Глава 9 Переходный период

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 9

Переходный период

В отличие от Анголы, ко времени революции в Португалии ведущая роль ФРЕЛИМО в борьбе за независимость Мозамбика была общепризнанной. Попытки «возродить» УДЕНАМО провалились намного раньше, так же, как и попытка создать альтернативное Фронту движение, так называемый Революционный комитет Мозамбика – КОРЕМО, базовой страной которого была Замбия и который первоначально пользовался поддержкой Пекина.

Поставки современного вооружения из СССР сыграли немаловажную роль в том, что португальские войска в Мозамбике оказались на грани краха. В частности «Стрелы», которые еще с начала 1973 г. эффективно использовались в Гвинее-Бисау, во многом позволили снять угрозу вражеских бомбардировок. «Родезия перестала проводить свои воздушные налеты, и португальцы были более или менее прикованы к земле. Важными были и ГРАД-П»[638].

Однако контакты Машела с советскими представителями в период после апреля 1974 г. вряд ли удовлетворяли его. Сержио Виейра вспоминает сложности, связанные со встречей Машела в Дар-эс-Саламе с советской делегацией а августе того года.

В это время Москва и руководство ФРЕЛИМО по-разному оценивали сложившуюся ситуацию. Советское руководство призывало к достижению перемирия с новым правительством Португалии, но мозамбикцы, несмотря на то, что после революции в него входили прогрессивно настроенные офицеры, социалисты и коммунисты, продолжали вести боевые действия. Но дело было не только в разногласиях по существу. По словам Виейры, глава советской делегации, прибывшей в Дар-эс-Салам в августе 1975 г., «член ЦК», на встрече с Машелом сразу же начал зачитывать послание из Москвы, хотя и отказался передать его письменный текст[639], вместо того, чтобы узнать мнение руководителей ФРЕЛИМО о сложившейся ситуации, в то время как те собирались информировать советских представителей о ходе их переговоров с Лиссабоном.

На встрече с руководством ФРЕЛИМО в Лусаке в июне 1974 г. лидер социалистов Марио Соареш, занимавший пост министра иностранных дел, изложил позицию португальского правительства (по словам Виейры, она на 100 % совпала с позицией Спинолы), которое настаивало на прекращении огня, в то время как вопрос о деколонизации предлагалось обсудить в последнюю очередь.

Мозамбикцы, напротив, настаивали на том, что прекращение огня может быть легко осуществлено, если будут достигнуты цели освободительной борьбы. Поэтому они призывали к признанию права на полную независимость, передаче власти ФРЕЛИМО как единственному законному представителю народа Мозамбика и установлению даты достижения независимости. Они согласились на продолжение переговоров только после завершения переговоров о независимости Гвинеи-Бисау[640]. Было уже ясно, что в этой стране Лиссабон был вынужден передать власть ПАИГК, и руководство ФРЕЛИМО явно хотело использовать это как прецедент.

Позиция ФРЕЛИМО на переговорах с Соарешем была поддержано Отелу де Карвалью, который представлял на них португальское Движение вооруженных сил (МФА). Вскоре новое правительство во главе с Вашку Гонсалвешем признало право на самоопределение португальских колоний, и на конфиденциальных переговорах с МФА ФРЕЛИМО достиг договоренностей, которые были подтверждены на встрече в Дар-эс-Саламе уже с участием Соареша и другого гражданского министра Алмейды Сантуша. Было решено, что официально соглашение будет подписано на встрече в Лусаке.

По словам Виейры, Машел как раз и собирался информировать советских представителей о прогрессе на переговорах, но ему пришлось прослушать «лекцию о необходимости мира и о том, что ФРЕЛИМО мешает демократическому процессу в Португалии». Лидер ФРЕЛИМО был явно разочарован и вместо рассказа о ситуации лишь сказал, что ожидал от делегации поздравления ФРЕЛИМО с успехами в борьбе, которые внесли вклад и в падения фашизма в Португалии.

Он надеялся услышать, что «продолжение вооруженной борьбы необходимо для того, чтобы заставить португальских правых принять мир и независимость колоний» и что «жертвы советского народа» в поддержку борьбы ФРЕЛИМО принесли результаты[641].

Однако А. Ю. Урнов, который входил в состав делегации, прибывшей тогда в Танзанию, рисует другую картину: Машел заявил ей, что бойцы ФРЕЛИМО «будут убивать ваших друзей»[642], то есть португальцев – ему не нравилось, что Москва уже установила с новыми португальскими властями дружественные дипломатические отношения.

Так или иначе, было бы неправильным полагать, что стремление Москвы к прекращению огня означало прекращение поддержки ФРЕЛИМО. Более того, как раз в это время, в августе 1974 г. группа в составе трех советских офицеров из «Северного учебного центра»[643] совершила поход по территории Мозамбика. Ее возглавлял начальник центра полковник (позднее генерал-майор) Федор Иванович Федоренко. Задачей группы было изучение ситуации на месте, и после нескольких дней в Дар-эс-Саламе они самолетом перелетели на юг Танзании, в Мтвару, а оттуда перебрались в главный лагерь ФРЕЛИМО Нанчингвею и, наконец, на «лендровере» – к реке Рувуме, по которой проходит граница с Мозамбиком. Реку они пересекли на каноэ вместе с фрелимовцами. Важное значение, которое руководство ФРЕЛИМО придавало этой группе, показывает тот факт, что ее сопровождал отряд численностью в 115 человек во главе с Себастьяно Маботе, будущим начальником мозамбикского Генштаба[644].

Они посетили районы, уже освобожденные ФРЕЛИМО на севере страны, но поскольку кое-где португальские гарнизоны еще оставались, им приходилось по партизанским тропам переходить из одного такого района в другой, избегая контакта с противником. Наши офицеры высоко оценили порядок на партизанских базах, включая хорошую организацию тыла и медицинского обеспечения. Кроме бойцов ФРЕЛИМО, они встречались и с местными жителями, некоторые из которых потратили несколько часов на дорогу, чтобы встретиться с советской группой. Удалось им побывать и на опорном пункте португальцев, который только что был захвачен фрелимовцами после минометного обстрела. Там они осмотрели укрепления, в том числе блиндаж в шесть накатов.

Путь группы в Танзанию был еще более трудным, в последний день им пришлось пройти около 80 км. Затем на пирогах, по одному они переправились через протоки Рувумо. В Дар-эс-Саламе перед отъездом в Москву в конце августа они провели обстоятельный разговор с Жоакимом Чиссано и встречу с Саморой Машелом[645].

ФРЕЛИМО смог добиться ведущей роли в Переходном правительстве, премьер-министром которого стал Чиссано. Но ситуация в стране оставалась очень напряженной. 7 сентября 1974 г., в день, когда в Лусаке было подписано соглашение между ФРЕЛИМО и Португалией, белые поселенцы попытались сорвать установление новой власти. Однако их мятеж был быстро подавлен. Урия Симанго, который поддержал этот мятеж, со своими сторонниками «поехал к Яну Смиту, чтобы просить его вторгнуться в Мозамбик. Тот хотел этого, но ему нужен был зеленый свет от Форстера»[646]. Но «Форстер отказался принять делегацию и выступил с публичным заявлением, что хочет иметь хорошие отношения с Мозамбиком, и не будет вмешиваться в его дела, и, кроме того, хочет мира и стабильности в регионе»[647].

В это время Форстер принимал участие в так называемой «разрядке» вместе с Каундой и взял на себя обязательство уважать волю Мозамбика (ФРЕЛИМО), а вмешательство ЮАР «означало бы конец этой «разрядке» и нападение на Мозамбик, кроме того, означало бы «конфронтацию с Португалией, а португальское правительство тогда было очень популярно на Западе… Спинола все еще был главой государства»[648].

Такая позиция Форстера была позитивно встречена руководством ФРЕЛИМО. 18 сентября 1974 г., сразу после создания Переходного правительства, его глава Жоаким Чиссано заявил, что ФРЕЛИМО не хочет начинать новую войну и не претендует на роль реформатора политики ЮАР. «Это дело народа Южной Африки»[649].

Мы были рады встретиться с Чиссано в Лоуренсу-Маркеше, когда прибыли туда в составе делегации СКССАА в последний день апреля 1975 г. Ее возглавлял М. С. Фазылов, в то время министр иностранных дел Казахстана, делегация включала и А. Ю. Урнова из Международного отдела ЦК («Камарада Педру» не мог быть с нами, потому что он, как уже говорилось, в те дни был в Луанде).

Однако добраться до мозамбикской столицы было нелегко. После затяжного перелета через Аден и Найроби (в жарком Адене нам пришлось несколько часов дожидаться опоздавшего рейса «Эйр-Индия»), мы прилетели в Дар-эс-Салам, где получили подтверждение, что Переходное правительство Мозамбика готово принять нашу делегацию. 30 апреля делегация вылетела в «Эл Эм», как тогда неофициально называли столицу Мозамбика самолетом компании «Ист Африкэн Эйруэйс», который совершал посадку в Блантайре, в Малави. Всем транзитным пассажирам предложили пройти в здание аэропорта, и там молодой малавийский офицер, то ли из полиции, то ли из иммиграционной службы, который подходил к разным группам пассажиров, спрашивая у них документы, буквально подпрыгнул от возбуждения, увидев советские паспорта. Вполне возможно, что малавийские власти заранее знали о нашем полете, и его задачей было найти нас.

На урегулирование неожиданного для нас конфликта ушло несколько часов. Малавийцы утверждали, что мы незаконно прибыли на территорию этой страны и поэтому будем депортированы в Танзанию следующим же рейсом, и распорядились даже снять с борта наш багаж. А местный белый представитель авиакомпании, возможно, родезиец, не только отказался помочь, но и обвинил нас в нарушении Варшавской конвенции по воздушным перевозкам, принятой еще в 1929 г.

Однако мы твердо настаивали на продолжении полета, и нас поддержал капитан самолета норвежец, который отказался продолжать рейс без нас и даже, как мы узнали позднее, позвонил министру иностранных дел Малави и потребовал нашего возвращения на борт. Наконец, наш багаж вновь был погружен, а капитан извинился перед пассажирами за задержку «из-за иммиграционных проблем». Но когда мы, наконец, прибыли на место назначения, выяснилось, что одна из кинокамер, которые мы везли для ФРЕЛИМО, была похищена.

Несомненно, развитие событий в Мозамбике было ударом по Претории, хотя власти ЮАР и старались «спасти лицо». Когда утром 1 мая я включил в гостинице южноафриканское радио, тремя основными новостями на нем были «захват коммунистами Сайгона», запрет южноафриканской спортсменке выступать на соревнованиях где-то в Латинской Америке и приезд в Лоуренсу-Маркеш «высокой советской делегации». Когда же я переключился на местное радио, мое удивление было еще больше: там звучал Интернационал, причем на русском языке.

В тот день я присутствовал на первомайском митинге на одном из заводов вместе с Луишем Бернардо Хонваной, выдающимся мозамбикским писателем и интеллектуалом, который в то время был секретарем премьер-министра Переходного правительства. Он сам был за рулем «Фольксвагена», положив «Калашников» рядом с собой.

Руководство ФРЕЛИМО в Мозамбике, особенно Жоаким Чиссано и Армандо Гебуза, который был тогда министром внутренних дел и Национальным политическим комиссаром Фронта, тепло приняло нашу делегацию. Нам был организована поездка по пяти провинциям с посещением 11 городов и более 30 выступлениями на различных митингах и встречах. К сожалению, мы не смогли побывать на одной из баз ФРЕЛИМО в давно уже освобожденном районе в провинции Ньяса – пилот-португалец небольшого самолета, зафрахтованного ФРЕЛИМО, сделал несколько заходов на три поляны возле этой базы, но все же не решился на посадку: по его словам, «полосы», если их можно было назвать таковыми, были слишком короткими и слишком неровными.

Наше короткое пребывание в центре этой провинции городе Вила-Кабрал (ныне – Лишинга) было довольно занимательным. Администрацию там все еще возглавлял португальский чиновник, исполнявший обязанности губернатора. И он сам, и его соотечественники были довольно взволнованы возможностью встретиться с советской делегацией, хотя и с трудом понимали роль и намерения Москвы: «Собираетесь ли вы делать в Португалии то же, что и в Мозамбике?» – спросил нас один из них.

Более приятной была встреча с фрелимовцем-выпускником одного из московских вузов, который пришел на виллу, где мы жили. Получив диплом агронома, он провел несколько лет в «буше» в рядах ФРЕЛИМО Он показал нам свадебные фотографии и попросил нас передать его жене в Москву письмо, да и проверить его русский язык в нем. Язык был все еще не плохой, но одна фраза заставила нас улыбнуться: «Мы захватили Мозамбик». Конечно, не обошлось без ста грамм «за встречу», и наш новый друг повторял: «Как в Союзе, как в Союзе».

Он был далеко не единственным встретившимся нам мозамбикцем, который обучался в СССР. Большинство из них проходило «спецподготовку»: от Флориано Умберто, комиссара ФРЕЛИМО в дистрикте Муруппа[650], до Жоакима Чиссано, который, как и Гебуза, просил передать привет не только советскому руководству, но и особенно «товарищу Педру».

Чиссано принял нашу делегацию на следующий день после приезда в мозамбикскую столицу. Он подробно рассказал о положении в стране в переходный период и выразил удовлетворение первыми практическими шагами по двустороннему сотрудничеству, в частности, приезду в Мозамбик незадолго до нас группы экономистов из ГКЭС[651].

Наша первая беседа с Гебузой проходила, когда мы в одном самолете летели из столицы в г. Нампулу, а вторая – в его офисе. Он обратился с просьбой к СКССАА, «который столько лет помогал ФРЕЛИМО», «найти новые формы оказания помощи». В частности, руководство ФРЕЛИМО хотело, чтобы и в СССР, и в Мозамбике была организована подготовка кадров, и особое внимание было уделено решению социальных вопросов, особенно здравоохранению[652].

Мозамбикские друзья были обеспокоены инцидентом в Блантайре, а поскольку мы должны были вернуться в Дар-эс-Салам по тому же маршруту, они приняли соответствующие меры. «Не беспокойтесь о Блантайре», – сказал Гебуза, обнимая меня на прощание. И действительно, на этот раз транзитным пассажирам было предложено оставаться на борту, а тот самый лейтенант, проходя между рядами кресел в самолете, сделал вид, что не знает нас.

Мы вернулись из Мозамбика в приподнятом настроении. Мы видели, что основная часть страны не пострадала от войны, поскольку боевые действия велись преимущественно в отдаленных северных провинциях.

Победа освободительного движения в Мозамбике открыла новые перспективы для его друзей в соседних странах. «Еще три года борьбы в Зимбабве и десять в Южной Африке», – сказал я своим коллегам. Я был излишне оптимистичен, первая из этих стран освободилась почти пять лет спустя, а во второй потребовалось пятнадцать лет для снятия запрета на АНК и начала переговоров с правительством об устранении режима апартеида. Но никто не мог представить тогда, что через десятилетие сам Мозамбик чуть ли не погрузится в хаос из-за действий так называемого Мозамбикского национального сопротивления (РЕНАМО), созданного в 1976 г. родезийскими спецслужбами, а затем «усыновленного» Преторией.

В Москве мы постарались сделать все для выполнения просьб лидеров ФРЕЛИМО. В частности, в дополнение к правительственному каналу оказания помощи из средств Советского фонда мира было выделено полмиллиона рублей для закупки различного оборудования – от пишущих машинок до железных кроватей для школ-интернатов. В те времена низких цен это была существенная сумма, хотя средств все же было выделено вдвое меньше, чем мы предлагали.

Вскоре после нашего возвращения, в конце мая 1975 г. в Лоуренсу-Маркеше была создана советская миссия связи, аккредитованная при Переходном правительстве Возглавил ее Аркадий Петрович Глухов, который с 1968 г. по 1973 г. работал советником в посольстве СССР в Танзании и установил там тесные контакты с руководством ФРЕЛИМО. Как и «Камарада Педру», он хорошо знал и уважал Эдуардо Мондлане и Жоакима Чиссано, который после гибели первого президента Мозамбика стал основной фигурой в связях с Москвой, в то время как Самора Машел большую часть времени проводил «в зоне боевых действий»[653].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.