проявлениями жизни подданных. А из экономических – хозяйственная редистрибуция. Ему в сто раз был ближе и понятнее Иван Грозный, чем Карл Маркс. Он и следовал Ивану IV, когда встал вопрос о том, что делать с «европейской» цивилизационной матрицей. Задавить! Для этого сделал своей опорой госбезопасность, превращенную в орган опричнины. И новые опричники принялись истреблять крамолу и «врагов» государства, то есть врагов правителя и выбранной им системы правления. Разница была лишь в том, что Иван Грозный по завершении поставленной задачи истребил руководителей опричников, а саму опричнину упразднил. Сталин тоже регулярно уничтожал кадры своих опричников (сначала Ягоду с сотоварищами, затем Ежова с компанией, потом Абакумова), но распускать свой подручный репрессивный аппарат не собирался, хотя все цели, казалось, были достигнуты. Это, похоже, и погубило его. Партийная верхушка стала бояться, что репрессиям не будет конца, и избавилась от зарвавшегося диктатора. После чего опричную систему (ГУЛАГ, шарашки, требование к чекистам без конца искать заговоры и пр.) ликвидировали.
Сталин искусно создал систему перманентного террора. 90 процентов населения страны оказалось под подозрением, в том числе 99 процентов властвующей элиты. Все началось с раздутых дел Промпартии и Шахтинского. Разумеется, многие старые специалисты без восторга относились к новой власти и вели соответствующие разговоры и даже создавали что-то вроде дискуссионных клубов. А в это время на шахтах случались аварии. После 1953 года и доныне во всем мире гибель шахтеров относят к нарушениям техники безопасности, но при Сталине их решено было квалифицировать как вредительство. Точно так же на заводах случались несчастные случаи, гнался брак, срывались задания. Это тоже стали квалифицировать как саботаж. А дальше отбирались следователи, которые могли создавать дела под нужным углом. Им говорили, что необходимо напугать врагов, отбить у них охоту группироваться, потому не беда сгустить краски. После этого стало возможным перейти к коммунистам-оппозиционерам. Как их уламывали, рассказано в книге разведчика, бежавшего от угрозы ареста, Вальтера Кривицкого на примере большевика с 1905 года С. Мрачковского.
«Пришел июнь 1936 года. Подготовка к первому показательному суду была завершена. Получены признания 14 заключенных. Основные герои – Зиновьев и Каменев – отрепетировали свои роли. Однако в этой группе намеченных жертв были двое, которые не сознались: Мрачковский и его соратник Иван Смирнов… Сталин не хотел начинать процесс без этих двоих. Они месяцами подвергались допросам… Однако отказались подписать признания. Начальник ОГПУ неожиданно попросил моего коллегу Слуцкого провести допрос Мрачковского и «сломить» человека. Я передам рассказ Слуцкого, насколько он запомнился мне.
– Когда я начал допрос, я был чисто выбрит. Когда я закончил его, у меня выросла борода, – рассказывал Слуцкий. – Допрос продолжался 90 часов.
Мрачковский рассказал Слуцкому, что его два раза возили к Сталину. Сталин говорил, что партия наполнена элементами, угрожающими делу большевизма. Всем партийным руководителям необходимо показать стране, путем признаний, что есть лишь один путь – путь Сталина. Мрачковский не поддался и возвратился в камеру.
Во второй раз, когда Мрачковский был вызван в Кремль, Сталин давал ему различные обещания, если Мрачковский будет придерживаться сталинской линии.
– Если вы будете полностью сотрудничать, – пообещал Сталин, – то я пошлю вас на Урал возглавлять там промышленность. Вы станете директором. Вы еще будете делать большие дела.
Мрачковский вновь отказался принять предложение Сталина. Именно тогда Слуцкому дано было задание сломить его. Дни и ночи проходили в спорах о том, что никто, кроме Сталина, не мог руководить большевистской партией. А Мрачковский твердо верил в однопартийную систему правления. Все же ему пришлось признать, что достаточно сильной партийной группировки, способной изменить партийный аппарат изнутри или сбросить руководство Сталина, не было. Несомненно, в стране наблюдалось глубокое недовольство, однако преодолеть его вне рядов партии означало бы покончить с системой, которой Мрачковский оставался верен. И следователь, и заключенный согласились, что все большевики должны подчинить свою волю и свои дела воле и идеям партии. Они согласились, что необходимо остаться в партии, даже если Сталин потребует ложных признаний с целью упрочения Советской власти.
– Я довел его до того, что он начал рыдать, – говорил мне Слуцкий. – Я рыдал с ним…»[112]
Все-таки великая вещь – демагогия! И хотя с высоты наших дней трудно понять, как эти опытные политики попались на столь простенькую заманку, но можно уверенно утверждать, что спустя полвека наши потомки будут удивляться тому, насколько наивными были мы, сегодняшние. Все течет и видоизменяется, но основы основ (социальная генетика) остаются неизменными.
Кстати, Слуцкого тоже затем расстреляли. Что естественно – он был свидетелем того, как процессы создавались. Но главное в другом: оказалось, большевики лишь на словах признавали народовластие и самодеятельность масс, а на деле превратились в вождистов, сторонников теории «герой и толпа» и последователей светско-религиозного ордена под названием Партия. Хотя есть тут одна тонкость. Большевики соглашались на судебных процессах облить себя грязью ради социализма, а им на смену шли чиновники, готовые смешать с грязью страну ради своего благосостояния.
После того как на открытых процессах было «доказано» наличие организации вредителей и сомневаться в них стало смертельно опасным делом, градус социальной истерии был доведен до уровня, когда дела о шпионаже, саботаже, заговорах на убийство стали обыденной частью жизни СССР.
Рвение сторонников Сталина в 1930-х годах понятно: убирались конкурирующие группы, расчищалось место для своих и создавались условия для быстрой карьеры. Цели Сталина и его соратников совпадали. Но в конце 1940-х годов Сталин взялся стравливать соратников уже между собой, собирать компромат на них, понемногу арестовывая, готовясь через них подобраться к остальным.
Его соратники думали, что в 30-х годах они заменили одну правящую элиту другой и теперь могут жить спокойно, но выяснилось, что Сталин отменил все правила. Он воспринимал себя не только вождем, но и абсолютным правителем, которому дано право карать любого чиновника по своему усмотрению, независимо от его заслуг и чинов. В таком подвешенном состоянии правящая элита не могла жить бесконечно долго. И когда Сталин был найден лежащим на полу без сознания, то прибывшие члены политбюро не спешили вызывать врачей. Все дружно играли спектакль «Ничего серьезного не случилось». Ну, прилег генералиссимус на ковер отдохнуть. Ну, по-стариковски обмочился – неужели из-за этого докторов беспокоить? Уложим на диван и дадим вождю спать дальше. Такое отношение говорит о том, что Сталин достал всех от мала (в смысле чинов) до велика. Его смерти, похоже, хотело все окружение. Это уже потом, спустя десятилетия, когда страхи за свою жизнь и судьбы близких забылись, появилась ностальгия по Сталину и пенсионеры принялись рассказывать о великом вожде, которому преданно служили. А когда развенчивали культ личности, то Молотов, Каганович и другие «твердые сталинцы» помалкивали, радуясь, что остались живы и уже не разделят судьбы своих родственников (брат Кагановича покончил с собой, жены Молотова и Калинина отсидели несколько лет). В марте 1953 года от мертвого Сталина отвернулось все руководство, начиная с Берии и Маленкова и заканчивая старыми его друзьями: Молотовым и Ворошиловым. Более того, прежние соратники прекрасно понимали, что сталинизм зашел в тупик.
Демонтаж сталинского наследия начался сразу после смерти вождя. Без раскачки, оглядываний по сторонам, споров, как жить дальше. Это свидетельствует о том, что понимание необходимости перемен к моменту смерти Сталина созрело в умах всех ключевых фигур его окружения.
Вот краткая хроника этих действий.
17 марта 1953 года Берия, занявший пост министра внутренних дел, санкционировал арест бывшего заместителя министра госбезопасности Рюмина, сфабриковавшего «дело врачей». 3 апреля 1953 года политбюро постановило освободить всех арестованных по «делу врачей» (37 человек) и привлечь к ответственности работников МГБ СССР «особо изощрявшихся в фабрикации этого провокационного дела». Также 3 апреля за убийство актера и общественного деятеля Михоэлса был санкционирован арест министра госбезопасности Белорусской ССР Цанавы.
4 апреля приказом по МВД запрещено применение к арестованным «мер физического воздействия». Приказано также упразднить в Лефортовской и Внутренней (на Лубянке) тюрьмах помещения для пыток и уничтожить «все орудия, посредством которых осуществлялись пытки».
17 апреля Берия представил в ЦК записку с просьбой прекратить дело арестованных «за вредительскую деятельность» работников Главного артиллерийского управления Советской армии во главе с маршалом Яковлевым.
Созданная Берией следственная группа приступила к пересмотру ряда особо важных политических афер – «дела авиаторов» (1946), «дела Еврейского антифашистского комитета» (1948–1952), «заговора в МГБ» (1951), «дела артиллеристов» (1952), «мингрельского дела» (1951–1952), «дела врачей» (1951–1953). Уже к июню 1953 года почти все арестованные были признаны невиновными, а сами дела – сфальсифицированными.
9 мая политбюро постановило реабилитировать адмиралов Алафузова, Степанова, Галлера (посмертно), осужденных за «пособничество иностранной разведке».
В тот же день было принято решение не принимать больше во внимание анонимки «как документы, заслуживающие доверие, чем широко пользуются клеветники».
9 мая по предложению Берии Президиум ЦК КПСС принимает постановление, запрещающее впредь оформлять портретами советских вождей колонны демонстрантов, здания и другие постройки в дни государственных праздников. Это постановление будет отменено сразу же после ареста Берии. Портреты были свидетельством принадлежности к клану «вождей», и они ревниво относились к «иконостасу».
Демонтаж сталинского наследия продолжился и после смещения Берии. Начался процесс упразднения системы ГУЛАГа. Лагеря передавались из МВД в ведение Министерства юстиции, что должно было усилить законность в этом вопросе. Отменен указ от 21 февраля 1948 года о бессрочной ссылке «особо опасных государственных преступников».
13 июля 1953 года постановлением ЦК была реабилитирована группа генералов и адмиралов в количестве 54 человек.
Судя по масштабам реабилитации, соратники Сталина давно перестали верить в полчища шпионов и заговорщиков, которые, по уверению вождя, роились на просторах СССР.
Указом Президиума Верховного Совета СССР от 1 сентября 1953 года упразднено Особое совещание при МВД СССР, созданное 5 ноября 1934 года для ускоренного внесудебного рассмотрения уголовных дел, подпадавших под 58-ю статью УК РСФСР («контрреволюционная деятельность»).
Менялась ситуация и во внешней политике. Новое руководство стало искать пути выхода из положения «осажденной крепости».
16 марта 1953 года председатель Совета министров СССР Маленков призывает западные державы к поиску путей мирного разрешения спорных вопросов. «В настоящее время, – заявил глава советского правительства, – нет таких запутанных или нерешенных вопросов, которые нельзя было бы решить мирными средствами на базе взаимной договоренности заинтересованных стран. Это касается наших отношений со всеми государствами, включая Соединенные Штаты Америки».
27 июля 1953 года подписано перемирие, положившее конец военным действиям в Корее.
Была признана ошибочным характеристика режима в Югославии как фашистского.
Менялась экономическая политика. В августе 1953 года на сессии Верховного Совета СССР объявили о снижении налогов с крестьян. Тогда же глава правительства Маленков предложил ускорить развитие легкой промышленности, выпускающей потребительские товары для населения, и сократить расходы на тяжелую, в значительной степени ориентированную на гонку вооружений.
Экономический, научно-технический и культурный подъем 1950—1960-х годов показал, что вполне можно обойтись без ГУЛАГа и массового труда заключенных, шарашек, арестов, ограбления крестьянства и крепостничества в деревне. Тем самым наглядно было продемонстрировано, что методы Сталина себя исчерпали.
Власть бюрократии
Сталину не удалось предотвратить буржуазное перерождение сформированной им в 1930-е годы бюрократии и тем предотвратить «термидор», то есть союз бюрократии с буржуазией, и «переформатирование» государства в капиталистическое, о чем предупреждал Троцкий. «Захочет ли мирно врастать в социализм бюрократия, в руках которой сосредоточены власть и богатство? – вопрошал Троцкий в книге «Преданная революция». – В этом допустимо усомниться, потому что «бюрократизм из «извращения» превратился в систему управления». И оказался прав. Бюрократия, став «классом», попыталась «врасти» в социализм, но, когда поняла, что это против ее природы, отказалась от дальнейших усилий и вернула капитализм, сознательно разрушив СССР.
Будущие руководители государства – Хрущев, Брежнев, Суслов – вошли в состав высшего руководящего слоя именно при Сталине, он им протежировал. В свою очередь, Брежнев выдвинул Горбачева, сделав его членом политбюро, а другой сталинский выдвиженец – Громыко – своим авторитетом обеспечил его избрание генеральным секретарем. На этой фигуре эпопея «советской власти» закончилась. В итоге миллионные жертвы классовой борьбы оказались напрасными.
Хрущев на ХХ съезде вспоминал, будто Сталин сказал соратникам: «Вы слепцы, котята, что же будет без меня, погибнет страна…» Что же это за государство получилось, если его существование целиком зависело от одного правителя? Пока он был жив – «деревья качались», а потом – в пропасть? Где же преемственность? Потому в КНДР пост руководителя страны стали передавать по наследству, выходит, и Сталину надо было передать пост генерального секретаря своему сыну Василию? В качестве альтернативы можно назвать США, во главе которых стояло немало президентов не самого большого государственного ума, но страна не развалилась, а успешно развивалась и набирала мощь. Это означает, что там сумели создать динамичную и одновременно устойчивую государственную систему. А Сталин – лишь динамичную, но неустойчивую; она и опрокинулась.
Итак, Сталин – создатель великой державы? Да. Но одновременно Сталин заложил основы крушения СССР, потому что держава получилась «старорежимной», монархической по духу. Такой «Египет фараонов» в ХХ веке разошелся с велениями времени. Однако на его авторитете это сказалось мало.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.