Из рапортов командира капитана 1 ранга Д.Д. Всеволожского
Из рапортов командира капитана 1 ранга Д.Д. Всеволожского
От 13 ноября 1899 г.
В 7 часов утра 10 ноября изготовился к походу. На крейсер прибыли 215 мастеровых разных цехов для следования в Ревель. Имея пары в 6 котлах, собирался выйти с помощью паровых судов из Кронштадтской гавани, но около 10 часов утра налетел шквал силой до 10 баллов, с такой метелью, что ничего вокруг не стало видно.
Рассчитывая прийти в г. Ревель к утру, чтобы не становиться на якорь, а втянуться в гавань, решил отложить уход на сутки и загреб жар в котлах. 11-го числа утром поднял пары, но порт за свежестью ветра отказался вывести крейсер на рейд.
12 ноября в 8 час. 30 мин. утра на буксире портовых пароходов вытянулся из гавани и, пройдя в 10 часов входные бочки, вышел в море. На рейде встретил тонкий ломаный лед. которым немного поободрал медную обшивку. Утро было мглистое, но тихое. Около часа дня имел возможность определиться по маяку Ссскар и башне Питко-Неме; место оказалось совершенно согласно со счислимым. В 2 часа 12 ноября увидал маяк Нарву. В это время погода начала принимать угрожающий характер: ветер OSO около 5 баллов, пошел снег при температуре 2° мороза. Ветер продолжал свежеть, и началась пурга.
На верхней палубе трудно было различить предметы на расстоянии нескольких саженей. На наветренной стороне невозможно было стоять, так как снег залеплял глаза. В седьмом часу ветер достиг степени шторма. В 6 часов вечера подошли к южной оконечности Готланда. Около 2 часов ночи 13 ноября порывы ветра достигали не менее 11 баллов, причем метель обволакивала крейсер как бы сплошной пеленой настолько, что за бортами не было видно более, чем на несколько сажень.
В продолжение ночи, идя на Саммерсу, в 2 час. 30 мин. видел на траверзе судно, по-видимому, коммерческий пароход, судя по положению его отличительных огней. Таким образом, ходил всю ночь от Саммсрса к Готланду и обратно, сделав всего 4 галса. В 6 час. 30 мин. утра метель уменьшилась настолько, что удалось рассмотреть маяк Саммерса в расстоянии одной мили. С рассветом метель совсем прекратилась, ветер, не стихая, перешел к N, и настолько прояснилось, что в расстоянии 12 миль увидел Готланд. В девятом часу, подходя к южной оконечности Готланда, заметил пушечные выстрелы на берегу, приблизительно на милю севернее Красного Огня. Рассмотрев внимательнее, откуда видны огни выстрелов, увидал броненосец береговой обороны “Генерал-адмирал Апраксин”, выскочившим на берег.
Сейчас же повернул к нему для оказания какой возможно помощи. Броненосец стоял носом к берегу, так что впереди него оставалось небольшое пространство воды, лагом к ветру, накренившись на левый борт. На стеньге его разобрал сигнал “Терплю бедствие”. Я спросил его сигналом: "Какую могу оказать помощь?", на что получил ответ: “Прошу немедленно дать знать о присылке спасательных пароходов”. Я спросил его сигналом: "Есть ли сообщение с берегом?“ и получил ответ ”Да".
Часть команды броненосца находилась на берегу и было видно, что устраивала леерное сообщение с фор-марса на берег. Я поднял сигнал: “Иду в Ревель, будут присланы пароходы”. Тотчас же дал полный ход и пошел в Ревель. Ветер продолжал быть крепким, но было совершенно ясно.
В Ревель пришел к 8 часам вечера и стал на якорь на параллели северной оконечности о. Кар-ос. Спустить шлюпки не мог, так как все на верхней палубе обледенело. Все рубки, шлюпки, башни. одним словом, все наверху, вследствие брызг, покрылось сплошным слоем льда, толщиной до 3-х дюймов. На леерах поручней нависли густой бахромой сосульки, которые, местами смерзшись, образовали сплошной толстый ледяной забор. Я сделал сигнал ревельской брандвахте: "Прислать как можно скорее паровой баркас, имею сообщить Управляющему Морским министерством важное известие. Необходимы спасательные пароходы немедленно, “Генерал Адмирал Апраксин” нанесло на камни на острове Готланд; команда и офицеры на берегу
От 31 января 1900 г
Согласно предписанию командира Ревельского Порта, данного мне телеграммой начальника Главного Морского штаба, 26 января в 7 часов утра, снявшись с якоря с Ревельского рейда, вышел в море по назначению, идя по створу Екатеринентальских маяков. На меридиане острова Карлос, идя по створу Суропских маяков, встретил сплошной лед. через который не было никакой возможности пробиться, вследствие чего вернулся на створ Екатеринентальских маяков и пытался пройти восточнее острова Нарин. Не видя нигде свободного выхода в море, решил вернуться на Ревельский рейд. Повернув обратно и идя к Ревелю, увидал ледокол “Ермак”, шедший от Суропских маяков, за которым следовал коммерческий пароход.
Спросив“Ермак” сигналом: может ли он вывести меня в море до Дагерорта, и, получив от него утвердительный ответ, повернул снова в море и пошел в кильватер ледоколу. На крейсере в это время было сделано распоряжение в таранном отделении поставить распорки. Положение мое было следующее. Вернувшись на рейд и встав там на якорь, я бы неминуемо был бы затерт льдами и выкинут на берег надвигавшейся с севера громадной массой льда. Войти же снова в гавань не мог рисковать потому, что при NO-ом ветре воды в гавани 25 фут. что было замечено мной при выходе из гавани, а крейсер сидит 27,5 фут. Ввиду вышеизложенного мне не оставалось другого выбора, как идти в море под проводкой ледокола..
Ледокол “Ермак” избрал восточный фарватер и на параллели знака “Вульф” вошли в сплошной лед. Толщина льда сначала была около 6 дюймов и, возрастая, постепенно дошла до 1,5 и 2 футов с частыми торосами значительной высоты. Так как “Ермак” уже крейсера и обладает во льду большей рыскливостью, то канал, образуемый им, был недостаточно широк для прохода и довольно извилист, и крейсер все время ударялся то одной, то другой скулой о лед, вследствие чего около 9-ти часов утра заметили течь в левой носовой запасной угольной яме, наполненной углем. За невозможностью осмотреть трещину, появившуюся в угольной яме, последнюю задраили. Имея очень большое трение о лед, крейсер часто терял ход. почему отставал от ледокола, и канал по его проходу снова закрывался, так как легкий ветер производил движение льда. Временами бывало так, что крейсер при полном ходе машины не мог сдвинуться с места, о чем ледоколу давали знать сигналами-выстрелами, и последний возвращался задним ходом и, обходя крейсер, ломал лед. Около 11 час. 30 мин. утра “Ермак” пытался взять крейсер на буксир, думая, что таким образом легче будет его вести, но это оказалось безуспешным, так как при полном ходе машин “Ермака” и крейсера, последний не мог двинуться с места: до того был крепок лед. “Ермак”, снова обойдя крейсер, высвободил его и двинулся вперед, получая льдом сильные удары в скулы. После одного из таких ударов, в малярной каюте, в таранном отделении, несмотря на вставленные крепительные распорки, немного ниже ватерлинии, между 5 и 6 шпангоутами с левого борта, показалась течь, по осмотре которой нашли трещину в обшивочном листе, шириной в 2,5 дюйма и длиной до 2-х фут. Судовыми средствами старались се заделать, что и удалось после упорной работы трюмных и плотников.
Давление льда было так велико, что вставленные в таранном отделении распорки гнулись. Работы трюмных и плотников по заделке появившейся трещины производились и закончились под наблюдением плавающего на крейсере младшего помощника судостроителя Беляева к 10 часам вечера. Около 5 часов пополудни показалась течь в правой носовой угольной яме, также наполненной углем, которую, как и первую, задраили. Около 7 час. 30 мин. вечера образовалась третья трещина в малярной же каюте между 7 и 8 шпангоутами длиной в 1,5 фута и шириной в 1.5 дюйма. Около полуночи лед стал тоньше; в полночь, повернув в Балтийское море, начал встречать большие полыньи. В 2 часа ночи вышел из сплошного льда, встречая только отдельные льдины. В 2 часа 20 минут, на параллели Дагерортских маяков, “Ермак” повернул обратно, и я продолжал плавание.
22 января на параллели 56° повернул на остров Борнгольм, который прошел в 2 часа дня при ясной погоде: температура повысилась до +1°.
В ночь с 27-го на 28-е января встретил четыре раза шквалы от NW с пургой, вследствие чего уменьшил ход. 29 января утром продолжил плавание, идя из предосторожности по лоту малым ходом. В 8 часов вечера подошел к плавучему маяку при входе в Кильскую бухту и стал на якорь, чтобы утром войти в бухту. 30 января в первом часу дня, хотя ветер и не стих, но погода настолько прояснилась, что позволила идти в бухту, где я и встал по указанию присланного офицера на бочку в 4 часа дня.
Идя льдами и получив вышесказанные трещины, крейсер потерял часть медной и деревянной обшивки, почему для определения всех повреждений я назначил приказом по крейсеру комиссию под председательством старшего офицера и при участии корабельного инженера, акт которой будет немедленно представлен Его Превосходительству Управляющему Морским Министерством.
По внутреннему осмотру повреждений предполагаю возможность исправить их судовыми средствами, что же касается обшивки, то исправление ее потребует ввода крейсера в док, но сделать это в Киле не нахожу удобным, ибо, простояв в доке недели две и более, рискую в Бельтах и Категате встретить тоже лед. почему все исправление явится непроизводительным. Предполагаю войти в док в одном из более южных портов, что совместит исправление повреждений крейсера с полной его окраской, и кроме того, все исправления обойдутся в теплом климате и дешевле и скорее. Переход крейсера с поврежденной деревянной обшивкой является безопасным, виду нового устройства крепления обшивки без болтов, на одних чаках. Механизмы, как главные, так и вспомогательные, за все время плавания работали хорошо. Несмотря на суровый переход, состояние здоровья как гг. офицеров, так и команды вполне удовлетворительное. О чем Вашему Императорскому Высочеству доношу.
От 27 февраля 1900 г.
В дополнение донесения моего, посланного при рапорте из г. Киля, имею счастье донести Вашему Императорскому Высочеству, что при входе в Кильскую бухту у крепости Фридрихс-Орт я произвел национальный салют, на который немедленно получил ответ. От присланного ко мне офицера для указаний якорной стоянки я узнал, что мне необходимо будет салютовать флагу принцессы Ирены, поднятому на замке, а затем флагу адмирала Kolter, поднятому на броненосце. Означенные салюты произвел по постановке на бочку и на последний получил ответ равным числом выстрелов.
Еще на переходе мной была назначена комиссия из судовых чинов для осмотра всех повреждений крейсера, которая немедленно приступила к работе и составила акт. Имея возможность начать работы судовыми средствами, приступлено было к ним тотчас же, для чего крейсер кренили сначала на правый борт, так как левый наиболее пострадал. Работы производились день и ночь и окончились 17 февраля, причем поставлены были новые листы, заплаты и заменены заклепки во многих местах. На другой же день по приходе на рейд, кроме рейдовых визитов, мной, по соглашению с консулом, сделаны визиты на берегу, причем я расписался у Ее Императорского Королевского Высочества Принцессы Ирены.
3 февраля возвратился в Киль Его Королевское Высочество Принц Генрих Прусский, и я узнал, что, помимо всех встреч на берегу, суда, стоящие на рейде, готовят иллюминацию для чествования прибытия Его Высочества. Поэтому я считал своим долгом принять участие и, насколько позволяли имеемые на крейсере запасы, устроил электрический вензель Его Высочества и жег фейерверк, за невозможностью осветить борта электрическими лампами. На другой день я расписывался у Его Высочества, а на следующий получил извещение, что Его Высочество примет меня в замке в 10 час. 30 мин. утра.
Получив от Его Высочества благодарность за участие в чествовании его прибытия, я был осчастливлен просьбой назначить день, когда он может приехать на крейсер. Таким днем я считал 10 февраля, когда починка левого борта будет окончена и крейсер выпрямится. Его Высочество прибыл ко мне в назначенный день в сопровождении адъютанта в 11 часов и, поздоровавшись с гг. офицерами, которых я представил, и командой, спустился ко мне в каюту и милостиво принял завтрак, оставаясь на крейсере до 1 часа дня. когда отбыл, прося не салютовать.
Как я, так и гг. офицеры пользовались неоднократно гостеприимством властей и судов, а 15 февраля я получил приглашение в замок к завтраку, перед которым имел счастье быть представленным Ее Королевскому Высочеству Принцессе Ирене, и завтракал скорее в семейной обстановке, так как приглашенных более не было. После завтрака там же, во дворце Их Высочества, изволили слушать хор балалаечников с крейсера. Нижние чины увольнялись на берег ежедневно группами до 40 человек и вели себя прекрасно, о чем мне приходилось читать в местной газете.
Здоровье гг. офицеров и команды удовлетворительное, так как вследствие разных перемен погоды случались заболевания лихорадкой, но после двух дней опять поправлялись.
18 февраля, по окончании работ по исправлениям, крейсер был выровнен, и ввиду предстоящего перехода каналом приступили к переносу тяжестей с кормы на нос. чтобы посадить его на ровный киль, дав углубление кормой в 26 фут. Угля принял только 150 тонн в носовые угольные ямы.
Во вторник 22 февраля в 8 часов утра, приняв на крейсер германских лоцманов и снявшись с бочки, имея пары в 4-х котлах, направился в Капал императора Вильгельма I. В 9 часов утра вошел в первый шлюз капала и. по исполнению формальностей, двинулся далее. Несмотря на извилистость канала и на малую глубину, крейсером управляться было очень легко, благодаря тому, что он отлично слушался руля. Даже с наступлением темноты, когда по каналу зажгли электрические огни, не представлялось никакого затруднения править по огням.
В 10 часов вечера ошвартовался у южной стенки внутренней гавани местечка “Брунстбюттель”.
23 февраля с раннего утра начал производим, погрузку угля своей командой с барж, подведенных к крейсеру, и к вечеру окончил погрузку, приняв 650 тонн. В 3 часа 30 мин. дня вошел в канал возвратившийся из заграничного плавания германский крейсер “Deutschland” и ошвартовался позади меня, а утром 24 февраля ушел в Киль. 25 февраля, имея пары в 4-х котлах, снялся со швартовов и вышел из канала через последний шлюз в устье реки Эльбы. В 9 часов 35 минут встал на якорь в ожидании полной воды для выхода в море. В 6 часов 40 мин. вечера, снявшись с якоря, пошел далее в море.
Весь день 26-го плавание сопровождалось ясной погодой, но к 10 часам вечера, пойдя к маяку “Gabard”, встретил туман.
27 февраля в 6 час. 20 мин. вечера увидал маяк “Бардглер” и повернул на рейд города Шербург, где и встал на бочку в 10 часов вечера. За все время плавания механизмы, как главные, так и вспомогательные, работали хорошо.
Здоровье гг. офицеров и команды вполне удовлетворительно.
“Адмирал Нахимов” идет в кильватер “Ермаку”.
От 13 марта 1900 г.
В дополнение донесению, посланному мной по приходе в г. Шербург. имею счастье донести Вашему Императорскому Высочеству, что на другой же день по приходе крейсера я сделал все официальные визиты местным властям, причем со стороны морского префекта, вице-адмирала Diculuar встретил самую изысканную любезность, выразившуюся также в предложении всех портовых средств для нужд крейсера.
Не имея никаких потребностей, я просил его только дать возможность моим офицерам осмотреть порт, на что адмирал изъявил свое полное согласие, и через два дня офицеры осматривали порт и вновь спущенный броненосец “Henri IV”. К сожалению, не удалось осмотреть две подводные лодки “Нарвал” и “Морж”, которые почти каждый лень проходили мимо крейсера, то ныряя, то опять всплывая на поверхность волы, но по наведенным справкам, означенные лодки составляют еще секрет для офицеров французского флот.
Отсутствие военных судов на Шербургским рейде сделало мою стоянку весьма спокойной в смысле тонкости обмена любезностями, и только адмирал Diculuar пригласил меня и двух офицеров к завтраку, причем извинился, что не может сделан, большого приема по случаю траура, так как накануне прихода крейсера были похороны его брата - мэра города.
Стоянку в Шербурге мне пришлось затянуть на два дня, так как еще за четыре дня до моего ухода были подняты штормовые предостережения. Оберегая крейсер после перехода льдами, где он получил повреждения в носовой части, я решил немного выждать время и начать переход в г. Ка-дикс, когда равноденственные штормовые сроки пройдут, и, так как 7 марта сигналы были спущены и все данные были в пользу спокойного перехода, на другой день. 8-го числа, забрав почту, я в 11 час. 30 мин. утра, отклепав канат от бочки, вышел в море.
Весь Английский канал прошел с крепким попутным ветром, имевшим характер шторма и стихнувшим 10 марта. Имея все время крупную волну, бившую в правый борт, я решил, для предохранения уже надорванной обшивки, продержаться против ветра, идя самым малым ходом, и потому 9 числа в 4 час. 30 мин. вечера при очень сильном ветре и громадной волне встал против зыби и продержался таким образом до 5 часов утра 10-го числа, после чего лег на курс. Несмотря на случайно неблагоприятные условия начала моего перехода, я был вполне удовлетворен возможностью проверить те предположения, которые у меня явились еще в г. Кронштадте, после ремонта крейсера.
В представленных еще моим предшественником дефектных ведомостях было указано на необходимость устроить клапана к забортным шпигатам, пропускающим воду в батарейную палубу, и сделаны намеки на неудовлетворительность портов 6" орудий, требующих герметичности при задраивании, т.е. резиновой прокладки. Эти вопросы я очень поддерживал, но почему-то эта существенная работа не была выполнена, и получился результат тот же, который на “Нахимове” считался неудобством при плавании, т.е. все вышеуказанные отверстия, несмотря на закупоривание судовыми средствами, продолжали пропускать воду в батарейную палубу. Казалось бы. что с этим можно примириться, так как крейсер и прежде плавал с этими неудобствами, но на деле получился весьма неожиданный результат.
Новая стальная батарейная палуба настолько плохо зачеканена и склепана, что вся вода, получаемая из-за борта через вышеуказанные отверстия, проникает в офицерские каюты и кают-компанию дождем через заклепки и стыки, так что офицерские помещения при большой качке утрачивают свой жилой характер, а в батарейной палубе образуется невообразимый хаос, вследствие всплывающего линолеума. Для успешного выбирания воды в этих палубах требовалась непрерывная работа целой вахты, которая ловила моменты крена, чтобы отливать воду, перебегавшую с борта на борт при размахах крейсера в 21°.
Благодаря разрешению Его Превосходительства Управляющего Морским Министерством, на крейсере плавает младший помощник судостроителя Беляев, на долю которого пришлось много работы по исправлению погрешностей ремонта.
Состоя помощником инженера, производившего ремонт в Кронштадте, ему ни разу не пришлось быть участником живой стороны дела, а только заниматься отчетами по сметам, представляемым в Главное Управление Кораблестроения и снабжений. По уходе инженера Вешкурцева на другую постройку в самый разгар работы на “Нахимове”, Беляеву пришлось выправлять все недочеты и недостатки по работам и оканчивать изготовление крейсера к плаванию в г. Ревель.
Я весьма счастлив, что имею случайно в распоряжении своем инженера, который, благодаря своей ретивости, обходится судовыми средствами и исправляет погрешности ремонта постепенно и, вероятно, с большой пользой будет служить при работах на крейсере в доке в Специи. Как выше было упомянуто, 10 марта я лег на курс и продолжал плавание до Кадикса при самых благоприятных условиях, имея или штиль, или попутное маловетрие.
13-го числа в 7 час. 30 мин. утра пришел в г. Кадикс, где встал на рейде фертоингом.
В Кадиксе предполагаю простоять три дня и затем на переходе в Специю произвести поверочную стрельбу из орудий и, так как считаю нужным до начала работ по исправлению крейсера и ввода его в док, отговеть гг. офицерам и команде, то произвел эту стрельбу близ острова Миморкэ и зайду в порт Магом, где стоянка благоприятствует во всех отношениях в смысле удобства для говения; после чего, исправив девиацию после стрельбы, пойду в Специю, где немедленно же приступаю к работам по исправлению крейсера. За все время перехода от Шербурга до Кадикса машины, как главные, так и вспомогательные действовали отлично. Здоровье гг. офицеров и команды весьма удовлетворительно.
Оставшиеся следы сурового плавания принудили меня поместить в Шербургский госпиталь двух нижних чинов, сильно ослабевших после перенесенной лихорадки, которая, вероятно, была отражением эпидемической инфекции, свирепствовавшей в г. Киле.
От 19 марта 1900 г.
Имею счастье донести Вашему Императорскому Высочеству, что 16 марта утром, выждав приливное течение, чтобы сняться с фертоинга, поднял якорь и пошел в Гибралтарский пролив, чтобы следовать в Средиземное море. В Гибралтарском проливе шел серединой, чтобы пользоваться попутным течением, и прошел его в тот же день в 6 часов пополудни. При входе в Гибралтарский пролив встретил английский крейсер, идущий в океан, но надписи прочесть не мог. Крейсер был типа “Гиоцинт”. В Гибралтаре заметил стоящими два крейсера и броненосец.
В субботу 18 марта, находясь на меридиане Фермантера, начал производить поверочную стрельбу для испытания установки всех орудий. Испытание заняло целый день и закончилось благополучно, исключая правую башню, в которой у 8" орудия при первом же выстреле практическим зарядом срезало болты крышки золотниковой коробки левого цилиндра компрессора. Откат при этом произошел нормальный, и никаких других повреждений не произошло. Людей в башне в это время не было, так как при стрельбе из башни все люди заблаговременно удалялись.
Для исследования причин этого случая мной назначена комиссия. Исправление полагаю произвести судовыми средствами, заказав болты на заводе в Специи. Окончив стрельбу, определил изменившуюся девиацию, после чего продолжал плавание средним ходом с расчетом подойти со светом на другой день к Порт-Махону, куда и прибыл благополучно 19 числа утром, в 9 часов. При входе отсалютовал установленным числом выстрелов нации, на что немедленно получил ответ с форта тем же числом выстрелов. В 9 часов 30 минут встал фертоинг на внутреннем рейде.
За все время плавания механизмы, как главные, так и вспомогательные работали отлично. Здоровье гг. офицеров и команды хорошо.
От 25 марта 1900 г.
В дополнение донесению моему, посланному из Порт-Махона, имею счастье донести, что с прибытием в вышеназванный порт вторая половина гг. офицеров и команды крейсера приступила к говению и в среду 22 марта причащалась.
Пользуясь стоянкой, при содействии нашего вице-консула Дон-Хуана ф. Тальтакул Галенс, устроена была поездка вовнутрь острова для осмотра достопримечательностей, где нашли надгробную плиту, гласящую своей надписью, что под плитой погребен сын адмирала Спиридова Андрей, 19 лет, служивший во флоте и бывший при отце, погребен в 1769 году. Я просил консула снять точную копию надписи на плите и выслать ее в Специю. Не могу пройти молчанием предупредительность нашего консула, который положительно заслуживает поощрения, так как, помимо самой изысканной любезности и готовности ко всякой услуге, он питает самую искреннюю симпатию к России и с гордостью носит наш мундир. Во время стоянки в Махон, по возможности, производил учения, преимущественно шлюпочные, так как рейд очень удобен для этой цели.
В четверг 23 марта, окончив расчеты с берегом, я в 5 часов дня вышел в море. По выходе взял курс прямо на Специю.
25 марта в 8 часов утра вошел на рейд Специи, где, по указанию присланного итальянского офицера, встал на бочку. На рейде застал итальянские суда: “Дуилио” под флагом вице-адмирала Morin, “Сардиния”, под флагом вице-адмирала Mirabello, “Лепанто”, “Сан-Мартино”, “Мария-Пия” и крейсер “Капариоло”.
Приступая с приходом в Специю к исправлению повреждений, явившихся следствием плавания в суровое время года, я должен оглянуться назад и донести о превосходном исполнении долга моими сослуживцами, как гг. офицерами, так и командой, и, выбрав из числа гг. офицеров имеющих по закону право на поощрение, я могу свидетельствовать об отличном исполнении службы старшим штурманом подполковником Филлипповским, лейтенантом Гизе и помощником старшего инженер-механика Шемановым, о награждении которых вместе с сим представлены наградные листы. За все время плавания здоровье гг. офицеров и команды вполне удовлетворительно. Механизмы, как главные, так и вспомогательные работали хорошо.
От 27 июня 1900 г.
С прибытием в г. Порт-Санд я предполагал в тот же день выйти в канал для дальнейшего следования, но администрация канала потребовала от меня изменить углубление крейсера, дабы дать ему осадку кормой в 25,7 фута. Значительная задача потребовала безостановочной работы в продолжение суток, так как пришлось переносить с кормы на нос все возможное, включая снаряды и патроны. В 1 час 55 мин. пополудни 20-го числа я вошел в канал и следовал безостановочно до 8 час. утра 21-го числа, когда и стал на якорь на Суэцком рейде.
В канале пришлось только один раз швартоваться для пропуска трех встречных пароходов. Для следования каналом ночью мной были взяты специальный электрический фонарь, отпускаемый для судов, который и был повешен на форштевне. Но, так как свет этого фонаря я нашел недостаточным, то в помощь ему пустил два своих прожектора, поставленных на крейсере на особых возвышениях. Благодаря им я прошел канал как бы при дневном освещении.
В Суэце, сейчас же по прибытии, я нашел все необходимое для дальнейшего плавания готовым и, дополнив запас угля, я бы мог выйти в море. Но, к сожалению, еще на переходе каналом при 30-35 оборотах машин слышен был сильный скрип в золотнике кормового цилиндра низкого давления правой машины, что заставило меня по постановке на якорь в Суэце вскрыть цилиндр, вынуть золотник для осмотра, и так как результатом осмотра оказалось, что медные пружины сработались более, чем на 14", вследствие большой упругости чугунного плавающего кольца, то для замены этих частей запасенными мне пришлось остаться на рейде до 6 часов утра 23 июня.
Пользуясь этим временем, уложили на места все предметы, снаряды, перенесенные с кормы для прохода каналом, принято 8 быков для предстоящих переходов до Коломбо, и пополнены запасы сухарей. Имея в виду идти в Перим, я просил консула г-на Коста телеграфировать туда, чтобы мне был приготовлен уголь, для следования в Коломбо. На переходе Красным морем был взят запас красного вина для питья команды вместе с водой, ввиду очень больших жаров. Вольнонаемных кочегаров не нанимал, а кочегары вверенного мне крейсера вполне удовлетворительно вынесли переход до Перима.
За все время плавания состояние здоровья как гг. офицеров, так и команды было весьма удовлетворительно. Механизмы как главные, так и вспомогательные работали хорошо. Все плавание, начиная от Суэца, совершено безостановочно до 1 час. 30 мин. пополудни 27 июня, когда пришлось застопорить машину, так как нашел сильный туман, закрывший весь горизонт и не давший возможности увидеть остров Джебель-Теир. В 5 час. 30 мин. туман рассеялся, увидел острова и продолжил плавание благополучно до Перима. о чем Вашему Императорскому Высочеству доношу.
От 1 августа 1900 г.
По приходе 20 июля в г. Сингапур я застал такой наплыв судов в гавани, что пришлось бы ждать очереди для входа и погрузки угля; при этом единственное удобное место по углублению для крейсера было занято германским крейсером “Furst Bismark”. Приняв эти обстоятельства во внимание, чтобы не затягивать погрузку угля, я сделал распоряжение о доставлении его на шаландах к борту, и. хотя этот способ оказался много медленнее, нисколько не помешал своевременному выходу, так как пришлось сделать запасы мокрой провизии. Становясь на якорь почти одновременно с итальянским крейсером “Vittor Pisani”, который я нагнал в пути и затем шел совместно, я увидал, что он приспустил флаг, гюйс и вымпел, и вслед за сим приехал офицер и объявил, что все это сделано по случаю кончины Его Величества короля Гумберта. о чем они сейчас же по постановке на якорь получили известие. Вслед за ним приехал английский офицер со станционера “Brish” и объявил о кончине Его Высочества Герцога Альфреда Кобургского. Распорядившись приспустить флаг, гюйс и вымпел на крейсере, я послал офицера выразить итальянскому командиру полное сочувствие горю, постигшему нацию, а, делая визиты на берегу, я передал местному губернатору лично чувства соболезнования по поводу кончины герцога.
21-го числа, т.е. на другой день, вышел крейсер “Бисмарк”, и, таким образом, к 22 июля собрались военные суда четырех наций, носящих траур вследствие родственных отношений царствующих домов. При таком положении дел не считал удобным приглашать суда к участию в праздновании дня тезоименитства Ее Величества Государыни Императрицы Марии Феодоровны. а только объявил командирам всех судов, что в 8 часов утра подниму флаг, гюйс и вымпел до места, а по окончании торжественного молебства все опять приспущу. Утром 22-го приехал английский офицер и заявил, что по случаю погребения Его Высочества герцога Альфреда Кобургского в 11 час. утра они произведут погребальный салют в 55 выстрелов через минуту и просил принять участие.
Считая долгом исполнить эту вежливость относительно памяти почившего, я, окончив молебства к этому времени и поздравив всех сослуживцев с радостным днем тезоименитства нашего Августейшего Шефа, в 11 часов по второй пушке с английского станционера произвел вышеуказанный салют, что было сделано и остальными судами, и затем все оставил приспущенным, так как итальянский командир ждал известий о дне погребения своего короля.
23-го числа крейсер “Furst Bismark” ушел в море, а на рейд пришел итальянский крейсер “Strombolli”, на другой день ушел в море итальянский крейсер “Vittor Pisani”, а 25-го. окончив все расчеты с берегом, в 5 часов пополудни с вверенным мне крейсером вышел в Гонк-Конг. так как-накануне получил предписание начальника соединенных сил в Китае вице-адмирала Алексеева.
Переход за первые двое суток сопровождался штилем, и по временам набегали шквалы с дождем Пользуясь штилевыми днями, я на другой день по выходе произвел испытание установок бортовых башен, которые в первое испытание на переходе в Порт-Махон имели погрешности, а теперь дали вполне хорошие результаты, а на другой день в полдень спустил щит и произвел первую подготовительную стрельбу из орудии, в которой крейсер юже нуждался, так как после выхода из Специи и до сих пор не встречалось более удобного случая. В 2 часа 20 минут пополудни, окончив стрельбу и подняв щит, я продолжал плавание.
В 2 часа ночи 31 июля подошел к Гонк-Кон-гу и шел малым ходом до рассвета. В 5 часов утра, пользуясь створами маяка “Vaglan” и оконечностью острова “Putoi”. начал работы по уничтожению девиации компасов, так как после переходов оказывалась необходимость сделать эту проверку. В 7 час. 30 мин. утра, окончив работу с компасами, дал полный ход и в 10 час. утра стал фертоинг на Гонк-Конгском рейде. При входе салютовал нации и флагу командора, поднятому на блокшиве “Thea”. на каковой и получил ответ равным числом выстрелов. Из военных судов на рейде застал: блокшив “Thea” под флагом командора; крейсер 2 класса “Iris”: транспорт “Humber”; минный истребитель “Handy”; итальянский крейсер 2 класса “Vittor Pisani”: американский броненосец береговой обороны “Monteray” и французскую канонерскую лодку “Alouette”. За все время плавания механизмы, как глав-ные, так и вспомогательные, работали хорошо. Здоровье гг. офицеров и команды вполне удовлетворительно. Упомянув выше, что я делал визит губернатору города Сингапура, считаю своим нравственным долгом донести Вашему Императорскому Высочеству, что при сношении с представителями английской нации дела все же не обходятся без инцидентов. В Коломбо, за отъездом губернатора во внутрь острова, единственным представителем местной власти остался начальник гарнизона генерал-майор Hobson, который в день моего прихода прислал своего адъютанта сказать, что генерал теперь занят инспекторским смотром и может меня принять только через два дня в полдень.
Предполагая, что генерал Hobson действительно желает меня видеть, я согласился только потому, что число дней стоянки превосходило назначенный день. В назначенный день и час, сопровождаемым замещающим нашего консула г-м Щербачевым, я был у генерала Hobson на его вилле, но. не застав его дома, оставил карточки ему и его супруге и расписался по местным обычаям в раскрытых уже визитных книгах, а затем просил г-на Щербачсва выяснить этот вопрос. Г-н Щербачев сейчас же отправился к колониальному секретарю для объяснений, а я уехал на крейсер. На другой день утром прибыл ко мне адъютант генерала с его визитной карточкой взамен личного визита и передал мне. что генерал ждал моего визита не у себя дома, а в Office. На следующий день я был на берегу и. возвращаясь на пристань на свой вельбот, у консульства был настигнут консульским чиновником с письмом от г-на Щербачева. который пишет, что генерал Hobson сидит в консульстве и просит меня зайти для объяснений, и при этом Щербачев сообщает, что генерал, кажется, намерен отделаться визитом мне в консульстве. Так как я был одет в штатское платье, то я написал г-ну Щербачеву. чтобы он передал генералу, что мой костюм мешает мне при официальных объяснениях и что я уехал на крейсер. Через десять минут после моего возвращения на крейсер прибыл генерал Hobson с адъютантом для официального визита и при съезде получил подобающие чину почести и салют.
В Сингапуре я делал визит местному губернатору Sir Alexis Swetenhem в его губернаторском доме в приемный час и был принят. Был назначен день и час. когда губернатор меня посетит для ответного визита, но в назначенный день прибыл только один его секретарь и со смущенным видом передал мне, что по случаю почтового дня губернатор быть не может и присылает карточки мне п в кают-компанию.
Случилось это на крейсере в присутствии нашего консула барона Кистера. а потому, пригласив секретаря к себе в каюту, мы начали объяснения. Я заявил, что почтовые дни все известны заранее и что. если губернатор забыл, то мог визит отложить, прислав меня предупредить, а что получение карточки взамен визита меня не удовлетворяет, так как я на рейде единственный представитель Русского Императорского флота, и, командуя кораблем I ранга, могу рассчитывать на личный визит, тем более что за время плавания мне приходилось получать эту любезность даже от высочайших особ, как. например. Его Высочества принца Генриха Прусского, сделавшего мне в г. Киле ответный визит лично, и просил секретаря передать это губернатору.
В тот же день вечером я получил письмо от нашего консула барона Кистера, который сообщал мне, что губернатор с удовольствием приедет ко мне на следующий день, т.е. 27 июля в 3 часа дня. но просит ему при съезде не салютовать. При этом секретарь, писавший консулу, ясно пояснил, что губернатор не хочет, чтобы в городе знали о его визите на крейсер, так как он никому и никогда не отвечает лично, особенно на военные суда.
В назначенный день и час Sir Alexis Swctenhem один прибыл ко мне. долго сидел, и, так как при съезде с крейсера не просил меня лично о салюте. я. согласно местным обычаям, отсалютовал ему 17 выстрелами. Как в первом, так и во втором случае наши представители гг. Щербачев и барон Кистер оказались на высоте своего положения и заставили позабыть то старое, но недоброе время, когда при подобных вопросах наши представители боялись всяких недоразумений и приходилось слышать только слова успокоения и просьбы не горячиться из-за пустяков. О чем Вашему Императорскому Высочеству доношу.
От 21 апреля 1901 г.
Кончая недельный срок пребывания в Шанхай-Гуане. сего 21 апреля в 4 часа пополудни, с вверенным мне крейсером ухожу в Таку, дабы прибыть на рейд заблаговременно ко дню тезоименитства Ее Императорского Величества Государыни Императрицы Александры Феодоровны и тем самым иметь достаточное время для приглашения к празднованию дня 23 апреля иностранных судов, которых, по слухам, в Таку стоит достаточно большое число.
В продолжение всей истекшей недели к услугам и содействию крейсера никто не обращался, а пароходов не приходило, так что мне представилась полная возможность заниматься учениями, обращая главным образом внимание на боевую подготовку крейсера, не оставляя других занятий и учений без внимания.
Весьма неспокойное состояние моря за все эти дни не дало возможности заняться шлюпкой, но и этот пробел до некоторой степени был восполнен поддержкой сообщения с берегом два раза в сутки на катерах, при исключительном пользовании парусами. Как гребцы, так и старшины менялись каждый рейс, вследствие чего почти все прошли школу управления парусами и рулем, при обстоятельствах довольно серьезных. В настоящее время шлюпки пристают к пристани, но она весьма мала и, в данном случае, английская гораздо удовлетворительнее.
16 апреля ушел с рейда французский крейсер. 19-го числа мной был командирован в Цин-Ван-дао лейтенант Мальцев, который вернулся в тот же день. По сведениям, полученным от лиц военно-сухопутного ведомства, замечается весьма неблагоприятное отношение китайцев к англичанам. Основанием к такому явному неприязненному отношению послужили чрезмерные вымогательства последних у мирных жителей. Под угрозой смерти англичане прямо собирают с них деньги, назначая сумму по своему усмотрению, и, если таковой суммы не найдется, то под дулом заставляют писать обязательства дополнить сумму в ближайшем будущем. Вследствие таких порядков все китайцы: рабочие, кочегары и машинисты с английской линии железной дороги переходят на нашу линию.
Из важных событий последнего времени должен донести Вашему Превосходительству, что 7 апреля около ста сипаев отправились в г. Фунин. где, по сведениям от китайцев, находилась партия хунхузов. Когда отряд сипаев, встретив ее, вступил в перестрелку, то потерял убитыми: одного майора Browning, одного сипая и несколько сипаев ранеными. В тот же вечер из Шанхай-Гуана было отправлено подкрепление: 300 сипаев 4-го Пенджабского полка, утром еще 100 человек пеших, 75 конных и рота японцев.
Этот отряд преследовал китайцев до г. Тай-Инг, где имел с ними перестрелку, но китайцы, подпустив их до 800 шагов, начали отступать и ушли в горы. К этой стычке, 11 апреля, успели подойти и французы, рота зуавов, которая была в экспедиции в д. Скиендзе и, услышав через китайцев о деле у Фунин. двинулись туда. В наказание англичане выжгли часть г. Тай-Инг, причем погибло некоторое число и мирных жителей. Сколько, англичане не говорят, со стороны же союзников потери были: еще два убитых сипая, 3 сипая раненых, 2 японца раненых и легко раненный француз. Англичане оставили в Фунине небольшой гарнизон. 18 апреля из Шанхай-Гуана отправлена рота японцев в Юн-кун-фу.
20-го числа, пользуясь совершенно тихой погодой, произвел очередной спуск водолазов, для осмотра положения якоря и для осмотра винтов. Последнее считал весьма необходимым, так как при выходе из Порт-Артурского бассейна пришлось дать полный ход машинам в самом бассейне, для большей разворотливости. По осмотре водолазами все оказалось благополучным. В 2 часа 30 мин. пополудни на рейд пришел из Таку японский крейсер “Naniva”, заходивший в Цин-Ван-Дао. О чем Вашему Превосходительству доношу.
От 25 апреля 1901 г.
14 апреля в 2 часа пополудни, получив приказание Вашего Превосходительства следовать по назначению, снялся с якоря и пошел в Шанхай-Гуам Обстоятельства погоды были благоприятны, и я предполагал к 9 утра начать 2-ю подготовительную стрельбу из орудий. Но, так как к этому времени посвежел ветер и развел значительную зыбь, я отложил производство стрельбы до полдня, потому что к этому времени находился в 20 милях от берега и был укрыт от ветра. В 11 час. 30 мин. спустил щит и начал производить стрельбу, руководствуясь инструкцией, приложенной к предписанию.
В 2 час. 30 мин. пополудни. окончив стрельбу, подобрал щиты, кроме одного, которого не мог найти, т.к. его разломало и унесло, продолжал следовать в Шанхай-Гуан, куда и прибыл в 5 часов пополудни. На рейде, кроме эскадренного броненосца “Петропавловск”, застал французский и английский крейсера. Явившись командиру эскадренного броненосца “Петропавловск”, я получил от него дела станционера и, узнав, что он выйдет в 8 часов утра, с вечера перевел на броненосец флагманского артиллериста лейтенанта Малышева и лейтенанта барона Черкасова. О чем Вашему Превосходительству доношу.