ГЛАВА XVIII

ГЛАВА XVIII

Результаты подводной войны. — Ошибки немцев. — Значение подводного флота. — Противолодочные средства. — Воздушные атаки на подводные лодки. Важность морских сообщений. — Блокада Германии. — Изменение методов блокады. — Протесты США. — Конвоирование нейтральных судов. — Связанность морских сил с базами. — Малые моторные корабли. — Радио. — Первостепенное значение огня артиллерии. — Калибры и башни. — Возгорание зарядов. Скорость хода. — Мины и параваны. — Штабная работа и реформа британского Адмиралтейства. — Результаты блокады. — Условия перемирия. — Сдача германского флота. — Потопление его в Скапа Флоу. — Потери англичан.

К середине 1918 г. британский флот одержал верх над подводными лодками, и хотя охрана транспортов с войсками США и отвлекала на себя значительную часть британских морских сил, система конвоев дала блестящие результаты. Но потери, понесенные британской нацией, и огромные расходы, на которые ей пришлось пойти для спасения своих союзников (в частности, гарантии их заказов в Америке), отразятся еще на нескольких поколениях и являются главной причиной трудностей, которые испытывал народ после выигрыша войны.

Страховка грузов, обходившаяся обычно в мирное время в 2 шиллинга 6 пенсов, или 1/8 процента, выросла до 7 фунтов стерлингов и поднялась бы еще выше, если бы не вмешательство правительства. Фрахты в Атлантическом океане, которые на британских судах также в широких пределах нормировались британским правительством, выросли приблизительно в 40 раз. Высшая ставка за провоз тонны угля из Кардифа в Барселону была 22 фунта против нормальных 15 шиллингов, а риса в Англию — 30 фунтов вместо нормальных 25 шиллингов.

Что подводная лодка не является вполне удовлетворительным средством для борьбы с морской торговлей, представляется доказанным войной. Использование немцами подводной лодки с полным пренебрежением к безопасности пассажиров и команд атакуемых судов постепенно заставило выступить против них все нейтральные страны. Если в будущей войне будут соблюдаться правила, принятые Вашингтонской конференцией 1921–1922 гг., то подводные лодки смогут вести борьбу против торговли только по правилам крейсерской войны, т. е. атаки торговых судов нельзя будет производить без предупреждения, и суда можно будет топить только после того, как все пассажиры и команды будут находиться в безопасности*. В 1917–1918 гг. эти два ограничения, которых немцы не соблюдали, сделали бы подводные операции против торговли невыполнимыми. Однако это не вытекает из опыта небольшого числа британских подводных лодок в Балтийском море.

Подводная война имела бы гораздо больше шансов на успех, если бы она сопровождалась энергичными действиями германских надводных кораблей и Флота Открытого Моря с целью отвлечь максимум внимания англичан и истреблять траулеры и мелкие суда, которые играли такую большую роль в действиях союзников**.

Крейсерство «Мёве» показало, что немцы могли более широко использовать надводные крейсеры; пара линейных крейсеров, действуя раздельно, была бы в высшей степени опасна и неприятна, несмотря на трудности снабжения их топливом, так как они, возможно, сумели бы пополнять запасы топлива со своих призов и с нейтральных судов. Несомненно, что в конце концов они были бы потеряны, но до своего интернирования или гибели они могли бы принести громадный вред. Австрия не имела линейных крейсеров, а выход из Адриатического моря охранялся слишком большими силами союзников, чтобы австрийцы могли поддержать действия подводных лодок в Средиземном море надводными кораблями.

«Гебен» до 1918 г. был необходим в Чёрном море против русского флота, а когда он сделал попытку выйти из Дарданелл, он немедленно наткнулся на мину и должен был вернуться.

Против линейных кораблей и линейных крейсеров современных типов подводная лодка во время войны оказалась совершенно бессильной и вредила им только тем, что стесняла их действия, заставляя ходить зигзагами, обязательно с охранением их легкими кораблями, и держа в постоянном нервном напряжении их командный состав и команды. Однако к концу войны немцы сконструировали новые торпеды исключительной мощности (которые им не удалось использовать), калибром 60 см, со скоростью 25,5 узла на дистанции 82 каб. и разрывным зарядом весом 250 кг при утроенной мощности взрывчатого вещества по сравнению с пироксилином. Остается открытым вопрос, выдержали ли бы такие корабли, как «Куин Элизабет» или «Баден» попадание такой торпеды в середину корпуса; как говорит Кастекс*, существование торпед такого образца есть тормоз, удерживающий конструктора от увлечения слишком большими размерами кораблей.

Для оценки действительности различных методов защиты против подводных лодок и приемов борьбы с ними необходимо обратиться к германским авторитетам и сравнить их данные с наблюдениями союзников. В борьбе с подводными лодками после мин наиболее действенным средством были глубинные бомбы, т. е. бомбы, которые автоматически взрывались, достигнув известной глубины. Ввиду недостатка взрывчатых веществ, этих бомб в британском флоте в 1916 г. не хватало, и даже еще в начале 1917 г. на эскадренный миноносец отпускалось лишь по 4 бомбы, из которых 2 с зарядом в 136 кг тротила и 2 в 55 кг. Продукция промышленности со 140 штук в неделю в июле 1917 г. поднялась до 800 в декабре, и к концу 1917 г. стало возможно отпускать на эскадренный миноносец по 20–30 штук. Глубинные бомбы большого размера могли уничтожить подводную лодку при взрыве на расстоянии не более 14 фут. (4,3 м); на расстоянии 28 фут. (8,5 м) они могли повредить ее настолько, чтобы заставить всплыть**. В 1917 г. было сконструировано и быстро введено на флоте приспособление для бросания глубинных бомб на расстояние 2,5 каб.

Были сконструированы также специальные мортиры (гаубицы) для метания крупных снарядов с большим разрывным зарядом на еще большие дистанции. Одним из лучших образцов была легкая 280-мм мортира, стрелявшая 350-фунтовыми (около 160 кг) снарядами на расстояние до 15 каб. Глубинные бомбы были, может быть, главным наступательным оружием надводных кораблей против подводных лодок, хотя зачастую эти бомбы рвались без всякого результата или с весьма незначительным.

Гидрофоны, т. е. приборы, обнаруживающие подводные лодки по звуку, были впервые испытаны в начале 1915 г., но только к концу 1917 г. они приобрели необходимые качества и начали выпускаться в достаточном количестве*. В декабре отряд дрифтеров со сторожевым кораблем типа «Р» (специальный тип сторожевого корабля, построенный во время войны, 613 т водоизмещения, вооруженный одной 102-мм и одной 40-мм автоматической пушкой), снабженный гидрофонами, преследовал подводную лодку, шедшую в подводном положении, в продолжение 7 часов и, как предполагали, уничтожил ее. Однако, несмотря на то, что около нее было сброшено несколько глубинных бомб, в действительности ей все-таки удалось уйти. Очень удобным оказался американский гидрофон более простого типа, для пользования которым необходимо было, однако, стопорить машины. О размахе гидрофонной службы можно судить по тому, что к концу войны пользованию гидрофонами обучалось 3 000 чел. офицеров и команды. Вырабатывались и совершенствовались и другие секретные приспособления для обнаружения подводных лодок и определения их местонахождения, и к концу 1918 г. некоторая доля зашиты, которую обеспечивала подводной лодке ее невидимость, была у нее отнята.

По германским данным суда-ловушки потопили 12 подводных лодок; было еще несколько сомнительных случаев, но надо считать, что наибольшее вероятное число не превышает 15. К концу войны они стали недействительны и, по данным Михельсена**, со второй половины 1917 г. совсем перестали причинять потери германскому подводному флоту.

Со значительным успехом применялись против подводных лодок подводные же лодки. Преследовать невидимый корабль кораблем, который сам видит плохо, было трудной задачей и, казалось, не сулило больших успехов. Но германские авторитеты утверждают, что возможность нападения неприятельской подводной лодки вызывала в личном составе германских подводных лодок чувство небезопасности***, и, если принять во внимание незначительное число применявшихся для этой цели союзных лодок, то их надо считать, может быть, наиболее действенным из всех противолодочных средств. Михельсен идет дальше и утверждает, что подводная лодка — не только лучшее средство нападения для слабейшего государства, но и лучшее средство обороны для сильнейшего.

Барражи из сетей и мин, комбинированные в некоторых случаях с бревенчатыми бонами, и чисто минные заграждения были весьма разнообразны по своей действенности против подводных лодок. Первоначальный барраж у Дувра оказался мало действенным, и на нем погибли только 2 подводные лодки. Обширные минные заграждения, поставленные в декабре 1917 г., были уже совершенно иного свойства и, по германским данным, являлись серьезным препятствием для деятельности базировавшихся на Зеебрюгге подводных лодок, которые этим ударом были лишены всех преимуществ их географического положения.

Барраж в Северном море, как уже указывалось, не был действенен ввиду особых трудностей. Отрантский барраж был также мало действенен ввиду больших глубин, и на нем погибла только 1 подводная лодка, хотя возможно, что, заставляя подводные лодки всплывать, он содействовал их уничтожению.

В узкостях самолеты очень беспокоили личный состав подводных лодок противника, но число потопленных ими лодок совершенно ничтожно: по данным союзников — 7, по германским данным — 4. До конца войны только немногие самолеты могли поднимать бомбы, достаточно тяжелые для того, чтобы причинить вред подводной лодке в подводном положении. Многие британские подводные лодки подвергались жестокой бомбардировке с германских самолетов, но возвращались в порт, хотя и объявлялись потопленными. Среди них была, например, С-25*, которая до самого перемирия находилась в строю. Однако при современных огромных бомбах воздушные атаки безусловно станут в будущем гораздо более опасными для подводных лодок.

Подводные лодки выявили чрезвычайное значение снабжения всех воюющих по морским путям. Франция и Италия должны были ввозить морем продовольствие, уголь, сталь и взрывчатые вещества, и, если бы подводная блокада имела успех, их войска лишились бы необходимых боевых припасов, и их поражение было бы несомненно. Страны, которые в обычных условиях были почти совершенно независимы от ввоза, во время войны, когда их мужское население было привлечено на фронт и в военную промышленность, были вынуждены сильно увеличить свой ввоз. Поддержание морских сообщений союзников британским флотом и британским торговым тоннажем было поэтому ценнейшим вкладом в дело союзников. Точно так же блокада (хотя и не осуществленная полностью), лишившая Германию и ее союзников морских сообщений, была одной из главных причин развала Германии. В ноябре 1918 г. союзники были в состоянии продолжать войну без конца, тогда как Германия была в безнадежном экономическом состоянии, несмотря на прекрасную организацию и большие завоевания в России.

В начале войны блокаде Германии препятствовала Лондонская декларация, которую британское правительство опрометчиво объявило, но которая так и не была ратифицирована. Очень быстро обнаружился вред этой декларации для интересов союзников, и 7 июля 1917 г. от нее официально отказались. Старые формы блокады требовали нахождения блокирующих крейсеров в виду блокируемого порта (или портов) или, по крайней мере, в непосредственной близости к ним. Но в условиях 1914 г., при наличии мин и подводных лодок, это было неосуществимо, что признавалось и самой мощной из нейтральных стран — США. Временами США выдвигали требования так называемой «свободы морей», т. е. права плавания в море во время войны так же свободно, как и в мирное время*. Ответом на это требование лучше всего могло бы служить напоминание о действиях самих США в войну 1861–1865 гг. Если бы требование это было признано, морские державы оказались бы в очень невыгодном положении по сравнению с сухопутными. В то же время германскую форму блокады посредством массового разбрасывания мин вне территориальных вод следует признать злоупотреблением, требующим контроля и ограничения.

В мировую войну союзники не держали блокирующих сил вблизи неприятельских берегов, что до 1917 г. давало США основание считать блокаду недействительной. Но на деле германские и австрийские сообщения с внешним миром (за исключением Скандинавии и Голландии) были прерваны более основательно, чем морские сообщения в какую-либо из прежних войн. Союзники задерживали товары, относительно которых было известно или подозревалось, что они направляются через голландские, датские или шведские порты в Германию. От нейтральных судов, направлявшихся в страны, связанные удобными сухопутными и морскими сообщениями с Германией, союзники требовали захода в британские порты Керкуолл на севере и Даунс на юге для осмотра, потому что подробный осмотр в море был неосуществим ввиду подводной угрозы.

Дальнейшим нововведением в приемы блокады была система «контингентов» для нейтральных стран, т. е. разрешение им ввозить только нормальные количества продовольствия и прочих предметов потребления. Это нормирование подкреплялось «черным списком» нейтральных фирм*, которые вели дела с немцами, и запретом отпуска угля со станций союзников нейтральным судам, не соблюдавшим указаний о нормировании. В те времена Великобритания владела монополией снабжения углем, а жидкое топливо еще не было сильно распространено. Однако, даже и при системе нормирования из нейтральных стран, сопредельных с Германией, вывозились огромные количества продовольствия.

Правительство США энергично восставало против всех этих новшеств, и порой дело доходило до того, что пахло войной США против Антанты. Оно возражало также против избирательного характера блокады, усматривая его в том, что балтийские порты Германии не были заперты и свободно сообщались со Швецией за исключением периодов, когда британские подводные лодки оперировали против торговли.

Средствами экономического воздействия, которыми располагала Великобритания, будучи в состоянии отрезать Скандинавию от угля, могла бы быть осуществлена более полная и суровая блокада. Но этот способ воздействия не применялся в течение первых 2,5 лет войны, т. е. до вступления в войну США.

Адм. Консет (британский морской атташе в Швеции во время войны) в своей известной книге «Триумф невооруженных сил» доказывает, что британская торговля «с нейтральными соседями Германии… подрывала мощь нашего флота, поддерживала врагов и едва не привела к нашему поражению»; он считает, что если бы система экономического воздействия, которой располагала Великобритания, была приведена в действие, то война кончилась бы много раньше ноября 1918 г.

Защитники британского правительства утверждали, что торговля со скандинавскими странами была допущена только для того, чтобы получать в обмен материалы, необходимые для военной промышленности, например шведскую железную руду, нужда в которой заставляла союзников относиться к Швеции с особой осторожностью. Но факты все же говорят о том, что британское правительство было излишне осторожно в применении блокады, даже пренебрегало ею и не сумело вовремя распознать, каким грозным экономическим оружием оно обладало. Поэтому только со вступлением в войну США блокада стала действительно полной, благодаря запрещению правительством США вывоза с его территории всех товаров, которые могли бы попасть в Германию. Нейтральные страны получали лицензии на вывоз, но только в тех случаях, когда была гарантия, что вывезенные товары не попадут в Германию.

В 1918 г. существенный вопрос в связи с правом осмотра подняло голландское правительство, которое объявило о своем намерении послать конвой из Голландии в Голландскую Ост-Индию в сопровождении голландских военных кораблей. Британское правительство возразило на это, что оно не признает за Голландией права на конвой (т. е. на освобождение конвоируемых судов от досмотра кораблями воюющих); в конце концов было достигнуто соглашение, по которому идти под охраной подобным образом могли только голландские должностные лица и правительственные грузы, но не гражданские пассажиры, почта, частная корреспонденция или посылки.

Война 1914–1918 гг. была первой, в которой широко применялась авиация, но она кончилась раньше, чем воздушные силы начали действовать в тесной связи с флотом на море. В Ютландском бою не было ни самолетов-торпедоносцев, ни тяжелых бомбардировщиков, но в будущем эти боевые средства окажут значительное влияние на морские операции в пределах досягаемости от баз сражающихся.

Развитие торпеды, мины и подводной лодки заставило союзников мобилизовать огромные флотилии мелких судов, которые можно было содержать в исправности лишь вблизи больших промышленных центров. Без британской железоделательной, стальной и машиностроительной промышленности Гранд Флит быстро утратил бы свою боеспособность, и это было одним из аргументов против серьезных попыток прорваться в Балтийское море. Таким образом, война на море на большом расстоянии от промышленных центров сделалась исключительно трудной, и надводные силы оказались более связанными с базами, чем когда-либо с тех пор, как весла были заменены парусами.

Было доказано значение господства на поверхности моря, но союзникам так и не удалось воспрепятствовать выходу неприятельских подводных лодок в море.

Война против торговли в том виде, как ее вела Германия, потерпела неудачу. Подводная лодка не вытеснила линейного корабля, и единственным дредноутом, погибшим во время войны от торпеды, был австрийский «Сент Иштван», потопленный маленьким моторным катером водоизмещением в 50 т. Разрушительная сила таких незначительных кораблей, как торпедные катера, была одной из неожиданностей, принесенных войной, но необходимо отметить, что это — суда, из-за своих размеров и хрупкости могущие оперировать только в хорошую погоду. Тем не менее они стали грозным оружием в тесных водах и могут легко и быстро строиться и вооружаться страной с развитой автомобильной и моторостроительной промышленностью. В Великобритании в 1917 и 1918 гг. разрабатывалось немало планов использования таких катеров против Флота Открытого Моря, но они не были приведены в исполнение из-за опасения британского Адмиралтейства, что германский флот немедленно ответит постройкой таких катеров в широком масштабе и использует их у Фламандского побережья.*

Важность сохранения тайны и опасность раскрытия передвижений неосторожным использованием радиотелеграфа являются также важнейшими уроками войны. Британский штаб в этом отношении был далеко впереди германского и выказал предусмотрительность, энергию и изобретательность, заслуживающие высшей похвалы. Он проявил гибкость и быстро и полно использовал как радиопеленгование, так и захваченные на «Магдебурге» коды. Британская «Интеллидженс сервис» (под руководством Реджинальда Холла) показала образец отличной работы. Казалось, что она читает мысли германского командования и предвидит передвижения германского флота. Было очень мало случаев, когда она вовремя не предупредила о его предприятиях. Однако один авторитетный моряк (капитан Дьюар) поднял вопрос о том, не отзывалось ли это превосходство британской разведывательной службы на энергии британского командования, поощряя его держаться тактики немедленного реагирования на предприятия германского флота вместо того, чтобы заставлять немцев приспособляться и реагировать на действия британского флота.

Опыт действий как в Северном, так и Адриатическом морях показал, как трудно в современных условиях даже сильнейшему флоту оперировать против неприятельского побережья или против флота, укрывающегося в укрепленных базах за минными заграждениями.

Захват малых островов — Гельголанда в Северном море и Курцола в Адриатическом, — предполагавшийся союзниками, потребовал бы большого расхода сил без гарантий соответствующих результатов. Предостережением в этом отношении может служить мелкая операция захвата острова Пелагоза: итальянцы убедились в том, что лучше отказаться от острова, чем выделять для него орудия и людей, которые могут быть лучше использованы на сухопутном фронте. Такие малые операции резко противоречат принципу экономии сил; их единственная положительная сторона заключается в том, что в случае успеха они повышают моральное состояние в своих рядах и понижают его у противника.

Полная бездеятельность оказывает губительное влияние на бойцов; в этом могли убедиться как командование Флота Открытого Моря к концу войны, так и командиры австрийских линейных кораблей в 1918 г.

Весь тактический опыт войны подчеркивает огромное, поистине подавляющее значение артиллерийского огня. Скорость и меткость огня основа победы. Никакой метод управления огнем не может считаться удовлетворительным, если он не допускает высокой скорости стрельбы. Трудно предположить, чтобы во всех артиллерийских боях между британскими и германскими кораблями условия освещения были благоприятными для последних: более правильным будет признать, что немцы умели быстрее определять дистанцию и накрывать цель. Почти во всех столкновениях они первыми добивались попаданий и при этом в большинстве случаев в жизненные части цели. Так было даже в бою «Эмдена» с «Сиднеем», когда второй залп «Эмдена» снес у «Сиднея» передний дальномерный пост, прежде чем «Сидней» попал в противника. Подобным же образом система управления огнем на злополучном «Гуд Хоуп» была, вероятно, выведена из действия, прежде чем он успел попасть хотя бы одним снарядом.

Что касается калибра орудий, то как опыт боя на Доггер-банке, так и опыт Ютландского боя позволяют думать, что огонь многочисленных орудий меньшего калибра действительнее более редкого огня меньшего числа более крупных орудий. Однако опыт войны не позволяет прийти к окончательному заключению по этому вопросу: многие германские офицеры сожалели об отсутствии у них 381-мм орудий в этих двух боях. Но остается фактом, что в Ютландском сражении 5 германских линейных крейсеров в бою против 4 британских линейных кораблей, вооруженных 381-мм орудиями, и 6 линейных крейсеров с 343- и 305-мм орудиями причинили своими 280- и 305-мм орудиями гораздо больше потерь, чем понесли сами. Что освещение и атмосферные условия им благоприятствовали — это несомненно; это и есть неизвестный фактор задачи. Известно, что после войны «Баден» был удивительно скоро расстрелян британскими линейными кораблями во время учебной стрельбы при благоприятном освещении.

Против современных эскадренных миноносцев достаточно действенными оказались только орудия калибра не менее 140–150 мм.

Очень важно тренировать соединения в стрельбе на больших ходах и при неблагоприятных условиях погоды и освещения, чтобы надлежащим образом подготовить их к бою. Понятна неохота, с которой идут на подобного рода тренировку: она не обеспечивает первенства артиллеристам и кораблям, которые являются лучшими при стрельбе в нормальных условиях. Но значение полученного при этом опыта было бы неоценимым.

Бросается в глаза, что, после того, как затрачены огромные средства на корабли и орудия, артиллерия среднего корабля стреляет в условиях, отдаленно напоминающих боевые (так как до сих пор боевые условия воспроизводились редко или совсем не воспроизводились), не больше пяти минут в год.

«Практика дает совершенство», — говорит старая пословица, и Ютландский бой показал, что британский флот не имел достаточной артиллерийской практики или что практика его не была должным образом направлена.

Известно, что Битти перед войной, командуя линейными крейсерами, упирал на артиллерийские стрельбы на больших ходах и на дальних дистанциях. Промедления, которые часто имеют место в таких старинных ведомствах, как морское, и, быть может, сопротивление тех «темных незаметных комиссий, которые (как говорил Ош) часто определяют судьбу наций», помешали осуществлению советов Битти до 1914 г.; практика же, которую линейные крейсеры получали во время войны, была крайне ограничена, потому что не хотели изнашивать их орудия.

Дальнобойность артиллерии — теоретически важный фактор. Германские орудия меньших калибров, чем британские, достигали одинаковых с последними дальностей, благодаря большим углам возвышения, допускавшимися их установками. В этом отношении особенно выделялись 105-мм орудия на германских легких крейсерах по сравнению со старыми британскими 152-мм, которыми было вооружено столько британских крейсеров. 280-мм орудия «Фон дер Танна» стреляли на 112 каб., что для боев в Северном море являлось, примерно, пределом видимости; но позднейшие образцы 381-мм орудий имели в обоих флотах дальность 200 каб. и больше. По словам Четфилда, «в 90 случаях из 100 дистанция боя определяется состоянием погоды». Но такие операции, как бомбардировка с дальних дистанций, требуют от орудий соответствующей дальнобойности.

Необходимость хорошего бронирования кораблей, предназначенных для линии баталии, вполне подтвердилась. Орудийные щиты оказались неудовлетворительными: они не обеспечивали надежной защиты против осколков фугасных снарядов, и потери среди укрывавшихся за ними орудийных расчетов были часто велики. Если возможно и если позволяет вес, вспомогательная артиллерия должна стоять в башнях или казематах. Башни орудий крупных калибров должны быть хорошо защищены толстой броней и с бортов и сверху. Обращает на себя внимание частота попаданий в башни даже на очень больших дистанциях и вред тесного расположения башен (как на «Зейдлице» и «Блюхере»), так как одно попадание может вывести из действия сразу две башни. Опыт боев говорит в пользу установки башен через более значительные промежутки; опыт войны определенно говорит против многоорудийных башен, как, например, четырехорудийных, проектировавшихся перед войной для французских линейных кораблей типа «Норманди».

Против этого возражают, что сосредоточение орудий дает возможность лучше защитить их ввиду меньшей площади, подлежащей забронированию. Но даже если броня не будет пробита, попадание залпа 381- или 406-мм снарядов вызывает такие сотрясения, что может вывести из действия механизмы заряжания и тем понизить скорость стрельбы до недопустимо низких пределов.

Общее мнение участников войны на больших кораблях сводится к тому, что для кораблей «линии баталии» нужна толстая броневая защита жизненных частей и тяжелых орудий и толстая броневая палуба над погребами, которая защищала бы от снарядов, падающих под большими углами, и от авиабомб.

Следующий довод против многоорудийных башен заключается в том, что в них снижается скорость стрельбы. Скорость заряжания 381-мм орудия на учениях во время войны достигала в двухорудийных башнях трех заряжаний в минуту*, что позволяло достигнуть в бою скорострельности в 2 залпа в минуту (при стрельбе одним орудием из каждой башни).

Трудно думать, что из трехорудийных башен можно будет стрелять скорее, чем 2 залпа в минуту, при стрельбе одним орудием из каждой башни. А это означает, что трехорудийные башни выпустят за данный промежуток времени не больше снарядов, чем двухорудийные. Двух- или трехорудийные залпы из одной башни влекут за собой слишком большое напряжение людей и материальной части, которого опыт войны учит избегать. В артиллерийских кругах сложилось мнение, что в боевых условиях в залпе должно быть не меньше 4 снарядов, почему линейные крейсеры типа «Ринаун» вызывали возражения, так как на них приходится стрелять трехорудийными залпами.

После гибели стольких британских кораблей нельзя было упустить из виду значение надежной защиты огнеприпасов от пламени при взрыве снарядов и от пожаров. Всюду были введены автоматические заслонки, отделяющие погреба от зарядов в зарядниках; они существовали в других флотах и до войны, но их значение, видимо, ускользнуло от внимания британского штаба. Личный состав нуждается в специальной одежде (или в рукавицах и масках) для предохранения от пламени и искр. Сравнительно несложная защита такого вида может спасти жизнь, как показал случай во время одного из многочисленных пожаров кордита в Ютландском бою, когда один юнга спасся, бросившись на палубу и укрыв голову матом. Необходимы толстые сапоги ввиду массы острых осколков стали и битого стекла, которыми бывают засыпаны палубы корабля, находящегося под огнем орудий крупных калибров.

Треногие мачты образца, принятого почти на всех больших британских кораблях, оказались весьма ценными и отлично выдерживали попадания снарядов. Их большая жесткость делает их более удобными для расположения постов управления огнем, чем решетчатые мачты американского образца. Во время войны треногие мачты были введены и в германском флоте; они появились на «Блюхере», «Дерфлингере»* и «Гинденбурге» и на кораблях типа «Баден». На больших британских кораблях еще до войны начали упразднять высокие стеньги. Немцы, некоторое время ставившие на своих кораблях сравнительно низкие мачты, на кораблях типа «Баден» вернулись к чрезвычайно высоким стеньгам.

Скорость хода оказалась ценным качеством, хотя Четфилд считает ее гораздо менее важным фактором, чем защита. Британские линейные крейсеры в Северном море были несколько быстроходнее германских и поэтому были в состоянии вынуждать последних к бою или уходить, когда те, как, например, Ютландском бою, получали поддержку линейного флота. В Средиземном море преимущество в скорости хода было главной причиной ухода «Гебена» от англичан, имевшего столь крупные и неприятные последствия для союзников. В Фолклендском бою преимущество в скорости позволило Стэрди диктовать условия боя и помешать уходу броненосных крейсеров Шпее. «Карлсруэ» смог уйти от «Бристоля» благодаря своему большему ходу, и это принесло большие потери британской торговле. В Адриатическом море крейсеры союзников немного уступали в скорости австрийским и поэтому почти ничего не могли с ними поделать. Особенно необходима большая скорость легким крейсерам и кораблям, на которые возлагается охрана торговли.

Роль мин в начале войны была очень велика, но с введением паравана** ценность этого боевого средства значительно понизилась. Были выработаны способы быстрого траления, и едва ли будет преувеличением сказать, что к концу войны минные заграждения представляли собой лишь незначительную угрозу, поскольку дело касалось союзных флотов и эскадр. Как только производство параванов было налажено в широком масштабе, торговые суда также стали снабжаться параванами первых образцов и, таким образом, получили защиту от мин. Немцы сконструировали параван, значительно уступавший по своей действенности британскому, и, таким образом, к концу войны минные заграждения оставались опасными для германских кораблей, в то время как англичане были в значительной мере защищены от мин.

В течение всей Мировой войны, как и в прежних войнах, неоднократно играл роль случай, т. е. фактор, не поддающийся точному учету. То обстоятельство, что «Гебен» избежал боя с превосходящими силами союзников, объясняется в значительной мере случайностями. В самую критическую минуту радиограммы от французского правительства и от британского командующего в Средиземном море не дошли до командующего французским флотом, а из-за ошибки, допущенной в Лондоне, Милн был отозван в то самое время, когда он преследовал германский линейный крейсер. Крейсер «Эмден» однажды спасся от гибели благодаря тому, что поднявшийся шквал с дождем скрыл его от находившегося поблизости британского броненосного крейсера «Хемпшир». Весьма возможно, что Шпее мог бы надолго отсрочить свою гибель, если бы не задержался у мыса Горн для захвата парусника, груженного углем. За это время Стэрди успел прибыть на Фолклендские острова.

На Доггер-банке германский снаряд, который вывел из действия холодильники на «Лайоне», весьма вероятно, спас Хиппера от разгрома. В Ютландском бою почти невероятный случай попадания двух снарядов подряд в одно место (что случилось также в Цусиме на «Ослябе») причинил жестокие потери на «Малайе» и едва не вызвал гибель корабля. Если бы Джеллико сообщили о том, что в германских радиограммах упоминается о Хорнс-Рифе*, англичане, вероятно, одержали бы победу.

В бою некоторые люди и корабли точно пользуются каким-то иммунитетом. Того под Цусимой и Битти в Ютландском бою стояли совершенно открыто на мостике, и, хотя мимо них летали осколки и обломки металла, они не получили даже царапины.

«Лайон» получил на Доггер-банке попадание в погреб, а в Ютландском бою — в башню, — попадания, такие же опасные и в те же части корпуса, как у «Инвинсибла», и тем не менее первый уцелел, а второй взорвался. Неудачливый флот часто имеет несчастливого командующего. Так, исход боя 10 августа 1904 г. был решен снарядом, убившим Витгефта, и осколками, которые вывели из строя всех находившихся в боевой рубке «Цесаревича». Когда в апреле 1904 г. 2 русских броненосца коснулись мин перед Порт-Артуром, то погиб «Петропавловск» с адм. Макаровым, жизнь которого имела такое значение для русского флота, а «Победа» получила лишь незначительные повреждения.

Можно сказать, что случай — это такой фактор, который меньше всего вредит способным и энергичным людям. В своей знаменитой записке о Трафальгаре Нельсон отметил, что «кое-что надо оставлять на долю случая; особенно в морском бою ни в чем нельзя быть совершенно уверенным». Наполеон сказал, что удача подобна силе, которая в реках вызывает течение; он неоднократно указывал, что война состоит из случайностей и что особое свойство гения заключается в том, чтобы уметь наилучшим образом использовать их. «Великие люди, — говорил он, — умеют владеть удачей. Изучающий причины их успеха изумлен тем, как они предпринимали все возможные шаги, чтобы добиться его».

Почти все события на войне доказали необходимость тщательно организованного штаба, изучающего «не артиллерию, не механическую часть, не одну морскую тактику, а науку о войне во всех ее проявлениях, как актуальную, живую и, самое главное, развивающуюся науку»*. Последовательные преобразования британского Адмиралтейства были вызваны провалом методов мирного времени и решительными исканиями чего-либо нового и лучшего, хотя, к слову сказать, новая организация была в известных отношениях возвращением к эпохе наполеоновских войн. Окончательные формы отнюдь не были идеальны; так, например, ведение войны делили между собой три департамента надводной войны в водах метрополии, подводной войны и войны в отдаленных водах, — деление, которое не может быть оправдано ни в теории, ни на практике. Но, по крайней мере, оно было проникнуто духом активности и решимостью смотреть в будущее.

Результаты сухопутной и морской блокады Германии и Австрии, по мнению всех германских авторитетов, были гибельны и явились одной из главных причин поражения Германии**.

У немцев заметна тенденция представлять блокаду как нечто бесчеловечное и жестокое, но истина требует отметить, что первый шаг к прекращению подвоза продовольствия гражданскому населению был сделан германским же крейсером «Карлсруэ», когда он в самом начале войны потопил нейтральный пароход «Мария» с грузом пшеницы, адресованным в британский порт. Во всяком случае, морская блокада представляет полную аналогию с осадой и безусловно законна. Недостаток продовольствия в Германии объясняется столько же необходимостью иметь исходные продукты для производства взрывчатых веществ, сколько сокращением ввоза. Понижение морального состояния германских войск, которое начало замечаться в 1918 г., было в значительной мере результатом подавленности в тылу, вызванной недостатком продовольствия и топлива, что, в свою очередь, явилось результатом прекращения подвоза удобрений, жиров, масла и пищевых продуктов или же использованием их для выделки взрывчатых веществ*.

Как и в прошлом, блокада, вначале очень мало действенная, к концу имела сокрушающий эффект. Центральные державы, не в пример Конфедерации в гражданскую войну в Америке, имели прекрасную железнодорожную сеть, лучшую на континенте, и достигли высшей ступени индустриализации, почему не испытывали, подобно Конфедерации, затруднений в отношении транспорта, которые сыграли такую роль в поражении Юга. Поэтому эффект блокады стал ощущаться лишь по истечении 3–4 лет.

Восстание в германском флоте в конце октября 1918 г. помешало Германии дать решительное сражение британско-американскому флоту в Северном море. По условиям перемирия, вошедшего в силу 11 ноября 1918 г., Германия обязана была в 14 дней сдать все подводные лодки и направить в нейтральные или союзные порты для интернирования: 6 линейных крейсеров, 10 линейных кораблей, 8 легких крейсеров и 50 новейших эскадренных миноносцев.

Так как постройка линейного крейсера «Макензен» не была еще закончена, то его должен был заменить линейный корабль «Баден». Военные действия должны были прекратиться, хотя союзники все еще продолжали блокаду Германии. Эти условия были точно выполнены, и так как ни одно из нейтральных государств не согласилось взять на себя ответственность охраны интернированного флота, то в конце концов было установлено, что интернирование должно произойти в британском порту.

21 ноября германский флот под командой в. — адм. фон Ройтера прибыл к Росайту, где был встречен всем Гранд Флитом в составе 260 вымпелов (включая 6-ю эскадру линейных кораблей США и небольшой французский отряд) под командой Битти, который таким образом провел свою последнюю операцию в этой войне. Сдававшаяся эскадра состояла из 14 больших кораблей (5 линейных крейсеров и 9 линейных кораблей), 7 легких крейсеров и 49 эскадренных миноносцев, к которым позже присоединилось еще 2 линейных корабля, 1 легкий крейсер и 1 эскадренный миноносец. Эскадра была введена в Росайт, где с заходом солнца германский флаг был спущен по сигналу Битти. Впечатление от церемонии было огромно, когда в конце этого серого зимнего дня горны на «Куин Элизабет» сыграли «вечернюю зорю», и германские флаги были спущены. Это было концом эпохи и днем, когда британский флот достиг окончательной победы. Но, будем надеяться, не днем прохождение им зенита своей славы.

Германские корабли были затем переведены в Скапа Флоу, где для исправного содержания на них были оставлены партии германских моряков. По условиям перемирия англичане не имели права вводить на корабли своих людей и вмешиваться в их внутренний распорядок. 21 июня 1919 г. большая часть этих кораблей была потоплена своими командами по приказанию адм. Ройтера согласно распоряжениям из Германии; только «Баден», 3 легких крейсера и 4 эскадренных миноносца удалось спасти, выведя их на мелкое место прежде, чем они успели затонуть. Флот был затоплен во избежание окончательной сдачи, входившей в число условий мира; акт потопления был явным нарушением международного права и повлек за собой предъявление к Германии требований о добавочных репарациях. Среди германских команд были некоторые потери (по данным Ройтера — 4 убитых и 8 раненых), так как они были обстреляны англичанами за неподчинение распоряжениям.

Последним из германских кораблей затонул «Гинденбург», который в 17 ч, погрузился по крыши башен. В пустынных водах Скапа Флоу и до сих пор лежат ржавеющие остовы большинства кораблей некогда славного флота. Часть малых кораблей, а в 1926 г. и некоторые из больших кораблей были подняты для использования металла*; 158 подводных лодок было сдано Германией в 1918 г.

Потери англичан на море за всю войну составляют:

22 207 убитых в боях,

11 320 умерших по другим причинам,

5 190 раненых,

905 пленных,

271 интернированных и

47 пропавших без вести

ВСЕГО 39 940 чел.

К ним надо прибавить потери торгового флота — 14 661 погибших и неустановленное значительное число раненых.

Германские потери исчисляют в:

24 112 убитых и утонувших,

29 830 раненых и

11 654 пленных

ВСЕГО 65 596 чел.

В эти цифры не входят офицеры, но входят потери флотского корпуса во Фландрии.

Общее число офицеров и матросов, служивших в британском флоте в ноябре 1917 г., достигло цифры 420 301 чел., включая 45 992 чел. личного состава Морской воздушной службы («Royal Naval Air Service»). После выделения этой службы из состава флота в начале 1918 г. в нем оставалось около 400 000 чел., а к перемирию личный состав флота насчитывал 407 316 чел.