Должна была пролиться кровь. Москва, август 1991-го
Должна была пролиться кровь. Москва, август 1991-го
Утро девятнадцатого. Кремль. Демонстрации и защита Кремля. Танки на Ленинском проспекте. Спецназ КГБ в Кремле. Советники Ельцина из ЦРУ. Рекогносцировка ночной Москвы. Бой на Садовом под Арбатским мостом. Обманутые «герои». Завравшиеся СМИ. Доклад на штабе ГКЧП. И по поводу отношения сотрудников КГБ СССР к ГКЧП и его действиям. Жертвы с другой стороны.
О ГКЧП написано очень много и самого разного. Столько много, что в потоке полуправды, полулжи и полной лжи найти истину крайне сложно. Много, в частности, говорилось о том, что практически все действия были заранее спланированы. Якобы члены ГКЧП готовились к введению чрезвычайного положения в стране, в таком варианте, чуть ли не за полгода, и в решающий момент им осталось только ввести войска и начать интернирование демократов. Даже наручники якобы были приготовлены в огромном количестве..
На самом деле все происходило совершенно не так, как теперь пытаются преподать.
Будучи почти год помощником Ю.С. Плеханова, я пользовался его полным доверием и не раз выполнял достаточно щепетильные задания, касающие весьма высокопоставленных особ, и маловероятно, чтобы он, зная о готовящемся перевороте, отпустил бы меня в это время в отпуск.
Ни одно серьезное мероприятие без участия руководства штаба, как вы понимаете, также обойтись не могло. Ведь именно он (штаб) переводил в конкретные действия замысел партийных и государственных руководителей. Многочисленные графики, списки, отчеты о материальных затратах — вряд ли могли пройти мимо него.
Да и просто замыслить заговор, в котором участвуют сотни тысяч военнослужащих, и сохранить его в строжайшем секрете — вещь почти нереальная, даже в СССР.
12 августа я, как планировалось, убыл в отпуск, в Липецкую область.
Утро девятнадцатого
Рано утром, 19-го, меня разбудил звук громко работающего приемника. Прислушиваюсь — передают заявление ГКЧП о том, что создан Государственный комитет по чрезвычайному положению. Зачитывается его состав. Янаев, Крючков, Бакланов — всех их я хорошо знал и неплохо к ним относился.
Заявление ГКЧП полностью отвечало и моим взглядам на сложившуюся в стране ситуацию.
Для Горбачева и его команды было характерно:
Отсутствие необходимых знаний, опыта, непрофессиональный подход к решению экономических, политических и других вопросов.
Отход от коллегиальности руководства, волюнтаризм при принятии решений во внутренней и внешней политике. Откровенная сдача позиций в отношениях с Западом.
Трудно было ждать каких-либо позитивных сдвигов в стране от лидера, который, как мы убедились, не имел четкой политической и экономической программы, метался из стороны в сторону.
Уже была видна направленность его усилий, прежде всего против Коммунистической партии, членами которой были практически 100 % сотрудников органов госбезопасности.
Прямая поддержка, а то и открытое провоцирование его ближайшим окружением сепаратистских настроений в республиках СССР.
Систематическая дискредитация Советской Армии, КГБ и МВД и др.
Отпуск, как я понимал, для меня закончился. Собрался я быстро и уже через час был на шоссе, ведущем в аэропорт. Было около 7 часов утра.
В это время мимо проходил старенький автобус с рабочими местного асфальтового завода. Набит почти до отказа, но притормозил, меня согласились подвезти. Рабочий класс уже в курсе дела, полным ходом идет обсуждение ситуации. Общее настроение вкратце можно передать так: «Наконец-то!».
Я вышел у поворота на аэропорт. Оттуда пришлось идти пешком километра 3–4. Автобусы еще не ходили.
На полпути меня догоняют старенькие «Жигули». За рулем — пожилой водитель, рядом — пассажир довольно юного возраста. Став посреди дороги, пытаюсь остановить. Представляюсь, показываю свои документы и прошу подбросить в аэропорт. В ответ водитель, хитровато улыбаясь, спрашивает через открытое боковое окно: «А ты, полковник, за кого, за ГКЧП или за Горбачева?» — «Наверное, за ГКЧП».
«Ну, тогда садитесь!»
…А вот и Липецкий аэропорт. По громкой связи диктор объявляет, что на самолет Липецк — Москва посадка закончена. Забегаю в служебное помещение аэропорта. Меня пытаются остановить… Буквально силой прорываюсь.
Никогда практически я не пользовался в личных целях ни своим удостоверением, ни теми большими правами, которые оно давало. Но тут мне пришлось снова представиться и попросить, чтобы меня посадили в самолет. Даже не попросить, а потребовать, потому что самолет — ЯК-40, кажется, был готов к взлету.
Мне выделяют стюардессу, которая должна проводить… Бежим с ней к самолету, который, слава Богу, стоит не очень далеко от здания (это не Домодедово или Шереметьево)…
При выходе на аэродром стоит кучка летчиков. Один, размахивая руками, что-то рассказывает, остальные громко хохочут. Поравнявшись с ними, я краем уха слышу: «Надо же, как неудачно бывает: только вчера написал заявление о выходе из партии и сдал партбилет, а теперь снова к власти пришли коммунисты. Надо срочно его забирать!».
В салоне самолета тоже приподнятое, жизнерадостное настроение. «Горбачеву конец, может, в стране что-то изменится в лучшую сторону, прекратятся эти хаос и дурь! Надоело слушать его пустую болтовню!» Вспоминаются все грехи и прегрешения «минерального секретаря» и его гранд-дамы. Идет разговор о борьбе с преступностью, о работе с кадрами, о внешней политике. Кто-то даже предложил выпить шампанского за успех ГКЧП. Тост единодушно поддержали.
Москва. В аэропорту «Быково» выхожу из самолета, вижу — стоит автомобиль с «МОСовскими» номерами. Буквы, присущие только автопарку ЦК. Я — к нему. Представляюсь. Интересуюсь у водителя, чья машина.
Оказывается, прилетает управляющий делами липецкого обкома партии, которого он должен встретить и отвезти в ЦК.
Я дождался, когда, наконец, появился «знатный гость», обладатель широкого лица, типичного для утомленного партийного работника. Видимо, он уже проинформирован. На мою просьбу подбросить меня в Кремль, ответил кучей любезностей, и мы двинулись в Москву.
С начала 90-х в связи со сложнейшей экономической и политической обстановкой в стране вопрос о чрезвычайном положении рассматривался неоднократно. И не раз инициатором этого являлся сам Президент СССР, господин Горбачев.
15 января 1990 года Президиум ВС СССР ввел чрезвычайное положение в Нагорно-Карабахской автономной области и в прилегающих к ней районах Армянской и Азербайджанской ССР.
Еще в декабре 1990 года Комитетом госбезопасности прорабатывались варианты по стабилизации обстановки в стране на случай введения чрезвычайного положения.
После февральского 1991 года противостояния, когда агрессивные намерения демократов уже проявились, планы стали переходить в конкретные действия. Был создан межведомственный штаб КГБ, МВД и Министерства обороны СССР, который подготовил некую схему действий на случай чрезвычайной ситуации.
В них тогда не шла речь о ГКЧП. Это был просто типовой план, разработанный правоохранительными органами и силовыми структурами на тот случай, если что-то неординарное произойдет в Москве или стране.
Я также принимал участие в подготовке части этого плана, правда, только в части, касающейся охраны Кремля, зданий ЦК КПСС и специальных объектов охраны 9-го Управления КГБ. Таковыми было нашпиговано буквально все Подмосковье. И поэтому я достаточно хорошо знал, какие меры безопасности должны приниматься в столице и прилегающих к ней районах. Некоторые из них мы как раз проезжали.
Посматриваю по сторонам. Прекрасное летнее утро. Уже понемногу желтеет листва. На дороге тишь да благодать. Машин мало. Идем 120–140. Чрезвычайное положение? А где же блок-посты, бронетехника, патрули и т. п.?
В машине включен приемник. Периодически передают Обращение ГКЧП, выступления известных людей, отзывы граждан о том, как они воспринимают происходящее.
«Для предотвращения развала СССР 18 августа 1991 года “на основании ст. 127-3 Конституции СССР и ст. 2 Закона СССР “О правовом режиме чрезвычайного положения”… был создан Государственный комитет по чрезвычайному положению (ГКЧП), в который вошли: вице-президент СССР Г.И. Янаев, премьер-министр СССР В.С. Павлов, министр внутренних дел СССР Б.К. Пуго, председатель КГБ СССР В.А. Крючков, министр обороны СССР Д.Т. Язов, первый заместитель председателя Совета Обороны СССР О.Д. Бакланов, председатель Крестьянского союза СССР В.А. Стародубцев, президент Ассоциации государственных предприятий и объектов промышленности, строительства, транспорта и связи СССР А.И. Тизяков».
«В связи с невозможностью, по состоянию здоровья, исполнения Горбачевым М.С. своих обязанностей… “на основании ст. 127-7 Конституции СССР” исполнение обязанности Президента СССР было возложено на вице-президента Г.И. Янаева. В Москву была введена военная техника.
Москва. «Депутатская группа “Союз”» поддержала заявление ГКЧП».
Хабаровск. «В чрезвычайном комитете крепкие мужики, которым не безразлична судьба России. Им вполне можно доверять, они наведут порядок в стране. Я за порядок и за союзные законы…» и т. п.
Кремль
Подкатываем к Спасской башне. Поблагодарив своих спутников, подхожу к офицерам у ворот. Они меня хорошо знают, докладывают по уставу: «Товарищ полковник, за время Вашего отсутствия происшествий не случилось!»
— Как это — не случилось?! А ГКЧП? Какие задачи перед вами ставили на инструктаже перед заступлением на пост?
— Повысить бдительность!
— И все?
— Так точно!
Над Кремлем, как мне показалось, радостный колокольный перезвон. Отмечаю про себя: «Церковь, как всегда, быстрее всех сориентировалась!»
(19 августа в Москве проводился Первый конгресс соотечественников за рубежом, открытие которого сопровождалось торжественным богослужением в Успенском соборе Московского Кремля. Вот откуда колокольный звон.)
По пустым прохладным коридорам 14-го корпуса прохожу в расположенную на первом этаже Дежурную службу — обычная текучка. Поднимаюсь в штаб, тогда еще — отдел службы и боевой подготовки, — тишина.
Захожу в свой кабинет, сразу к пульту. У меня были прямые телефоны со всеми руководителями Управления. Нажимаю кнопку связи с начальником Управления генерал-лейтенантом Ю.С. Плехановым — молчание. Жду минуту, другую, потом звоню в приемную. Там отвечает его секретарь — мой тезка, Валерий Николаевич Козлов. Спрашиваю, на месте ли Юрий Сергеевич.
— Так точно, — говорит, — на месте!
— А почему он не берет трубку?
— Перезвоните, я ему сейчас доложу!
Перезваниваю. — «Товарищ генерал! Юрий Сергеевич! Прибыл из отпуска, какие будут указания?»
— Заходи, ко мне, у нас как раз совещание!
Каждое утро в 10 часов, в кабинете начальника Службы охраны проходило оперативное совещание, где подводились итоги прошедшего и обсуждались вопросы грядущего дня.
На этот раз после оперативки Плеханов попросил остаться высшее руководство «Девятки» и меня. Никаких комментариев по ситуации, никаких обсуждений.
Мне дается задание подготовить план усиления охраны Кремля, загородных объектов, подготовить резервы на случай чрезвычайных ситуаций и т. п.
Демонстрации и защита Кремля
В общем, ничего принципиально нового, все эти планы у нас уже были разработаны, отточены и апробированы.
Я уже рассказывал, что с середины 80-х Кремль постоянно был в эпицентре событий, в частности массовых мероприятий. Демократические митинги и демонстрации на Манежной, концерты на Красной площади и богослужения в Кремле, собиравшие сотни тысяч людей. Со своими бедами приходили к Кремлю искатели правды: матери погибших воинов, шахтеры, беженцы из различных уголков огромного СССР и др.
Мы накопили уже огромный опыт работы с большими массами народа. А сейчас наши обычные планы нужно было просто выстроить под конкретную ситуацию.
Когда все разошлись, я ненадолго задержался у Плеханова: — Юрий Сергеевич, объясните, что же происходит? — Честно говоря, — ответил он, — я и сам толком не все понимаю. Так что ты пока работай по намеченному плану.
Возвращаюсь в свой кабинет, вызываю работников, даю задания разработать соответствующие документы.
В это время приходит шифровка от председателя КГБ В.А. Крючкова, (номер — шт. № 318), где дается распоряжение повысить мобилизационную готовность подразделений КГБ. Помимо обычных типовых пунктов — «…организация оперативного наблюдения в окружении объектов охраны, в частности Московского Кремля, а также формирование в подразделениях резервов сотрудников для пресечения возможных противоправных проявлений на охраняемой территории…», планируется выдача личного оружия офицерскому составу, предполагается приведение в готовность тяжелого вооружения — пулеметов, гранатометов подразделениям, которые могут принять участие в защите объектов охраны.
Естественно, в «Плане усиления охраны объектов Службы охраны и СЭТУ при ХОЗУ КГБ СССР», который я подготовил, появляется еще один необычный пункт: «…службам Кремлевского полка расконсервировать тяжелое вооружение и передать его в соответствующие подразделения. Офицерскому составу Службы охраны выдать личное оружие…».
(Потом этот пункт был поставлен мне в вину в период следствия по делу ГКЧП, хотя он был просто детализацией указания Председателя КГБ СССР.)
Работаем спокойно. Нового ничего нет. Как я уже сказал, съезды депутатов СССР и РСФСР, демонстрации под стенами Кремля и др. натренировали нас. Но полнейшее отсутствие оперативной информации о происходящем в городе серьезно затрудняет работу. Да и не всему можно верить. Поэтому необходимо было создать собственную систему получения информации о том, что происходит на охраняемых объектах.
Как обычно, выставляем наблюдателей на башни и стены Кремля. Ведется оперативная видеосъемка.
Сотрудники 5-го отдела (охрана Кремля и его окружения, трассы проезда и др.), имеющие опыт негласной работы, направляются в места скопления людей, в частности к Дому Советов.
Согласовав с руководством Комитета, направляем одного из офицеров штаба в информационный центр «семерки». Задача, образно говоря, — «сидеть в уголке» и внимательно слушать их переговоры. В случае получения коллегами информации о каких-либо подозрительных действиях в окружении наших объектов — срочно сообщать по телефону.
Но этого мало. Высылаем в город патрули на машинах без каких-либо намеков на принадлежность к Комитету госбезопасности и к нашему Управлению. Радированные «Жигули» с неприметными номерами объезжают Москву по разработанным штабом маршрутам.
И у нас, наконец, появляется объективная информация «из первых рук».
Отслеживаем, что передают радио и телевидение. Но там информация односторонняя и чаще всего искаженная. На государственных каналах — знаменитое «Лебединое озеро» и дикторы со скучными лицами, зачитывающие различного рода обращения и заявления.
Тогда же мы уже ввели систему документирования любого телефонного звонка, любой поступающей информации. Все записывалось: время поступления, ее содержание, а также распоряжения, которые в связи с этим были сделаны. Эти записи помогают сегодня восстановить хронику событий тех дней. Память, увы, — штука ненадежная.
Передо мной лежит документ: «Информация, полученная с постов наблюдения (Средняя Арсенальная и Боровицкая башни)».
19 августа 1991 г.
11.45 — перекрыта Красная площадь.
11.55 — на Манежной площади около 1000 человек.
12.15 — большое количество людей у гостиницы «Москва».
12.18 — на крыше Исторического музея два человека в военной форме.
12.24 — примерно 300 человек перекрывают движение по ул. Горького.
12.28 — колонна грузовиков (10 а/м) в сопровождении ГАИ движется с ул. Манежной к Историческому музею.
12.32 — группа людей в районе Манежной улицы перекрыла движение (над подземным переходом).
12.33 — на Манежной площади 12 автобусов с ОМОНОМ… Всего 4 страницы мелким шрифтом.
Начало дня прошло в мелких заботах.
Танки на Ленинском проспекте
Неожиданно около 13 часов один из экипажей, находившихся на Киевском шоссе, передает: «14.00 — в сторону Москвы движется колонна бронетехники. Танки, бронетранспортеры, грузовые автомашины. Веду сопровождение, пытаюсь установить принадлежность…».
В пределах Московской кольцевой автодороги Киевское шоссе переходит в Ленинский проспект, а по нему, устремляясь дальше, колонна обязательно пройдет мимо Кремля, мимо Боровицкой башни. Уже поэтому колонна представляет для нас интерес. И оставить ее без внимания мы не можем.
А информация меняется каждую минуту. СМИ передают: «Батальон танков перешел на сторону демократии! Начальник охраны Горбачева генерал Медведев — на стороне Ельцина и т. п.». Идет вполне однозначная дезинформация. Тем более нам важно было выяснить, что же это за танки.
Даю экипажу задание сопровождать колонну и постоянно информировать обо всех происходящих изменениях. Причем техники идет столько, что ребята очень скоро сбились со счета.
А в колонне идут танки, бронетранспортеры, грузовые машины, полевые кухни. Ситуация становится тревожной. Мы вынуждены поднимать резервы.
Кремлевский полк готов отразить возможное нападение на Кремль. Надо сказать, что раньше никому в голову не приходила мысль о том, что на Кремль может быть направлена танковая атака, и кроме полагающихся подразделениям штатных ручных гранатометов, у нас ничего не было.
Жизнь оказывается многообразнее.
Опять вспоминаю старый «девяточный» анекдот. Я его рассказывал, говоря о приземлении Руста.
Могут, значит, у Кремля появиться не только самолеты, но и танки. Голова колонны уже посередине улицы Георгия Димитрова (теперь это Якиманка).
Звоню дежурному по Комитету, а он понятия не имеет, откуда могут быть эти танки. Связываюсь с дежурным по Министерству обороны — и он не может или не хочет мне точно сказать, кому принадлежит колонна и каковы ее цели.
Дежурный по МВД информирует, что министр Пуго дал указание начальнику ГАИ выделить с 5.00 экипажи госавтоинспекции для сопровождения от МКАД до Дома Советов РСФСР боевой техники и личного состава вводимых в Москву частей. Но речь шла, как он понял, о нескольких единицах, а не о массовом вводе в столицу войск. И он не знает, чья это техника.
Одна из главных ошибок ГКЧП — это келейность. Даже руководители подразделений Центрального аппарата КГБ СССР, председатели КГБ союзных республик, начальники краевых и областных управлений госбезопасности не имели четкого представления ни о стратегии, ни о тактике Государственного комитета. Была единственная ориентировка — «…поддерживать структуры ГКЧП на местах», которые, кстати, еще не были созданы. Не имея четких, юридически оформленных указаний генералы-чиновники предпочитали «дуть на воду».
Мало оказалось, как пел В. Высоцкий, «буйных»-инициативных.
А строй неопознанной бронетехники уже ревет и дымит в центре Москвы.
На одной из первых машин неожиданно поднимается российский триколор. Это теперь он государственный флаг, а тогда, естественно, он у меня, в частности, ассоциировался с царским, власовским, антисоветским флагом.
Напряжение нарастает. Колонна выруливает на Большой Каменный мост, приближается к Боровицкой башне… Напряжение нарастает. К головной машине направляется один из сотрудников 5-го отдела Службы для выяснения цели прибытия и принадлежности войсковой колонны. Офицер несет службу в милицейской форме. Стучит монтировкой по броне. В ответ — крепкий русский мат, с упоминанием «ментов поганых».
Через какое-то время с удивлением узнаем, что это оказывается пришла к нам на помощь техника 27-й отдельной мотострелковой бригады специального назначения КГБ СССР под командованием начальника Управления «СЧ» КГБ СССР (создано 17 апреля 1991 года), бывшего секретаря Парткома 9-го Управления КГБ, а еще раньше — командира Краснознаменного Кремлевского полка генерал-майора Коленчука И.П. И ее задача — усилить охрану Кремля. А флаг — это для конспирации. Ведь они также получали информацию только по радио, дикторы которого вещали чуть ли не о кровавых сражениях на улицах Москвы.
Кстати, генерал Лебедь также просил дать ему российские флаги, чтобы под их прикрытием через толпу защитников подойти вплотную к Дому Советов. Стереотипы мышления. Школа то одна. Только никто не подумал, как это будет выглядеть политически, как будет воспринято москвичами, нашей и зарубежной прессой.
Мы, не мешкая, открываем Боровицкие ворота.
По заранее распланированной и согласованной схеме каждый офицер спецназа знал, где должны стоять БТРы или танки его подразделения. Теоретически.
Но представьте: тяжелые танки заходят в Кремль. Помимо того что это исторический памятник государственного масштаба, это еще и наша «подшефная» территория. И мы, стараясь сохранить этот уникальный памятник, долго боролись, например, над уменьшением количества машин, въезжающих сюда. Каждый отобранный у номенклатуры пропуск стоил немалых нервов и крови В.А. Крючкову и Ю.С. Плеханову.
А теперь речь идет не о цэковских начищенных и отполированных «Волгах», «Чайках» и «ЗИЛах», а о БТРах и танках.
Земля дрожит, воздух превратился в сплошное облако выхлопных газов.
Танки планировалось разместить в Тайницком саду.
У косогора, который идет в сторону реки Москвы — прекрасные клумбы и газоны. Совсем недавно там трепетно выхаживалась каждая травинка. Я сам наблюдал, как женщины на коленях ползали, сажая там цветочную рассаду и сея траву. Потом прикрывали всходы какими-то мокрыми тряпочками, периодически поливали теплой водой и т. п. Тяжелейший труд. Но газон всегда получался очень красивый. И, конечно, танкам на нем было никак не место.
Тем более, что у танков есть одна маленькая особенность: плохая видимость у механика-водителя, да и у командира тоже. Это не широкое лобовое стекло автомобиля, а только смотровые приборы и щели, в которые много не увидишь. Какие там тротуары, газоны, да еще в условиях чрезвычайного положения… А что такое многотонная гусеничная машина, разворачивающаяся на мягком от жары асфальте? Правильно. Получается, чуть ли не метровая яма.
Поэтому, увидев, как вошли первые боевые машины и представив, что будет, если вся танковая колонна войдет в Кремль, мы поняли, что никто и никогда нам не простит этих разрушений. Напомню, что взвод — это три танка, рота — 12, а в батальоне 3–4 роты, то есть около 40 танков. Очень долго придется восстанавливать разрушенное.
Расположиться на территории Кремля мы разрешили только нескольким боевым машинам первого батальона, бронетехнику которого, помимо основного предназначения, предполагалось использовать для блокирования ворот Кремля на случай попыток несанкционированного прорыва на охраняемую территорию посторонних лиц, автомашин. Раньше мы в этих целях использовали тяжелые грузовики с бетонными плитами.
К счастью, за эти августовские дни подобных случаев не наблюдалось и каких-либо активных действий военнослужащие бригады не предпринимали.
Остальным же танкам и БТРам пришлось выстроиться на Манежной площади. Конечно, с точки зрения обывателя, это было не самым удачным решением, потому что на Манежной стало «ни пройти, ни проехать». Да и политически мы много проиграли. Но другого выхода у нас не было, а изуродовать Кремль мы не имели права.
Спецназ КГБ в Кремле
Случались довольно занятные ситуации. Идет группа иерархов церкви. В расшитых одеяниях, красивых митрах… Тут же мимо марширует взвод спецназа. Обвешенные оружием, в полном снаряжении бойцы подковками высекают искры из кремлевских булыжных мостовых. А иностранцы — не дремлют. Ловят курьезность момента, радостно фотографируют и тех, и других!
Тогда я сделал один верный ход, который потом меня здорово выручил. Я уже рассказывал, что в середине 80-х в штабе охраны была создана группа видеодокументирования. Сейчас настал ее звездный час. Все события внутри Кремля и в его окружении были засняты и на этот раз: подход танков, их размещение, Конгресс, богослужение, свободные прогулки туристов, лежащие на дороге демократы и др.
Уже на первых допросах по делу ГКЧП эта пленка здорово пригодилась мне, потому что оспаривать то, что показывали ее кадры, было практически невозможно.
Да и на многие другие вопросы она давала однозначный ответ.
Кое-кто из чиновников, фактически поддержавших ГКЧП, бегавших по коридорам 14-го корпуса, старательно демонстрировавших поддержку «новой власти» и радостно снимавших портреты Горбачева, на допросах с перепугу убеждали следователя, что с самого начала событий они не разделяли идеи «путчистов». Но тогда следовал резонный вопрос: «Почему же вы в течение этих трех дней находились в Кремле?» На что они заявляли, что, мол, не могли уйти. Их якобы не выпускали: «…Мол, Комендатура Московского Кремля, и в частности полковник Величко, изменили пропускную систему…».
И тогда с помощью той же пленки я смог доказать, что ничего подобного не было. Допуск в Кремль граждан и автотранспорта не изменялся и производился в обычном порядке. Народные депутаты СССР и РСФСР имели право беспрепятственного прохода в Кремль через Спасские, Троицкие и Боровицкие ворота. Сотрудники партийных и государственных органов проходили в Кремль и из него по служебным пропускам. Каких-либо дополнительных пропусков не вводилось». Из материалов следствия по делу ГКЧП.
«19 августа с 10.00 до 14.00 в Успенском соборе проходило богослужение в связи с открытием Первого международного Конгресса соотечественников. 19 и 21 августа в Кремлевском дворце съездов проводились приемы в честь участников Конгресса и Съезда библиотечных работников. Кремль был открыт, и никто никого на его территории не удерживал» — это уже из протокола допроса.
Я полностью продежурил в Кремле весь первый день. 20 августа также оставался на посту. Мы решали много организационных вопросов по охране Кремля, по размещению, питанию и отдыху бригады спецназа; контролировали режим на объектах охраны и в Подмосковье и по стране.
Телефоны не умолкали. Постоянно поступала информация о происходящем в Москве и в стране, причем с разных сторон и из разных источников. Нужно было правильно реагировать, отделять истинную картину от желаемой кем-то, разумные действия от провокации.
Утром 20-го я отпросился у Ю.С. Плеханова съездить домой. Планировал поспать час-другой. Да и переодеться надо было. Эти дни я, приехав в Кремль без заезда домой, ходил в ливийской военной форме, только без погон и знаков различия. Она очень хорошо подходила для строительных работ, которые я вел в отпуске в Липецке, брюки, рассчитанные для боев в пустыне, для защиты от пыли и песка имели на щиколотках аккуратненькие завязочки и др. Надо было видеть мой «прикид» — оливковая форма с брезентовым поясом и «ПСМ» на боку. Только без головного убора. Несерьезные тропические «панамки» не пришлись мне по душе.
Надо отметить, что в те августовские дни в эфире Москвы безраздельно царствовало радио «Свобода», вещавшее прямо из «Белого дома». Вместе с другими мировыми средствами массовой информации «Свобода» распространяла не соответствовавшие действительности сенсационные сообщения о штурме и гибели людей «на баррикадах у Белого дома» и т. п.
Усердствовали, срывали голоса, энергичные и агрессивные дикторы «Эха Москвы» и Ко. Их передачи также были заполнены эмоциональными лозунгами, призывами и откровенной дезой. Инцидент на Садовом кольце, например, выдавался как начало штурма Белого дома.
Искусственное придание «путчистам» демонического облика имело тактическую цель: это была «гениальная психологическая стратегия Бориса Ельцина и его команды, которые… разыграли в мировом эфире драму столь высокого накала, что ГКЧП не выдержал, бежал», — пишет «Независимая газета» (12.09.1991 г.). То есть в кратчайший срок в стране и мире «путчистам» был создан такой убедительный образ «пугала», что они уже были не в состоянии его изменить.
Особо следует сказать об армии. Из Дома Советов, который очень быстро переименовали в «Белый дом», постоянно велись переговоры с военными властями разного уровня. Генерал-полковник Кобец, по его собственному признанию, «по нескольку часов не отрывал трубку от уха», получая информацию и даже частично регулируя, совместно с командованием МВО, движение военных колонн.
Сегодня во многих мемуарах авторы ссылаются на помощь многочисленных информаторов-инициативников, снабжавших якобы штаб обороны Дома Советов важной информацией.
Но ни в многотомных трудах Б. Ельцина и Р. Хасбулатова, ни в мемуарах демократических чинов более низкого ранга вы не найдете ни слова об информации, поступавшей к ним по каналах Центрального разведывательного управления США.
Только из американской печати, которой совсем наплевать, как это выглядит в глазах патриотов, мы узнаем, что Ельцину в это время активно помогала американская разведка.
Советники Ельцина из ЦРУ
Американский журналист Сеймур Херш в своей книге «The Wild East» («Дикий Восток») отмечает, что в конце 1991 года в американской печати разразился скандал. Стало известно, что Ельцину в те дни важную помощь оказало ни много ни мало ЦРУ. Сотрудники посольства США во время ГКЧП приносили Ельцину расшифрованные шифротелеграммы Генштаба СССР, министра обороны СССР Язова — члена ГКЧП и направляли Ельцина в его тактических решениях в борьбе с гэкачепистами. Американцы возмутились не самим фактом вмешательства во внутренние дела Советского Союза, а фактом разглашения возможностей американской разведки дешифровать шифры Советского Генштаба.
Херш пишет: «Оно (ЦРУ) еще до «путча» улучшило его личную безопасность и секретность связи, а когда начался «путч», президент США Джордж Буш (старший) распорядился оказать Ельцину существенную информационно-разведывательную помощь… Это помогло недееспособному Ельцину выйти из кризиса героем-триумфатором, — пишет Херш. — Конкретно ЦРУ тогда предоставило Ельцину данные перехвата переговоров ГКЧП с командующими округов и дивизий (из чего стало известно об их пассивности), а также направило в Белый дом связиста из посольства США со спецоборудованием, который обеспечил команде Ельцина возможность напрямую переговариваться с военачальниками и даже с командованием «Альфы», убеждая их оставаться на местах».
То есть «Белый дом» знал, как мало угрожает ему армия. Но народу «забыли» сообщить, что армия — не враг, что приказ ей только — «войти и стоять», обепечивая общественный порядок.
И все эти трое суток на московских улицах и площадях запуганные люди с истерикой и слезами спрашивали солдат: «Неужели вы будете стрелять в народ?»
Радио на этот счет молчало. «Белый дом» не выдавал секрета.
Зато шли драматические сообщения о «борьбе за армию». Нагнеталось напряжение, и люди в ответ на радиопризывы шли к «Белому дому», готовясь грудью остановить танки, которые вовсе не собирались идти в атаку.
…В 19.30 20 августа я вернулся в Кремль.
Прихожу к Плеханову, слышу, он разговаривает с Коржаковым по телефону. Из трубки доносится голос начальника охраны Ельцина: «… Мы знаем, что «Альфа» должна штурмовать Белый дом, не трогайте, пожалуйста, Бориса Николаевича… — Коржаков подробно объясняет, где они находятся, пытается обговаривать какие-то пароли и «кодовые слова»…
Кроме меня и Плеханова в кабинете находится генерал-майор В.В. Максенков. Юрий Сергеевич включает нам громкую связь, и мы понимаем, что Александр Васильевич, мягко говоря, не совсем трезв.
Прикрыв трубку рукой, Юрий Сергеевич рассказывает, что, по оперативным данным, Ельцин ищет защиты и у американцев. Благо посольство США буквально через дорогу от его укрытия.
(Надо сказать, что мы имели неплохие оперативные позиции среди ельцинской охраны, состоявшей в своем большинстве из отставников 9-ки, нашедших работу в охране кооператива «Пластик», где, уйдя со службы, А.В. Коржаков работал в качестве телохранителя председателя кооператива, а его команда — в объектовой охране. В толпе «защитников Белого дома» также находились снабженные скрытноносимыми радиостанциями сотрудники трассового подразделения.)
Нам было известно, что в «Белом доме», заранее существовал «план противодействия «путчистам». Он назывался план «Икс»… Министр обороны Белого дома генерал Кобец позднее рассказывал: «… Мы заранее определили, какое предприятие и что должно нам выделить: где взять железобетонные плиты, где металл… каким образом забаррикадировать мост… на те маршруты, по которым выдвигались войска, тут же выставлялись заслоны: из техники, бульдозеров… даже 15 катеров и барж, чтобы блокировать Москва-реку».
Министр правительства РСФСР Е. Сабуров рассказывал, что «предприниматели везли в Белый дом деньги чемоданами… Грузовики с песком, краны, оружие, продовольствие — все это было куплено на деньги российских предпринимателей. Это значит, что в стране уже появились люди, которым есть, что терять, и они будут отстаивать эту страну, а следовательно, и свои интересы до конца».
Интересно и еще одно наблюдение одного из создателей баррикад вокруг Дома Советов: «…К 19.00 после инструктажа невооруженных сотен (как вести себя в случае штурма, как пользоваться противогазом, марлевыми повязками) было создано три рубежа обороны: «внешний» — «живое кольцо», «средний» — прошедшие инструктаж участники «сотен» и «внутренний» — охрана Дома Советов со штатным стрелковым оружием. К утру 22 августа предусматривалось оборудовать 61 узел заграждений, из них 17 — по периметру Садового кольца. Как военные люди, мы понимали, что эти баррикады хороши как декорации к трагедии, которую планировали вожди ГКЧП. Естественно, они не смогли бы противостоять боевым машинам разграждений. Их бы просто механически сдвинули вместе с защитниками, поскольку баррикады не были заглублены…». То есть прикрыться щитом из живых людей. И это, увы, уже не ново!
По окончании разговора Плеханова с Коржаковым я прошу разрешения проехать по Москве и посмотреть, что же на самом деле происходит на улицах.
Рекогносцировка ночной Москвы
Переодеваюсь в спортивную курточку, беру светлую «Волгу» с нейтральными номерами, рядом сажаю руководителя группы видеодокументирования подполковника Бушуева и с видеокамерой еще одного сотрудника — майора Сазонова. Вчетвером в 24.00 выезжаем в город. Едем по Ленинскому проспекту, к улице Косыгина, дому, где находится квартира Горбачева. Проверяем, как там охрана. Дальше по Косыгина — в сторону Комсомольского проспекта.
Все обочины и тротуары забиты военной техникой, солдаты жгут костры, готовятся к ночному отдыху. Ночи уже холодные. Внешне все спокойно.
Приближаемся к очередным охраняемым объектам, теперь уже на Ленгорах на Мосфильмовской. Около Дома приемов и спорта в машине оживает наша радиостанция. Вызывает Плеханов, сообщает, что прошла информация о стрельбе на Смоленской площади… «Поезжай и выясни!»
Мы заглушили двигатель, вышли из машины… Действительно, слышны выстрелы, где-то в районе американского посольства и МИДа. Садовое кольцо — Арбат — проспект Калинина?
Снова прыгаем в «Волгу» и по Бережковской набережной, по Бородинскому мосту выезжаем на Смоленскую площадь к магазину «Руслан». На перекрестке показываем левый поворот.
На проезжей части лежит помятое крыло машины. На огромной скорости в сторону Зубовской площади мимо нас пролетает несколько БМП. Водитель соседнего «жигуленка», заметив, что мы собрались повернуть налево к Новому Арбату, сделав огромные глаза, заботливо предупреждает: «Не нужно туда ездить, там стреляют, там танки давят людей и автомобили!»
Рядом с гостиницей «Белград» стоит гаишник. Конечно, он нас не собирается пропускать туда, куда нам больше всего хочется попасть.
Вот и побочные стороны конспирации: мы сидим в обычной машине с ничего не значащими на государственном уровне номерами. Даже галстуки сняли…
Делать нечего, дольше будем объясняться. Тем более видно, что товарищ не совсем в себе. Припарковались у «Белграда». Наш оператор, взяв видеокамеру и нахально демонстрируя развешенные на груди разноцветные бэйджики, представляется прессой, а мы, естественно, его ассистентами.
Бой на Садовом под Арбатским мостом
Продвигаемся метров на сто вперед. И снова, кажется, кордон, но какой-то странный. На тротуаре кругом стоят 5 или 6 милицейских машин, а в середине — человек 20 милиционеров. Напуганы, ощетинились, огородились. Ждут, что будет дальше…
За баррикадой из троллейбусов раздается скрежет гусениц, крики людей, скандирующих: «Убийцы! Фашисты!»
Огромная толпа молодежи раскачивает троллейбусы, крики, неразбериха.
Мимо нас пробегает взлохмаченная тетка, очень похожая на Бэллу Куркову с питерского телевидения, явно — предводитель местной «демократической общественности». Рот ее открыт так, что, кажется, землю видно.
Громогласно орет: «Люди! Убивают! Все сюда! Бежим на помощь!!!»
— А я, каюсь, не удержался и говорю ей: «Ну что же Вы так кричите? Куда зовете людей, — под пули? Или не видите, что там действительно стреляют?!»
У нее глаза буквально вспыхивают адским огнем, она на долю секунды уставилась ими на меня, замолчала. А потом как заорет, еще громче: «КГБэшники!!!».
Вокруг нас моментально собирается толпа, видимо, раздумывающая, как на нас реагировать. Наш Юрий Павлович нашелся быстрее всех: «Какое КГБ? Мы — пресса». И опять начал демонстрировать свои пропуска, среди которых можно было найти с десяток, подтверждавших, что мы действительно представляем демократические СМИ.
Нам поверили, но долго подозрительно косились на наши не по-журналистски аккуратные стрижки и белые рубашки.
Добравшись, наконец, до интересующего нас места, мы стали свидетелями событий, которые впоследствии были преподаны людям чуть ли не героическими и легендарными.
Смешно и грустно. В центре Москвы становимся свидетелями классической «партизанской» операции.
Помню, еще находясь в Кремле, я услышал от Юрия Сергеевича пророческую фразу: «Где-то должна пролиться кровь. Для демократов она необходима, чтобы окончательно заклеймить ГКЧП, обвинить его в человеческих жертвах. Непонятно только, где она прольется, эта кровь. Или у Дома Советов, или где-то еще…».
Вот та запланированная кровь и предстала нашим глазам. Уже тогда было ясно, что на самом деле все это было грамотно разыграно и являлось 100-процентной провокацией.
(С 20 августа с.г. в пределах Москвы с 23.00 до 5.00 командующим МВО генерал-полковником В.Н. Калининым, который был назначен комендантом столицы, введен комендантский час. Его правила обычны: «Гражданам во время комендантского часа запрещается находиться вне своего жилища на улицах, в иных общественных местах без специально выданных пропусков и документов, удостоверяющих их личность. Лиц, не имеющих подобных документов, а также допустивших нарушения общественного порядка, задерживают и доставляют в отделения милиции для установления личности. Задержанные и их вещи могут быть подвергнуты досмотру. Запрещаются митинги и демонстрации. Ограничивается въезд в город иногороднего транспорта, кроме обеспечивающего жизнедеятельность промышленных предприятий, предприятий общественного питания и торговли, детских, дошкольных и учебных учреждений и др.».)
21 августа 1991 г. 0 часов 20 минут. Боевые машины пехоты (БМП-1), выполняя распоряжение коменданта города, минуя поворот к Дому Советов, двигаются по Садовому кольцу, чтобы, встав во всех ключевых точках города, обеспечивать порядок.
Пройдя Новинский бульвар, в тоннеле под Калининским проспектом (ул. Новый Арбат) колонна БПМ натолкнулась на баррикады.
Первым машинам удалось пробиться через баррикаду из ЗИЛов — грузовиков и автомашин-поливалок на въезде в туннель. Но на выезде из туннеля их ждала более серьезная баррикада из трех рядов троллейбусов. Шесть первых БМП сумели, раздвинув троллейбусы, уйти вперед по Садовому, видимо, эти БМП мы и видели у здания МИДа.
Но затем троллейбусы были сдвинуты (случайно там оказавшимся!) мощным подъемным краном и на выходе из туннеля оказались заблокированными 8 боевых машин. Одна без гусеницы.
Наиболее яростному нападению возбужденной, подогретой спиртным толпы подверглась БМП (бортовой номер 536). После нескольких неудачных попыток прорваться через ряды троллейбусов она отошла задним ходом в туннель.
В остановившуюся машину летели камни, куски асфальта, железные прутья, палки.
Толпа неистовствовала. Взобравшись на броню и облепив машины, «защитники Белого дома», до которого от этого места был не один километр, били по броне кусками арматуры, камнями, пытались вставить в траки толстые железные пруты. Стали завешивать приборы наблюдения брезентовыми чехлами, тряпками, сбивать антенны.
Часто Вам приходилось видеть в центре Москвы на асфальте груды кирпичей, арматуру и др.? Руководил этими, как их назвал «Коммерсантъ», «ополченцами» морской офицер с погонами капитана второго ранга.
Теперь уже известно, что этим провокатором был сотрудник журнала «Морской сборник» капитан 2-го ранга Головко М.А., как это ни обидно, — сын выдающегося советского адмирала Арсения Григорьевича Головко.
Именно он взбаламутил толпу и убедил молодежь, что колонна бронетехники идет «арестовывать Ельцина». Хотя всем было понятно, что поворот к Дому Советов колонна БМП уже давно прошла и удалялась от него.
Однако гражданские люди привыкли у нас верить военному человеку, тем более офицеру.
Именно он разработал тактику «партизанской» засады и нападения, организовав основную баррикаду не на въезде, а на выезде из туннеля, с тем чтобы бронетехника была блокирована и не могла развернуться и уйти.
Видимо, сверхзадача была — не остановить БМП, а уничтожить их. Нужна была «кровь», о которой мне говорил Ю.С. Плеханов.
Именно он предложил снимать одежду и закрывать ею смотровые щели боевых машин. Именно он показал пример и первым набросил на триплекс двигавшейся БМП свою плащ-палатку.
Итог «блестящей операции» — жизни трех защитников демократии.
После тех августовских дней Головко некоторое время упивался содеянным, раздавал интервью, как он все замечательно придумал и спас страну от «коммунофашистов».
Хотя именно на его совести лежат жизни этих трех молодых парней.
(Коллеги-офицеры дали справедливую оценку «героизму» Головко, которому очень скоро пришлось уйти из редакции «Морского сборника».)
Но вернемся к «Бою на Садовом кольце», как назвал его в своей очередной книге «ГКЧП» бывший генпрокурор России В. Степанков. Бой между кем и кем. «Воевала» только одна сторона. Энергичные молодые люди в камуфляжной форме беспрекословно и умело выполняли команды «моряка».
Наиболее изобретательные стали заполнять пустые бутылки из-под вина и водки, которых вокруг валялось достаточно, бензином из бака стоявшей на дороге поливальной автомашины, готовя «коктейли Молотова».
Бутылки закупоривали тряпками, поджигали и бросали в БМП.
Были подожжены троллейбусы. Я лично видел, как с улицы Воеводина выехали «Жигули», и выскочившие из них молодые люди забросали троллейбусы бутылками с зажигательной смесью.
Потерявшие связь с командованием и лишенные обзора боевые машины безрезультатно пытались вырваться из засады.
Нетрудно себе представить состояние мальчишек, 18–19-летних солдат-срочников из экипажа БМП-536. Связи нет. Обзор наглухо закрыт брезентом. В отделениях машины, естественно, кромешная темнота. Что делать и куда двигаться — неизвестно.
Снаружи — агрессивная толпа. Сколько их там, чем они вооружены и что собираются делать, мальчишки могли только догадываться по ужасным звукам, доносящимся снаружи. Мат. Пьяные крики. Усиленные мегафоном угрозы: «Сейчас мы вас тут поджарим!» Чувствуется запах дыма от горящих троллейбусов и бензина. Металлическими прутьями колотят по броне, пытаются открыть люки…
(Именно эти страшные телекадры были представлены всему миру, как «штурм и оборона Белого дома».)
Напуганный механик-водитель, естественно, маневрирует, пытаясь стряхнуть людей с брони.
Одному из нападавших удается на ходу открыть кормовую дверь боевой машины. Нам хорошо видно, как он залезает внутрь. Раздается автоматный выстрел.
Буквально через секунду парень выпадает из отсека, и повисает, зацепившись ногами за что-то. Его руки и голова касаются асфальта. А так как БМП продолжает свои «стряхивающие» маневры, а ее водитель ничего не может видеть, то представитель атакующей стороны бьется головой обо все, что рядом: бордюр, стену, борт БМП.
Вот такой была одна из первых жертв этого дня.
О броню разбиваются бутылки с зажигательной смесью. БМП-536 загорается. Предвидя опасность взрыва, экипаж предпринял попытку эвакуации.
Нападавшие только этого и ждут. Удерживая люки боевых машин, они всячески препятствуют выходу экипажа из горящей машины. Открывшего люк механика-водителя сначала бьют по голове камнем, а потом выливают на него ведро бензина. Он загорается. Выбравшихся из машины перепуганных солдатиков избивают железными прутами, забрасывают камнями.
Предупредительные выстрелы в воздух возымели кратковременное действие. Напуганная толпа сначала метнулась от машин и остановилась.
До сих пор в ушах стоит истерический крик: «Ребята! Я в Афгане был! Это холостые! У них нет боевых патронов!». И снова толпа, вдохновившись безнаказанностью, бросается на расправу с бойцами из БМП-536, пытающимися перебраться к товарищам в соседние боевые машины.
У меня хорошая зрительная память, и сегодня, через двадцать лет, закрыв глаза, я вижу этот «бой». Гремят выстрелы, трассирующие пули летят в сторону МИДА. Клубы дыма. Гул огня. Горят троллейбусы, горит боевая машина. Мат-перемат. Истерически крича, вокруг горящей БМП бегает еле стоящая на ногах блондинка. Кажется, это та же «Бэлла Куркова».
Уже в тот момент меня ужаснула патологическая ненависть толпы к своей армии, ее солдатам и офицерам. Ударить, убить, разрушить, сжечь. А ведь это были их дети, младшие братья, может быть даже — сослуживцы…
Я думаю, объясняется это во многом тем, что большинство атакующих были изрядно пьяны. Полные бутылки водки валялись здесь же, на улице. А новые ящики со спиртным постоянно подносились из ближайшего гастронома.
Многие из этих «героев», мне кажется, вообще с трудом понимали, что они делают.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.