Глава 22 Германия: последний натиск

We use cookies. Read the Privacy and Cookie Policy

Глава 22

Германия: последний натиск

Март – апрель 1918 г.

На рассвете 21 марта 1918 г. Людендорф начал наступление, которое должно было принести победу немецким войскам на Западном фронте. Его целью было оттеснение британцев от Соммы и французов от Эны с последующим продвижением на Париж, как это уже было в 1914 г. Ситуация складывалась в пользу немцев. После заключения мирного договора, подписанного 3 марта в Брест-Литовске, Россия больше не участвовала в войне. Довоенный страшный кошмар и суровая реальность военного времени, война на два фронта осталась в прошлом. Система немецких железных дорог, усовершенствованная за предыдущие два года, позволила быстро и качественно перебросить на запад дивизии, ранее занятые на Восточном фронте, а также многие сотни тяжелых артиллерийских орудий и пулеметов, захваченных во время стремительного наступления немецких войск в глубь России в последние дни перед подписанием мирного договора.

На тактическом уровне Людендорфу удалось создать впечатление, что главный удар будет нанесен гораздо южнее. Его наступление оказалось неожиданностью для 5-й армии британцев. Хейг и его штаб сосредоточивали резервы в тылах 3-й армии, расположенной севернее и защищающей порты Ла-Манша. В это же время 3-я армия французов передислоцировалась на сотни километров восточнее 5-й британской армии, готовясь отразить прорыв немцев в южном секторе фронта (который и не предполагался). Тем самым положение 5-й армии оказалось гораздо более слабым, чем могло быть, и, соответственно, более уязвимым. Кроме того, она была сильно недоукомплектована. В дивизиях при штатном составе в 12 000 человек насчитывалось не более 6000. Через три с половиной года войны нехватка кадров в британской армии по-прежнему сказывалась на ее боеспособности. Неудачи при Сомме и Пасхендале во многом были обусловлены как недостатком живой силы, так и «человеческим фактором».

Артиллерийская подготовка, с которой началось наступление 21 марта, продолжалась пять часов. Генерал Гоф, находившийся в полутора километрах от линии фронта, позже вспоминал, что проснулся в десять минут шестого «в своей комнате в Неле от звуков артобстрела, настолько постоянного и всеохватного, что сразу возникло ощущение мощной, сокрушительной силы». В артподготовке было задействовано более 6000 тяжелых орудий; интенсивность огня усиливала поддержка более чем 3000 минометов. Чтобы не дать британской артиллерии вести ответный огонь, немцы стреляли химическими снарядами. В ближайшие две недели на британские позиции обрушится два миллиона химических снарядов.

У немцев было 326 самолетов-истребителей; у британцев – 261. В первый день боев англичане сбили 14 самолетов противника, немцы – 16. Артобстрел начался в 4:40 утра. Через два с половиной часа первая волна немецкой пехоты покинула траншеи и накатила на позиции противника. В первый день немцам удалось продвинуться в среднем на 7 километров и захватить в плен 21 000 британских солдат. Уинстон Черчилль, находившийся в одном из штабов на передовой, когда начался артобстрел, успел покинуть его незадолго до того, как тот был захвачен немцами.

Сдержать мощь немецкого наступления 5-й армии оказалось не под силу. В бою у холма Манчестер британский полк сражался до последнего человека и до последнего патрона. Командир Манчестерского полка подполковник Элстоб, находившийся под огнем в передовой траншее, отказался сдаться в плен и был убит. Когда об этом стало известно, мужественного подполковника посмертно наградили Крестом Виктории. Целые деревни, в которых британцы до конца удерживали свои позиции, оказались уничтожены. В одной из них, Месми, на немецком военном кладбище находятся могилы 23 292 человек. Расположенная в полутора километрах от нее Ле-Вергье также была стерта с лица земли.

22 марта, на второй день наступления, немцам по-прежнему сопутствовал успех. Из 25 британских танков, пытавшихся провести контратаку, 16 были уничтожены. В этот день британцы потеряли еще три десятка самолетов, немцы – всего 11. В районе Бомец-ле-Камбре две британские дивизии целый день держали оборону, но в итоге были вынуждены отступить. На местном кладбище находится 257 британских могил. В районе фермы Ревилон другая дивизия двое суток держала круговую оборону, подвергаясь бомбардировкам с воздуха, под непрерывным артиллерийским и минометным огнем, прежде чем прекратила сопротивление. В местечке Рупи британский батальон сначала попал под огонь своей артиллерии, потом отбил семь немецких атак и в нарушение приказа отступил перед превосходящими силами противника. На кладбище Эрми-хилл близ деревни Бертенкур похоронено почти тысяча британских солдат. Об упорстве сопротивления можно судить по одному из немецких докладов о событиях на одном из участков обороны 5-й армии: «7-й корпус прикрывал отступление основных сил ценой собственной гибели».

23 марта три немецкие дальнобойные пушки, специально созданные на заводе Круппа и размещенные на позициях в Крепи-ан-Лануаз в 120 километрах от Парижа, начали обстрел французской столицы. Первый снаряд, выпущенный в 7:16 утра, через четыре минуты разорвался в городе. Всего было выпущено более 20 снарядов, от которых погибло 256 парижан. В тот же день британские войска оставили Сомму. Кайзер, вернувшись в Берлин, заявил, что «сражение выиграно, англичане разбиты наголову».

У союзников были все основания всерьез встревожиться из-за скорости и масштабов немецкого наступления. Пять французских дивизий в спешном порядке были переброшены в помощь британцам на южный фланг, но были вынуждены отступить вместе с британцами. Среди британских солдат, погибших в тот день, оказался бывший школьный учитель Т. П. Камерон Уилсон, чье стихотворение «Сороки в Пикардии» (Magpies in Picardy) начинается такими строками:

Пикардийские сороки

Так стрекочут и трещат,

Что приводят в восхищенье

Офицеров и солдат,

По проселочным дорогам

Прямиком идущих в ад.

Крупные американские армии, которым, как надеялись союзники, предстояло переломить ход событий на Западном фронте, все еще не были готовы к боям. 23 марта Ллойд Джордж направил телеграмму британскому послу в Вашингтоне лорду Ридингу с просьбой объяснить президенту Вильсону, что при имеющихся на данный момент у Британии людских ресурсах «в скором времени мы не сможем пополнять наши дивизии новобранцами при нынешнем уровне потерь» и, таким образом, «будем не в состоянии оказать помощь нашим союзникам, если, что весьма вероятно, противник предпримет против них активные действия».

Ллойд Джордж говорил Ридингу: «Вам следует убедить президента отбросить все вопросы интерпретации предыдущих соглашений и как можно быстрее отправлять пехоту, невзирая ни на транспортные, ни на какие иные затруднения. Ситуация, безусловно, критическая, и, если Америка промедлит сейчас, завтра может оказаться слишком поздно». Как только телеграмма была расшифрована в Вашингтоне, Ридинг вызвал машину и отправился в Белый дом. Вильсон сразу же принял его, признавая сложность ситуации, и спросил, что он может сделать. Ридинг ответил, что ему следует дать генералу Першингу прямой приказ присоединить уже находящиеся во Франции американские войска к британским и французским частям и не дожидаться, когда американский контингент увеличится настолько, чтобы формировать самостоятельные части.

«Президент помолчал некоторое время, – записал сын Ридинга. – Затем сказал, что по конституции он имеет право принимать решения без консультаций с членами своего кабинета и что он готов отдать соответствующие распоряжения. Этим было все сказано». Сын посла далее отметил: «В эти считаные минуты и при почти лаконичном общении чаша весов наконец-то склонилась в нашу сторону». Вильсон проводил Ридинга до двери. Прощаясь, он положил руку ему на плечо и сказал: «Господин посол, я сделаю все возможное!»

24 марта немцы форсировали Сомму. Теперь возникла опасность, что они могут вбить клин между позициями французской и британской армий. В Верховном командовании союзников возникла критическая ситуация. Хейг требовал от Петена направить дополнительные французские части в поддержку британцев, Петен отказывался, опасаясь, что немцы могут предпринять локальное наступление на позиции французов в Шампани. Пока шла острая дискуссия, сражения не затихали. Среди британцев, погибших в этот день, был лейтенант Р. Б. Марриот-Уотсон, которому принадлежит короткое стихотворение «Кисмет» (Kismet)?[222]:

На Западе огни мерцают, как опал.

(Все было предначертано судьбою.)

Со мною рядом часовой упал,

Убитый в сердце пулей роковою.

Да, от судьбы не скрыться никому,

Мы все там будем рано или поздно.

Предсмертный крик прорезывает тьму,

Когда душа навек уходит к звездам.

25 марта немцам удалось пробить брешь между французскими и британскими частями, захватив города Бапом и Нуайон. 45 000 французских и британских солдат попали в плен. Под угрозой прорыва оказалась линия обороны британцев восточнее Амьена. Для ее укрепления был направлен специальный отряд численностью 3000 человек. В него вошли пятьсот инженеров-путейцев из Соединенных Штатов, брошенных в бой в самый опасный момент. Военный кабинет в Лондоне обсуждал возможность отхода британских войск на побережье Ла-Манша. «Совершенно ясно, что боши намерены взять Амьен, – записал 26 марта в дневнике генерал Роулинсон. – И если им это удастся, они отрежут британскую армию от портов Руана и Гавра, а также отделят нас от французской армии. В крайнем случае без Булони и Кале мы можем обойтись».

Но Роулинсон не терял надежды. «Мы будем сражаться с переменным успехом, – написал он, – и даже в самом тяжелом положении, уверен, способны проявить себя с лучшей стороны. Резервы бошей не безграничны». Сопротивление 5-й армии, даже отступающей в крайне неблагоприятных обстоятельствах, доказывало, что немецкая армия начинает испытывать затруднения. 26 марта по дороге в Перонну генерал Гоф повстречал раненого британского генерала, чья дивизия понесла огромные потери и, по словам Гофа, сократилась до «малочисленного и крайне измученного отряда». Генерал сказал ему: «Зато мы выигрываем войну!» Он имел в виду, что немцы, в начале наступления вчетверо превосходившие противника в живой силе, стали терять уверенность, встречая отчаянное сопротивление, особенно со стороны британцев, которые бросались в контратаки, когда уже все, казалось, было потеряно. Один британский капитан повел за собой в атаку два десятка солдат, распевая национальный гимн, чтобы укрепить расшатанные нервы. Дойдя до передней линии немецких окопов, они увидели, что солдаты противника подняли руки вверх, сдаваясь в плен. Другой офицер, бригадный генерал Джексон, повел свою потерявшую десятую часть личного состава бригаду на противника, дуя в охотничий рог. Немецкие солдаты отступили.

В этот же день, 26 марта, на экстренном совещании генералов и политиков в Дуллане командующим всеми войсками союзников был назначен генерал Фош. Первым приказом он распорядился выдвинуть французскую армию, удерживающую линию фронта у Сен-Миеля, ближе к Амьену. Когда Петен выразил сомнение в возможности удержать линию фронта перед городом и предложил вместо этого создать новую линию обороны на 30 километров за ним, Фош резко пресек его пессимизм: «Мы должны сражаться перед Амьеном. Мы должны стоять там, где стоим сейчас. Поскольку мы не смогли остановить немцев на Сомме, теперь нельзя уступать ни сантиметра!»

Однако немецкая армия не только заставила французов отойти за Эну при Суассоне, но и к востоку от Шато-Тьери оттеснила их дальше, к Марне. Казалось, повторяется 1914 г. 27 марта французы покинули Мондидье. До Парижа оставалось 80 километров. Однако в этот же день при Нуайоне французам удалось остановить наступление немцев, а британцы на Сомме захватили 800 пленных. 15-километровый разрыв между британцами и французами сохранялся, но Фош делал все возможное, чтобы закрыть его, заявив в своем неподражаемом стиле: «Больше ни шагу назад!»

Пока 5-я армия занимала новые позиции, ее командующий, генерал Гоф, был отстранен от должности. Это произошло неожиданно, 28 марта, через семь дней после начала немецкого наступления. На следующий день он покинул расположение фронта. В течение двух недель Ллойд Джордж в палате общин постарался извлечь максимум из неудач Гофа и его армии. Публика вполне удовлетворилась мыслью о том, что причиной отступления стали некомпетентный генерал и плохо подготовленные войска. О характере немецкого натиска, ожесточенности британского сопротивления и нехватке солдат предпочли умолчать. Через десять лет, вспоминая эти критические две недели, лорд Биркенхед в книге The Turning Points of History так написал о Гофе: «Однако он с безрассудной смелостью и стойкостью продолжал сдерживать и глушить вражеское наступление, и после первых кошмарных двух недель оказалось, что фронт устоял, а последний бросок Людендорфа явно провалился. Амьен был спасен; спасен был Париж, спасены порты Ла-Манша, спасена Франция, спасена Англия».

30 марта успешное контрнаступление британских, австралийских и канадских войск, в ходе которого была захвачена бо?льшая часть Морёйского леса, обозначило поворот ситуации в пользу союзников. Немцы были всего в 18 километрах от Амьена, но взять город им так и не удалось. В некоторых местах они продвинулись более чем на 60 километров, вернули все, завоеванное союзниками в ходе битвы на Сомме, захватили 90 000 пленных и 1300 артиллерийских орудий. Но движущая сила их наступления иссякла, к тому же они тоже понесли большие потери. Среди немецких летчиков, погибших над полем боя, был и младший пасынок Людендорфа. Каждая из сторон прилагала все силы для продолжения битвы. Черчилль, который отправился на фронт со специальной миссией, чтобы узнать из первых рук, способны ли союзники устоять, был поражен решительностью Фоша и мужеством Клемансо. Дух и энергия Клемансо «неукротимы», телеграфировал он Ллойд Джорджу.

Всем наблюдателям было ясно, что победа немцев на Западном фронте будет означать конец для союзников. «Каждый человек имеет значение», – заявил Ллойд Джордж 31 марта, выступая перед представителями британских доминионов, многие из которых направили свои войска в гущу сражений. Во Франции врачам и медсестрам каждый месяц удавалось поставить на ноги до 60 000 раненых, которые возвращались на фронт. За две недели из Британии во Францию прибыло более 100 000 новобранцев, многие из которых были не нюхавшими пороху 18-летними и 19-летними юнцами. В течение месяца из Соединенных Штатов во Францию в ответ на просьбу Ллойд Джорджа поступило еще 120 000 военнослужащих. Среди кораблей, переоборудованных в воинские транспорты, был и лайнер «Аквитания», который за шесть трансатлантических переходов доставил во Францию 90 000 человек. Но подкрепление на Западном фронте появлялось не только у союзников. В течение апреля немцы перебросили с востока на запад восемь дивизий.

1 апреля, пасхальный понедельник, стал двенадцатым днем непрерывных боев. Британские войска продолжили наступление, вернули лес Райфл и захватили сотню немецких пленных. Среди погибших в тот день британцев оказался поэт и художник Исаак Розенберг. Ему было 28 лет. На Западном фронте он сражался с 1916 г. В одном из окопных стихотворений он писал:

Среди горы камней пробилась травка.

Под вывеской обугленной – тела.

Щебечут птицы, воспаряет дух.

Вот наша жизнь во Франции сегодня.

Во всех армиях хорошо понимали ценность для фронтовиков переписки с родными и близкими, поэтому 2 апреля, на следующий день после гибели Розенберга, его письмо, написанное три дня назад, нашло свой путь в армейскую почтовую службу, где его проштемпелевали и отправили в Лондон. «Мы снова в траншеях, – писал он другу, – очень хочется спать, но появилась возможность ответить на твое письмо, что я и делаю, пока могу. Очень повезло, что в сумке завалялся огарок свечки, который и подтолкнул меня в этом мраке к эпистолярному жанру. Свет определит пространность моего письма».

2 апреля, в результате обращения Ллойд Джорджа к президенту Вильсону и второго обращения Клемансо, сделанного после того, как Черчилль заручился поддержкой французского лидера, генерал Першинг наконец согласился не ждать, когда численность американцев в Европе возрастет настолько, чтобы сформировать самостоятельные армии, и американские военные небольшими подразделениями начали вливаться в состав французских и британских частей. Решение способствовало подъему морального духа союзников, хотя оно и означало, что основная масса американского контингента, который должен был возрастать ежемесячно на 120 000 человек, не будет принимать участия в боевых действиях. Это ставило союзников в невыгодное положение. В этот день Черчилль, все еще находившийся во Франции, сообщил телеграммой Ллойд Джорджу мнение французских политиков и генералов, с которыми он консультировался. «Здесь все уверены, – написал он, – что немцы намерены решить исход этой войны в течение лета, и в данный момент у них больше ресурсов, чем у нас».

4 апреля немцы возобновили наступление у Виллер-Бретоннё. Ему предшествовала артиллерийская подготовка, в которой было задействовано 1200 орудий. Пятнадцати германским дивизиям противостояли семь дивизий союзников. Поначалу среди обороняющихся возникла паника. Затем британские и австралийские части остановили наступление врага, а пять французских дивизий в секторе Кастель – Кантиньи даже перешли в наступление. На следующий день, 5 апреля, Людендорф отдал приказ остановить наступление на Сомме. Он решил «окончательно отказаться от атаки на Амьен», отметив позже в мемуарах, что «сопротивление противника превосходит наши силы». Принц Рупрехт Баварский позже записал: «Заключительный результат дня – неприятный факт, что наше наступление полностью прекращено, и его продолжение без тщательной подготовки успеха не обещает».

Несмотря на неудачу на Сомме, немцы везде сохраняли значительные силы, способные вести борьбу. Через три дня после остановки наступления на Сомме немцы, развивая долгосрочные планы, начали подготовку к новому наступлению на севере британского фронта напротив Армантьера, на реке Лис. Для этого планировалось использовать 40 000 химических снарядов. Целью немцев было форсирование Лиса, овладение южным сектором Ипрской дуги и выход к побережью между Кале и Дюнкерком.

Вернувшись из Лондона, Черчилль размышлял о неизбежности перехвата немцами военной инициативы как о прямом результате окончания войны на Восточном фронте. В секретной записке, представленной в Военный кабинет 7 апреля, он предложил способ уговорить Россию возобновить войну. В Россию следует отправить авторитетного представителя союзников, возможно бывшего президента США Теодора Рузвельта, чтобы он разработал с большевиками план повторного открытия Восточного фронта. Предложив большевикам «обеспечить необратимость результатов революции», союзники помогут разработать план, по которому Россия сможет избавиться от «жесткого и нарастающего давления» со стороны Германии и возобновить боевые действия. Гражданская война и посягательства Германии на российские территории могут сыграть на руку союзникам. «Никогда нельзя забывать, – пояснял Черчилль, – что Ленин и Троцкий ведут борьбу с петлей на шее. Они уйдут со своих постов только в могилу. Если показать им какой-то реальный шанс консолидации их власти, предложить какого-то рода защиту от вероятности контрреволюции, они не будут людьми, если не ухватятся за него».

Черчилль хотел, чтобы Британия, Франция и Соединенные Штаты предложили оказать большевикам помощь и поддержку. «Инстинкт самосохранения заставит их пойти с нами одной дорогой, если им помочь на нее выбраться». Необходимо «предпринять усилия для воссоздания антигерманской силы на Востоке. Сколь бы безнадежной ни выглядела эта затея, нужно попытаться ее осуществить, и задействовать для этого все силы – американские, японские, румынские, большевистские».

Ничего подобного для повторного открытия Восточного фронта сделано не было. 9 апреля на Западном фронте после артиллерийской подготовки, длившейся четыре с половиной часа, немцы перешли в наступление на реке Лис. 14 немецких дивизий атаковали на фронте шириной 15 километров. Как и на Сомме три недели назад, британцы были вынуждены отступить. Не устояла и португальская дивизия, против которой немцы бросили 4 дивизии, пробившие брешь шириной 5,5 километра в британской линии фронта и захватившие в плен 6000 португальцев. В начале сражения огонь немецкой артиллерии был настолько мощным, что один батальон португальцев отказался выдвигаться в передовые траншеи. Дополнительный хаос внесли 2000 тонн горчичного газа, фосгена и дифенилцианарсина, выброшенных на позиции британских войск. 8000 человек получили травмы, многие потеряли зрение, 30 человек погибли.

Положение Британии стало настолько серьезным, что 9 апреля призыв в армию распространили и на Ирландию. Ранее этой меры избегали, поскольку против нее категорически возражали ирландские националисты. Поэт У. Б. Йейтс написал лорду Холдейну: «Я вчера прочитал в газетах, что во Францию за месяц прибыло более 300 000 американцев, и мне кажется крайне странным, что Англия ради 50 000 ирландских солдат готова вырыть новый ров между нашими странами и залить его кровью». Йейтс сообщил Холдейну, что, по мнению его знакомой, леди Грегори, если на Ирландию распространится общий призыв, «женщины и дети скорее встанут впереди мужчин и пойдут под пули, чем позволят, чтобы их забрали на фронт».

Ирландская независимость не стояла на повестке дня союзников. Однако во вторую неделю апреля в Риме по инициативе и при поддержке союзников состоялся конгресс угнетенных народов, призванный стимулировать угнетенные массы и национальные меньшинства в Германии и Австро-Венгрии отстаивать свое право на создание «полностью независимых национальных государств» после окончания войны. Даже итальянское правительство, испытывавшее тяжелейшее давление из-за боевых действий на Изонцо и в Трентино, признало право южных славян на независимость, несмотря на лелеемые ранее надежды на существенную территориальную экспансию Италии на Далматинском побережье. Представители чехословацкого, южнославянского и польского национальных комитетов сидели в Риме бок о бок с поддерживающими их публицистами и профессорами стран-союзниц и многими итальянскими журналистами, освещавшими это событие. Среди них был и Бенито Муссолини.

Этой весной в Канаде возродились антивоенные настроения, которые в конце 1917 г. привели к тому, что многие мужчины стали отказываться от воинской службы. В Квебеке по закону о воинской повинности на призывные пункты в марте должны были явиться 320 человек, но по крайней мере сто решили этого не делать. К 1 апреля почти все эти «дезертиры» были арестованы, после чего активисты отказа от воинской службы по идейным соображениям разграбили и подожгли здание, в котором находился призывной пункт. Затем открыли огонь по военным, которых направили, чтобы их разогнать. «Банда использовала винтовки, пистолеты и кирпичи, – сообщала газета Times. – Армия сочла необходимым для самозащиты применить пулемет». Погибли четыре гражданских лица. Чтобы разрядить ситуацию, канадское правительство распорядилось временно прекратить аресты уклоняющихся от военной сдужбы.

На Западном фронте ситуация для союзных сил ухудшалась. 10 апреля британцы оставили Месен, который огромной ценой отвоевали девять месяцев назад. Почти все офицеры британских химических рот пострадали от немецких химических снарядов. «Ад продолжается, – записал в этот день в дневнике один из них, Дональд Грентем. – Гунны приближаются к Бетюну. Уничтожают все на своем пути. Царит полный хаос. Все бегут. Беженцы запрудили все дороги. Нам пришлось бросить на складах множество снаряжения».

Шесть дней союзники удерживали оборону за рекой Лис. 11 апреля Хейг издал знаменитый Особый приказ дня, в котором говорилось: «У нас нет иного пути, кроме продолжения борьбы. Каждую позицию необходимо защищать до последнего: никакого отступления. Нас прижали к стенке, но мы верим, что справедливость на нашей стороне, и каждый из нас должен сражаться до конца». По словам Веры Бриттен, чей госпиталь с тяжелоранеными теперь оказался гораздо ближе к линии фронта, «в этот день в госпитале царил боевой дух, и, хотя нам лишь вкратце передали суть обращения Хейга, каждая из нас решила для себя, что, несмотря на вражеские самолеты, носящиеся прямо над головами, и немцев, надвигавшихся на нас от Абвиля, до тех пор, пока раненые остаются в Этапле, никакого «отступления» не будет».

Через несколько дней после приказа Хейга Вера Бриттен возвращалась из спального помещения в госпиталь. Ей пришлось остановиться, чтобы пропустить большую колонну военнослужащих, двигавшихся по главной дороге. «Они быстро шагали в направлении Камье, – позже вспоминала она, – и, хотя вид марширующих солдат был мне слишком знаком, чтобы вызывать любопытство, в их движении ощущалась такая необычная, мощная сила, что я засмотрелась на них с неожиданным интересом. Они выглядели крупнее обычных людей, их стройные, высокие фигуры служили ярким контрастом с низкорослыми армиями бледных новобранцев, к которым мы привыкли. Глядя на их чистые, опрятные мундиры, я сначала подумала, что это офицеры, но все они офицерами явно быть не могли – их было слишком много. Они казались мне «томми», посланными самим небом. Может быть, это какой-то новый полк из наших истощенных доминионов, думала я, наблюдая, как они идут в едином строгом ритме, полные достоинства и спокойного сознания собственной силы. Но я слишком хорошо знала колониальные войска. Эти солдаты были совсем другими, они были уверены в себе по сравнению с агрессивными австралийцами и полны самообладания, в отличие от нервных новозеландцев». Затем она услышала взволнованный крик из группы медсестер, стоявших сзади: «Смотрите! Смотрите! Это же американцы!»

Среди тех, кто сопровождал американских военнослужащих в пути через Атлантику, был исследователь Антарктики сэр Эрнест Шеклтон. В апреле, перебравшись из Нью-Йорка в Ливерпуль, он написал другу: «Конвой состоял из двенадцати кораблей, на них из Штатов прибыло 25 000 солдат. Когда мы вошли в опасную зону, нас встретили семь эсминцев. Это оказалось нелишним, потому что на следующий день нас атаковали две подводные лодки. Но прежде чем они успели выпустить торпеды, один из наших эсминцев сбросил глубинные бомбы. Одна из лодок гуннов взорвалась, а другая скрылась. У нас на борту было 3000 человек».

Пока американцы не выдвинулись на фронт, все союзные войска – британские, австралийские, новозеландские, южноафриканские, французские и бельгийские – были вынуждены отступать. 12 апреля в бой была брошена британская дивизия, переведенная с Итальянского фронта. В этот же день в небе над Мервилем в воздушных боях приняли участие 170 британских самолетов. Они сбили пять самолетов противника, но при этом потеряли десять своих. Натиск противника остановить не удавалось, но от постоянного напряжения немцы начали выдыхаться. «Мы все крайне истощены и утомлены, – записал 15 апреля принц Рупрехт Баварский. – Со всех сторон слышу жалобы на невозможность размещения солдат и лошадей в полностью опустошенной местности и на тяжелые потери от бомб, особенно лошадей, которых негде укрыть».

15 апреля британцы оставили хребет Пасхендале, всего пять месяцев назад захваченный ценой огромных потерь. Хейг и Фош обратились к американским войскам с призывом немедленно вступить в бой. Генерал Першинг, три месяца назад пообещавший французам и британцам, что начнет по возможности направлять на фронт свои части, в этот день обратился к девятистам офицерам 1-й дивизии: «Вам предстоит схватка с беспощадным врагом, ослепленным своими победами. Встречайте же их как истинные американцы! Когда будете бить – бейте изо всех сил и не останавливайтесь. Нам неведомо слово «поражение».

Необходимость американского участия была очевидна повсюду и ежедневно. 16 апреля в плен сдались более тысячи новозеландцев. Через четыре дня к югу от Ипра немцы предприняли массированный артобстрел, выпустив миллион снарядов с горчичным газом, фосгеном и дифенилцианарсином: 2000 тонн отравляющих веществ. Пострадало более 8000 британских солдат, 43 погибли.

Продолжалась война в воздухе, но не всегда с преимуществом немцев. 7 апреля «цеппелин» L-59, сбросивший 6350 килограммов бомб на итальянскую военно-морскую базу в Неаполе и близлежащий сталелитейный завод, на обратном пути загорелся в воздухе, взорвался и рухнул в Адриатическое море. В живых не осталось никого из 22 членов экипажа. 20 апреля самый известный немецкий воздушный ас барон Манфред фон Рихтгофен, Красный Барон, сбил восьмидесятый самолет противника за немецкой линией фронта в районе Виллер-Бретоннё. Летчик, 19-летний уроженец Родезии второй лейтенант Д. Льюис, попал в плен. Но на следующий день над Соммой Рихтгофен был подбит канадским летчиком капитаном Роем Брауном. Ему удалось посадить самолет на дорогу Бре – Корби, но, когда к нему подбежали оказавшиеся неподалеку австралийские солдаты, он был уже мертв. Герой умер, но родилась легенда?[223].

Данный текст является ознакомительным фрагментом.