Еще об одной книге эпохи Отечественной войны

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Еще об одной книге эпохи Отечественной войны

В октябре 1813 года одновременно в Лондоне, Эдинбурге и Дублине некий Джон Филиппарт выпустил в свет свой самый объемистый, двухтомный труд, озаглавленный: «Campaign from the commencement of the War in 1812 to the Armistice Signed and ratified June 4th 1813». Эти редкие два тома украшены гравированными портретами императора Александра I и Наполеона, пополнены всеми бюллетенями Наполеона за это время и двумя подробными расцвеченными картами, с нанесенными на них маршрутами обеих армий от Немана до Москвы и обратно.

По прочтении этого труда мысли читателя сосредоточиваются главным образом на контрасте между материалом, доставляемым в Лондон состоящей при российской армии военной английской миссией, и тем, как этот материал был обработан и преподнесен публике автором этой военной хроники.

Джон Филиппарт родился в 1784 году; по окончании Военной академии он поступил в канцелярию военного министерства и одновременно занялся компилятивной военно-литературной деятельностью, выказав большую трудоспособность, издавая журнал «Военная панорама». О созданном им себе положении как в обществе, так и в министерстве свидетельствует то, что он 43 года состоял бессменным канцлером ордена Св. Иоанна Иерусалимского; он умер в 1874 году. Описываемый труд он посвятил герцогу Адольфу-Фридриху Кембриджскому, возведенному в чин генерал-фельдмаршала именно в 1813 году; в посвящении автор дважды настаивает на том, что эти «огромной важности события» описаны в «достоверных и беспристрастных деталях, при свойственном автору независимом суждении». В предисловии же Филиппарт говорит, что он считает себя счастливым, ибо основывал свой труд «на источниках, доступных лишь очень немногим», и добавляет, что задача его была очень затруднена кратким периодом времени; действительно, закончил описания июнем 1813 года, а книга была выпущена через 4 месяца — в октябре того же года.

«Источники, доступные лишь очень немногим», состояли преимущественно из донесений английской военной миссии при российской армии или, что почти то же самое, при императоре Александре Павловиче. Уже с 1806 года миссия возглавлялась сэром Робертом-Томасом Вильсоном (1774—1843); за какой-то «подвиг» в сражении при Прейсиш-Эйлау под командою Беннигсе-на царь пожаловал ему орден Св. Георгия! Уже в следующем году, достав в Петербурге из-под полы ультиматум — объявление Россией войны Швеции (неизменной союзницы Англии), — Вильсон вызвал восторг в Лондоне, ибо сумел перегнать русского курьера; Вильсон был матерым агентом, научившимся своему делу и в Бельгии, и в Египте, и в Ирландии, Испании и Пруссии. В его английской биографии читаем многопоучительные слова: «...он имел значительное влияние на царя и высказывал здравое и честное суждение о русских генералах» (!!), о чем он впоследствии подробно писал в напечатанных после его смерти воспоминаниях.

О нескрываемой благосклонности к иностранцам со стороны Александра Павловича сообщают все современники и историки; но царя и Вильсона особенно объединяла острая неприязнь к Кутузову; вспомним хотя бы этот случай: 24 декабря 1812 г., в Вильно, выражая Вильсону благодарность за все его «письма», царь прибавил: «Вы всегда говорили мне правду, которую я не мог бы узнать другим путем» (!!)... и продолжали в разговоре поносить Кутузова... Фельдмаршал все это давно знал, но он не позволил себе выслать из пределов армии Вильсона (как Константина Павловича и Беннигсена), ибо также хорошо знал об английских «субсидиях» и доставляемом оружии. Штаб Кутузова делился на стоящих «за него» и бывших «против»; эти последние, разводившие непрестанные дрязги и славшие в Петербург доносы, дошли до того, что послали в Петербург с каким-то требованием английского агента Вильсона!.. И царь Вильсону поверил... а Вильсон слал свои донесения в Лондон.

А в труде Филиппарта нет ни намека на все эти сплетни, наветы и доносы, ни на «влияние», ни на односторонние, эгоистические «суждения о генералах». Наоборот, Филиппарт неизменно и неоднократно отзывается о Кутузове самым правдивым, благоприятным образом, так же как и о всем русском народе. Например: «После Бородинского сражения у Кутузова осталось вдвое меньше людей, чем у Бонапарта; к 9 октября он имел уже 200 000, включая крестьян, стремившихся к нему и выполнявших ответственную задачу — расстраивая ряды убегавших врагов. Этот старый, высокоценимый генерал пользовался доверием всей армии и всего народа: его жизнь заключалась в ответственных услугах отечеству, его имя во всей империи отожествлялось с "победой"»; и тут — подстрочная выноска, напечатанная мелким шрифтом: «Хотя он был главнокомандующим во время Аустерлицкого поражения и его военная репутация несправедливо пострадала в глазах Европы, сущая правда заключается в том, что последствия этого фатального события незаслуженно взвалены на него; весь план и его выполнение были несправедливо приписаны ему... авторитетом, с коим Кутузов не мог спорить...» Честь аустерлицкого поражения делят между собою Александр I и австрийский генерал.

Филиппарт приводит мнение о русском солдате другого члена английской военной миссии — полковника Диллона: «Всецелое, слепое повиновение — отличительная черта русского солдата. Все чувства, страсти постепенно меняющейся его натуры сводятся в конце концов к неуклонному исполнению его прямых обязанностей; русский солдат медленно подчиняется требованиям дисциплины, но, раз их усвоив, он превращается в какое-то бездушное существо, непревзойденное ни одним примитивным творением; в отношении стойкости русская армия стоит выше любой другой»... (и тут я оставляю заключения «чувствительного» англичанина без комментариев. — В Р.). Упоминается еще один член той же миссии, состоявший при армии адмирала Чичагова, — капитан 1-го гвардейского пехотного полка, молодой лорд гр. Гаприконель, умерший в Вильно 20 декабря 1812 года от простуды, полученной во время преследования французов; по приказанию Кутузова он был похоронен со всеми воинскими почестями и ему был поставлен памятник. Среди 43 генералов армии Наполеона, взятых в плен до 26 декабря 1812 года, перечислены 9 поляков.

Но когда Филиппарт касается прошлого России, он проявляет невежество; так, повторяя за Вильсоном некоторые случаи из сражения под Прейсиш-Эйлау, упоминается принимавший в этом бою участие... кн. Потемкин. Из «Мемуаров» того же Потемкина Филиппарт таким образом описывает страничку из истории казаков: «Это он (Потемкин) подчинил России "питомник" солдат (казаков), бывших до него лишь в номинальном подданстве и от коих было мало пользы. До него казаки составляли добровольческую милицию, управляемую республиканскими законами; до Потемкина никто не решался эти законы нарушить, но он их уничтожил. Он создал казачьи полки и подчинил их тем же законам набора, как и прочие войска. Потемкин уважал казаков и был ими любим, так же как и Суворов». Затем следует «наставление»: «Но все же только что организованные казаки — не то, чем они быть должны. Если русское правительство будет оказывать внимание казакам, оно превратит этих умных, неутомимых, воинственных людей в свое главное орудие успехов на страх врагам»...

Казаки у статуи Аполлона в Лувре. Художник Г.-Э. Опиц

Опять и опять возвращаясь к Кутузову, читаем: «Бородинское сражение — это победа русских и поворотный пункт в необдуманном вторжении Наполеона (на пути в Индию! — В.Р.) в необъятные просторы России, погрузившие его и армию в гущу озлобленного народа, имея противником твердого, расчетливого, умудренного долгой жизнью, боевым и дипломатическим опытом Кутузова, поддерживаемого ограниченным числом умных сотрудников и терзаемого недальновидными интриганами, во главе с побежденным под Аустерлицем Александром I и его семьей...»

Как мы видим выше, Филиппарт внес в свое военное сочинение некоторое разнообразие — отступления; русские, например, не позволяют измерить Царь-пушку из боязни, что иностранцы выльют пушку большего размера. По его словам, в следовавшем за французской армией обозе было много и разных ремесленников, столяров, каменщиков и даже огородников (из Саксонии) с целью преобразовать завоеванные «азиатские пустыни» в цветущие города и деревни, утопающие в садах...

Наконец, Филиппарт затрагивает тему, несколько разъясняющую цель им преследуемую: «Британцы, всегда либеральные в отношении страждущего патриотизма, не могут безучастно относиться к несчастьям, свалившимся на русских крестьян и солдат. Пожертвования текут в Петербург, шлет их все наше население с членами Королевского дома во главе; нами учреждены в России комитеты, задачей коих является установление убытков, понесенных каждым (?! — В.Р.). Не только человеколюбие, но и политика требует от Великой Британии оказания помощи народу, так пострадавшему за умиротворение всего континента. Ни одна нация не проявила еще подобного духовного подъема... Благородное поведение русских зажгло факел свободы и произвело трещину в тирании над Европой... оно разрушило континентальную систему и снова открыло путь британской мануфактуре в Балтийское море; оно разорвало цепь, сковавшую британскую торговлю и благосостояние. Устроенные в нашей стране митинги постановили оказать русским помощь...» и т. д. (Нет ли статистических данных, указывающих, в скольких фунтах проявилась эта британская благотворительность... в отношении «каждого»? — В.Р.).

Итак, вопреки своим убеждениям, повинуясь солдатской дисциплине, Кутузов повел обновленную свою армию за пределы границ освобождать Европу, к неописуемой радости всех Вильсонов, и скоро — умер! Мавр сделал свое дело, а Филиппарт не нашел нужным углубляться в злые, шкурные наветы Вильсона. Но не при его ли содействии (т. е. Филиппарта) была отчеканена в Англии медаль (единственная!) в честь Кутузова?

В «Русском инвалиде» от 27 июня 1824 года читаем: «В среду 23-го с. м. скончалась здесь, ко всеобщему сожалению, княгиня Катерина Ильинишна Голенищева-Кутузова-Смоленская, урожденная Бибикова, Двора Их Императорских Величеств штатс-дама, и орд. св. Екатерины кавалерственная дама».

В 1950 году в одной польской газете мы прочли, что в деревне Тыменов Болеславецкого уезда (в польской Нижней Силезии), т. е. в бывшем немецком Бунцлау, стоит мавзолей, в котором в золотой урне возлежит сердце Кутузова; деревенская молодежь поддерживает порядок, так же как и на близко расположенном кладбище, где похоронены русские солдаты. Как могло случиться, что тело фельдмаршала было впоследствии перевезено в Казанский собор в Петербурге, а сердце осталось за границей?

В. Г. фон Рихтер